Путь ворона (джен)

К тому времени, когда Эйнар покинул конюшни, уже сгустились сумерки. Заходящее солнце, скрытое облаками, раскрашивало серое полотно темнеющего неба алыми и бордовыми тонами. Во дворе крепости стражники тихо переговаривались между собой, подпирая спинами свод Внутренних ворот.

В животе забурчало и Эйнар осознал, что второй день подряд ходит впроголодь. “Мать меня бы убила, если бы узнала как я ем, — подумал он, потирая живот рукой, — И это в большом городе, с крышей над головой”.

На площади служительницы Сказителя-Очага зажигали огни в бронзовых чашах с китовым жиром на высокой подставке и справляли вечернюю молитву Праматери. Проходящие мимо горожане останавливались подле них и уважительно кланялись, после чего спешили дальше по своим делам.

Эйнар наблюдал эту картину тысячу раз и уже хотел пройти мимо, но на ум пришла едкая реплика Рэн насчет его религиозной осведомленности и капитан заинтересованно подошел к жрицам лика огня в красных рясах.

— … направляем тебе свет огня как ты направляешь нам свет солнца, — услышал капитан молитву служительниц, — Ликом твоим, одним из Четырех, именем твоим, о, Праматерь, освещаем мы путь во тьме тогда, когда просыпается Очаг-Сказитель, сын твой…

Заметив Эйнара, одна из служительниц подошла к нему и капитан низко поклонился. Жрица коснулась его макушки рукой и вознесла руки к небу, после чего опустила их вниз, к земле.

— Да обратит на вас свой взор Праматерь, — произнесла служительница и под капюшоном Эйнар разглядел ее немолодое, но живое и светлое лицо.

— Благодарю вас, — осторожно произнес он, наблюдая за реакцией жрицы. Кажется, ответил он неправильно, так как женщина тихо вздохнула.

— Вы давно в городе, господин Эйнар, — с укоризной сказала она, — Но я ни разу не видела вас в храме дальше лечебных покоев Кормильца-Прародителя.

— Виноват, госпожа, — капитан еще раз склонил голову, — Надеюсь, не поздно все исправить?

В этот момент к служительнице подошел работяга с кожаным фартуком на плече и в пояс поклонился ей. Жрица Очага-Сказителя проделала те же движения, что и с Эйнаром и произнесла те же молитвенные слова.

— И да не отведет лики свои от вас, — ответил ей мужчина и, еще раз коротко поклонившись, пошел в сторону переулка.

Служительница выразительно посмотрела в сторону Эйнара, поднимая брови и кивая в сторону уходящего работяги.

— Понял, госпожа, — с улыбкой он виновато поджал губы и смиренно склонил голову. Она кивнула ему в ответ и продолжила:

— Исправлять ничего не надо, господин Эйнар, — она обернулась в сторону сестер и посмотрела на огонь в чаше, — Праматерь благосклонна ко всем. Даже к тем, кто не разделяет веры в Нее. Однако если Ее пути привели вас к Очагу-Сказителю или к иным ликам, то я буду рада помочь вам встать на дорогу к свету.

Она тепло ему улыбнулась и еще раз провела руками вверх-вниз в его сторону.

— Праматерь весьма мудра, — вежливо заметил Эйнар, — Я обязательно подумаю над тем, чтобы посетить храм и вашу проповедь.

— Надеюсь увидеть вас там, — ответила жрица, — Очаг-Сказитель — не просто воплощение огненного лика Праматери, но и великий Учитель, чья задача — учить и наставлять. Не бойтесь тьмы незнания. Бойтесь не обратиться к всезнающему свету.

— Спасибо за урок, госпожа…? — он вопросительно посмотрел на женщину, не зная как к ней обращаться.

— Я огнесловица Зорана, господин Эйнар, — она кивнула ему, представляясь.

— Огнесловица Зорана. Я запомню, — капитан еще раз низко поклонился ей и собирался уходить, когда Зорана сказала ему на прощание:

— Да обратит на вас свой взор Праматерь.

— И да не отведет лики свои от вас.

Огнесловица присоединилась к сестрам, а Эйнар, провожая ее взглядом и затем взирая на огонь в чаше, задумался над тем, что ему сейчас делать.

Живот еще раз буркнул. “Надо что-то поесть, — капитан оглядел площадь, — Дома, конечно, как прежде ни крошки… Вот дурак! Ужин! Лана! Надея!”

Он припечатал ладонью лоб и стал соображать как с площади ему добраться до дома Ланы. В спину подул ветерок и Эйнар ощутил исходящий от него гнилостный смрад разложения.

“И как люди-то со мной общаются… — он понюхал свой рукав и скривился, — Прежде надо переодеться и, может, даже ополоснуться”. Стараясь не подходить близко к людям, Эйнар поспешил в сторону своего дома.

Здесь огни еще не зажгли и коридор с лестницей встретили его полумраком. Было тихо — разве что на втором этаже кто-то разговаривал у себя в комнате. Быстро поднявшись к себе, он снял дурно пахнущий гамбезон, стянул со стены большой медный таз, взял чистую рубаху и кожаные штаны и поспешил обратно вниз, в сторону кухни.

