Потомки лорда Каллига (джен)

— А вы, Дарт Нокс, что-то ведь замышляете, — несколько шутливо сказал Дарт Мортис. — Иначе почему бы вам оставаться в столице так долго? И сманивать у бедного одинокого Дарта Аркуса ученика, а у меня воровать разведчиков?

— Замышляю, — охотно согласился он. — Вы слышали что-нибудь об Источнике Радживари?

Мортис не сдержал смеха:

— Избавьте меня от подробностей, молю! Я верю, верю, что это нечто восхитительное. И древнее, да?

— Ну вот, — Нокс старательно изобразил разочарование. — Никто не хочет меня слушать. А это очень интересная легенда, несомненно, за ней прячется истина! И потом, — прибавил он уже куда более деловым тоном, — мой родственник очень хотел развеяться, и я предоставил ему такую возможность. Разве Империя не нуждается в информации прямиком с Тифона?

— Вы меня поражаете, Нокс.

Тот всплеснул руками — блеснул золотистый лак на когтях:

— Я вообще поразителен! Кстати, раз уж я оказался в "Проходной": не знаете, Лахрис танцует?

— Насколько я знаю, да, но не с вами. Её карне обычно бывает полностью заполнено за месяц до мероприятия.

— Что ж, не мой день. — беспечно пожал тот плечами.

— У Аркуса симпатичная секретарша. С вашей, конечно, не сравнится, но тоже ничего.

— Вы подбиваете меня изменить моей прекрасной даме. Это нехорошо.

— Но соблазнительно, не так ли?

— Я героически преодолею этот соблазн. Увы, увы, если у дамы моей мечты железное сердце, мне остаётся только утешиться с железной дамой! — и подхватил за талию свою вечную сппутницу.

— Осторожнее, Нокс. Я уверен, однажды кто-нибудь вас убьёт, чтобы ей завладеть. Хороша собой, изысканно одета, манеры благородной дамы, а главное — не говорящая! Это ведь идеальная жена.

— Что ж, буду следить за Барасом... — фыркнул тот. — И Раваджем. Им точно остро необходим кто-нибудь, кто не говорит ни слова в их присутствии, особенно ни слова критики.

Началась музыка, и его с фемботом вместе унесло потоком танцующих. Кажется, он бормотал что-то о том, что, не иначе, Танатону про идеальную жену было видение, вот он и затеялся с каггатом.

Причудливый инородец этот Дарт Нокс. Иногда Мортису почти всерьёз казалось, что за его безголовостью, рассеянностью и полной тупостью в политических материях что-то прячется. Обычно после этого Нокс выкидывал очередную вопиющую глупость, и иллюзия рассеивалась.

И всё же в своей области он был хорош, исключительно хорош — прямо савант. И щедр: никогда не отказывался делиться добытыми знаниями и артефактами с коллегами по Совету, всегда готов проконсультировать. И другое полезное свойство: исключительная верность раз выбранным союзникам — возможно, происходившая из политической тупости, но тем не менее ценная. Когда Равадж потерял совесть, а Мортис едва не потерял голову, кто был на его стороне, несмотря на отличную возможность ударить в спину и сорвать куш? Нокс да разведка.

И потом, ну а кем его заменять? Очередным жадным до власти психом-Хратисом? Или новым помешанным на традициях Танатоном, который будет сидеть на своих данных, как дракон, и швыряться правом вето во все хоть сколько-нибудь перспективные проекты? По крайней мере, Нокс не лезет в чужие дела, послушно выполняет все поручения и, в конце концов, редко посещает Совет. «И он забавен, действительно забавен. И позволяет смеяться над собой — можно забрать забрака из рабов, а вот раба из забрака не заберёшь».

Но всё же — организовать разведоперацию на Тифон только ради какой-то древней погремушки и развлечения Тени Девять! И ведь он действительно считает возможные данные так, сопутствующим товаром. Причудливый, ой причудливый инородец!

* * *

Реут ненавидел большие приёмы, как ненавидел свою единственную парадную мантию.

