Выбор (джен)

— Руди…

— После, — Родольфус отодвинул брата от двери, рывком открыл её — и бросил через плечо: — Я в порядке. Но всё после, — и резко закрыл дверь.

И позволил себе, наконец, потерять лицо и буквально рухнуть на кровать. Больно ему не было, но тошнота комком стояла в горле, жар сменялся холодом и возвращался, и одежда Родольфуса давно промокла от пота, мышцы ломило — словно он был болен. Только это не было болезнью — он прекрасно это понимал, только сделать ничего не мог. Голова кружилась, и в глазах темнело, а картинка то и дело расплывалась и качалась, словно он был пьян — он помнил это ощущение из юности. Как он оказался дома — он понятия не имел, хотя, вроде бы, сознанья не терял. Да он даже не мог вспомнить, кто его привёл! Брат? Мальсибер? Эйвери? А может быть, он сам сообразил использовать портал? И вообще… где он?

Головокружение почти успокоилось, да и тошнота практически прошла, и Родольфус рискнул открыть глаза — и увидел комнату в Малфой-мэноре. Жаль — ведь окажись он дома, вопрос с тем, кто привёл его сюда, решился бы. А так…

Его палочка оказалась заткнута за пояс, и Родольфус, вытащив её, плеснул себе в ладонь воды и умылся. Стало совсем хорошо — остались только слабость и отчётливая дрожь в мышцах, но с этим он вполне мог справиться. По крайней мере…

Взмахом палочки Родольфус распахнул дверь, впуская, кажется, так всё и стоявшего по другую её сторону Рабастана. Тот вбежал — и замер, встревоженно глядя на Родольфуса.

— Закрой дверь, — попросил тот, жестом подзывая его к себе. Рабастан закрыл, и даже запечатал заклинанием, а потом сел, придвинув себе кресло — но так ничего и не сказав. — Мне невероятно интересно, знал ли Лорд о таком эффекте, — сказал Родольфус. — И — что, может быть, важнее — в зелье дело или, может быть, не только.

— Что с тобой вообще такое? — спросил Рабастан, словно не услышав его реплику.

— Я, пожалуй, несколько преувеличил, полагая, что при необходимости без труда продолжу принимать участие в налётах, — сказал Родольфус.

— Значит, всё-таки не можешь? — тихо проговорил Рабастан.

— Ты знаешь, — по губам Родольфуса скользнула ироничная усмешка, — я, скорее, не хочу. Просто… очень сильно не хочу. До тошноты. В буквальном смысле. И темноты в глазах, — он негромко рассмеялся.

Рабастан смех подхватил, но смотреть всё равно продолжал испуганно.

— Разве так бывает от простого нежелания? — спросил он недоверчиво.

— Ну, как видишь, да, — Родольфус глубоко и с явным удовольствием вздохнул. — Кстати, ты как раз, я думаю, должен хорошо это понимать: ты не любишь заставлять себя, не так ли?

— Но не так же! — возразил Рабастан.

— Ты понимаешь, я тогда дал слово сам себе, что не стану повторять подобное — а себя я прежде никогда не предавал, — Родольфус горько и чуть иронично скривил губы. — И теперь, как видишь, это оказалось неприятно.

— Но ведь ты же никого не убивал! — воскликнул Рабастан.

— Басти, разве это важно? — пожал Родольфус плечами. — Это всё уловки — и я сам отлично это знаю. Если это помогает Ойгену — я рад. Но с ним другое — а я просто знаю, что это ширма. Не убили мы — убили остальные. Да, конечно, эти жизни сохранились — но, во-первых, люди пострадали, во-вторых…

— Магглы! — перебил Рабастан. — И никто не умер же! Испугались только…

— Магглы, да, — задумчиво повторил Родольфус. — Басти, так или иначе, я нарушил слово, данное себе. И мне это не понравилось.

— И что ты будешь делать? — Рабастан, похоже, успокоился — по крайней мере, ручку кресла он сжимать перестал.

— Сам пока не знаю, — Родольфус потёр лицо ладонями. — Но какой соблазн, а?

— В чём соблазн? Для кого? — Рабастан задал вопрос, скорее, по привычке, нежели из интереса, но Родольфус ответил неожиданно подробно:

— Да для всех. Но прежде всего — для хороших людей. Для того же Дамблдора, полагаю. Подумай: это ведь, по сути, зелье совести. Напоить им всех — и не будет больше ни убийств, ни подлости. Я не знаю, правда, сколько оно действует — но ведь это можно повторять при необходимости. И при том — заметь! — никакого подчинения: воля остаётся полностью свободной. Человек просто смотрит на себя со стороны и осознаёт свои ошибки — и совершенно искренне стремиться стать как можно лучше. Страшная какая вещь…

— Что тут страшного? — удивился Рабастан. — Скучно будет — это да… но, наверное, тем людям, кто это выпьет, так и не покажется.