На кухне, к счастью, никого не оказалось — было время ужина. Эйнар поставил свой таз на печь и налил туда воды из большой бочки в углу. Нагнувшись рядом с печью, он с досадой обнаружил, что дрова прогорели и сейчас медленно тлели в топке. Вспомнив все ругательства, какие он только знал, Эйнар метнулся к задней двери во двор, набрал большую охапку поленьев и вернулся к печи. Сгрузив дрова в топку, он потянулся к полке, на которой всегда лежало огниво, но пальцы нащупали лишь пыльное дерево. Огнива не было.

“Нет времени бежать наверх за моим, — с досадой подумал он, соображая что делать, — Еще непонятно сколько времени будут разгораться поленья и греться вода…”

Вдруг Эйнар замер. Прислушался — поблизости никого нет. На всякий случай выглянул из кухни в коридор и на задний двор — никого. Он отложил чистую одежду на стол, затем медленно подошел к печи и, сев на колени, сделал несколько глубоких вдохов.

— Ну что, ормур, давай дружить, — тихо произнес он, обращаясь к своему внутреннему чудовищу.

Зверь поднял голову и удовлетворенно оскалился. Закрыв глаза, Эйнар чувствовал, как его сущность медленно заполняет тело, укрепляясь внизу позвоночника и прорываясь вверх, к голове. Руки налились жаром и силой, сознание на мгновение помутилось и капитана качнуло.

Еще ряд вдохов и выдохов. Главное — не потерять контроль.

В голове стало ясно, но зверь обиженно взревел и сделал еще одну попытку завладеть телом.

“Не дождешься”.

Продолжая глубоко дышать, Эйнар склонился над дровами и сложил ладони у рта рупором.

“Главное — контроль”.

Наполнив легкие до отказа, он позволил ормуру приблизиться к голове и вместе они выдохнули прямо в поленья.

Раздался треск и щелканье загорающегося дерева. В лицо хлынуло жаром. Не позволяя себе отвлекаться, Эйнар вместе со своим чудовищем еще раз дыхнули в топку.

Огонь стал разгораться все сильнее и ормур внутри Эйнара победоносно зарычал во всю свою мощь. Капитан зажмурился и сцепил зубы.

— Уходи, — процедил он, силой воли заталкивая зверя обратно в глубины души.

Чудовище повиноваться не хотело. Почувствовав свободу, оно с удвоенной силой стало прорываться наружу. Руки горели как в лихорадке от кончиков пальцев до ключиц. В груди было жарче, чем в топке печи, где во всю горели дрова.

— Уходи! — громче скомандовал Эйнар, наседая на ормура со всей своей силой. Ногти больно впились в ладони крепко сжатых кулаков, по спине полился пот.

Зверь заворчал, клацая невидимыми зубами и царапаясь неосязаемыми когтями. Вдо-ох, вы-ыдох.

— Уходи!!! — вскрикнул Эйнар, сжимаясь всем телом. Хрустнула челюсть, перед зажмуренными глазами заплясали огоньки.

Чудовище подчинилось. Недовольный проигрышем, ормур свернулся кольцом и спрятался в самом темном крае сознания.

Эйнар без сил повалился на каменный пол. Грудь тяжело вздымалась, нагнетая воздух в пересохшее горло и царапая гортань. На место жара пришел холод, окровавленные пальцы слегка подрагивали. Жесткие, неровные булыжники под спиной казались Эйнару мягкой постелью, охлаждая его разгоряченное схваткой с самим собой тело.

Капитан открыл глаза и уставился в потолок. Перед глазами плясали темные точки, сердце билось где-то ближе к горлу.

— Лучше бы за огнивом сходил, — буркнул он себе под нос.

Собравшись с силами, Эйнар ухватился рукой за раскаленную печь и поднялся. Его ладонь даже не покраснела от соприкосновения с горячим металлом.

Капитана еще шатало, когда он, упершись обеими руками на печь, заглянул в таз с водой. Мелкие пузырьки воздуха уже уверенно поднимались с медного дна, лопаясь на поверхности. Не чувствуя тепла, Эйнар зачерпнул ладонями закипающую воду и умыл лицо, протирая глаза. Стало лучше, но теперь захотелось полностью помыться. Тело вдруг стало ощущаться очень грязным, наружу вылезли все запахи мест, где он сегодня побывал. Яснее всего, конечно, выделялась липкая вонь разложения. Пустой желудок скрутило судорогой, едкая желчь выплеснулась в горло и Эйнар, согнувшись, закашлялся.

Послышались мелкие шаги, за спиной скрипнула дверь. Эйнар глубоко вздохнул, но поворачиваться не стал.

— А, Эйнар, это ты, дорогой! — на кухню зашла госпожа Мирина, — А я думаю что тут за шум, все вроде уже разошлись…

Капитан прикрыл веки. Как же она не вовремя…

— Госпожа Мирина, — не своим голосом прошептал он, чуть закидывая голову назад.