И всё же он признавал, это эта мантия — сама по себе, в отрыве от необходимости её носить — красива. А приёмы — необходимы для множества дел и просто для того, чтобы напомнить всем заинтересованным лицам, насколько он безобидный идиот, неспособный даже добиться благосклонности от весьма щедрой на неё Лахрис.

А ещё — чтобы Заш могла как следует развеяться.

— Всё-таки позор для меня, как учительницы, что мой ученик ничего не понимает в развлечениях, — как раз напомнила та о себе. — Не кисни, а? Ты ведь не на похоронах.

— Я не кисну, я думаю, — Реут привалился к стене и задумчиво оглядел залу. — Кто сегодня будет твоей жертвой, кстати?

— М-м... Хратис. К счастью, у меня нет рецепторов обоняния, а эта безмозглая мумия просто напрашивается на хорошую шутку, — учительница тихо засмеялась. — И, может быть, уведу пару кавалеров у Лахрис. У неё их и так больше, чем нужно.

— Причём намного. А ведь Марр сделал ей предложение!

— Очевидно, она решила в ответ сделать ему полный абзац, — в тон ответила Заш.

Кажется, это Вектор однажды заметил, что если одеть Скорпио в платье, та станет неотличима от сит-лорда в особо экстравагантной маске. «И, должен заметить, от весьма привлекательной сит-лорда».

Он просто светски болтал ни о чём, но для Реута и Заш эти его слова стали спасением от затяжного тупика: как быть с тем, что учительница заслуживает наконец-то вернуть себе нормальную полноценную жизнь, а тело робота превращает её в глазах окружающих даже меньше, чем в раба — в неодушевлённый предмет, красивую безделушку.

Такая мелочь — платье! Но как легко оно превратило безымянного робота в звезду светских салонов Дарт Скорпио, женщину, которая в ответе за те немногие политические решения Дарта Нокса, которые хоть немного похожи на что-то разумное. Последнее, кстати, было правдой — очень во многих вопросах Реут до сих предпочитал полагаться на чутьё, опыт и коварство своей учительницы.

Как бонус, если платье снять, прекрасная тёмная леди превращалась обратно в незаметный предмет обихода — очень удобно, если надо присутствовать при не предназначенном для чужих ушей разговоре. А Заш очень любила быть в курсе дела. «Вот Тремейн вечно хоронит агента во мне, а по-моему, так в Заш его то ли хоронить ещё рано, то ли он успешно самозомбируется».

Но сейчас она больше хотела веселиться. «Что ж, так Хратису и надо!», — унылый недоотшельник с мечтами о власти и гнилыми зубами, раздражающе подробно рассказывавший всем нежелающим о том, как достичь невиданных высот Силы путём самоистязания, просто напрашивался на хороший розыгрыш.

А Реута ждали в небольшой комнате за бальным залом.

* * *

— Риан дезертировал, — вместо приветствия сказал он.

— Наш путь выше раздоров Тьмы и Света, — нахмурился Абарон. — Он точно не мог этого сделать ради каких-то наших целей?

— Сомневаюсь. Всё, что мне удалось узнать от Фейна — Риан присягнул Ордену Джедаев и в качестве приданого принёс им те данные, которые были у него на руках. В основном, правда, общеимперские, но несколько ячеек нашего братства в Республике уже накрыли.

— Дважды плохо, — печально сказал Серевин.

— И ведь он чистокровный! — Абарон горько покачал головой. — Если хозяева Коррибана отдаются джедайской заразе, что ждать от меньших созданий?

Этот памятный Реуту ещё по Академии чудак напоминал ему раката Горршу, у которого высшим знаком признания и почтения было обращение «глубокоуважаемый раб». Частенько Реута подмывало подсказать эту формулу краснокожему расисту — удерживала только боязнь ссоры. Что личность, свято убеждённая в тотальном превосходстве ситской расы, забыла в весьма пёстром по происхождению Братстве Реванитов — оставалось загадкой. Но в верности Абарона сомневаться не приходилось.

