Просто держи меня за руку (гет)

Without a soul

My spirit's sleeping somewhere cold

Until you find it there and lead it back home

Evanescence

Hear me call your name

Just believe and speak

Speak to me, speak to me, speak to me

Amy Lee**

Меня зовут Северус Снейп, и я — предатель.

Сколько раз за свою жизнь ему доводилось слышать это слово?

Впервые он его не столько услышал, сколько увидел. Когда Мародеры издевались над ним у озера, а Лили попыталась вступиться за него. Он тогда был зол на нее — чего она лезет вообще, раз ей давно на него наплевать? С самого начала пятого курса их общение постепенно сходило на нет — они уже не могли видеться столько, сколько им хотелось, а на сдвоенных уроках зельеделия она все чаще садилась с кем-то из подружек. Возможно, дело было в том, что ни Слизерин, ни Гриффиндор не поощряли дружбу между Домами, и эта парочка, с первого курса сидевшая за одной партой на всех сдвоенных уроках, была всем как бельмо на глазу. Одноклассники время от времени поддразнивали их обоих, Малфой как староста пытался вразумить юного бунтаря, но безрезультатно — Северус был глух ко всем увещеваниям, что Гриффиндор Слизерину не товарищ, надо держаться своих и заводить полезные связи с наследниками влиятельных колдовских семей. Связи он и так заводил, для этого оказалось достаточно таскаться после уроков за Мальсибером. А Лили… Она была единственной, с кем он мог по-настоящему поговорить. По крайней мере, тогда. Тем не менее, пятый курс стал последним годом их дружбы, и Снейп долго не мог понять, почему же так вышло. Что такого он сделал? Почему она стала отдаляться? Причем, это началось задолго до инцидента у озера. Да, он спутался с теми, кого она терпеть не могла, и не торопился осуждать их действия — ну и что? Она ведь тоже заводила дружбу с теми, кто не нравился ему, но он никогда не попрекал ее этими знакомствами. Не приставал к ней с разговорами о темной магии, да и вообще старался поменьше рассказывать о том, что делается в Слизерине, а она все чаще разражалась изобличительными тирадами в адрес его приятелей, как будто это он был виноват в том, что они так себя вели. Это потом до него дойдет, что маггловская пословица о друзьях правдива — «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты», но тогда все это казалось ему полной бессмыслицей. Почему его судят за то, с кем он общается? Ведь сам он не принимал участия в этих… «забавах». А общаться с этими ребятами он обязан — таковы негласные правила, если хочешь выбиться в люди.

И, да, в порыве злости и отчаяния он назвал Лили грязнокровкой, но ночью пришел извиниться — а она не захотела слушать и прогнала его. Он приходил ко входу в гриффиндорскую гостиную ночь за ночью, пытался отловить ее в коридорах, даже посылал записки украдкой, но ответа так и не получил. Лили шагала мимо него, задрав нос и всем своим видом изображая презрение, а в ее глазах всякий раз, когда она смотрела на него, отражалось холодное «предатель, предатель, предатель».

— Почему? — раз за разом пытался спросить он. — Я же извинился! Я не хотел! Мне правда очень жаль, что я…

Она лишь фыркала, не давая ему договорить, и уходила. Северус, изнемогая от непонятной мучительной тоски, сдавливавшей грудь, не сводил с нее глаз в классе, но после резкой отповеди, полученной у входа в гостиную, попытки восстановить отношения прекратил. Она как будто ждала этого случая у озера. Ведь она же знала, что для него неважен статус крови. Знала, что он был не в себе, когда выкрикнул оскорбление. Он понимал все это, но все равно не мог избавиться от ощущения, что именно он предал все, что между ними было, хотя она отдалилась от него первой.

Несколько лет спустя он услышал ледяной приказ Вольдеморта во что бы то ни стало найти убежище Поттеров — и решился предать уже сознательно. Как бы Дамблдор ни говорил ему потом, что это нельзя считать предательством, что признание своих ошибок — не грех, Снейп не мог с ним согласиться. Переметнувшись и став шпионом, он предал не только идею, которой посвятил несколько лет и до того с ней сжился, что уже плохо представлял себе другую жизнь. Он предал своих немногих друзей среди Пожирателей. И того, кто последние годы был для него всем. Он почти любил своего господина. Был обязан ему практически всем, чего сумел добиться. Но решение было принято, и ноги сами вынесли его на тот злосчастный холм, где он продался Дамблдору с потрохами, обменяв свою жизнь на жизнь Лили Поттер.

Знал бы он тогда, чем все это закончится…

— Ты жалкий кусок дерьма, Снейп! — плевался Макнейр, когда зельевар все же явился на зов воскресшего Лорда с опозданием в несколько часов. — С предателями тут разговор короткий! Отойди, Люциус, не смей вступаться за него! Ты знаешь, что я прав! Он шпион Дамблдора!

— Он нужен Темному Лорду, — бубнил Малфой, словно не слыша ничего и никого вокруг, и тащил приятеля за собой в библиотеку, где отсиживался донельзя разозленный Вольдеморт, так и не сумевший убить Поттера этой ночью. — Если он действительно не на нашей стороне, Темный Лорд это узнает и примет меры, а пока заткнитесь все.