— Это сложно, — подумав, сказал Родольфус. — Понимаешь, это тоже чары. Я готов признать, что в моём, к примеру, случае, это справедливо — и согласен с Дамблдором, что это, в чём-то, действеннее Азкабана. Но я это, по крайней мере, заслужил — однако сделать это с тем, кто виновен в мелких грешках вроде семейных измен или подливания любовного зелья однокурснику… — он покачал головой. — Потому что страдать они будут так же — да и что за ценность в том, чтобы слушаться себя не потому что сам решил так делать, а по необходимости? Ты хотел бы так?

— Конечно, нет, — мгновенно отозвался Рабастан.

— Я бы тоже, — начал было Родольфус, но закончить не сумел — Рабастан сжал кулаки и глухо буркнул что-то. — Тут другое, — возразил тот. — Басти, я готов был даже к смерти — и вообще к чему угодно. И сделал это добровольно. И потом, я помню, что со мной случилось — и, при желании, мог бы попытаться стереть себе память.

— Думаешь, что это помогло бы? — с жадностью спросил Рабастан.

— Может, да — а может, нет. Не знаю. Но у меня есть выбор — в том числе и попытаться узнать это. И ты знаешь — я стал очень ценить это.

— Ты поэтому на Лорда злишься? — засмеялся Рабастан.

— Поэтому, — кивнул Родольфус. — А ещё потому, что меня ведь никто не заставлял принимать вот это, — он коснулся пальцами внутренней стороны своего левого предплечья. — Тебе проще, — добавил он негромко, — я тебя привёл. Но…

— А тебя — отец, — возразил Рабастан.

— Отец метку не носил, — возразил Родольфус. — И в восторге от её принятия он тоже не был. Не могу сказать, что он сильно возмущался — но и не обрадовался. Нет, Басти, я сделал это сам — и, как полагал, вполне сознательно. Правда, озаботиться узнать, что это за чары, я не потрудился — за что и расплачиваюсь. И, что ещё печальнее, за это же расплачиваешься ты. Но теперь это не важно — важно, что нам делать. Метку снять нельзя — мы освободимся только после его смерти.

— Так он умирал уже, — возразил Рабастан. — Не помогло.

— Настоящей смерти, — подчеркнул Родольфус. — Ты ведь знаешь о хоркруксах — если их найти и уничтожить, а потом убить его, он умрёт совсем. И мы освободимся.

— А ты знаешь, сколько их?

— Не знаю. Но, надеюсь, знает Дамблдор. А пока мы ищем их, нам нужно просто выжить — постарайся сделать это.

— Я хотел бы, чтоб мы все выжили, — серьёзно сказал Рабастан. — Ты, я, Ойген, Марк — все четверо.

— Друзья — это хорошо, — серьёзно сказал Родольфус. — Что ж, давай попробуем.

* * *

Дни сменялись днями, те — неделями, вот уже и зима заканчивалась, в отличии от остававшихся бесплодными поисков Родольфуса. Никаких концов: да, были свидетельства о том, что Хебзиба Смит владела чашей — но и только. После её смерти наследники никаких особенных вещей не обнаружили — или не признались никому. Чаша словно испарилась — что свидетельствовало о том, что Лорд и вправду получил её… но куда он мог её запрятать, Родольфус не имел ни малейшего понятия. Молчал и Дамблдор — может, искал сам, может, занят был другим, но помощи от него не было. Хотя они порой встречались — для каких-то мелких поручений и расспросов. Разговоры с ним напоминали Лестрейнджу помесь бриджа, покера и фехтования — и, пожалуй, нравились. Порой он ловил себя на желании рассказать, что знает о хоркруксах — и поговорить в открытую, но всегда сдерживался. Дамблдор был обаятелен и казался хотя и суровым, но понимающим и справедливым — но Родольфус склонен был считать всё это маской. Что скрывается под нею — он не знал и узнать не мог никак. Так что он молчал — и мог только надеяться на то, что смолчит и Рабастан, которого директор Хогвартса время от времени по-прежнему вызывал к себе, давая некоторые поручения. Не слишком сложные — по крайней мере, не настолько, чтобы нельзя было найти кого-нибудь попроще для их исполнения. Подобное несоответствие тревожило, но поделать с ним он ничего не мог — лишь беседовать с братом до и после встреч и надеяться, что тому не подтирают память. Впрочем, это он хотя бы мог проверить — и проверял, и ничего не обнаруживал. Но почему-то легче от этого ему не становилось.

