Однажды в другой вселенной (гет)

Нельзя повернуть время вспять.

Нельзя перевести назад стрелки на часах.

Нельзя изменить то, что уже произошло.

Персиваль не очень хорошо помнит то, что было до Гриндевальда.

Была работа — да, и правда была. Был Нью-Йорк — да он и сейчас тут. Была Тина — да, рядом, всегда рядом, с маленькой каплей горчицы на отвороте серого пальто, с преданностью в мягких карих глазах, с громоздким именем, с огнём в добром сердце.

Тину он помнит гораздо более отчётливо, чем всё остальное.

Потом был Гриндевальд. Сырой подвал и болезненные беседы слились в одно серо-бордовое пятно, которое Персиваль тщательно стирает каждый раз после того, как оно появляется опять.

После Гриндевальда серое сменилось белым постельным бельём больницы, сочувственно-настороженными взглядами, усталым видом Пиквери.

Почему-то среди всего этого не наблюдается главного компонента.

— Где Тина? — неразборчиво хрипит Персиваль в один прекрасный день. Одно из заклятий Гриндевальда повредило голосовые связки, но колдомедики обещали полное восстановление.

Серафина почему-то отводит глаза. Грейвс знает, что он выглядит жалко, но он и подумать не мог, что настолько.

— Она в Великобритании, — наконец говорит Серафина и постукивает пальцами по подлокотнику кресла с раздражающей жёлтой обивкой.

Персиваль помнит, что вот это её постукивание что-то значит, но не помнит, что именно.

— Она выходит замуж, Персиваль, — Серафина стучит, стучит по подлокотнику, будто надеется, что этот едва слышный стук перекроет её слова.

Плохие новости.

Вот что значит стук пальцев Серафины, вспоминает Грейвс.