Взято из сети, публикую по частям

Я не люблю загадок сам; Но нынче собираюсь вам Загадку предложить простую. Сейчас я бегло обрисую Известнейшее существо, — А вы узнаете его. Итак, начнём. Оно, бывает, На двух конечностях шагает; Но может двигаться притом На четвереньках и ползком. Оно глядит бездумным взглядом И дышит тошнотворным смрадом. Бывает, ясно говорит, Бывает, мямлит и мычит, Бывает, лает, как собака. Его стихия — шум и драка; А иногда наоборот, — Оно сидит и слёзы льёт. Сыновний долг, жена, детишки, — Плевать на них с пожарной вышки. Им это мерзкое хамло Себе подобных предпочло, — Таких же тварей безобразных, Тупых, бессовестных и грязных, Всегда стремящихся толпой На вожделенный водопой. …Нет сил. Я больше не владею Рукой дрожащею своею, И в горле комом стала злость, И в сердце словно вбили гвоздь: Вздохнуть и шевельнуться больно. Но я уже сказал довольно, Чтоб вам узнать наверняка Очередного дурака. …Мартышка древняя когда-то Хлебнула сока винограда; Кто ж знал, что от неё пойдёт Таких болванов гнусный род? Я к человеческому роду Не отнесу сию породу, Чтобы его не оскорбить. Каким же дурнем надо быть, Чтоб всё, чем наша жизнь богата, Легко отдать за стопку яда?! Такое мне не по уму; На части режьте, — не пойму! Ты дурака спроси об этом. Он не задержится с ответом, — Ведь у него уже давно Сто доводов припасено; Сто благородных оправданий Услышишь ты от грязной пьяни. «Когда на сердце тяжело, Хлебни, — и всё уже прошло. Замёрз — хлебни: сие поможет. В жару хлебнуть неплохо тоже, Чтоб кровь бежала веселей. Терзает страх? Глаза залей, И станет море по колено. Обмой покупку непременно. Родился или умер кто, — За это выпей и за то. Гостей ли ты встречаешь, или Тебя куда-то пригласили, — Хлебни и там, хлебни и тут. Когда друзья тебе нальют, То отказаться было б странно: Какая ж дружба без стакана? И уваженья своего Ты не докажешь без него: Оно — на донце винной склянки. Не будет праздничной гулянки, Коль душу не нальёшь вином: Ведь радость — в нём, и счастье — в нём. О чём-нибудь договориться, Или с врагами примириться, Иль чьи-то оплатить труды Без выпивки не сможешь ты. К тому же — это всем известно — Оно здоровию полезно, — Нет-нет, да и принять на грудь…». Эх, чем бы рот тебе заткнуть?.. Выходит, всё на белом свете Измерить можно ядом этим; На нём стоит веками мир; Он — человечества кумир, Судьба, божественная сила? Когда бы так и правда было, Я предпочёл бы пулю в лоб: Чем мир такой, уж лучше гроб. По счастью, всё иначе. Что же Ответить этой пьяной роже? Как объяснить ему хотя б, Что он — бутылки жалкий раб, Игрушка без ума и воли? Он скажет: «Ты свихнулся, что ли? Я в день любой — и в том божусь! — Легко от рюмки откажусь». Да нет, шалишь. Ты связан с нею. И эта связь стократ прочнее, Чем цепи толщиною в пядь. Ты будешь много раз бросать, Бороться и сопротивляться, — А после снова возвращаться Под рюмки дьявольскую власть. Себя за это будешь клясть, И презирать, и ненавидеть… И будешь всё яснее видеть, Что погибаешь. Будешь пить, Стремясь отчаянье залить И сбросить страх, что сел на плечи; Утратишь облик человечий И сдохнешь под забором, наг. Ты хочешь этого, дурак? Никто не верит, что однажды Невольником смертельной жажды Он может стать. «Да ничего: Ведь это рюмочка всего. Что мне от рюмки станет, право…». Уже берёт своё отрава. Ведь рюмка — это первый шаг… Ты пропадёшь: вернись, дурак! Здесь меры нет, и быть не может. За разом раз сильнее гложет Желанье выпить. …Ну, чуть-чуть!.. …Потом ещё чуток глотнуть… …Потом ещё… …Ещё немножко… Сия известна всем дорожка; Но каждый твёрдо убеждён, Что на неё не ступит он. Любой из пьяниц так же думал: Я до запоя не дойду, мол. Любой в себе уверен был, — И пал, и жизнь свою убил. Но, на пример чужой не глядя, Колонной, словно на параде, Идут глупцы, за рядом ряд, — Вперёд, прямой дорогой в ад! Пускай получат, что хотели. Но это страшно. Неужели Вино для дурня моего Дороже и нужней всего? Ему бутылка — вместо храма, Роднее, чем родная мама, Жены милее и детей… Он души любящих людей Бездумно топчет и калечит; А раны в душах не залечит Ни врач, ни долгие года. Такие раны — навсегда. Я в гневе, в бешенстве… Довольно! Иначе волю дам невольно Таким тяжёлым словесам, Что