Джонни Уокер (джен)

Дело о пропавшем ларьке со сладостями разбирают всем Агентством. Потому что это весело и так сказал президент.

Куникида с вежливым вниманием смотрит точно в глаза Фукузаве и продолжает шустро набирать отчёт. Отбивает чудной ритм на клавиатуре несчастного ноутбука и совсем не замечает, как Дазай, смешно прикусив кончик языка, втихую разрисовывает его блокнот.

Рампо громко хрустит M&M’s с арахисом. Сначала съедает все красные, затем жёлтые и зелёные. Синие и оранжевые оставляет на потом, а коричневые не ест вовсе. Когда Ацуши спрашивает, почему, тот смотрит на него как на дебила и ехидно ухмыляется.

— А ведь точно, — вдруг говорит Осаму. — Коричневые.

Переглядывается с осклабившимся в улыбке Рампо и даёт ему пять.

Ацуши ничего не понимает. Дазай треплет его по макушке, через полчаса притаскивает незадачливого вора в полицейский участок и улыбается.

Лукаво и радостно.

Шало.

* * *

На часах половина второго ночи. По металлическому подоконнику громко стучит не по-летнему холодный ливень, над ухом противно жужжит надоедливый комар, а в окно очень некстати светит фонарь. Ацуши, угрюмо накуксившись, смотрит в потолок, отфыркивается от проклятого насекомого и то и дело тихо ругается.

Когда телефон негромко оповещает о входящем сообщении, он почти рад.

@nolongerhuman:

В грозу нельзя стоять под деревом или на дереве?

Что?..

@halftiger:

Вы где?

@nolongerhuman недоступен.

Ацуши со вздохом поднимается, отмахивается от нахального комара и выходит из квартиры. Смотрит на единственное дерево во дворе и качает головой. Спускается по мокрым ступенькам, ёжится от стекающих по макушке холодных капель и подходит к расхаживающему туда-обратно Дазаю.

— Лишь четыре из всех молний на земле попадают в землю и примерно одна из сотни таких — в дерево, — сообщает он и прислоняется к едва ли сухому стволу.

— То есть не попадёт? — всё равно уточняет Осаму.

— То есть не попадёт, — пожимает плечами Накаджима.

Осаму тоскливо вздыхает и идёт обратно в дом. Дождь тарабанит по крыше ещё громче, чем по подоконнику, на неровно заасфальтированной тропинке собираются лужи, а с веток старого дуба то и дело падают особенно крупные капли. Через час Ацуши заглядывает Дазаю в комнату. На всякий случай.

Дазай хмурится во сне.

Тревожно и нервно.

Горько.

* * *

В подвале сталелитейного завода воняет горелой плотью, порохом и пластиком. От запаха слезятся глаза, и Ацуши рад возможности списать покрасневшие веки и нос на омерзительную вонь. Между покрытыми копотью станками лежат тела сотни рабочих — обугленные, чёрно-бурые. На то, чтобы опознать каждого, уйдут недели: сгоревшие пластиковые идентификационные карточки бесформенной массой растекаются по оставшимся от халатов лохмотьям и в опознании никак помочь уже не могут.

Дазай лавирует между телами с непринуждённой лёгкостью, словно у него под ногами не люди, а истлевшие дрова. Присматривается к невидимым для Ацуши деталям, задумчиво проводит рукой по копоти на станках, растирает сажу по подушечкам пальцем и принюхивается.

Должно быть, копоть пахнет не только горелыми волосами и сладковатой гнилью.

Дазай усмехается.

Страшно и недобро.

Торжествующе.

* * *

Карманник оказывается резвым. Убегает от них по самым узеньким улочкам, виляет между торговых палаток и машин на проезжей части, оглядывается у моста, шутливо отдаёт честь и прыгает в реку. Ацуши теряется лишь на мгновение. Достаточное, чтобы пронаблюдать, как без раздумий за преступником ныряют Куникида и Дазай, и зачем-то прыгает следом.

Дураку понятно, что дальше вору бежать некуда, а эти двое справятся и без него, но это дело чести.

Теперь с него тоже свисает тина, а в волосах топорщатся окурки. Доппо невозмутимо трясёт промокшей жилеткой, Осаму сначала отжимает пальто, затем жилетку и следом снимает рубашку.

Остаются только мокрые бинты, полностью скрывающие торс и руки. Ацуши смотрит, будто впервые видит, и без задней мысли спрашивает:

— А что под ними?

Мысль о том, что вопрос нетактичный, приходит погодя.

— Любопытство сгубило кошку. — Дазай подмигивает и смотрит.

Прямо и жёстко.

Холодно.

* * *

Ацуши требуется ещё месяц и ещё две стычки с Портовой мафией чтобы понять: это не легкомыслие и не беспечность — Дазай действительно не боится поворачиваться к эсперам Мафии спиной.

Третья стычка, чтобы уяснить: это не порядочность и уж тем более не благородство — те просто не стреляют ему в спину.

Двадцать минут уходит на то, чтобы решиться, пару секунд, чтобы выпалить:

— Вы бывший мафиози.

Низкорослый рыжий парень громко ржёт.

Дазай смеётся.

Искренне.

* * *

Иногда Дазай пропадает. Акутагава говорит, что возвращается тот не всегда. Чуя — что он никогда не пропадает.

Ацуши не знает, кому из них верить, но однажды Осаму отсутствует почти неделю. Куникида тайком разговаривает с Миноурой, а затем, слегка паникуя, обзванивает городские больницы и морги. На пустой стул за столом в конференц-зале смотрят всем Агентством, и тревожное нечто, всю неделю тигриными когтями скребущее грудь, наконец находит выход.

Ацуши обходит каждую лужу в городе, заглядывает во все бочки и до рези в глазах вглядывается во всё, что хоть отдалённо напоминает перекладины. Очень осторожно опрашивает портовых бездомных и включает дурачка, когда нечаянно натыкается на Хигучи. Очевидная польза перевешивает предполагаемый риск, но она, к сожалению, понятия не имеет, где носит Осаму.

Солнце садится за горизонт, когда Накаджима признаёт своё полное бессилие и возвращается домой. Не особенно надеясь, заглядывает в квартиру Дазая и поражённо замирает.

В спальне, сидя на подоконнике, курит Накахара. Тонкие пальцы чуть подрагивают, когда он подносит сигарету к губам, под глазами чернеют синяки, и выглядит он в целом так, словно несколько дней подряд не спал. Не ел, не пил и едва не сдох. В общем — ничуть не лучше лежащего на футоне Дазая.

Половицы под ногами чудом не рухнувшего от облегчения Накаджимы скрипят, и Чуя оборачивается. Смотрит на него угрюмо, исподлобья и, видно, что-то для себя решив, спрыгивает с подоконника.

— Живой он, не дёргайся.

Подхватывает со спинки стула пальто и идёт к выходу.

— Проснётся, передай от меня, что он мудак.

Оборачивается на пороге, смотрит так, словно это он на полголовы выше, и неожиданно жёстко повторяет:

— Он никогда не пропадает. Усёк?

Шёпот похож на тихий вопль. Когда Ацуши кивает в ответ, Чуя судорожно, через силу выдыхает и уходит.

Никогда.

Чуя в этом убеждён.

* * *

— Накахара-сан просил передать, что вы мудак.

Дазай улыбается.

Виновато.