Снейп никогда никому не рассказывал, что он пережил в ту ночь, пока Вольдеморт рылся в его голове, ища нужную информацию, но когда ему позволили присутствовать на собраниях ближнего круга, все, кто орал про предателя, умолкли и больше не высказывались на эту тему. Все, кроме Беллатрикс, которая все никак не могла успокоиться. Шутка ли — какой-то жалкий полукровка, тринадцать лет сидевший у старика-магглофила чуть ли не за пазухой, по статусу практически сравнялся с ней, все эти годы проторчавшей за решеткой во славу Темного Лорда и не отказывавшейся от своих убеждений ради теплого местечка в колдовской школе. Снейп смотрел на Беллу как на пустое место, когда она шипела ему в лицо гадости, и даже ухом не вел. Старая идеология была давно забыта, и предателем он себя не чувствовал. У него были заботы поважнее.

Однако когда Дамблдор сообщил ему, что до конца года он должен умереть от руки своего шпиона, Снейп запаниковал. Если бы директор разрешил посвятить в эту тайну хотя бы Макгонагалл, ему было бы спокойней и легче выполнить эту просьбу. Но поскольку никто в Ордене ничего не знал и не должен был знать, Снейп прекрасно представлял, что будет дальше. Он станет изгоем окончательно. Его возненавидят все. Он только-только избавился от клейма и в кои-то веки был на хорошем счету у своих коллег в школе, да и в Ордене к нему стали относиться с уважением, когда он возобновил шпионские игры по приказу Дамблдора. Старшие члены Ордена знали, что подобную работу не поручают кому попало, и уж тем более не поручают слабым и не внушающим доверия. Если он сейчас прикончит старика, и об этом станет известно остальным — он навсегда потеряет их расположение. Переметнувшемуся дважды уже никто никогда не поверит.

«Предатель!» — читалось в глазах Поттера в ночь гибели директора.

«Предатель!» — молчаливо обвиняли и преподаватели, и ученики, и бывшие соратники по Ордену Феникса. Особенно больно было увидеть лицо Артура Уизли, когда они случайно столкнулись в министерстве летом. Снейп не мог похвастать близкой дружбой с семейством предателей крови, каковыми их считали в рядах Пожирателей, но чета Уизли относилась к нему вполне миролюбиво и уважала его знания и навыки. Открытых стычек с ними он не припоминал, даже когда посылал Молли бесчисленные письма о дисциплинарных взысканиях, наложенных на близнецов. А год назад он спасал Артура после нападения Нагини, не спал несколько ночей, разрабатывая антидот, и вот теперь… Что же теперь?

Почему, почему он всю свою жизнь отталкивал от себя всех, кто проявлял к нему хоть капельку дружелюбия?

Вопрос, как всегда, риторический.

«Предатель!» — отчетливо говорил взгляд Люциуса, готовившегося тащить его к Вольдеморту. Снова. И снова как на казнь. Это было обидней всего: когда пытаешься спасти чью-то шкуру, а тебя все равно считают изменником, потому что не знают всей правды. И рассказать нельзя.

«Идиот. Я же пытался помочь твоей семье! Я спас твоего сына! И что я получаю в ответ — удар в спину?..»

А затем появилась Золотая троица. И Гермиона. Которая смотрела на него и, казалось, видела все то, что он пытался спрятать даже от самого себя. Рядом с ней он чувствовал себя почти как…

Как будто оказался дома после долгих скитаний.

И Снейп снова предал все, во что верил ранее, чтобы спасти этих троих, а заодно и собственную шкуру. Ему в кои-то веки захотелось жить, и никто не мог винить его в этом.

Почему же ему сейчас так больно?..

Даже здесь, в этом наглухо запечатанном месте, где он не хотел и не должен был ощущать никакого дискомфорта, его начинала колотить дрожь. Изнутри волной поднималась паника. В какой-то момент ему даже показалось, что он сейчас начнет задыхаться.

«Это не я. Это всего лишь реакция физического тела, где-то там, снаружи. Меня это уже не касается».

В памяти всплывает обеспокоенное личико в обрамлении непослушных каштановых завитков. И ему становится легче.

Прикоснуться бы к ней, хоть один раз, напоследок.

«Возвращаться к прежним идеалам сейчас — все равно что пытаться влезть на дохлого гиппогрифа. Бесполезно. Во что же мне теперь верить? За что мне зацепиться, если все, во что я верил, давно рухнуло? Мне некуда идти. Не к кому. У меня больше ничего не осталось…»

— Северус! — долетает едва слышное эхо откуда-то снаружи. — Пожалуйста, ответь мне!..

Он лишь досадливо отмахивается от этих звуков как от назойливой мухи.

Глупая девчонка. Я могу лишь утащить тебя на дно вслед за собой. Поди прочь, оставь меня в покое и живи уже, наконец. У тебя впереди вся жизнь. Я тебе не нужен. Я буду только мешать. Я должен остаться здесь.

О том, что она, возможно, точно так же потеряла все ориентиры и точки опоры, он даже не задумывается. В голове заевшей пластинкой крутится одно и то же слово.

Наверное, если бы он узнал, что его опять сочли предателем, когда одна настырная гриффиндорка все же увидела часть его воспоминаний, он бы лег и умер от одной лишь мысли, что ему снова придется что-то доказывать, оправдываться, извиняться, объяснять. И бояться быть не услышанным так же, как это произошло с Лили. Но связь оборвана. Все это не имеет значения. Не здесь. Не сейчас.

К счастью.

* * *

— Мисс Грейнджер, мы можем поговорить?

