Однажды в другой вселенной (гет)

— Говорят, он так красив, что сама герцогиня при нём не смогла вымолвить ни словечка, — хихикает Куинни, держа в тонких пальцах фарфоровую чашку.

Тина молча переворачивает страницу французского романа.

— И не женат, — Куинни многозначительно двигает бровями, глядя на старшую сестру.

Тина отрывает взгляд от книги и скептически поджимает губы.

— Я одолжу тебе на бал своё кремовое платье, — решает Куинни, и блюдце тихо звякает, когда она ставит чашку обратно на стол.

Вечером на балу у Сиддалов Тина знакомится с Персивалем Грейвсом.

Вечером Тина впервые влюбляется с первого взгляда.

— Вы из Лондона? — невзначай спрашивает она, когда он умело кружит её по просторной бальной зале под восхищенные вздохи девиц.

— Нью-Йорк, — отвечает Грейвс, и уголки его губ продолжают походить на прямую линию.

Тина подавляет вздох. Он неразговорчивый, его красота сбивает с толку. Он не улыбается. Может, американцы все такие?

— И надолго вы здесь? — снова делает попытку Тина, хотя прекрасно знает, что он арендовал одно из пустующих поместий на два месяца.

— Неделя, — Грейвс снова демонстративно лаконичен, и Тина замолкает до конца танца.

Когда музыка заканчивается, он аккуратно берёт её под руку. Тина недоуменно смотрит на него, а её сердце отбивает бешеный ритм мазурки.

— Я тут сугубо в деловых целях, — говорит Грейвс, когда они вдвоём стоят на небольшом балконе. В доме играет оркестр, а в огромном парке взмывают вверх стройные струи фонтанов.

Тина молчит, ожидая продолжения. Они стоят близко друг к другу, но он смотрит не на неё, а на тёмно-синее небо.

— Местные леди не дают мне покоя, — вдруг признаётся он и почему-то виновато улыбается. Тина моргает; его улыбка выбивает воздух из лёгких.

— Сочувствую, — бормочет она и тоже смотрит на небо: так безопаснее.

Они снова молчат. Тина пытается восстановить дыхание, Грейвс смотрит вдаль, думая о чём-то своём.

— Вы, — наконец говорит он, и Тина снова замирает, — производите впечатление разумного человека.

Тина сдерживает нервный смешок, чинно кивая головой.

— Я могу попросить вас об услуге? — Грейвс поворачивает голову и смотрит на неё. — Не сочтите за дерзость.

Оркестр начинает играть вальс. В парке кто-то громко хихикает — судя по очаровательным колокольчикам в голосе, это Куинни. Всё происходящее кажется Тине сном, и она незаметно щиплет себя за руку.

— Просите, — царственно разрешает она, когда после второго щипка окружающий мир остаётся реальностью.

Грейвс вздыхает и полностью разворачивается к Тине.

— Могу ли я ухаживать за вами? — с невероятной серьёзностью спрашивает он, глядя ей в глаза.

Тине кажется, что он смотрит ей прямо в душу.

— Прошу прощения? — медленно переспрашивает она, невзначай кладя руку на изящные перила: колени отказываются выполнять свою задачу.

— Думаю, если я ясно выражу свои намерения насчёт вас, остальные леди оставят меня в покое, — поясняет Грейвс и снова смотрит Тине в душу. — Всего неделя, прошу вас! — он накрывает лежащую на перилах ладонь Тины своей.

У него красивые пальцы, рассеянно думает Тина. Он вообще сам весь очень красивый.

— Ради укрепления международной дружбы, — она тонко улыбается, так, как среди всех дам умеет лишь она. — Я люблю орхидеи и прогулки верхом, — она чувствует тепло его ладони, и от этого теплеет и внутри.

— Спасибо, — в голосе Грейвса столько искренней благодарности, что Тина с ужасом понимает: влюбленность проросла окончательно.

Оркестр выводит тонкую скрипичную мелодию, которая, кажется, достаёт до самых звёзд. Они продолжают стоять на балконе, и Тина думает, что неделя обещает быть интересной. Ей лукаво подмигивает звезда, и она успевает загадать желание, прежде чем яркая точка скатится по небосводу.

И, возможно, дело в звезде, но Грейвс так и не убирает свою ладонь с её пальцев.