Белый шаг (джен)

Боль. Она разрывала тело, впивалась тягучими колючками, проходила насквозь и туманила разум. Орочимару наблюдал за ней будто со стороны. Будто это не его тело сейчас хрипело и корчилось, пытаясь протолкнуть в легкие хотя бы один глоток воздуха. Слабость, что накатывала все чаще, сигнализируя о том, что еще один сосуд пришел в негодность. Оказался неспособен как сдержать его силу, так и противостоять технике Сарутоби Хирузена, лишившей его руки подвижности. Орочимару хрипло рассмеялся, заставляя сопротивляющееся тело в очередной раз встать. Эликсиры могли облегчить боль, но они слишком туманили разум — единственное, что все еще безукоризненно повиновалось ему. Тела же… раз за разом они оказывались слишком хрупки.

Орочимару тяжело оперся о стену, прислушиваясь к далеким звукам: все убежище было пронизано тонкой сетью каналов, позволяющих узнать, что происходит в любой его части. Пусть для этого и приходилось прилагать определенные усилия. Даже ему было не под силу держать всю эту сеть постоянно под контролем. Разум Орочимару оказался слишком неспокойным, чтобы просто наблюдать. Было ли то решение… опрометчивым? Неважно. Слуха коснулся далекий звон сталкивающихся клинков и шипение молний, пронзающих воду. Будет ли это тело более надежным, чем все, что он обретал до того? Иногда Орочимару казалось, что на поиск тел он тратит непростительно много времени. Вместо того, чтобы двигаться вперед, он занят тем, что пытается удержать хотя бы достигнутое. Означает ли это, что дорога изначально вела не туда? Мысль неприятно царапала сознание, но была она истинна или нет — остановиться сейчас он не мог. Только двигаться дальше и надеяться, что вместо кучки суррогатов ему наконец-то попадется нечто действительно достойное. Долговечное. И действовать нужно уже сейчас. Орочимару оттолкнулся от стены, направляясь в лабораторию. Да, сейчас. Пока змееныш не отрастил слишком длинные клыки. Но все же стоило предусмотреть и еще кое-что. В конце концов — любой провалившийся план лишь хорошая основа для новых. Хорошо, что у него все еще был тот, кому можно доверить любую миссию.

* * *

Пол большого тренировочного зала покрывала вода. Саске шел по ней, лениво наблюдая, как от каждого его шага разбегаются ветвистые искорки молний. Злых, болезненных, способных поранить даже того, кто счел, что отсутствие физического тела — достаточно, чтобы его было невозможно достать. Саске торжествующе усмехнулся, глядя на корчащегося под мелкими ударами молний Суйгецу: тот то пытался снова стать водой, то набирал материальную форму, но изменить исход этой битвы ему было уже не под силу. Когда катана Саске покинула ножны, Суйгецу только обреченно закрыл глаза, и тут же удивленно распахнул их, когда лезвие лишь подняло тучу брызг, воткнувшись в пол у самой его головы.

— Почему? — удивление в голосе Суйгецу странным образом мешалось с подозрительным ожиданием.

— Я убью только одного человека. И этот человек — не ты.

Катана беззвучно вернулась в ножны.

Это уже стало своеобразным ритуалом. Раз за разом Саске спускался на нижние уровни Северного убежища, оставляя позади бесконечные ряды сейчас полупустых камер и погасшие остовы старых барьеров. Так глубоко, что даже шаринган не улавливал ни малейших отблесков света, за которые можно зацепиться. Только бесконечная густая темнота и глухие звуки шагов. Кто смог бы существовать в подобных условиях?

Рука Саске коснулась стены, раз за разом обводя грубые линии, процарапанные на камнях. Вряд ли для этого использовался иной инструмент, кроме чакры. Линии казались беспорядочными, но если водить по ним слишком долго, под пальцами выстраивалось нечто иное — картины длинных подземных переходов, смутные зарисовки того, что не было видимой картиной — лишь ощущением. Отчаяние? Безнадежность? Или нечто совсем иное? Какое чувство могло изобразить переплетение линий в таком месте?

«Это закончится. Все совсем скоро закончится», — мысленно пообещал Саске. Иногда ему казалось, что линии теплеют, будто откликаясь на его слова, будто в них еще спят далекие отголоски вложенной чакры. Верно, она когда-то пропитывала весь нижний уровень насквозь.

