давно взято из интернета, жизненно, буду публиковать по частям

Да будет здрав и счастлив тот, Кто эту книжицу прочтёт. О чём она — сколь можно кратко Уведомляю для порядка. В теченье множества веков Нам жизни нет от дураков. Я не последний и не первый, Кому они терзают нервы: Тебе, ему, и там, и тут Они покоя не дают. Клещи и вши на теле мира, Они во все суются дыры, И норовят ещё притом Равняться глупостью с умом. Не раз писатели в запале Их галереи составляли; В дуракоописаний ряд Внесу и свой посильный вклад. Из сонма дураков, пожалуй, Остановлюсь на части малой; Я отберу со тщаньем тех, Кто для меня гнуснее всех. Простыми этими стихами Продолжу битву с дураками, Идущую, за веком век, С тех пор, как дышит человек. Об этом книжица и будет. Кто за неё меня осудит — Окажется порукой в том, Что цель я поразил стихом. ПЕРВЫЙ ДУРАК По мне, дурак из первых — тот, Кто об Отчизне глотку рвёт. Маэстро, туш! Встречаем! Вот он, — Себя считает патриотом, Кричит: «Родимая страна! На свете только ты одна Воспетой быть имеешь право, Святая, гордая держава!». За дифирамбом дифирамб Поёт высокомерный раб. И небеса её лучисты, И реки быстрые искристы, Везде приволье и простор, И горы выше прочих гор. Коль нету гор — его забота Воспеть овраги и болота. Хлеба — сам-сто, в лугах цветы Невыразимой красоты, Скотина никогда не чахнет, Дерьмо — и то приятно пахнет. Людей же делит сей дурак На «не земляк» и на «земляк». В его стране народ особый: Сравниться с ним — поди попробуй! Кого к примеру ни возьмёшь — Любой со всех сторон хорош: Красив, умён и благороден, В герои хоть сегодня годен, С душой великой и святой, — У прочих наций нет такой! А кто подлец, глупец, уродец, — Тот, не иначе, инородец. Корячится и так, и сяк… Ну, что с него возьмешь? Дурак… Его страна других не краше, — А может, и поплоше даже. В других не ниже пики гор, Не меньше чистота озёр, И небо синее прекрасно, И солнце светит так же ясно. Такой же, как везде, народ: Один — герой, другой — урод, Есть наглецы и хулиганы, Лжецы, пройдохи и болваны. Что ж до величия души, То все народы хороши: У всех в душе и свет, и сила. Природа равно одарила Своих детей. Что это так, Не понимает лишь дурак. Да дураку и горя мало: Разинув шире поддувало, Городит дичь и порет чушь, — Властям угодную к тому ж. Такой дурак — дурак с секретом: Он глуп — но и умён при этом. С верхов такие дураки Имеют жирные куски, Служа, как хитрые собачки, Чтоб получить свои подачки. И это всё? Конечно, нет. Там есть ещё другой секрет. За кость мясную служат всё же Кого оценят подороже. А толпы прочих дураков, — И молодых, и стариков, Богатых, бедных и бездомных, И образованных, и тёмных, Все эти тысячи ослов Ста возрастов и двух полов? Тот от родной державы млеет; Другому город сердце греет, В котором он увидел свет: Под небом лучше места нет! А тот деревню, где родился, Так вознести приноровился, Что рай в сравненье с ней — кабак. Иль он слепец, иль он дурак… И улицу, и дом, бывает, Дурак до хрипа воспевает. Я не на тех помои лью, Кто любит родину свою; Её любить — вполне нормально. Но кто бездумно и нахально Свой город вознести готов Превыше прочих городов, Как будто в них живут не люди, Кто утверждать серьёзно будет, Что лучше прочих — та страна, Где жизнь ему была дана, Кто разглагольствует со вкусом, Что прочие народы — мусор, Такого б окунуть слегка Башкою в дырку нужника. А впрочем, чести много слишком Таким бессовестным пустышкам. Секретец их любви к стране Давным-давно понятен мне: Он прост, как гнутая монета. Им до страны и дела нету, — Хотя любовь известна им: Любовь к себе. К себе самим. О да: они безумно любят, И о любви прилюдно трубят. Родись такой в глухой дыре, — Да хоть в собачьей конуре, — В сравненье с этой конурою Он назовёт весь мир дырою. Так все места, где нет его, Не стоят вовсе ничего. Своей персоной украшая Лицо и жизнь родного края, Он верит, что краям чужим Вовеки не сравниться с ним. Какие там ещё красоты, Какие города, народы? Ведь он-то сам родился здесь! Что это, ежели не спесь? Да: в их Отчизны воспеванье Основа — самолюбованье. Дурак кричит: «Страна моя!», — А эхо вторит: «Я… Я… Я…». Себя записывать в святыни — Вот степень высшая гордыни. Таким родимая страна В особом качестве нужна: В неё рядятся, как в одежды, Самовлюблённые невежды. Под этой маскою, к тому ж, Удобно прятать язвы душ. Для всякой сволочи, которой Сидеть бы за решёткой впору, Патриотизм — прекрасный ход, Чтоб оболванивать народ. Мерзавцы, подлецы и воры, Пускаясь в эти разговоры, Орудуют крючками слов И ловят, ловят дураков. А те и верить не желают, Что их бесстыдно надувают: «Не может быть мерзавцем тот, Кто Родине хвалы поёт!». Дурак волшебнику подобен, Поскольку превратить способен Движеньем языка одним Благоуханье в смрадный дым. Такой пройдёт с колодцем рядом, Глядишь — колодец полон ядом; Перо писателя при нём Зловещим станет кистенём; На шее девичьей монисто Удавкой обернётся быстро; Ну, а любовь к родной земле Попоной станет на осле. Глупцы орудуют проворно Своей дубинкой чудотворной; И остаётся уповать, Что им до солнца не достать.