Сталь и серебро (гет)

Сначала было темно и глухо — так глухо и так темно, как бывает только в могиле.

Потом послышался первый звук — одичалый вой лесного ветра.

Потом тьма расступилась, и в глаза — Торин не понял, когда и как успел их открыть — ударил резкий свет.

А потом послышался голос.

«Чего ты хочешь, Король-под-Горой?».

Торин стоял, вглядываясь то ли в расщелину, то ли просто в узкое пятно, откуда шли голос и свет.

Босые ноги пригвоздило к земле, руки плетьми висели вдоль тела, в груди, где недавно жгло и резало, теперь все молчало.

«Чего же ты хочешь, Король?», — повторил голос, на этот раз настойчивее и громче.

Тьма рассеялась совсем, Торин неуверенно шагнул к свету.

Ноги подкосились, он бухнулся на колени и зарыдал.

Вдали, будто вырезанный из тонкой коры, проступил силуэт Великого Кузнеца.

Теперь Торину казалось: он слышит ритмичные удары молота о наковальню и то, как где-то вдалеке поет нестройный хор гномов, возвращающихся с войны в родные края.

Все кончилось, думал Торин, и на удивление не испытывал на этот счет никакого беспокойства.

Все кончилось.

«Почему же ты молчишь? — проговорил Великий Кузнец. — Ты славно сражался, Король-под-Горой. И ты заслужил право на желание. Так чего же ты хочешь?».

Воспоминание о последней битве полоснуло Торина, как острый меч.

Азог, смерть Фили, Бильбо… Орлы прилетели — это значит, битва закончена?

«Что произошло? Все кончилось — но как?», — подумал Торин.

«Не нужно беспокоиться о делах живых, — прозвучал издалека голос Кузнеца. — Ты больше не их король».

Торин поднялся с колен. Посмотрел внимательно на свои руки, которые выглядели так же, как и при жизни. Только на пальцах — ни одного королевского перстня. Ощупал рубашку в поисках Оркриста — не нашел.

«Назови мне свое желание, — снова потребовал Кузнец. — Какую награду желает сын Траина за верное служение? За храбрые битвы? За славные победы?».

Торин задумался. Каждый гном еще с младых лет знает, что он скажет Махалу, если тот спросит про одно-единственное желание, но Торин никогда не хотел об этом думать.

Ему не нравилось просить — пусть даже у Великого Кузнеца.

Торин снова вспомнил, как его бросает то в жар, то в холод от драконьей горячки, как в глазах мелькают изумруды и алмазы, как падает мертвый Фили, и испытал к себе чудовищное отвращение.

— Я недостоин желания, — ответил Торин, щуря глаза от света. — Я не заслужил твоей милости, великий Махал.

— Гордец! Смерть ничему тебя не научила! — рыкнул Кузнец, и Торина обдало жаром.

Король-под-Горой разозлился. Что значит — не научила?! Его, считающего себя недостойным, снова обвиняют в гордости?

— Ты не прав, великий Махал, — произнес Торин. — Я не считаю себя достойным твоей милости, потому что страсть к богатству закрыла мне глаза на происходящее. Племянник и соратники погибли, и в этом моя вина. Я не был лучшим королем для них.

— Да как ты смеешь! — казалось, голос Кузнеца заполнил все пространство. — Я назвал тебя храбрым воином и подарил тебе возможность пожелать своим близким благополучия! И как ты обошелся с моим даром! Ни один гном до тебя не позволял себе такой дерзости!

— Это не дерзость, а правда, — раздраженно ответил Торин. — Я не хотел обидеть тебя, великий Махал, но не я ли повел гномов на смерть? Не я ли виновен в этой войне?

— Лицемер! — рявкнул Кузнец. — Думаешь, мне неизвестны твои пороки, Торин Дубощит? Думаешь, не знаю я, как ты любишь славу и золото? Думаешь, не ведаю, что к Эребору тебя манил не зов отчего дома, а блеск изумрудов? Думаешь, это укрылось от меня? Я же хотел наградить тебя за храбрость и доброту, а не наказывать за алчность и безрассудство!

— Это верно, я и так уже достаточно наказан, — процедил Торин сквозь зубы. — Я мертв! Мои братья легли на поле боя!