Гермиона подняла голову от лежавшей у нее на коленях тяжелой книги, глядя на Минерву Макгонагалл, опиравшуюся на трость. Жестом пододвинула ей свободный стул:

— Да… конечно. Что-нибудь случилось?

Глава Гриффиндора опустилась на сиденье. Нахмурилась, окинув беглым взглядом высившиеся на подоконнике стопки книг и все так же неподвижно лежавшего на койке Снейпа:

— Есть хоть какие-то сдвиги?

— Никаких.

— И что вы собираетесь делать?

Гермиона потерла уставшие от чтения глаза и пожала плечами:

— Честно? Понятия не имею.

— Профессор Флитвик рассказал мне о ритуале в Каслригге, но не объяснил, чем это чревато для вас двоих, — произнесла Минерва, следя за малейшими изменениями в лице девушки. — Я хочу знать все, и желательно в подробностях.

— В подробностях это потянет на целую книгу, — Гермиона закинула руки за голову, потянулась, с хрустом расправляя позвоночник, и буднично добавила: — Если вкратце — при активации лей-линии между нами сформировалась связь. Насколько мне известно, разорвать ее может только смерть. Если умрет кто-то один, через какое-то время умрет и другой. Нам нужен хотя бы кратковременный физический контакт раз в сутки, иначе… будет плохо.

— И вы так спокойно об этом говорите?

— У меня было время свыкнуться с этой мыслью.

— Откуда вы узнали о ритуале активации?

— В апартаментах директора хранился свиток Основателей с подробным описанием. Се… профессор Снейп обнаружил его случайно.

Макгонагалл едва сдержалась, чтобы не закатить глаза:

— Довольно этих формальностей. Я же все знаю.

Гермиона неожиданно для себя залилась краской и несколько мгновений смотрела в пол, пытаясь перестроиться.

— Да… Ладно. Мы обсуждали ритуал с профессором Дамблдором, он… помогал нам с переводом некоторых частей свитка.

— И Дамблдор это одобрил? — возмутилась Макгонагалл, сверкнув глазами. — О, пусть только замок впустит меня обратно, я ему покажу!

— Когда он узнал обо всех возможных рисках, он пытался меня отговорить, — признала Гермиона, смутившись. — Но я… В общем, мы не планировали это делать, если не возникнет крайняя необходимость.

— Я присутствовала при активации в Хогварце. Северус сказал мне, что инициатива исходила от вас, — голубые глаза буравили Гермиону насквозь. Девушка низко опустила голову и кивнула:

— Вроде того. Мы не могли придумать никаких других вариантов. Если бы мы не сделали этого, пострадавших было бы куда больше.

Макгонагалл какое-то время молча смотрела на нее совершенно нечитаемым взглядом. Затем тихо спросила:

— И все-таки, Гермиона… Что ты собираешься делать? Тебе нельзя просто сидеть здесь. Эту энергию надо активно расходовать.

— Я знаю, — девушка приподняла с колен увесистый талмуд, словно привлекая к нему внимание Главы Гриффиндора. — Вот, читаю кое-что по диагностике. Может, я могла бы устроиться здесь… помощницей, сиделкой… кем угодно. Без экзаменов на П.А.У.К. меня не могут взять на последующее обучение и стажировку. Я могу быть полезной, вы же видели. Никаких особых подвигов мне пока не совершить, но я бы хоть что-то делала.

— Драко Малфой говорил мне, что вы собрались экстренно готовиться к экзаменам. Думаю, мы сможем что-нибудь придумать, пока Хогварц перекрыт.

— Гарри хочет организовать курс самоподготовки для своих на Гриммо. Я составляю программу, ориентируясь на конспекты Драко, но по многим предметам требуются практические занятия, и я… Боюсь, нам это не осилить.

— Ну почему же, — замдиректора мгновенно приняла деловой вид и тон. — Я могу прислать вам программу по всем предметам. Возможно, Кингсли Шеклболт поможет с помещением, чтобы мы могли привлечь и других студентов, кто все же хочет получить диплом в этом году. А для Поттера наверняка найдется место в учебном центре для авроров, раз уж он все равно собирается туда поступать.

— Но ведь без П.А.У.К. не примут и туда, — возразила Гермиона, полубессознательно поправляя одеяло, которым был укрыт Снейп, и будто невзначай коснувшись его запястья. Макгонагалл, притворившись, что не заметила этого, качнула головой:

— Думаю, для него сделают исключение… с учетом всех его заслуг.

— Гарри не хочет поблажек. Он это ненавидит.

— Пусть считает это не поблажкой, а благодарностью. Все колдовское сообщество перед ним в неоплатном долгу. Как и перед тобой, Гермиона. Если бы я знала в ту ночь, что ты вот так решишь пожертвовать собой… Управление такой силой — тяжкая ноша. Если тебе нужна помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться. К любому из нас. Профессор Флитвик и профессор Вектор с радостью ответят на твои вопросы. И я тоже.

— Спасибо, — Гермиона едва удержалась, чтобы не шмыгнуть носом. Глава Гриффиндора редко приглашала учеников пооткровенничать, так что подобное проявление заботы с ее стороны было довольно трогательным. Девушке очень хотелось выговориться, поделиться наболевшим хоть с кем-нибудь, но она боялась, что Макгонагалл разочаруется в ней, ведь она столько лет считала ее образцовой ученицей. А теперь гриффиндорская отличница, любимица учителей, натворила таких дел, что и за сто лет не разгрести. Гермиона пригляделась к ней чуть внимательней и вопросительно подняла брови:

— Профессор… как вы себя чувствуете?