Рабастан же относился к этим встречам с удивительнейшим легкомыслием. Он рассказывал о них охотно, но без особенного интереса — словно пересказывал обычный разговор за ужином, и в начале февраля Родольфус, наконец, не выдержал — и спросил:

— Тебе словно всё равно. Ты перестал его бояться?

— Так мы говорим о всякой ерунде, — пожал Рабастан плечами. — Но ты же знаешь. Что тут страшного? Я его совсем не понимаю — он же может потребовать от меня всего, чего захочет! Хоть убить кого, хоть что — а я ношу ему бумажки и разведываю какую-то ерунду. Я бы мозг себе сломал, если бы пытался понять логику — и плюнул. Я не представляю, как с ним Снейп работает.

— А при чём здесь Снейп? — удивился Родольфус.

— Да не при чём — просто он всё время в школе и, наверное, общается с ним часто. Знаешь, честно говоря, я не уверен, что выдержал бы на его месте.

— Ты похож на Снейпа чуть-чуть больше, чем на меня, — заметил его брат довольно равнодушно. — Полагаю, для него несложно так общаться. Дамблдора я могу понять — ты слишком ценен, чтобы рисковать, давая опасные задания.

— Ну да — а сложные он даёт тебе, — подхватил Рабастан со смехом. — Мне кажется, он беседует со мною за компанию — чтобы я не забывал о том, чем ему обязан, ну и чтоб не обижался. А так ему это не нужно.

— А ты бы обиделся, если бы он этого не делал? — пошутил было Родольфус — и услышал с удивлением:

— Конечно! Руди, а скажи — ты ведь ищешь что-то, да?

— Ищу, — не стал тот отпираться. — Рассказать тебе?

— Да, расскажи, — Рабастан заулыбался и устроился удобнее — словно собирался слушать сказку.

— Я разыскиваю старинную золотую чашу, , — сказал Родольфус. — Небольшую и, возможно, с вычеканенным рисунком. Но аврор из меня плохой — больше чем за два месяца я так ничего и не нашёл. Даже концов нет. Ничего.

— Она тоже… — Рабастан замялся, и Родольфус качнул головой:

— Я не знаю, но склонен полагать, что да.

Они замолчали. Рабастан довольно долго разглядывал роспись на потолке, а затем сказал:

— Знаешь, я всё думаю… я даже почитал кое-что, — он упрямо не сводил взгляда с потолка. — Мы про душу мало знаем, но ведь мы меняемся, пока живём? Не внешне. Это ведь и есть душа, по сути, верно?

— Да, — он не сразу уловил суть сказанного, но переспрашивать не стал, предпочтя подумать. — Душа. И, конечно же, она меняется в процессе нашей жизни… хотя многие считают, что у неё есть часть, что остаётся неизменной.

— Ну, пусть есть, — покладисто согласился Рабастан, наконец, отводя глаза от потолка. — Но я сам чувствую, как я меняюсь — и не может же так быть, чтобы это всё не отразилось на душе!

— Пожалуй, — Родольфус старательно погасил блеск в глазах и постарался сделать взгляд таким же спокойным, как и голос. — Ты действительно меняешься — и я не смогу передать тебе, насколько мне это нравится.

Он ни капли не солгал: за последние месяцы Рабастан словно повзрослел лет на десять… ну, может быть, на пять, и Родольфус даже не мог вспомнить его последнюю истерику. Даже неожиданное увлечение миром магглов, которое Рабастан разделил с Мальсибером и Эйвери, Родольфуса, скорее, радовало: по крайней мере, это было познавательно, да и полезно. Хотя он и не мог понять, что они втроём находят интересного там, но время от времени даже соглашался с ними погулять — и слушал разговоры. И думал, как же всё это не вовремя — если б не было ни Лорда, ни войны! Сколько всего нужно сделать — но пока идёт война, ничего не выйдет. А война будет идти, пока жив Лорд, а лорд жив, покуда он, Родольфус, не найдёт ту золотую чашу…

— Нравится ему, — буркнул Рабастан польщённо. — Смотри: мы же говорим, мол, зрелый человек, или наоборот… это ведь про душу тоже, верно?

— Да, — Родольфус не стал спорить, хотя вовсе не был так уверен в истинности сказанного.

— Получается, душа может расти, — удовлетворённо сказал Рабастан. — Возможно, та основа остаётся — но всё остальное может как расти, так и наоборот.

— Пожалуй, — снова согласился с ним Родольфус. — Ты это к чему?

— Мне интересно, а у Лорда сохранилась та основа? Или он её засунул в один из хоркруксов? Если да — то, отыскав её, им можно управлять… наверное. Как ты думаешь?

— Не знаю, — медленно проговорил Родольфус, и повторил: — Басти, я не знаю…