Отвергая смерть. История Тома Риддла (джен)

Потрясающее открытие, которое сделал Том, пошатнуло его нервную систему и уложило на узкую койку в Больничном крыле почти на полторы недели. Добродушный целитель Дженнингс, к которому с утра прибежал Эйвери с новостью, что Том Риддл никак не просыпается и мечется по постели, бормоча то-то в бреду, не потерпел никаких возражений. И хотя уже на следующий день после припадка Том чувствовал себя вполне сносно, целитель категорически запретил ему возвращаться к занятиям.

Долгие часы в Больничном крыле Том коротал за книжкой по магии разума, которую купил еще летом и которую так и не успел открыть. Упражнения, описанные в ней, сильно помогали — когда перед сном его начинали одолевать мрачные мысли, он воображал себя ленивым теплым морем, качающим на своих волнах пушинку, и его разум очищался.

Попутно он заучивал простые, начальные методики чтения чужих мыслей и чувств — основы науки, которую волшебники называли легиллименцией. Он с рождения прекрасно чувствовал отношение других людей к себе, безошибочно различал ложь, а значит, был прирожденным легиллиментом. Благодаря постоянным занятиям он, если верить автору книги, сможет видеть людей буквально насквозь. Эта перспектива казалась Тому крайне заманчивой, и он планировал заниматься весь год, чтобы летом опробовать все свои знания на практике — на магглах.

К размышлениям о своем открытии он вернулся только к концу своего пребывания в Больничном крыле. С тяжелым сердцем он сопоставил все факты и пришел к выводу, что его отец был магглом. Все сходилось просто идеально: неизвестная фамилия, никогда не учился в Хогвартсе, ни разу не упоминался в «Ежедневном пророке». Он был обыкновенным магглом. И в свете этого возникал новый вопрос: что общего было у него и у наследницы Слизерина? Возможно ли, чтобы она полюбила его? Судя по всему, он был красив, но разве этого достаточно? Том попытался проанализировать ситуацию: девушка из древнего рода — та же Принц, к примеру, — вдруг влюбляется в маггла, пусть даже очень красивого. Невозможно! Милли сморщит свой хищный чувствительный нос, едва завидит маггла. Едва ли его мать, Меропа Гонт, сильно отличалась от тех чистокровных ведьм, которых он знал. Она близко не подошла бы к магглу. Значит, возможно, он ее изнасиловал?

С этой мыслью Том ходил почти два дня, прокручивая ее и так, и эдак, и то и дело морщась от непреодолимого отвращения, пока вдруг не поразился собственной глупости: этого не могло быть! Мать дала ему имя в честь отца, понадеялась, что Том будет похож на него внешне — значит, она была как минимум привязана к нему. К магглу?

Загадка собственного происхождения, приобретшая новые грани, сделала и без того не слишком общительного Тома замкнутым и нелюдимым. Только Абраксас и Альфард спокойно выносили его хмурый вид — остальные почитатели старались держаться подальше. Его влияние на курсе стало падать, тем более что Эван Розье на отборочных испытаниях прошел в факультетскую команду по квиддичу и стал всеобщим любимцем. Том к его триумфу относился спокойно, вполне довольствуясь ролью лучшего ученика и лидера тройки самых сильных студентов курса. Восторженные овации толпы не слишком сильно привлекали его. Так было до тех пор, пока однажды за завтраком к ним с Абраксасом и Альфардом не подошел Орион Блэк и не отозвал младшего брата.

Альфард ушел почти на полчаса, а вернулся злой и как в воду опущенный.

— В чем дело? — спросил Том, чувствуя раздражение оттого, что его товарищей задевает кто-то, кроме него.

— Орион — чистокровный фанатик без мозгов, — ответил Альфард.

Абраксас хмыкнул на это заявление и уточнил:

— В чем это проявилось?

Альфард замялся, явно не желая о чем-то говорить. Том нахмурился, отодвинул от себя тарелку и потребовал:

— Рассказывай!

— Кто-то распускает про тебя мерзкие слухи. В первую очередь о том, что ты нечистокровный, который каким-то образом затесался в приличное общество. Что ты чем-то шантажируешь нас с Малфоем и все в таком роде.