Минерва слегка прищурилась:

— Мне лучше, благодарю. Целители говорят, что моя магия восстанавливается быстро.

— А… остальные? Кингсли? Он ведь теперь почти министр, ему же…

— С ним все в порядке. Я говорила с ним сегодня утром, он намерен на днях созвать общее собрание первого круга Ордена и хочет, чтобы вы трое тоже присутствовали.

Гермиона несмело потянулась к руке наставницы:

— Можно… посмотреть?

— Если хочешь, — Минерва протянула ей руку. В пронзительных голубых глазах зажглось любопытство. — Ты объяснишь мне, как это работает?

— Я сама не понимаю, — девушка прижала пальцы к внутренней стороне запястья Главы Гриффиндора, сосредоточенно наморщив лоб. — Я ищу точку для контакта через физическое прикосновение. Послойно отфильтровываю ощущения, пока не переключаюсь со своих ощущений на ваши. После этого все получается само собой. Я… как будто вижу, чувствую, что происходит внутри, но мне не хватает знаний, чтобы это расшифровать, я только понимаю, что где-то есть проблема.

— Любопытно. Большинство целителей проводят диагностику только при помощи заклинаний и внешних схем. Но бывали и такие случаи, как у тебя.

— А что вы чувствуете при этом?

— Гм… Это немного напоминает боевую медитацию, только не объединение разумов, а… как-то иначе. Я ощущаю твое присутствие. И связь не настолько сильная. Обмениваться сообщениями, видимо, при этом нельзя?

— Я не пробовала. Хотите попробовать?

— Думаю, не стоит, пока моя магия не вернется полностью. А еще я думаю, что тебе нужно поговорить с Флитвиком. Это как раз по его части.

— Ментальная магия? — удивилась Гермиона. — Мне казалось, что Северус как мастер окклуменции знает больше…

— Северус был одаренным учеником, но постигать азы по книгам трудно. Профессор Флитвик хоть и не является специалистом по ментальной магии, но он тщательно изучал эти вопросы. Как мастер по чарам он разбирается в движении энергий куда лучше нас, невербальные чары тоже относятся к этой области, и чтобы овладеть невербальной магией как следует, нужно понимать, как именно волшебник задействует энергетические потоки и как управляет ими. Словесная формула заклинания, как и палочка — всего лишь подпорка. Истинная магия творится здесь, — Минерва легонько коснулась виска указательным пальцем. Гермиона прикусила губу. Снейп говорил ей то же самое.

— Значит, Северуса учил не профессор Дамблдор? — уточнила она.

— Дамблдор помог ему отточить навыки. Основы же объяснял Флитвик, еще до выпуска. Он говорил мне тогда, что Северус обладает едва ли не врожденными способностями блокировки своего сознания от проникновений извне. Когда дошло до окклументных щитов, он поднимал их рефлекторно, — Макгонагалл с некоторым сочувствием посмотрела на девушку. — С ним было сложно общаться и работать. Никогда не знаешь, о чем он думает. Он всегда был закрыт наглухо, от всех. И потому он был единственным кандидатом на то, что поручил ему Альбус. Мы ведь могли отправить к Вольдеморту любого, придумать правдоподобную легенду, чтобы внедрить в ряды Пожирателей своего человека. Но никто из нас, кроме самого Дамблдора, не умел так закрываться. И подобные способности накладывают определенный отпечаток, Гермиона. Признаться, я была чрезвычайно удивлена, когда увидела, что он оказывает тебе… внимание. За шестнадцать лет его преподавательской карьеры мы не видели ничего подобного. Он никогда не позволял себе такого. Каким бы скрытным он ни был, такие вещи рано или поздно становятся заметны, мы же вынуждены жить в замке большую часть времени. Даже в Ордене, где была менее формальная обстановка, чем в школе, и куда больше подходящих кандидатур, он держал дистанцию со всеми. Словно не хотел… никаких привязок и близких отношений.

Гермиона прикусила язык, чтобы не выстрелить очередью внезапно возникших вопросов. Плохо. Плохо-плохо-плохо. Выходит, все, что она увидела в Омуте Памяти, и впрямь было очень серьезно. Но раз даже Макгонагалл утверждает, что раньше такого не случалось, как тогда охарактеризовать то, что между ними произошло? Внезапная блажь? Стресс в голову ударил? Или…

— Профессор… а вы помните, как он учился? Ну… каким он был тогда?

Старшая волшебница, едва заметно улыбнувшись, посмотрела на Снейпа:

— Если ты о его успеваемости, то он был одним из лучших по основным предметам и довольно небрежен в изучении всего прочего, что было ему не столь интересно, но требовалось для сдачи экзаменов. Что до остального, боюсь, он почти не изменился. Он был довольно замкнутым. Я никогда не видела, чтобы он активно с кем-то общался. Если и оказывался в компании, то почти все время молчал или сидел, уткнувшись в книгу. Я чаще видела его в библиотеке, чем где-нибудь во дворе или в коридорах. Собственно, он и взрослым вел себя почти так же.

— А все эти истории про драки с Мародерами? Гарри успел довольно много выяснить, и это было… неприятно.

