Вчера по диагонали перечитывал 11/22/63 Стивена Кинга. Забавно: Кинг - чуть ли не самый известный писатель на планете, а хороших книг у него только две, "11/22/63" и "Зелёная миля". Все остальное, может быть, и хорошо, но в каком-то совершенно ином зачёте, к литературе отношения не имеющем. А мне всё-таки интересен не "феномен Кинга", а хорошие и плохие книги. И "11/22/63" - отличный объект для наблюдений. Правда, как и любую настоящую книгу, этот роман сначала нужно прочитать _не один раз_.

Первое прочтение не в счёт, оно существует для непосредственного эмоционального восприятия, второе - для того, чтобы уложить сюжет в памяти (книга, прочитанная только один раз, забывается полностью), ну а какие бы то ни было "технические" наблюдения возможны только после третьего прочтения. Естественно, не всякую книгу захочется читать три раза (или больше), и не всякая этого стоит. Но "11/22/63" - из тех, что стоят. И вчера я наконец-то смог предаться общелитературным наблюдениям (на третий раз им не мешает непосредственное сопереживание героям, поэтому, собственно, и нужен этот третий раз).

И вот о чём я думал.

Кинг блестящий рассказчик - и очень средний художник. Там, где нужно вызвать у читателя эмоциональную реакцию с помощью образа, он оказывается до смешного (для известного писателя) беспомощен. Тем не менее, его текст оказывает сильное эмоциональное воздействие - не за счёт своей выразительности, а за счёт интуитивного понимания того, "как должны чередоваться события, чтобы поддерживать и усиливать эмоциональную реакцию". Не думаю, что автор это делает сознательно (сознательно такие вещи делать невозможно, что бы там ни лгали бесконечные "учебники" для сценаристов и писателей), но на выходе получается почти механистическое (зато очень действенное!) чередование эмоций в тексте, которое следует принципу "контрастного душа" - если автор нагнетает напряжение, описывая жуткий город Дерри, то потом будет идиллическая сцена с танцующими линди-хоп подростками, которые проявят к ГГ максимум симпатии и дружелюбия. За ужасным Далласом следует идиллический Даунхилл и столь же идиллически уютная работа в школе. И в разгар этой идиллии - та-дам! - внезапная, ничем не предвещаемая смертельная болезнь симпатичной "мизз Мими", которая просто обязана понравиться читателю, и которая успевает к этому моменту стать для ГГ самым близким другом в городе. А сразу за известием о ее скорой смерти - ее свадьба. На которой ГГ отнюдь не разрывается между необходимостью держать лицо и праздновать, чтобы не огорчать молодоженов, и трагической сутью всего этого действия. Он просто празднует. Непринужденно болтает с одним из своих учеников, знакомится с девушкой - и, подхватывая эту девушку в момент падения, случайно ощупывает ее грудь.

Забавно, что именно этот момент (а также розовый чулок с подвязкой, платье с розами, тонкая ткань которого то ли обтягивает что-то важное, то ли скользит по стратегическим участкам тела, но, в общем, удостаивается особого внимания) становится эмоциональным центром эпизода. Если посмотреть на дело отстранённо - подобное расставление акцентов выставляет главного героя идиотом и бесчувственным бревном. И непонятно, как Джейк Эппинг умудрился стать учителем литературы, если ему совершенно недоступно ощущение надрыва и трагичной красоты происходящего. Женщина умирает. Впереди ее не ожидает ничего, кроме нескольких месяцев ужасной боли. Ее муж, который изображает счастливого молодожёна, это знает. И все гости тоже это знают. Так почему они все, как будто сговорившись, ведут себя так, как будто это - просто свадьба? Разносят креветки с соусом, устраивают игры для детей, носят дурацкие сомбреро, улыбаются друг другу? Что это такое - трусость и попытка сбежать от ужасной правды в исполнение каких-то ритуальных действий, спрятать страх, растерянность и горе за улыбкой и не прикасаться к чувствам, с которыми ты не в силах справиться? Это поведение ребенка, который прячется от своих страхов под кровать - или, наоборот, мужество зрелых, состоявшихся людей, которые бросают вызов неизбежности и смерти? Может, этот ритуал ценен совсем не своей отвлекающей, успокоительной, привычной формой, а своим внутренним содержанием - человек утверждает свою свободу и свое достоинство, говоря миру и себе "раз приходится умирать - я умру храбро!" - а другие, преклоняясь перед силой ее духа, играют здесь ту же роль, что музыканты для солистки или свита для монарха - создают достойную оправу для последнего красивого поступка в ее жизни? Может быть, это одновременно - и то и другое? Но - можно ли это совместить? Может ли одно и то же действие быть трусостью и бегством от себя - и величайшим мужеством?