Ничего из случившегося было уже не изменить, но оно не потеряет смысл, если продолжить двигаться вперед. Замкнуть круг, и тогда он, возможно, сможет увидеть за горизонтом нечто еще. Жаль, что на другую сторону пруда придется смотреть в одиночестве.

— Так и знала, что ты опять здесь! — Карин, встретившая его на самой границе нижних уровней, нервно поправила очки на переносице. — Не понимаю, как вы двое можете туда спускаться… такая жуткая чакра. Даже теперь, — она встряхнула головой и обхватила себя руками, ненароком приближаясь к нему. Будто искала защиту. Или слишком хорошо это изображала. Саске достаточно наблюдал, чтобы видеть, как быстро заключенные отползали в дальние углы своих клеток при приближении Карин. Впрочем, так же он видел, как она бессильно плакала, так и не сумев справиться с техникой наблюдения Орочимару. Даже когда в ее чакре появились такие… отчетливо знакомые примеси. Еще одно воспоминание, от которого Саске полагал, что сумеет расширить свой список еще на одно имя, кроме Итачи.

— Как Орочимару? — Саске не слишком хотел знать, зачем его искала Карин, потому поспешил перевести тему на действительно важные вещи. Куноичи всегда коробило это не слишком уважительное обращение к змеиному саннину, она недовольно поджимала губы, но всегда отвечала. Вот и сейчас Саске наблюдал, как Карин закрывает глаза, прислушиваясь и пытаясь что-то нащупать, хмурится и качает головой:

— Такая… нестабильная чакра. Не помню такого раньше.

— Вот как, — Саске коснулся оголовья катаны. Скоро. С каждым днем он все яснее чувствовал — времени практически не осталось. Что будет, если тебя опередит какой-нибудь АНБУ? Чужой голос в голове звучал все чаще, напоминая о том, что он знал и так — его обучение слишком затянулось. Но было ли оно закончено? Впрочем, существовал только один способ это узнать.

Орочимару его ждал. Саске понял это за мгновение до того, как узкий клинок молнии пронзил запястье змеиного саннина. Это ничего не изменит. Проклятая печать на плече вспыхнула, посылая в тело волну чакры, разбежалась чернильным узором, Саске не стал ее сдерживать, разом переходя на вторую стадию. Как раз вовремя, чтобы успеть закрыться покровом чакры, принявшим форму странного вида крыла, от мощного удара Орочимару, буквально впечатавшего его в стену. Что бы ни говорила Карин — недооценивать такого противника было смертельно опасно. Саске метнулся в сторону, быстро складывая печати огненной техники.

— Так вот какова твоя благодарность, Саске-кун, — Орочимару хрипло рассмеялся, оставляя позади очередную пустую оболочку, — но я не удивлен, совсем нет. Это ведь в твоем стиле, да? Наступать на головы всех, делая шаг вперед. Мы похожи, — последнюю фразу он почти промурлыкал, довольно сверкнув глазами, — ты подходишь мне наилучшим образом.

— Тебе больше нечему меня учить, — Саске в несколько стремительных движений освободился от опутавшего его клубка змей, — и мы совсем не похожи. Ты… — он отвлекся, резко взмывая к потолку и уклоняясь от распространяющегося от змеиных трупов облака газа, — и твои методы мне отвратительны.

— Но ты принял все, что я дал тебе. Все, что добыл такими… отвратительными тебе методами, — Орочимару ускользнул из ловушки смыкающихся молний. — Хватит ли теперь решимости все это закончить?

— Пожалуй, для тебя я найду достаточно безжалостности, — бросок кунаев, которые тут же взорвались целыми гроздьями молний, совпал с ударом катаны. — Все эти бесполезные эксперименты… все закончится.

— Ничего ты не знаешь, Саске-кун, и о том, за что пытаешься мне мстить — тоже.

Орочимару не торопился. Перебирал техники, будто бусины в четках, изматывал противника, выжидая единственный подходящий момент, идеальную лазейку в защите. Саске весьма опрометчиво использовал его дар, будто забыл, что в основе проклятой печати в том числе чакра самого Орочимару. Изношенное тело мешало, не позволяло двигаться с привычной скоростью, но змеиный саннин почти не обращал на это внимание: его захлестнул азарт схватки, и он щадил себя не больше, чем марионеточники Суны своих кукол. Да и чем являлось это тело, как ни марионеткой — временным вместилищем его духа, который вот-вот должен был получить воистину достойную оболочку.

