Конечно, это не любовь (гет)

После удара по голове Шерлок приходил в себя долго, то погружаясь в чернильную темноту, то выныривая на поверхность и выхватывая обрывки реальности. В Чертогах на два голоса кричали Майкрофт и Гермиона, но как он ни старался, он не мог разобрать их слов, а их лица плыли у него перед глазами, двоились и то и дело исчезали.

Однако постепенно он сумел вернуться в сознание, и первое, что он увидел, был блестящий ствол восьмизарядного Кольта офицерской модели 1993 года выпуска. Следом за стволом он увидел и его владельца — высокого с военной выправкой светловолосого мужчину. Шерлок быстро оглядел его, отмечая мелкие детали о составляя портрет. Он служил в частной охране, наемник высокого уровня, но два или три года назад получил предложение поработать на правительство. Одинок, семьи или любовных привязанностей не имеет, домашних животных не держит. Педантичен, болезненно-аккуратен, привык составлять планы любых, даже простейших действий. Беспрекословно выполнит любой приказ, практически не испытывает угрызений совести или сомнений.

 — Чем я не угодил британскому правительству? — спросил Шерлок. Его голос прозвучал не слишком твердо, но мужчина его услышал и чуть отвел в сторону пистолет.

 — Отлично, что вы пришли в себя, мистер Шерлок Холмс, — произнес он, — надеюсь, вы простите мне предосторожности, с которыми вас сюда доставили. У нас нет ни цели, ни намеренья причинить вам вред.

Шерлок скользнул взглядом по жесткой складке возле губ, по мелким шрамам от опасной бритвы на щеках и понял, что не может верить ни единому слову. Он попытался пошевелиться, но его руки, похоже, были крепко связаны за спиной и сильно затекли.

 — Все, что нам требуется, это ответы на некоторое количество вопросов и немного информации, — продолжил мужчина.

 — Я что-то не ощущаю желания беседовать с вами, — заметил Шерлок, — пока у меня связаны руки.

Мужчина покойно приблизился, наклонился и рывком поставил Шерлока на ноги, потом одним движением развязал ему руки и толкнул обратно в кресло. Шерлок с трудом сдержал стон — все тело болело, а голова еще кружилась, но, по крайней мере, он мог размять пальцы.

 — Так лучше? — спросил мужчина.

 — Безусловно, — не без иронии ответил Шерлок. — Итак, я вас слушаю.

Он чуть прикрыл глаза и незаметно скользнул в Чертоги. Прежде, чем его начнут допрашивать (а это будет именно допрос, что бы там ему ни говорили про нежелание причинять вред), он должен понять их цель. Сам по себе он пока представляет немного — студент Кембриджа с репутацией наблюдательного психа едва ли может заинтересовать правительство. Что он может знать? Речь не идет о заговорах или политике — он даже не приближался к ним. Тогда что?

 — У тебя есть только два варианта, брат, — заметил Мафкрофт.

 — Он прав, — кивнула Гермиона.

Шерлок задумался и был вынужден с ними согласиться: тех, кто оглушил его и притащил в какую-то халупу на севере Лондона, могли интересовать либо его знания о волшебном мире, либо о делах брата. А так как этот человек скорее съест собственные ботинки, чем поверит в волшебство, остается…

Он вынырнул из Чертогов как раз вовремя, чтобы услышать вопрос, подтверждающий его предположения:

 — Зачем вы виделись сегодня с Майкрофтом Холмсом.

 — Он мой брат, — ответил Шерлок.

 — Это нам известно, — кивнул мужчина, — но я задал вопрос о цели встречи.

Шерлок пристально взглянул в глаза мужчине и произнес:

 — Братская встреча. Что-то вроде: «Как поживаешь? — Просто чудесно!». Это все.

 — Позвольте вам не поверить, — улыбнулся мужчина. — Майкрофт Холмс не тот человек, чтобы ходить на обычные встречи, особенно сейчас, учитывая политическую обстановку. Мистер Холмс, поверьте, я не хочу причинять вам вреда, но если вы не будете отвечать на мои вопросы, мне придется…

Он не договорил, но Шерлок отлично понял намек. Черт бы побрал Майкрофта и его игры в политику! «Я скромный чиновник», — говорил он. Как же!

 — Мы не близки с братом, — твердо сказал Шерлок, — наша встреча была краткой и по большей части случайной. Я не вникаю в его дела и даже не знаю, какую должность он занимает.

Краем глаза он заметил на другом конце комнаты еще двоих и однозначно не был достаточно самонадеян, чтобы думать, что справится с ними со всеми. Если он хочет выбраться отсюда, ему нужно говорить очень убедительно.

 — Мистер Холмс, не стоит лгать. Он установил за вами наблюдение, фактически — приставил к вам охрану, а сегодня вы передали ему некий предмет. О вас отзывались как о наблюдательном и умном юноше, вы ведь догадываетесь, что произойдет, если вы будете продолжать отпираться? Итак, кто именно помогает Майкрофту Холмсу в его продвижении?