Макгонагалл вздохнула:

— Увы, это правда, хотя подлинные масштабы мне неизвестны. Я говорила Альбусу, что мы можем потерять их всех, если не вмешаемся, но он только отмахивался — мол, это все переходный возраст, максимализм и разделение на черное-белое, своих и чужих, повзрослеют, поумнеют и успокоятся. Наказания не особенно помогали. Я отправляла Джеймса и Сириуса на отработки много раз, но их это не удерживало от новых выходок. Такие уж они были люди. Не могли усидеть спокойно. Как и вы трое.

— Но мы же не накидывались на других учеников с проклятиями ни за что, — пробормотала Гермиона, убирая руку с запястья учительницы и доставая палочку, чтобы вывести диагностическую схему. Минерва сложила руки на коленях, переплетя пальцы:

— В школе всегда есть хулиганы. Они и в мое время были. Любой тебе скажет то же самое. Мы стараемся сделать все возможное, чтобы никто не калечил друг друга, но мы не можем уследить за всеми. Потому у нас есть старосты, портреты, эльфы и призраки. Все они следят за учениками и докладывают Главам Домов по необходимости.

— Почему же тогда никто ничего не сделал? Он же потому и ушел к Пожирателям, что его никто даже не пытался защитить, или переубедить, или…

— Я знаю, Гермиона. Это было нашей общей ошибкой. Мы не уследили. Не подумали, что это может быть важно. Северус был всего лишь одним учеником из нескольких сотен. За время его учебы в Хогварце у нас были куда более проблемные дети, чем он.

— Но раз он был так талантлив, и вы все это знали, почему никто не занимался его судьбой? Почему не писал рекомендации, не помог куда-нибудь устроиться, почему даже профессор Слагхорн не помог ему? Он принимает в свой дурацкий клуб всяких напыщенных болванов со связями и игнорирует тех, кто действительно чего-то стоит как волшебник… за очень редкими исключениями.

— Я много лет задавала себе те же вопросы, когда Северус стал членом Ордена Феникса и вернулся в школу преподавателем. Но уже было поздно что-то менять, мы могли лишь постараться наладить отношения. Он ни с кем не хотел говорить об этом. Единственное, чего мы боялись — что он только изображает раскаяние и пришел на нашу сторону, чтобы шпионить за Дамблдором. Как я уже сказала, проникнуть к нему в голову никто не мог.

— И поэтому вы так легко поверили, что он все еще Пожиратель, когда он убил профессора Дамблдора?

— Да, поэтому поверили.

— Выходит, за шестнадцать лет никто из вас так и не узнал его по-настоящему? Даже несмотря на то, что вы работаете бок о бок в школе каждый день, по десять месяцев в году? Несмотря на то, что вы слушали его доклады на собраниях Ордена и видели, каким он приходит с вызовов?

Макгонагалл несколько растерянно развела руками:

— Это было шоком для всех. Мы даже предположить такого не могли. Согласись, идея Альбуса была настолько безумной, что никто бы не подумал… Ответ казался очевидным.

— Но ведь я подумала, — едва слышно произнесла Гермиона, глядя в стену поверх головы Снейпа. — После похорон я бродила по замку до поздней ночи и думала. Я… Ничего же не складывалось. Разве вы не видели, что ничего не стыкуется? Я почти ничего о нем не знала, кроме того, что видела в школе и изредка на Гриммо, но если даже я усомнилась, почему вы поверили?

Минерва некоторое время пристально изучала ее лицо. Качнула головой:

— Видимо, поэтому он и нарушил свои принципы. Из всех, кто его окружал, ты оказалась единственной, кто усомнился в его предательстве. Он сложный человек, Гермиона. Если ты сумеешь достучаться до него, тебе нужно быть готовой к тому, что он еще не раз будет тебя проверять. Он проверял нас всех, каждого по-своему. Мы много раз ругались. И, наверное, никто из нас не прошел окончательную проверку, раз он не решился посвятить нас в свое задание, а тебе внезапно доверился.

— Я бы не сказала, что это было внезапно, профессор. Он проверял и меня. Черт, да я недели три писала в тот дневник, пока он не решил мне ответить. И тут же отругал меня за беспечность, что я вообще выписываю секретные планы на бумагу.

— В этом весь Северус, — лицо Главы Гриффиндора посерьезнело. — Но раз он до такой степени доверился тебе, что впустил тебя даже в свою голову — это дорогого стоит. Может, ты и не заметила, но если он принимает какое-то решение — то верен ему до конца.

«Да уж, — с досадой подумала Гермиона. — Столько лет хранить верность мертвой женщине, которая ни разу не ответила ему взаимностью…»

— Но неужели у него совсем не было друзей? — вырвалось у нее.

Макгонагалл сосредоточенно потерла пальцами лоб:

— Вроде бы на первых курсах он с кем-то ходил, но я не помню, кто это был. Всех не упомнишь. Возможно, это была девочка… Нет, не помню, прости. И спасибо, кстати — я сейчас чувствую себя намного лучше. Что ты сделала?

— Гарри называет это «энергетиком», — грустно улыбнулась Гермиона. — Я слегка ускоряю процесс восстановления, даю организму чуть больше энергии для регенерации. Много нельзя, да и я пока только учусь это делать. Поэтому все происходит так долго и так медленно.

— А какая область целительства тебя интересует больше всего? Я все же могу попробовать договориться здесь. Или Кингсли попробует. У него сейчас полномочий больше.