— Орион прислушивается к мнению гриффиндорцев? — поинтересовался Том с показным равнодушием, стараясь скрыть охватившую его ярость.

Альфард покачал головой:

— Точно нет, он недолюбливает Игнатуса Прюэтта и его компанию, а из гриффиндорцев только им ты не даешь покоя. Думаю, это кто-то из наших.

Том на мгновение встретился взглядом с Альфардом и буквально кожей почувствовал, что тот сказал не всю правду. Резче, чем обычно, почти приказным тоном он сказал:

— Ты что-то недоговариваешь. Говори правду!

Блэк вздрогнул:

— Что это было? — Но дожидаться ответа не стал и быстро проговорил: — Орион сказал, что больше всех болтают Розье и Эйвери. Остальные, в том числе и первый курс, просто повторяют за ним все, как попугаи.

Том перевел взгляд на веселящихся на другом конце стола Эвана и его поклонников. Ярость, и без того бурлящая в нем, выплеснулась широким потоком: по всему столу попадали бокалы, вода задымилась, почти превращаясь в горючее, но Том успел овладеть собой прежде, чем кто-то из преподавателей заметил неладное. Абраксас положил руку ему на плечо и сказал:

— Это то, о чем я тебя предупреждал. Ты уже придумал, как поступить?

Увы, заблаговременное предупреждение Абраксаса Том пропустил мимо ушей: все его мысли были заняты второстепенными семейными вопросами.

— Да, есть пара мыслей, — кивнул Том, принимая свой обычный спокойный вид. Альфард спросил:

— Надеюсь, мы с Абраксасом в этом участвуем?

Малфой скривился. Еще бы: он не желал оказаться втянутым в какую-то авантюру. Том хмыкнул и расстроил Блэка:

— Вам полагаются места в ложе.

Том встал из-за стола и первым отправился на занятия. Ему нужно было срочно придумать что-то действенное, болезненное, но законное, чтобы восстановить свой авторитет и навсегда указать Розье и прочим их место.

На занятии — Защите от Темных искусств, где они изучали простейшие щитовые чары, — Том внимательно наблюдал за Эваном. Тот, получив долгожданное место ловца и внимание публики, задрал нос и явно чувствовал себя королем курса. Крэбб и Гойл, слишком ограниченные, чтобы принимать взвешенные решения, следовали за ним, как два сторожевых твердолобых пса. Эйвери просто переметнулся поближе к тому, кто влиятельней. Заметив взгляд Тома, Эван подмигнул ему нагло и развязно, так, как ни за что не отважился бы подмигнуть еще в начале года.

Том хотел бы придушить его, как кутёнка. Но, к сожалению, не мог. Ему нужно было не просто напугать Розье, а растереть его в порошок, поставить на колени. В конце концов, он прямой потомок самого великого волшебника всех времен — Салазара Слизерина!

Сделать первый шаг ему удалось совсем скоро — буквально в тот же вечер в гостиной факультета Розье подошел к Тому, который сидел в кресле с «Историей Хогвартса», прекрасно подходящей для легкого чтения и отдыха от занятий.

— Том, не мог бы ты уступить мне это место? Здесь отличное освещение, а я как раз собирался нарисовать своим друзьям несколько схем.

Чувствуя, что ожидается скандал, большинство слизеринцев отвлеклись от своих дел — даже старшие подняли головы от конспектов, заинтересованные странным молчанием со стороны младшекурсников.

Том медленно, даже как-то лениво закрыл книгу, закинул ногу на ногу, вскинул голову и заглянул Розье в глаза. Злость заставила его забыть об осторожности, и он рискнул использовать те упражнения по легиллименции, которые планировал тренировать на магглах.

— Ты лжешь мне, Эван, это нехорошо, — сказал он чуть звенящим от напряжения голосом.

«Обвините своего собеседника во лжи, а потом резким усилием надавите на его сознание. Правда всегда лежит на поверхности, и лжец постоянно думает о ней», — говорилось в книге. Действительно, при ментальном усилии Тома Розье покраснел и выпалил, словно бы не осознавая, что он говорит:

— Да, на самом деле я просто хотел показать всем, что ты никто и не можешь соперничать с моим авторитетом.