Сейчас. Орочимару почувствовал момент, когда собственная чакра Саске сдалась под превалирующей мощью печати, замерла истощенная, но тот будто и не заметил, продолжая наращивать темп, высвобождая все больше и больше так щедро подаренной Орочимару силы. Змеиный санин небрежно отбросил такое тесное тело, высвобождая свой истинный облик — Белого Змея, воплощение его разума и духа, и устремился вперед, разом натягивая все управляющие нити проклятой печати. Невозможно защититься от себя самого. Собственной чакры у Саске осталось слишком мало, чтобы противостоять обратившейся против него печати.

Слишком медленно. Саске торжествующе улыбнулся: он словно вернулся к такому далекому сейчас дню экзамена на чунина, вот только на этот раз это Орочимару никак не мог за ним угнаться. Лезвие катаны глубоко погрузилось в плоть, разрубая пополам замешкавшееся тело, а потом снесло змеиному санину голову. Но вкус победы так и не пришел — катана еще возвращалась в ножны, когда в глаза обожгло белой вспышкой, а потом Саске провалился в такой знакомый черно-красный мир.

На этот раз здесь не было ни луны, ни тени брата с алыми огнями глаз, только бесконечное марево колышущегося нечто, что затягивало его в себя. Саске едва сумел повернуть голову, чтобы увидеть — марево колыхалось, обвивая силуэты, в которых он с некоторым трудом признал людей. Один из них был ему не знаком, но двух других Саске узнал — лица Орочимару, вернее, лица тех шиноби, чьи тела он присвоил себе. Марево взвихрилось, складываясь в образ змеиного саннина.

— Вот и все, — Орочимару улыбался довольно и голодно-предвкушающе, — время исполнить наш договор, Саске.

Он дернулся, стремясь вырваться, разорвать сдерживающие его путы. Так похоже на гендзюцу.

— Этот мир целиком создан мной, — Орочимару покачал головой, — даже шаринган не властен над ним.

Это мы еще посмотрим. Саске активировал шаринган, стараясь поймать змеиного санина в парализующее гендзюцу — одно из двух, которые он все-таки знал. Успел скопировать еще тогда, когда существовало нечто большее, чем месть и бесконечно прямой путь. Орочимару прошел сквозь железные штыри так, будто их на самом деле не существовало.

— Ты обещал, что я смогу победить Итачи, — не то чтобы у него была необходимость разговаривать с противником, но идея отвлечь Орочимару разговором была ничуть не хуже любой другой. Если бы Саске не чувствовал — время играет против него, каждый миг, проведенный здесь, растворяет самую его суть, разрушает изнутри, пока он не исчезнет, оставив в своем теле только Орочимару.

— Не беспокойся, с твоим телом у меня будет достаточно сил. И может быть, я даже исполню твое маленькое желание, — лицо Орочимару на мгновение исказилось, но продолжил говорить он все тем же благодушным тоном. — Итачи-сан задолжал мне руку.

— Мне он задолжал намного больше, — Саске криво улыбнулся. Все-таки Орочимару просчитался, когда решил поймать в гендзюцу Учиха. Пусть он совсем не учил его этому искусству — и Саске теперь прекрасно понимал почему. Но это не значило ровным счетом ничего. Сила его крови все еще была с ним. И он однажды сумел вырваться из намного более прочной иллюзии.

Алое марево пошло рябью, разрезаемое узкими черными клинками, они сыпались дождем с алых небес, вонзались в плоть, ранили в кровь и, одновременно, очищали. Саске соскребал с себя чужую чакру, выжигал ее яростным пламенем шарингана, наконец-то — впервые за долгое и долгое время — доверившись своей собственной силе. Только ей, потому как ничего другого у него все равно не осталось. Проклятая печать на плече обжигала, манила привычной силой, но Саске слишком отчетливо запомнил момент, когда она предала его, когда Орочимару прорвался сквозь нее, а она ответила на зов змеиного саннина, пропустив того через все барьеры в оказавшийся таким открытым и уязвимым разум.

Кажется, Орочимару кричал. Или это был он сам? Крик рвал на части, выбрасывал и выталкивал наружу, пока Саске не обнаружил себя стоящим на коленях во все той же комнате. Вокруг валялись обрубки — в истинном облике Орочимару выглядел отвратительно — клубок мелких змеиных тел, что венчало гротескное подобие головы, в которой с трудом угадывалось прежнее лицо санина. Саске схватился за плечо, будто пытался пальцами соскрести с себя чужую печать, вырвать с корнем, но смог лишь успокоить бушующую в ней силу. Теперь она принадлежала ему. Целиком и полностью. Так он считал.

