#картинки_в_блогах #времена_года
Две странные «Грозы»

Джорджоне (между 1473 и 1478 – 1510). Гроза / Буря
Достоверно лишь имя художника — Джорджо (Джорджоне — прозвище: «Большой Джорджо»). Барбарелли да Кастельфранко — только указание на место рождения (Кастельфранко — городок близ Венеции) и отражение смутных слухов о внебрачном происхождении от знатного клана Барбарелли. Почти ничего не известно о рано прервавшейся жизни Джорджоне: он умер во время эпидемии чумы. Не меньше загадок оставило и его творчество. Особенно это относится к картине «Гроза», написанной около 1508 года.
Для начала XVI века она уникальна не только по гармонии и богатству цветосветовой гаммы (художник воспроизвел даже отсветы молний на древесной листве). Это один из первых пейзажей в европейской живописи — притом что в итальянский язык само слово «пейзаж» пришло только после смерти Джорджоне, в 1552 году: оно встречается в письме Тициана к королю Филиппу II Габсбургу.
Что же касается сюжета…
Никто не знает, что изображено на этой картине.
Она сотни лет хранилась в домашней коллекции, и лишь в конце XIX века попала в поле зрения исследователей, а затем и публики. Но даже венецианский коллекционер, случайно увидевший «Грозу» в 1530 году в доме ее владельца, беспомощно описал ее как «Пейзаж с грозой, цыганкой и солдатом».
Существуют десятки интерпретаций картины. Предполагали, что это автопортрет художника с семьей, но эта гипотеза и множество других осыпались как осенние листья, когда исследование в рентгеновских лучах показало, что Джорджоне импровизировал в процессе работы — и на месте юноши первоначально была другая купальщица, моющая ноги в ручье.
В «Грозе» видели отклик на самые разные мифы и литературные тексты. В героях картины усматривали то Адама и Еву, то Зевса с Данаей или с Прозерпиной, то светский вариант «Бегства в Египет», а то и вовсе набор сцен из жизни легендарного Ромула или вариацию на тему 91-го сонета Петрарки («Той, что была тобою так любима, / Безвременно пришлось от нас уйти…»).
Другое направление прочтения «Грозы», символическое, предлагало видеть в ней рефлексию на тему взаимодействия и борьбы четырех природных стихий или какую-либо аллегорию — например, Силы и Милосердия.
Но все это было как-то хило и натянуто. Картина перенасыщена деталями с символическим значением: молния, луна в облаках, река, мост, копье, руины (очень странные, к слову), гербы на зданиях заднего плана и т. д. Попытки сложить из них нечто связное и осмысленное напоминают потуги Татьяны Лариной, которая пытается разгадать свой сон по соннику:
Как ни странно, именно «Евгений Онегин» дает что-то вроде подсказки. И это слово «сон».
Возможно, Джорджоне действительно зашифровал в своей картине некое сложное послание, — но в любом случае ключ к нему он навеки унес с собой.
И сегодня мы можем прочитать его лишь настолько, насколько можно увидеть смысл во сне Татьяны — не частности, но общее предчувствие: в жизни Татьяны не будет медведей и блужданий в зимнем бору, но будет поманившая на мгновение и тут же обманувшая надежда — домик, где она ожидает найти приют, а находит пир чудовищ.
Фигуры и даже детали на картине имеют многозначительный вид, но существуют как бы изолированно: чем-то похожее впечатление производят сюрреалистические полотна С.Дали. Искусствовед Кеннет Кларк замечает:
Странная слепота людей на картине выглядит как некая метафора, иносказание о жизни.
Андре Боннар писал о трагедии героев софокловского «Эдипа»:

Зрители греческой трагедии — и те, кто смотрит на картину Джорджоне, — видят то, чего не видят герои: надвигающуюся бурю. Отсюда специфическое переживание катарсиса.
И выражено оно у Джорджоне через пейзажный мотив.
Гипнотическое состояние, навеянное грозовым пейзажем, создает онейрический хронотоп — «пространство сна», в котором искажаются не только отношения между объектами, но также масштабы и пропорции.
Это особенно видно в другой картине другого художника, написанной через сто лет после «Грозы» Джорджоне — и, разумеется, независимо от нее:


Эль Греко (1541–1614). Толедо в грозу / Вид Толедо
Его имя, в отличие от имени Джорджоне, мы знаем: Доменикос Теотокопулос. Однако известен он под прозвищем Грек.
В общем, это весьма лестно, когда тебя одного называют как целую нацию — и все понимают, о ком речь. Художник родился на Крите (в то время Крит был под властью Венецианской республики), жил в Италии, а потом — в Испании, где и заработал оставшееся в веках имя «Эль Греко».
Его стиль легко узнаваем. Вытянутые фигуры на полотнах Эль Греко даже породили гипотезу (не подтвердившуюся), что художник страдал астигматизмом. Его необычные картины были забыты на 300 лет. А потом его произвели в «великие».
В этом пейзаже и вовсе творится нечто странное.
Тут нет загадочного сюжета, как у Джорджоне, зато «Толедо в грозу» вообще не похоже на картину XVII века. Кажется, будто написал это какой-то экспрессионист начала ХХ столетия. К полотнам Эль Греко прибегал за вдохновением Пикассо.
В комментариях к «Виду и плану Толедо» (это другая работа) Эль Греко пояснял, что изменил там масштабы и расположение некоторых объектов, чтобы показать их в подходящем ракурсе.
Но на картине «Толедо в грозу» изменено вообще всё!
Показан вид с севера, откуда колокольня Толедского собора просто не видна, однако художник выдвинул ее из-за Алькасара (дворец с еще не надстроенными башнями) и написал фасад, выходящий на восток: пространство как бы скручивается. На левом берегу Тахо стоит вполне реальный замок Сан-Сервандо, однако здание ниже его по склону никогда не существовало. Изображение сильно и неравномерно сжато по бокам — это видно при сравнении с любой современной фотографией — и вдобавок развернуто в неестественном ракурсе: город показан с такой высокой точки зрения, которой на местности не существует, и как бы опрокинут на зрителя. Похожие метаморфозы пространства также случаются во сне.
Грозовое небо на картине заливает этот испуганный пейзаж мертвенным блеском молний, а горизонт вообще выглядит краем Земли — и даже круглится.
В целом все эти пространственные искажения характерны для эсхатологического хронотопа. Эль Греко написал не только — и не столько — вид Толедо, сколько чувство грозы, в прямом и переносном смысле: этот фантастический пейзаж — как сжатая пружина, готовая в любой момент разрядиться ударом грома, и зритель невольно ощущает себя захваченным им.
Вот максимальное — и довольно отдаленное — сходство, которое у меня получилось поймать (съемка 2010 года, через 400 лет после создания картины):

И наконец, спустя столетия, картины Джорджоне и Эль Греко сделались источником уже совершенно сознательных реминисценций:
Андрей Андреевич Мыльников (1919–2012). Гроза