после пожалею сам. ОДИННАДЦАТЫЙ ДУРАК Дурак одиннадцатый мой, Бесспорно, парень удалой. Бесстрашный воин, демон сущий, С налёту крепости берущий; Как жаль, что летописца нет Вести учёт его побед! Завоеватель сей великий Пройти бы мог от Арморики До Дели за четыре дня, — Когда бы дать ему коня, Копьё и меч, покрепче латы, Пошире щит да шлем рогатый; Уйми-ка этот ураган! То был бы новый Чингисхан, Кир, Александр и Цезарь вместе. Однако же, сказать по чести, Рекомый в сей главе дурак — Герой совсем других атак. Он женский дух за милю чует, И без сомнений атакует Любой двуногий бастион, — Пусть с виду неприступен он, Или законный есть владелец. Тараном стукнет наш умелец, Пальнёт разок из требюше, — И стены рухнули уже. Заметим — только между нами! — Что эти бастионы сами Частенько ищут, сбившись с ног, Кому бы сдаться на денёк, На вечер иль на час хотя бы. Известны всем такие бабы. Они — что караван-сарай: Любой, кто хочет, заезжай, — Сие обычно не накладно. Бывает и совсем бесплатно. Хотя приличный человек Туда не сунется вовек: Там натоптали, наплевали, — В помойке мерзостней едва ли; Там можно подхватить недуг, — Такой, что заржавеет плуг; Там кто ни попадя ютится… Однако ж надо возвратиться Опять к болвану моему И слово передать ему. «С начала мира и доныне, Всегда положено мужчине Являть достоинства свои, Ведя любовные бои. Лишь в этом — духа суть мужского, Смысл жизни, главная основа. Пусть это знает каждый. Он Мужчиной для того рождён, Чтоб дань взимать любовью с женщин, — И с городских, и с деревенщин, Любого возраста, ума, Смазливых, страшных, как чума, Худющих, средних и дородных, Замужних или же свободных, Подслеповатых и глухих; Короче говоря, с любых. Вот счастье, высшая отрада. Мужчине больше и не надо. А кто не дюж на сей предмет, Тому, бедняге, жизни нет. Ну что такому остаётся? Он с горя в бизнес подаётся, В политику, в искусство, в спорт, Или живёт среди реторт, Марая в химикатах руки, — Несчастный мученик науки! — Иль покоряет пики гор, Иль топит в выпивке позор, Иль к воинской идёт присяге… Чем тут поможешь бедолаге? Похлопать разве по плечу?..». Всё. Дальше слушать не хочу. Каков дурак! У этой масти Есть незатейливое счастье, — Покрыть побольше самок. Вот Такой убогий идиот Поймал зрачком движенье. Быстро В глазах рассудка гаснет искра (Положим, там она была), Слюна верёвкой потекла И челюсть нижняя отвисла, Портки раздулись коромыслом, Упало сердце в афедрон… Коли она согласна, он Идёт «любовью заниматься». Мне хочется кричать и драться, Когда я слышу этот бред. Здесь о любви помина нет. Для разовой поспешной случки Бродячих кобеля и сучки Есть много метких слов других. Любовь же точно не про них. Нельзя, нельзя вот это скотство, Разврат, душевное уродство Уподоблять любви никак. Когда бесчувственный дурак Вдруг что-нибудь такое скажет, То словно бы дерьмом измажет. Рискни вступиться за любовь, — Дурак в ответ поднимет бровь И изречёт высокомерно: «Не знаешь жизни ты, наверно. В сравнении с мечтами, в ней Всё много проще и грязней. С любовью это верно тоже. Она на золото похожа. Сие не по карману нам, Как небо — дождевым червям. Но нам ведь тоже что-то надо… И мы размениваем злато На медь, по весу. Лично мне Сто пятаков иметь в мошне Милей, чем глыбу золотую — В мечтах. О том тебе толкую, Что нет и не было любви. Десяток жизней проживи, — Скорее встретишь ты дракона, Единорога и грифона, Чем след любви. То бред и блажь, И романтический мираж, Мечтателей забава хилых И меланхоликов унылых, Да разных прочих дурачков, — Фанатов розовых очков». Не верьте этому! Не верьте! Такая жизнь подобна смерти. На самом деле всё не так, И наша жизнь — не только мрак, Не только грязь, не только свинство. В ней есть любовь, и есть единство Сердец на годы и века. Но это — не для дурака. Мне жалко их, — глупцов несчастных, Внутри пустых, снаружи грязных, Полулюдей-полусобак… Я плачу о тебе, дурак. Душа людская — радость мира, Любви трепещущая лира, Живая Вечности струна; Она сияния полна. Хоть ты, дурак, не веришь в это, В тебе — сокровищница света: Там, глубоко под пустотой. Очнись, несчастный дурень мой; Найди её, достань из бездны; Открой в себе родник чудесный, Осмелься из него испить, — И ты научишься любить.