Это, пожалуй, самое удивительное нашей человеческой культуре - она всегда умудряется в одном и том же действии соединить эти потребности и утоляет обе сразу. Но у Джека Эппинга, учителя литературы и, по совместительству, писателя, разворачивающееся перед ним действие не вызывает ощущения мучительной раздвоенности и не заставляет размышлять о человеческой природе или человеческой культуре. Восприимчивый и тонкий человек на его месте был бы _вынужден_ решать эти вопросы - чтобы не сойти с ума и чтобы придать миру смысл. Вне этой задачи - придать миру смысл - нет литературы и писательства. И Эппинг явно выбрал не ту профессию.

Ну, словом, с точки зрения художественной правды и создания глубокого и убедительного персонажа эпизод со свадьбой - плоский и немыслимо тупой. И просто-напросто дискредитирующий главного героя. Но с точки зрения "эмоциональной механики" текста все сделано правильно. Огорчили читателя сценой, в которой ГГ узнал о скорой смерти мизз Мими? Теперь пусть будет лёгкая и максимально ублаготворяющая читателя сцена - намек на эротику, креветки в соусе, пиньята, фокусы, сомбреро и так далее.

Язык Стивена Кинга - тоже штука интересная. Его арсенал средств воздействия на читателя не изменяется от книги к книге. Когда Кинг хочет выделить какую-нибудь фразу или какой-нибудь эпизод или просто повысить градус напряжения, он непременно прибегает к грубости того или иного рода. Либо его герои начинают пользоваться пограничной лексикой (я говорю о выражениях, которые формально не относятся к образцам откровенной матерщины, но которые в реальном разговоре означают уже полную и безусловную готовность к мордобою), либо на такую лексику переключается сам автор. Кроме того, если большинство писателей умудряется за всю свою писательскую жизнь ни разу не коснуться темы испражнений, то Кинг уделяет ей столько же внимания, сколько еде. И я бы не сказал, что это плохо или неуместно - то, что Эппинг, вынужденный бороться с некоей тайной силой, не желающей, чтобы прошлое менялось, сталкивается не только с неприятностью вроде сломавшегося автомобиля, рухнувших деревьев и мигрени, но и с острым отравлением, вполне логично. И придаёт тексту некоей материальности. Если герой, которому противостоит сама реальность, будет все время обходиться только стерильными и красивыми страданиями, это будет выглядеть неубедительно, ведь так?.. На самом деле - нет, не так; ни сопереживание герою, ни доверие к рассказанной истории от таких деталей не зависит, доказательство чему - огромное количество остросюжетных приключенческих романов, где читатель искренне переживает за героя безо всякого поноса, и не думает - "ну нет, такого не бывает. Вот если бы он мучился желудком, было бы правдоподобнее!". Но, тем не менее, по-своему и отравление Джейка Эппинга, и то, что герой "Зелёной мили" страдает именно резями при мочеиспускании, а не какой-нибудь нейтральной астмой, является убедительной и повышающей эмпатию читателя деталью.