— Так вот как выглядит твое бессмертие, — Саске брезгливо отер катану и вложил ее в ножны. Здесь его больше ничего не держало.

Новость еще не разошлась. Саске прислушивался к мерному гулу убежища и размышлял. Его не слишком заботило, что будет с этим местом теперь — все здесь держалось на неукротимой воле и жажде Орочимару, а заменить его точно никому не под силу. Никто толком не знал, чего добивается змеиный санин. Никто не разделял его жажды. На самом деле у Орочимару не было учеников. Но все же в этих стенах хватало сильных и… любопытных шиноби. Мог ли кто-то из них быть полезен ему?

Саске чуть хмурился, перебирая в голове имена и характеристики способностей. Впереди его ждал Учиха Итачи, и что-то нашептывало — никакая помощь не будет лишней. Но от кого он сможет ее принять? Кому довериться настолько, чтобы пройти весь этот путь до конца?

Суйгецу? Когда-то Саске считал, что мечник Тумана ему пригодится, они не раз скрещивали мечи, и раз за разом Саске чувствовал, как он превосходит Суйгецу, как тот остается далеко позади, несмотря на всю силу своего кеккей генкай и эксперименты Орочимару. Какой смысл тащить к солнцу тех, кто не в силах оторваться от земли?

Карин? Идея взять с собой сенсора казалась невероятно привлекательной. Ровно до того момента, как Саске понял, почему от нее веет таким знакомым присутствием. Чьи отголоски чакры пронизывают ее кровь, далеко раскрывая сферу восприятия. Вероятно, где-то здесь пролегала черта, через которую он не мог переступить. Орочимару был не прав, утверждая, что он примет все. Какими бы методами оно не было добыто.

Саске шагнул вперед, ощущая, как за спиной опускается скрывающий убежище Орочимару барьер. Когда-то у него уже была команда, и это совсем не помогло приблизиться к цели. Нет смысла пользоваться пройденными дорогами. В конце концов — Итачи ждет его и никого другого.

* * *

Кабуто бесшумной тенью возник в коридоре. Он вслушивался в тихие шаги младшего Учихи, покидавшего убежище. Учихи ли? Но Орочимару-сама никогда не покинул бы убежище сразу после перерождения. Первым делом он помчался бы в лабораторию, а значит… Кабуто дождался, пока в коридоре останется только он один и осторожно заглянул в бывшую комнату змеиного саннина. Неужели тот мог не преуспеть? Идеальная техника дала сбой? Поверить в это было невероятно сложно, но если Кабуто чему и верил, так это собственным глазам, а они сейчас видели вполне однозначную картину: поверженного Белого Змея и свободно уходящего Учиха Саске. Свободно ли? Кабуто дернулся от пришедшей в голову мысли, и глаза за стеклами очков предвкушающе сверкнули.

Кимимару он нашел на верхней смотровой площадке убежища. Кабуто не был уверен, знал ли о ней кто-то еще, кроме них и Орочимару-сама. Тонкие экраны чакры едва заметно мерцали, освещенные закатным солнцем, в них отражался лес, кусочек реки и нарочито неторопливо идущая вдоль дороги фигура Учиха Саске. Тот практически покинул зону покрытия, совсем скоро найти его будет невероятно сложно. Кимимару рассматривал экраны, и лицо его казалось удивительно равнодушным. Кабуто пристально всматривался в него, ища признаки хоть каких-нибудь эмоций. Гнев, скорбь, жажда мести? Где все это? Или все, что он знал о Кимимару, было ошибочным? Орочимару-сама ошибался, когда говорил о верности Кагуи?

— Ты отпустишь его? — Кабуто не выдержал и решился задать вопрос напрямую, надеясь уловить хоть какой-то отклик.

— Такова воля Орочимару-сама, — голос Кимимару звучал ровно, под стать лицу, но теперь Кабуто смог уловить нечто еще. Чакра извивалась и дрожала от напряжения, сдерживаемая лишь тисками воли. Вероятно, будь здесь Карин, она бы уже вопила от ужаса, отыскивая дыру поглубже, чтобы спрятаться.

— Ты ведь не думаешь, что все уже… закончилось? — Кимимару повернулся к нему, и Кабуто всем своим существом почувствовал, что верный ответ может быть только один.

— Нет, конечно же нет. Орочимару-сама не мог умереть так просто.