— Я пока не знаю. Мне интересно все. До этого года я и не думала о целительстве. Мне просто пришлось изучить основы первой помощи, а потом у меня стало неплохо получаться.

— Что ж, для начала сойдет и это. Я посмотрю, что можно сделать. А ты пока думай над тем, как закончить обучение. И, Гермиона… может, все же попробуешь разблокировать Хогварц?

— Вряд ли получится, профессор. Оборонную систему активировал Северус. Я понятия не имею, как ее отключить. Основатели об этом не писали.

— Ты же видела место, где он это сделал?

— Видела, но…

— Так почему бы тебе не попробовать?

— Разве для этого не нужна была кровь?

Макгонагалл выразительно задрала бровь и перевела взгляд на мерно дышавшего на койке Снейпа:

— По-моему, кровь — вообще не проблема.

— Но помимо этого замок реагирует на энергию. На индивидуальный магический отпечаток. Думаете, достаточно только крови?

— Может, и нет, — опираясь на трость и поднимаясь со стула, ответила замдиректора. — Но по опыту могу сказать одно — даже самые хитроумные чары, как правило, имеют лазейку, порой такую оскорбительно банальную, что она мало кому приходит в голову. Я зайду чуть позже, посижу тут, если надумаешь уйти.

Гермиона, проводив ее взглядом, посмотрела на Снейпа. В голове разом завертелись идеи, одна безумнее другой. Взяв его за руку, она закрыла глаза, потихоньку пробиваясь сквозь слои ощущений. За последнюю неделю она делала это столько раз, что ей уже не нужно было напрягаться, все получалось само собой.

Черные руины больше не дымились. Но и запечатанный каменный куб никуда не делся. Гермиона уже пыталась исследовать собственное сознание, чтобы понять, как там все устроено, но поняла лишь то, что никаких общих принципов ей не вывести — здесь нужен опыт, а наработать его ей попросту негде и некогда. У себя в голове она видела картотеку с массой рассортированных в алфавитном порядке файлов. А что творилось в голове Снейпа — пойди пойми. Из общения с ним она могла вынести только то, что он организован как в работе, так и в мыслительных процессах, но если его коллеги по работе и Ордену не сумели понять ход его мыслей, ей и подавно не удастся.

Она приложила ладонь к стене куба и позвала.

Ответа не было. Впрочем, она его уже и не ждала.

Гермиона уселась под стеной, прикрыла глаза и с силой прижала пальцами веки. Затем огляделась, осматривая остатки многоуровневой конструкции, высившейся вокруг куба. На смену беспомощности вдруг пришла злость.

Упрямая слизеринская сволочь… Ты мне обещал, что дождешься! Ты же говорил, что всегда держишь слово! А теперь вот так, да? Просто бросил все на меня и заперся здесь, чтобы… чтобы что? Сколько еще ты собираешься тут торчать? Пока не откажут все органы? В Хогварце творится непонятно что, твои приятели Малфои могут начать опять мутить воду, Минерва и Кингсли не знают, за что хвататься, а ты решил просто… сдохнуть здесь, когда все внутренние ресурсы закончатся? Ты не можешь бросить меня! Неужели для тебя прошлое важнее, чем то, что может быть сейчас? Я настоящая! Неужели ты не видишь, что я — настоящая? И я здесь!

С тем же успехом она могла кричать и мертвому.

С каждой секундой сердясь все больше, она отодвинулась, сконцентрировалась и ударила по стене — несильно, только для проверки.

Никакой реакции.

О, как же это бесит! Ее ничто так не выводило из себя, как полный игнор со стороны собеседника.

Ты услышишь меня, Северус. Я никому не позволю меня игнорировать!

Вложив в удар чуть больше силы, она шарахнула по черной кладке еще раз.

Ответь мне. Ответь, сто слизней тебе в глотку! Поговори же со мной!..

Еще один удар. И еще один. По стене идет едва заметная рябь, как по поверхности воды от легкого ветерка, но и только.

И что со всем этим делать?

В прошлый раз отсутствие реакции привело Гермиону в отчаяние, но сегодня она слишком сердилась, чтобы жалеть себя. Гм. А ведь на Снейпе это тоже работало, когда у него начинался откат, в этом они и впрямь очень похожи. В какой-то момент неразрешаемые проблемы, от которых ей поначалу хотелось сунуть голову в песок, начинали неимоверно раздражать, она ругала себя за слабость, отвешивала самой себе мысленного пинка, и тогда откуда ни возьмись появлялись новые силы и свежие мысли. Так она решила загадку с василиском на втором курсе — она непрестанно думала о странном голосе, который слышит только Гарри, вдоволь попинала столы и порычала на бесполезные книжки, потом вспомнила о том, что Гарри змееуст, начала читать про змей, наткнулась на упоминания о василисках, сообразила, что у Слизерина мог быть такой фамильяр, а потом и до труб додумалась, когда рассматривала планы этажей в «Истории Хогварца», прикидывая, где такая тварь могла прятаться.

Но сначала пинала столы.

Разозлившись окончательно, Гермиона развернулась и всадила скопившуюся энергию в руины, окружавшие куб, но вопреки ее ожиданиям они не рассыпались окончательно, а замерцали странным голубоватым светом. Из куба же по-прежнему не доносилось ни звука.