Я совершенно точно не принадлежу к числу людей, озабоченных "чистотой литературы". Если художественная задача автора непременно требует, чтобы его персонажи использовали выражения типа "педик, мандолиз, говно" - ну что ж, автор имеет право раскрывать своих героев таким способом. Если герой, каким увидел его автор, страдает поносом или инфекцией мочеполовых путей - почему нет. Но в данном случае Кинг выглядит, как человек, который является заложником этого (малоинтересного) приема, и прибегает к нему снова и снова только потому, что добиться нужного ему эффекта другими средствами он просто не способен. Повысить экспрессию текста или убедительно изобразить брутальность или грубость, обойдясь без экспрессивной лексики или грубых деталей - это просто одна из художественных задач, стоящих перед каждым автором. И Кинг вынужден из раза в раз (всегда) использовать путь наименьшего сопротивления именно потому, что решить эту задачу не лобовыми, а _художественными_ методами, ему не под силу.

С точки зрения идей и качеств главного героя роман выглядит таким же механистически-сбалансированным, как и использование эмоциональных рычагов в сюжете.

Эппинг преподает английскую литературу, но за весь роман он ни разу не выскажет ни одного (!) суждения о литературе, которое было бы выше или интереснее, чем суждения среднего американского обывателя, и ни разу не продемонстрирует ни профессиональной деформации, ни просто погруженности в предмет, которому он посвятил всю свою жизнь. (Особенно это становится заметно, если сравнить Джейка Эппинга с Сильвией Баррет).

В разных эпизодах Эппинг называет себя то агностиком, то методистом, то атеистом. В целом на его мышлении тема религии никак не отражается, сверхъестественные события, происходящие с ним, ни разу не выводят его на переосмысление своих религиозных представлений. При этом в тексте присутствуют моменты, которые должны, не раздражая атеистов, в то же время порадовать и удовлетворить религиозного читателя - скажем, эпизод, где главный герой играет в криббидж, а верующая женщина при помощи молитвы понимает, что он явился спасти ее мужа (что полностью соответствует действительности). "Я молилась, и Бог дал мне ответ... Но не полный". Так же аккуратно выглядят и вставленные в текст прямые и косвенные цитаты из Библии. Если бы кому-то вздумалось упрекнуть Кинга в том, что он продвигает христианские идеи, это "обвинение" было бы очень легко отвести - Эппинг знает Библию, потому что вырос в методистской семье, а в Америке 50х ссылки на Библию - такая же часть массовой культуры, как Дисней или бейсбол. Если бы кто-нибудь, напротив, стал бы говорить, что Кинг отрицает христианство, такого человека легко можно было бы "разоружить" моментом, где Бог открывает молящейся женщине истину. А атеисту, в свою очередь, сказать, что это просто интуиция любящей женщины, которая свое чутье приписывает Богу. И тд и тп. Чертовски гладкий текст!

Так же "изящно" Кинг лавирует между Сциллой и Харибдой, говоря о феминизме или расовых проблемах. Эппинг позволяет себе злорадствовать над тем, что туалеты в прошлом подписаны "мужчины" и "_девушки_", и что его бывшую это бы "взбесило". Он считает нужным ввернуть, что в прошлой жизни бывшая его "заставила" повесить на машину розовую ленточку в знак борьбы с раком молочной железы (бедняжка Эппинг!). В то же время в других местах он вроде бы сочувственно упоминает о феминистком движении. Он восхищается доброжелательностью и уютом Америки конца пятидесятых - но делает несколько стратегически продуманных отступлений, чтобы осудить расизм и сегрегацию (которые, надо сказать, все остальное время ему совершенно не мешают, как и окружающий его сексизм). В общем, все очень аккуратно, очень гладенько, сделано так, чтобы недовольство с любой стороны ни в коем случае не перешло в стадию настоящего негодования.

Не то чтобы я обвиняю Кинга в лицемерии. По правде говоря, я думаю, что тут на первом месте не расчет, а склад характера и личности. Автору не приходится играть со своей совестью и наступать на горло своей песне просто потому, что он на самом деле - как и Эппинг - человек удобный, без каких-то выстраданных убеждений и идей. Это то качество, которое способно сильно облегчить автору достижение широкой популярности - но это также качество, которое мешает (в сущности, даже не позволяет) быть большим писателем.