— Ты умер, как герой, в битве с врагом. Это ли не великая награда для воина? Что же, Торин Дубощит, раз ты не готов придумывать желание, я придумаю тебе его сам. Любишь славу и золото? Так получай же их обратно!

— Хорошее у тебя наказание! — рассмеялся Торин. — Оно мне по душе!

— Кровь их на руках твоих будет, Торин Дубощит. Пока не искупишь вину свою, пока не принесешь себя в жертву, будут руки и меч твой в крови.

Теперь смеялся уже Кузнец — колючим и ледяным смехом. Свет пропал. Тьма наползла со всех сторон, схватила Торина за ступни, пригвоздила к земле.

Он хотел закричать, но не смог.

Хотел вырваться, но силы покинули его.

Хотел вдохнуть, но подавился черным воздухом, упал на спину и провалился во тьму.

* * *

Сигни проснулась рано, еще до рассвета. Лежала и смотрела в потолок, пока солнечные лучи не стали щекотать ноздри и глаза.

Тауриэль спала на соседней кровати — под тонкой простыней было видно, как грудь эльфийки медленно поднимается в такт дыханию.

Рыжие, разметавшиеся по подушке волосы блестели на солнце.

Сигни ощупала свое опухшее лицо, посмотрела на руки — грязь под ногтями, вздутые вены, красная, неровно загоревшая кожа.

Раньше бы она только усмехнулась — но сейчас почему-то все время хотелось сравнить себя с Тауриэль.

Какая же она красивая. Сигни корила себя за вчерашнюю откровенность, за то, что рассказала о случае с арфой и плащом. Ей бы хотелось, чтобы Тауриэль тоже что-нибудь рассказала в ответ — что-нибудь личное — но эльфийка не спешила открывать тайны.

— Тури, — тихонько позвала Сигни. — Спишь?

Тауриэль тут же открыла глаза.

— Нет, — ответила она. — Как настроение?

— Странное, — призналась Сигни. — Не могу представить, как мы пойдем в Эребор. Как я… назову себя Королем-под-горой.

В дверь постучали. Сигни поспешно натянула одеяло до подбородка.

— Это я, — в узкую щелку сначала пролезла худенькая рука, а потом и вся Сигрид. — Можно зайти?

— Ты уже зашла, — пробурчала Сигни, поднимаясь. — Чего?

— Я принесла тебе одежду.

— У меня есть одежда.

— Нет, настоящую мужскую одежду.

Сигрид открыла дверь пошире и затащила в комнату холщовый мешок. Тауриэль привстала и принялась вытаскивать то, что лежало сверху — нижнюю мужскую рубашку, портянки, штаны.

«Неплохо», — подумала Сигни.

— Это одежда брата, которую он не носит, — говорила Сигрид, вынимая из мешка стеганый тулуп с меховой оторочкой и кожаным ремнем и высокие сапоги.

— Спасибо, — Сигни нашла в себе силы улыбнуться.

— Не совсем так, как носят гномы, но хотя бы на смех не поднимут, -дочка Барда вытащила из мешка два широких бинта для ног. — Идите на задний двор, пока никто не проснулся. Помоетесь. Я приготовила воду.

…Сигни стояла босыми ногами на снегу. Тауриэль поливала ее горячей водой из ковша. Было жарко и холодно одновременно — странное чувство. Снег стал серым от грязи.

Стоять перед Тауриэль нагой было немного стыдно. Сначала Сигни помогла помыться эльфийке — и специально отвернулась. Многодневный изнуряющий поход, казалось, сделал ее только сильнее.

Тауриэль была гибкой, гладкой, как ветка ивы.

Сигни смотрела на свои разбитые ноги, впалый живот, чувствовала, как горит под мыльной водой каждая царапина.

— Хотела бы я быть, как ты, — выпалила она, поглядывая на Тауриэль.

— В смысле?

— Мы столько прошли, — Сигни выдохнула, и у меня почти нет сил. Ноги опухли. Лицо фиолетового цвета. Я жутко устала. А ты… Ты будто спала все эти дни в кровати, а не на снегу.

— Потому что эльфы великолепны во всем, — усмехнулась Тауриэль. — Ты еще не поняла?

— Шутишь?

— Ну да.

Тауриэль отвернулась, чтобы не разрыдаться. Сигни стояла перед ней голышом — Тауриэль видела, что царапины у нее на спине и на животе почти затянулись.