«Ну и сиди здесь! — в сердцах подумала она, толкая ногой непрошибаемую черную кладку. — К черту тебя и твою Лили, раз уж тебе так нравится общество мертвых подружек детства! К черту вас всех с вашим гребаным упрямством и вашими играми! Нравится жить на кладбище — да пожалуйста! И без тебя справимся!»

В реальный мир она «выпала» так резко и стремительно, что не заметила, как обуглившиеся остатки стен пронизали синие молнии, и обломанные края начали медленно расти, выпуская все новые и новые кубики «строительного материала».

Очнувшись и несколько раз тряхнув головой, чтобы окончательно прийти в себя, Гермиона посидела с минуту, обдумывая план действий. Злость сделала свое дело — плакать расхотелось. Зато очень захотелось что-нибудь сломать. Или поджечь. Или хоть ударить.

Даже самые хитроумные чары, как правило, имеют лазейку, порой такую оскорбительно банальную, что она мало кому приходит в голову.

«Кровь директора, говорите?»

Она смерила Снейпа оценивающим взглядом. Затем извлекла из сумочки пустую пробирку, раскрыла руку Северуса и, надрезав ладонь, накапала в пробирку крови. Фоукс, дремавший на спинке свободного стула, вытащил голову из-под крыла и издал укоризненную трель.

— Я же для дела, а не просто так, — сказала ему Гермиона, залечивая порез. — Я хочу открыть Хогварц. Можешь полететь со мной, если хочешь, в директорском кабинете наверняка сохранился твой насест. Здесь, наверно, не очень удобно сидеть, да?

Феникс коротко курлыкнул и, хлопнув крыльями, скосил янтарный глаз на свой хвост. Гермиона, вспомнив, как лихо Дамблдор исчез из своего кабинета на пятом курсе, с сомнением осмотрела птицу:

— Ты уверен? Я так еще не пробовала.

Фоукс смотрел ей в лицо, не моргая. Девушка покрепче затянула ремешки сумочки на запястье, спрятала палочку в рукав (переняла привычку у Снейпа), набросила мантию и ухватилась за длинные малиново-золотые перья.

Шумный хлопок, рывок, кратковременное ощущение скоростного падения сквозь длинный тоннель. Гермиона думала, что они реально полетят, но это было больше похоже на аппарирование. Они очутились на северной стене замка, где обоих тут же принялся трепать ледяной колючий ветер. Над ними все еще светился защитный купол, но от холода и ветра, увы, не спасал. Девушка выпустила хвост феникса и поежилась, поднимая воротник мантии. Поискала глазами башню и почти бегом припустила туда, в который раз порадовавшись, что благодаря защитным чарам разрушений удалось избежать. Фоукс же сорвался с парапета и полетел куда-то вниз.

В башне было темно. Гермиона наколдовала портативный костерок и нашла углубление в полу с засохшим кровяным пятном, оставшимся после активации. Опустив палочку и костерок на пол, она приложила обе ладони к краям углубления и сосредоточилась, пытаясь прочувствовать замок, но не ощутила ровным счетом ничего. Ожидаемо, но почему-то больше не страшно. Просто надо идти глубже, к тянувшейся под замком лей-линии.

В лицо будто дохнуло жаром из открытой печи.

Гермиона уселась поудобней и принялась искать точку для контакта.

Замок не поддавался довольно долго. От длительного сидения на каменном полу у девушки затекли ноги и болела спина, но ей, наконец, удалось разобраться в переплетении энергоканалов, плотной сетью опутывавшей постройку. И раз связь Снейпа с замком и лей-линией идет через нее саму, то, вероятно, Макгонагалл права, и физическое присутствие директора сейчас необязательно. Тем не менее, замок не реагировал на ее просьбы и команды — видимо, и впрямь слушался только директора. Снейпу и без активации было достаточно всего лишь коснуться рукой стены и попросить, и Хогварц отвечал.

— Мисс Грейнджер.

Гермиона вынырнула из светящейся сети, мокрая с головы до ног от чрезмерного напряжения. Концентрация такого уровня давалась ей с огромным трудом, а работать непосредственно на лей-линии такой силы было и проще, и сложнее одновременно — ее внутренняя «изоляция» была недостаточно прочной и через какое-то время начинала плавиться, когда она зачерпывала из источника чуть больше, чем могла выдержать. Она моргнула несколько раз — переплетение энергоканалов словно отпечаталось на сетчатке, мешая нормально видеть. Перед ней серебрился призрак Хелены Равенкло. Женщина с интересом разглядывала и девушку, и пылавший на полу огонь:

— Вы все же рискнули пробовать в одиночку?

— Ваша мать ведь не написала, как это отключить, — огрызнулась Гермиона, не настроенная на светские беседы. Хелена сложила руки на груди:

— Я тоже не помню, как они снимали оборону. Возможно, это делал Слизерин — так же, как и активировал. Но без крови директора не получится.

— А у меня есть кровь, — Гермиона сунула руку в сумочку и вытащила пробирку. Вынув пробку, размазала кровь по ладони и пальцам. — Хотя, может и не сработать.

Хелена с опаской отодвинулась от выемки в полу:

— Вы же знаете, что замок может принять вас за врага?

— Пока он подпитывается тем, чем я управляю и к чему привязана — вряд ли, — без единой тени сомнения ответила Гермиона, с силой впечатала ладонь в пол, поверх засохшего пятна крови, и снова закрыла глаза. Нашла канал связи, соединявший замок и лей-линию — а затем обрезала его.

Хогварц вне опасности. Снять оборону. Снять оборону. Снять оборону.