Домовладелица замерла у входа, не решаясь подойти к своему жильцу. Она осторожно закрыла дверь и Эйнару показалось, что она оставила его в покое, но тут она ласково проговорила:

— Милый, ты ведь так совсем замерзнешь… — она сделала несколько робких шажков в его сторону, обращая внимание на легкий для весны наряд жильца.

— Не замерзну, — жестко отрезал Эйнар, но сразу же пожалел о своей грубости, — Простите, госпожа Мирина, сложный был день…

Он нашел силы повернуться к ней и избегая смотреть в глаза, поклонился женщине. Госпожа Мирина натянуто улыбнулась. Решившись, она подошла к Эйнару и взяла его за плечи.

— Ты весь горишь, мой хороший, — она потянулась к его лбу, но капитан твердо, но мягко, остановил ее ладонь собственной рукой.

— Все в порядке, я просто немного устал, — Эйнар, наконец, смог заглянуть в ее карие теплые глаза, — Простите, госпожа Мирина, я не должен был срываться на вас.

— Не извиняйся, дорогой, — она отпустила его и отошла на шаг. Вдруг она принюхалась и не сдержала гримасы, — И тебе, кажется, стоит помыться, уж не обижайся.

Эйнар неожиданно для самого себя громко рассмеялся. Схватка осталась позади, он выиграл у собственной сущности.

— Я как раз собирался, — он указал рукой на бурлящий таз за собой, — Не переживайте, госпожа Мирина, жильцов вонью распугивать не буду.

— Буду тебе признательна, — домовладелица, расслабившись, поддержала его шутку, — Кстати, о жильцах: представляешь, тот пьяница заплатил мне за половину луны. Спустя один день!

— Он-таки нашел работу? — удивился Эйнар, вспоминая утреннюю сцену в коридоре.

— Да. Знакомый сапожник рассказал мне, что к нему пришел этот разгильдяй и со страшными глазами просил дать ему работу, — рассказывала госпожа Мирина как ни в чем ни бывало, — Сапожник, конечно, засомневался, но на работу оболтуса взял. Оказалось, у него руки золотые, представляешь?

Она всплеснула руками и сложила их на груди. Эйнар хмыкнул.

— Кто бы мог подумать, что мой жестокий урок возымеет такое действие, — горько заметил он.

За спиной, с шипением, из таза перелилась вода. Эйнара ошпарило паром в районе поясницы, но он лишь удивленно обернулся на печь. Кипяток бурлил, ускользая из таза по медным стенкам.

— Вот же бездна, — спохватился он и потянулся к ручкам. Замерев в пальце от медных ушек, он остановился, на мгновение задумался, потом схватил полотенце со стола и перенес свою ношу на деревянную столешницу у окна.

— Ладно, не буду тебе мешать, — она последний раз тепло улыбнулась ему, но вдруг будто что-то вспомнила, — Кстати, ты не голоден? У меня есть замечательная похлебка с травами.

От упоминания трав Эйнара снова затошнило. Он осторожно посмотрел на домовладелицу и будто бы невзначай спросил:

— С травами, говорите? А с какими?

— Да по мелочи, — госпожа Мирина отмахнулась, — Немного сушеного щавеля для кислинки, крапива, репа, конечно, — она вдруг заговорщически подмигнула ему, — и бульон на говяжей кости.

— Звучит вкусно, — Эйнар, расслабившись, улыбнулся, — Но меня пригласили на ужин и я, — он посмотрел за окно, в котором совсем стемнело, — уже ужасно опаздываю.

“Приложит он все усилия чтобы быть, как же, — удрученно подумал Эйнар, — И мне еще надо помыться. И найти что принести с собой в качестве подарка. Мрак и бездна!”

— Все, я ушла, — госпожа Мирина подняла руки ладонями вперед и, озарив своего любимого жильца прощальной улыбкой, тихо вышла из кухни.

Эйнар, поглощенный задачами, лишь задумчиво кивнул ей вслед. Схватив рубаху и штаны, он перекинул их через плечо, осторожно поднял таз и вышел на задний двор, открыв дверь бедром.

Почти бегом он дошел до сарайчика со шторкой, поставил таз на деревянную подгнившую скамейку, выпрыгнул из штанов, надорвал рубаху, снимая, схватил со стены свой лубяной клубочек, щедро облил щелоком. Быстро обтерся с ног до головы, вылил на себя весь таз с подостывшей, но до сих пор очень горячей водой, обтерся своим льняным полотенцем, которое всегда висело в сарайчике, впрыгнул в чистые штаны, подхватил пустой таз и рубаху и стрелой полетел в сторону дома.

Не заметив всех трех пролетов лестницы, Эйнар взлетел по ней до своей комнатушки.

В комнате он бросил таз прямо на кровать и схватил куртку. Чуть помедлив и хитро улыбнувшись, достал из-за письменного стола пыльную бутылку зеленого стекла, сунул ее в наплечный мешок и стремглав бросился вниз, на улицу.