Под тонкой кожей видны сухие мышцы и линии вен. Синяки. Растрепанные волосы. Обломанные ногти.

Сигни не нужно было быть бессмертной, чтобы дойти до Эребора.

В отличие от Тауриэль. Ей хотелось быть, как Сигни.

Хотелось, чтобы царапины не затягивались через несколько часов, а оставались напоминанием о скоротечности жизни.

Хотелось не сидеть чинно на эльфийских приемах, а распивать брагу в гномьих подземельях. Как же весело у них там, наверное.

Жизнь и смерть — все вовремя.

— Тури, — Сигни недовольно брызнула в эльфийку водой. — Пошли. Чего застыла?

— Пошли, — ответила Тауриэль, убирая ковш и подавая Сигни баранью шкуру, в которую можно было замотаться.

Когда они вернулись в комнату, солнце уже жарило вовсю. Дом наполнялся звуками и шорохами.

Сигни спрятала грудь под плотным бинтом, влезла в мужскую рубашку, намотала на ступни портянки и сунула распухшие ноги в сапоги.

— Ну, готова, — сказала Тури, подавая Оркрист и топор.

Сигрид застегнула кожаный ремень и перевязала волосы Сигни жгутом на затылке.

Сигни испуганно глянула в мутное зеркало. Кто там — с другой стороны?

На нее смотрел кто-то незнакомый. Юноша или девушка? Кто же его разберет.

— На кого я похожа? — спросила она растерянно. — Вы думаете, гномы примут меня за парня?

— Во-первых, хорошо, что у тебя простуженный голос, — деловито заявила Сигрид. — Лучше не выздоравливай, а то точно начнешь пищать, как девчонка.

— Ну спасибо на добром слове.

— Во-вторых, — дочка Барда покачала головой, — тебе не хватает бороды. Ну, или хотя бы щетины.

— И где мне взять бороду? Приклеить?

— Погоди-ка, — улыбнулась Тауриэль и вытащила из-под кровати дорожную сумку, — ты же взяла с собой отрезанные волосы! Мы так и таскаем их всю дорогу.

— Великолепно! — дочка Барда хлопнула в ладоши. — Я схожу за медовым клеем. Такую щетину сделаем — не отличишь!

Через минуту Сигни насильно усадили на табуретку, и Сигрид намазала ей лицо чем-то сладким и липким. Тауриэль отрубила от косы пару дюймов.

— А теперь просто налепи их на лицо! — сказала она, посмеиваясь и передавая Сигни кучку коротких волосков.

Она приняла их, подержала в кулаке и щедро размазала по щекам. Лицо тут же изменилось.

— Я похожа на Скафти, — сказала Сигни, — У него не росла борода. Но возможно… Когда бы он стал старше, у него бы появилась такая щетина. Если бы он стал старше. Извините.

Она вытерла кулаком влажные глаза.

— Пора, — Тауриэль ласково похлопала Сигни по плечу. — Люди Барда любезно запрягли нашу свинью.

— Боевого хряка, — ответила Сигни почти машинально.

— Свинью, — пожала плечами Тауриэль. — Король приедет к Эребору на свинье.

— На боевом хряке, — усмехнулась Сигни.

— Она знала: Тауриэль шутит, чтобы прогнать дурные мысли Сигни, развеселить ее, заставить забыть хотя бы на какое-то время о смерти Скафти. И у нее получается. Это, кажется, называется дружбой.

Сигни еще раз посмотрела на себя в зеркало. Лезвие Оркриста приятно поблескивало.

«Я знаю, Торин, — подумала Сигни, — что ты послал мне этот меч. Ты смотришь на меня сверху. И я за тебя отомщу. За всех нас».

— Поехали, Тури, — сказала Сигни. — Я готова.

* * *

Тауриэль увидела толпу сразу же, как они выехали из города. Люди быстрым шагом шли к горе, кто-то даже переходил на бег, и отовсюду слышался таинственный шепот.

«Я видел его, говорю вам, видел!».

«Он стоит там, у ворот Эребора!»

«Он живой!»

«А это точно он?»

«Смотрите, это убийца Болдога!»

«Законный наследник трона!»

— О чем они говорят? — тревожно спросила Сигни. — Почему на нас так косо смотрят?

— Не знаю, — призналась Тауриэль. — Но лучше нам оказаться у ворот Эребора как можно скорее.