Кто-то из первокурсников засмеялся тоненьким голосом, но тут же затих. А потом грянул хохот. Багровый Розье опрометью бросился вон из гостиной

Понимая, что партия еще не разыграна, Том демонстративно раскрыл свою книгу и вернулся к чтению, словно бы ничего не произошло, хотя и чувствовал, как под мантией по спине катятся капельки ледяного пота — заставить Розье вслух сказать правду оказалось совсем непросто.

Он читал почти до одиннадцати вечера и поднялся в спальню только тогда, когда понял, что в третий раз перечитывает рассказ о ссоре Гриффиндора и Слизерина и всерьез рассуждает сам с собой, где же могла бы находиться Тайная комната, словно это не глупая выдумка, а исторический факт.

Наверху его поджидали Абраксас и, как ни странно, Альфард, который жил в соседней спальне. Тот сидел на кровати Тома, как на своей собственной.

— У нас переезд, или ты заблудился? — спросил Том, поморщившись. Хотя к Блэку он относился хорошо, это вовсе не значило, что тот мог трогать его вещи или сидеть на его постели.

— У нас совещание! — радостно сообщил Альфард, откидываясь на подушку. — Крэбб, Розье и Эйвери любезно согласились посидеть в нашей комнате, пока мы тут немного поболтаем.

— Вот так? — удивился Том и, поколебавшись, сел на стул возле стены.

— Да, Том, нам с Альфардом кажется, что мы заслуживаем небольшого количества информации, — сказал Абраксас даже более серьезным тоном, чем обычно.

— Поясни, — предложил Том.

И Абраксас пояснил:

— Видишь ли, мы неплохо умеем считать, и нас настораживают выводы, к которым мы приходим. Смотри сам: ты змееуст — а это очень редкий дар, передававшийся только в нескольких семьях. Магглорожденный змееуст — явление столь же возможное, как, скажем, ласковая мантикора. То есть ты однозначно из семьи волшебников. Твое второе имя натолкнуло меня на интересную мысль. По совету отца я заглянул в список «священных двадцати восьми» и, представь себе, нашел там Марволо, притом только одного — Марволо Гонта, прямого потомка Салазара Слизерина. У него есть сын по имени Морфин, он сейчас заключен в Азкабан. Но никакого Тома в родне у него не наблюдается. Вывод: ты наследуешь Гонтам по женской линии.

— И что же? — спросил Том. Ему не понравилось, что Абраксас раскопал его секрет, но расстраиваться по этому поводу он не собирался. — Едва ли это страшное преступление — быть наследником одного из Основателей школы.

— Что ты, — фыркнул Альфард, — это он пока тобой восхищается. Вопросы дальше.

— Верно, — согласился Абраксас. — Это была просто проверка фактов. Информация меня интересует другая: что ты сегодня сотворил с Розье?

Том улыбнулся:

— Я просто убедил его в том, что врать плохо.

— Нет, ты его не убедил. Ты его буквально заставил это сделать, и теперь он трясется от ужаса перед Риддлом, великим и ужасным, — возразил Альфард. — Но это даже хорошо. Однако мы хотели бы знать, как именно ты это сделал.

Том задумался. Говорить о книжке по легиллименции и окклюменции он не собирался. Зато вполне мог обернуть любопытство друзей в свою пользу, заставив их думать, что это его особые способности.

— Вы играли когда-нибудь в игру «Правда или ложь»? — спросил он, перебираясь на кровать и чуть потеснив на ней Альфарда. — Правила просты: вы говорите мне что-то, а я решаю, правда это или нет.

— Мне жаль Розье, — начал Абраксас.

Том только рукой махнул:

— Врешь и не краснеешь.

— Профессор Слизнорт обожает засахаренный фрукты, — включился Альфард. Том чуть приподнял брови от удивления, но сказал:

— Правда.

Через час у Тома начала болеть голова — не от поверхностной легиллименции, а от обилия сведений о друзьях. В азарте игры, надеясь сбить его с толку, они выдавали все более сокровенные тайны. И даже умница-Абраксас не заметил, что говорит о себе куда больше, чем следовало бы. И он, и Блэк были словно бы околдованы — им хотелось играть с Томом.

И когда пришло время ложиться спать, оба чувствовали не стыд, а удивительную легкость, словно раскрывать Тому свои тайны — самое естественное для них занятие.