— Убить его, и всех бед, — коротко бросил Моррун. — Учитель не любил и не ценил предателей.

— Неразумно, — возразил Серевин. — Во-первых, я уверен, что предатель под надёжной охраной; во-вторых, таким образом мы можем неосторожно выдать себя.

— Лучше оставить решение Мастеру, — согласился Дзун. — У тебя есть ещё что-нибудь, что нам стоит знать, брат Реут?

Немного поколебавшись, он покачал головой:

— Нет, ничего особенного.

* * *

Он не хотел рассказывать, как побывал в их храме — теперь уже бывшем.

Точнее, там были они вместе с Заш.

Вообще-то они направлялись в гости к Мортису; но что-то всё подбивало их свернуть с большой дороги на узкую горную тропку. Одарённым стоит слушаться таких желаний, и вот они уже были в пещере. Статуя Ревана была разрушена; изуродованная бранной надписью голова в побившейся маске валялась близ алтаря, и мелкие жёлтые цветы оплели её царским венцом. Каменные светильники и остатки статуи стали опорой для толстых жгутьев лиан, разбитый алтарь весь покрылся мхом, сквозь пол пробилась трава. Когда уходят люди — приходит лес, особенно здесь, на Каасе.

И всё же там не было той пустоты и горькой боли, которые гнездятся в забытых святынях. Печаль — да, конечно, и странная усталость, но не пустота и не боль. И не ненависть, не злоба.

Реут опустился на колени, коснулся кончиками пальцев каменной головы. Чего он искал, уходя всё глубже в созерцание заброшенного храма?

Прощения.

Его братья и сёстры не знают — информация до сих пор закрыта, — но ведь это он десять лет назад своими руками убил их общего Учителя. И то, что это было неизбежностью, необходимостью — как и то, что эта победа была почти случайной, никак не извиняло его. Он должен был переубедить Ревана, должен был суметь разрешить всё без оружия. И тогда ему не пришлось бы взваливать себе на плечи чужую неподъёмную ношу.

Да, прощения — и, наверное, благословения.

«В конце концов, я только пытаюсь продолжить то, что ты начал. И очень надеюсь закончить, но не знаю, выйдет ли».

Ответом ему была тишина, которую нарушила Заш.

— А ведь знаешь, ученик, здесь я не чувствую... его присутствия.

Как и многие Дарты старшего поколения, она не любила упоминать Императора даже по титулу.

— Так вот что это за тишина и покой! — догадался Реут.

Заш задумчиво подошла к увенчанной цветами голове статуи, присела на корточки, взглядываясь в кривоватые линии каменной маски.

— Занятно подумать, какие следствия можно вывести из того, что они с... ним были единым целым, — тихо сказала она. — Ведь связь всегда двустороння. Если Реван знает... его мысли, то и наоборот должно быть тоже верно. И кто принимал ваши присяги, кто слушал ваши молитвы, вот в чём вопрос?

— Не знаю. Я никогда не молился учителю. Учителям ведь вообще не молятся, верно?

— Верно. Молятся на учителей, о мой непочтительный ученик, — хмыкнула Заш. — Впрочем, это неважно. Ты ведь не единственный реванит. Сколько умирали у этого алтаря? И сколько возвращались, надеясь достучаться до тайного знания?

— Хочешь сказать, мы все...

— Весьма вероятно. И на твоём месте я задумалась: а как именно... он мог использовать все эти ритуалы и самих реванитов.

Реута прошиб холодный пот; а учительница вдруг засмеялась — жутковатым механическим смехом Скорпио.

— А ведь ты, может быть, единственный из них, кто избежал этой участи! — весело воскликнула она. — Все знали, и... он тоже точно знал, что я ращу тебя на убой. А ритуал я готовила в Храме.

— Интересно, какой это по счёту раз, когда оказывается, что твоя афёра с переселением душ спасла мне жизнь? — задумчиво покачал он головой.

Ему почудилось, что в ответ на смех учительницы кто-то тоже засмеялся — легко, сердечно, как смеются друзья вечером за чашкой кафа и дурацким сериалом.