Чувство страха поселилось в сердце эльфийки и сдавило его клешнями.

Чем ближе была гора, тем больше становилась толпа. Люди, гномы, даже эльфы — все вперемешку. Они забирались друг другу на плечи, расталкивали соседей — лишь бы увидеть что-то впереди.

Но как только Тауриэль и Сигни, таща за собой на поводьях Фелака, подошли к самому краю толпы, она расступилась. Десятки глаз смотрели на них, потом куда-то вдаль, потом снова на них.

— Это гном Железных холмов, — сказал кто-то негромко, — Тот, кто убил Болдога!

— Племянник Даина!

— Он не пустил орков в город!

— А это… Та самая! — снова кто-то крикнул в толпе, пальцем показывая на Тауриэль.

— Она что, нашла себе нового гнома? — хихикающий шепоток.

Не помня себя, Тауриэль схватилась за стрелу, но тут же ее отпустила. Они просто грязные сплетники, напомнила она себе. Обычные сплетники, которые не стоят ни скандала, ни хорошей стрелы.

Сигни остановилась. Губы ее дрогнули, дыхание стало пугающе частым и громким. Люди затихли.

Тауриэль проследила за взглядом подруги и сама едва не закричала.

У ворот Эребора, отбрасывая длинную тень, стоял Торин Дубощит.

Он был в той же одежде, что его хоронили — красная рубаха, укрытая бурой лисьей шкурой, тяжелый ремень.

Черные волосы с проседью спускались до лопаток. Он стоял и испуганно озирался на толпу, он хотел что-то сказать, но видно было, что слова застряли у него в горле и не выходят наружу.

— Торин, — выдохнула Сигни. — Торин.

Ее била мелкая дрожь. Он заметил Сигни и сделал два шага вперед.

Даже с расстояния нескольких десятков шагов Тауриэль видела в его глазах испуг и замешательство — вещи, совсем не свойственные Королю-под-горой.

— Живой, — прошипела Сигни. — Жи-вой.

На долю секунду Тауриэль показалось, что Сигни бросится на Торина с объятиями, но почти сразу она поняла, как сильно ошиблась.

В глазах подруги сверкнула ненависть. Она вытащила Оркрист из ножен и, выставив его перед собой, пошла вперед.

Эльфийку прошиб холодный пот: вот о чем ее предупреждало видение в чаше Галадриэль, вот о чем были все эти сны. Она убьет его. Убьет. Если это возможно вообще — убить кого-то во второй раз.

Она бросилась следом, но не успела.

Сигни подняла меч над головой и… воткнула его в землю в десятке шагов от места, где стоял король.

— Орки, — захрипела она, — орки были правы! Когда пришли в Железные холмы со словами, что ты не явился на бой! Где ты был, Торин? Где ты был, когда Болдог убивал твоих братьев?

Дубощит молчал.

— Где ты был, — продолжила Сигни, — когда орки убили всех в Эреборе? И когда пришли вчера утром к городским воротам?

И Дубощит снова ничего не ответил.

— Ты, — Сигни скривилась, — был тут! Был с самой Битвы! Ты бросил свой меч и скрылся!

— А ведь и правда, — послышалось в толпе, — если Торин жив, где он был?

— Как же ты мне противен.

Сигни вытерла руки о штаны, будто от меча на них осталась грязь, развернулась и бросилась бежать, расталкивая людей.

— С..Скафти! — едва не оговорилась Тауриэль.

Она обернулась на Торина. Тот, наконец, зашевелился, подошел к Оркристу, вытащил его из земли.

— Скафти? — спросил он в пустоту. — Но топор… Я должен увидеть! Я должен увидеть его лицо!

Он дернулся, но, не помня себя, Тауриэль выхватила лук и стрелу.

— Оставь его, — сказала она резко.

Торин остановился.

— Скажи, — в горле у эльфийки запершило, и рука, натягивающая тетиву, дрогнула. — Кили мертв?

— Мертв, — ответил Торин после короткой паузы. — Я был на его могиле только что…

Тауриэль почувствовала, что слезы берут верх. Она опустила лук, задрала голову к небу, развернулась и быстро пошла сквозь толпу. Боевой хряк Фелак преданно потрусил следом.

Почему, почему, почему думала она. Почему, если кому-то уготовано чудесное спасение, то это Торин Дубощит, а не Кили?

Проклятый Торин Дубощит.