Внутри натянулась и лопнула какая-то тонкая ниточка, а в голове словно сдвинулось с места что-то тяжелое. Из носа потекло. Под ногами громыхнуло. За узкими окошками несколько раз мигнул защитный кокон, прежде чем погаснуть. Вокруг сразу стало темнее. Гермиона, быстро перебрав «сеть», окружавшую замок, с облегчением заметила, что подпитка дополнительной оборонной системы отключилась, но работающая лей-линия даже без прямой подпитки усиливала естественные защитные механизмы замка, заложенные Основателями. Вероятно, теперь сюда смогут зайти не только ученики, но замок все равно будет охранять их.

Вынырнув из «сети» повторно, девушка вытерла натекшую из носа кровь, очистила и потерла озябшие руки, закуталась в мантию поплотнее и, отодвинувшись от центра площадки, в изнеможении привалилась спиной к стене. В голове снова клубился туман и немилосердно кололо в висках.

«Мне еще учиться и учиться», — успела подумать она, прежде чем ее унесло в темноту.

Призрак Хелены Равенкло сокрушенно покачал головой и отправился искать кого-нибудь из эльфов, чтобы девчонку перенесли из башни в какое-нибудь место потеплее.

* * *

Меня зовут Северус Снейп, и я…

Непрестанные тычки теперь ощущались не только в спине, а сыпались буквально со всех сторон, да так, что он едва мог усидеть на месте. Снаружи доносились чьи-то яростные вопли, слова сливались в один сплошной поток, и разобрать что-либо было невозможно. Снейп стоически терпел, но концентрация ослабевала с каждым мгновением, а вот раздражение, наоборот, возрастало. Да сколько же можно? Почему его никак не оставят в покое? Ведь он уже сделал все, что от него зависело, разве он не заслужил хоть немного отдыха и тишины?

Словно в ответ на его возмущение, тычки внезапно прекратились. А крики — усилились. Что за моду все взяли — орать и отвлекать его? Но спустя какое-то время он различил в этих криках плохо задушенную боль. Поначалу он решил не реагировать. Это больше не его дело. Ему больше не нужно о ком-либо беспокоиться. Там уже могут обойтись и без него.

Стены камеры слегка подрагивают. Эта дрожь передается и ему, неприятно резонирует в груди, колючками впивается в виски.

Что он там себе говорил? Нет эмоций, есть покой? Как бы не так. Похоже, последние события слишком сильно повлияли на его душевное равновесие. Отмахиваться от чужой боли больше не получалось. Только не после того, как сам едва не сошел с ума от болевых ощущений — как внешних, так и внутренних. Когда концентрация боли стала совершенно непереносимой, как при длительном воздействии Crucio, Снейп полностью блокировал все связи с внешним миром и собственным телом, намертво запечатав выход наружу. И не переставал изумляться с тех пор. Боль так долго была неотъемлемой частью его повседневного состояния, что не испытывать ее было даже странно.

«Ты ведь знаешь, что если проснулся поутру и не почувствовал боли, это может означать только одно? Ты в самом деле хочешь, чтобы твое существование окончилось именно так? Если ты не выйдешь отсюда — очень скоро все и впрямь закончится».

Гм. Заманчиво. Тихо умереть во сне. Но ему не подходит. Он должен позаботиться о том, чтобы Гермиона жила долго и счастливо.

Снейп поднялся на ноги и одним движением руки вскрыл глухую каменную стену перед собой. В глаза ударил яркий свет, пронизанный синими молниями, и он зажмурился, уже готовый размазать первого, кто окажется в зоне видимости, но из его горла почему-то не вылетело ни звука.

Резкая боль, начавшаяся в шее, прокатилась по всему телу и опутала левую руку раскаленной проволокой. Снейп едва не задохнулся из-за спазмов, сжавших легкие.

Почему так тяжело дышать?

Он попытался шевельнуться — и не смог. Попытался открыть рот, чтобы что-то сказать — и не сумел даже разлепить губы. Лицо словно онемело. Может, он все еще под стазисом? Перед глазами колыхалась мутная серая пелена, сквозь которую угадывались неясные очертания чьего-то лица.

Какого тролля тут творится?..

— Северус! — послышался тревожный женский голос. Он ощутил движение воздуха на лице, хоть и по-прежнему не мог пошевелиться. — Северус, ты меня слышишь? Моргни, если слышишь.

Он выполнил просьбу — с таким усилием, будто пытался сдвинуть с места тяжеленный сундук.

— Хвала Мерлину! Ты вернулся!

Кажется, это Минерва. Он моргнул еще раз — и теперь уже почти мог разглядеть ее. Одета во что-то темное. Волосы собраны в строгую прическу. Вокруг серое пополам с грязным бежевым. Противно пахнет какими-то снадобьями. Где же это он?..

— Я сейчас позову дежурного целителя.

«Не надо», — хотел было ответить Снейп, но не сумел. От центра лба к вискам растекалась вязкая ноющая боль. Глаза закрылись сами.

Назад, в тишину и темноту. Но свою импровизированную медитационную камеру он так и не обнаружил.

Примечание к части

Без души

Мой заледеневший дух где-то спит

Пока ты не найдешь его и не отведешь обратно домой

Еvanescence

Услышь, как я зову тебя по имени

Просто поверь и говори

Поговори со мной, поговори со мной, поговори со мной

Amy Lee