 — Я говорю вам правду, я не знаю ничего о его делах, — резко ответил Шерлок и получил первый болезненный удар по щеке.

За ним последовали и другие. Шерлок всегда считал себя стоиком и был уверен, что легко сможет терпеть боль, но ошибся. Знай он что-то о Майкрофте, он рассказал бы, лишь бы остановилось это методичное, вдумчивое избиение, направленное на то, чтобы причинить ему как можно меньше вреда, но доставить наисильнейшую боль.

Передышка наступила через шесть или семь часов (по субъективному времени — часов поблизости видно не было). Шерлоку сковали руки наручниками и оставили в кресле. Впрочем, даже будь его руку свободны, но едва ли смог бы что-то предпринять — болело все тело. Поерзав немного и устроившись так, чтобы хотя бы не причинять себе еще больших мучений, он провалился в черный тяжелый сон. А на утро его разбудил уже другой человек. Он был невысок и сухощав, и на нем была длинная черная мантия. Из-под ее капюшона было сложно рассмотреть лицо, Шерлок сумел увидеть только горящие в темноте глаза.

 — Расслабьтесь, мистер Холмс, — сказал, очевидно, волшебник, — это будет не больно, и вы все равно не вспомните об этом.

Волшебник вытащил длинную из темного дерева волшебную палочку, направил ее в лицо Шерлоку и произнес уже знакомое:

 — Легиллименс!

Он сразу же скользнул в Чертоги разума и поплотней закрыл двери на засовы. С тех пор, как незабываемый профессор проломил его защиту, Шерлок как следует подработал ее, и теперь все, что маг мог делать, это бессильно биться в ворота пустячных воспоминаний и обрывков каких-то мелодий. А если ему вздумалось бы попытаться отойти от ворот, он угодил бы в непроходимые болота из химических формул, названий компонентов, реактивов и оборудования.

Маг продержался около пяти минут, после чего отступил. Шерлок открыл глаза.

 — Ментальная защита, — прошипел маг, — интересно, откуда? И как надолго ее хватит.

Шерлок приготовился к новой атаке, но вместо заклинания чтения мыслей прозвучало другое — короткое и незнакомое:

 — Круцио!

Его действие оказалось очевидно. Боль, которую Шерлок испытывал вчера от побоев, показалась ему ничтожной. Боль во время ломки после опиума и вовсе была не страшнее щекотки. Заклинание словно бы дробило и сращивало, а потом дробило вновь каждую кость в его теле, растягивало и резко сжимало в тиски каждую мышцу, наполняло легкие кислотой, а вены — какой-то огненной смесью. Шерлок заорал от боли и попытался сжаться в комок, но связанные руки и затекшие за ночь ноги не позволяли этого. Неожиданно его словно бы втолкнуло внутрь Чертогов. В них было как-то серо, словно за несколько мгновений стены потрескались и испачкались в золе, ковер на полу выцвел, а потолок осыпался.

 — Как же ты постыдно слаб, мой мальчик, — проскрежетал нереальный, больше похожий на голограмму из дешевых фильмов Майкрофт. Гермионы не было видно.

 — Я не слабый, — ответил Шерлок.

 — Очень, очень слабый, — продолжал Майкрофт, — мне противно смотреть на то, как ты распускаешь сопли. Ты разочаровал меня, братец, и разочаровал всех. Родителям лучше не знать об этом, не так ли? Они будут крайне… — он сделал паузу и повторил понравившееся ему слово: — разочарованы.

 — Из-за тебя я вляпался в это! — рявкнул Шерлок. — Из-за твоих дурацких игр в великого политика, вершителя судеб. И ты еще смеешь обвинять меня в слабости?

 — Ты слаб, — повторил Майкрофт и пошел полосами, похожими на помехи на телевизоре, — и дело вовсе не во мне. Дело в тебе и в том, что ты способен или не способен сделать. Ты почти готов опустить руки, братец. Сдаться. Заплакать и позвать мамочку.

 — Заткнись! — велел Шерлок и закрыл глаза, чтобы не видеть брата, но все равно видел — и слышал.

 — Поплачь, Шерлок. И посмотри на то, как все твои хваленые Чертоги разума рассыплются, как карточный домик. Давай! Это же в твоем характере — жалеть себя и ныть, вместо того чтобы бороться. Ты всегда был жутким плаксой, Шерлок.

Это была чистая правда. В детстве он плакал постоянно, из-за ушибов, из-за обид, из-за резких слов. Пожалуй, только Гермиона сумела научить его держать себя в руках — плакать при девчонке было слишком стыдно. Гермиона вытащила бы его. Но ее не было рядом, в этом рушащемся мире. Был только Майкрофт, неумолимый, безжалостный, но всегда правдивый. Брат никогда не лгал ему. И он говорил правду. Если не собраться с силами, Чертоги рухнут, и он останется одинок и уязвим.

Шерлок еще сильнее зажмурился. Когда-то он уже был одиноким и уязвимым, когда-то уже рушилось все вокруг. Об этом напоминали страшная детская песенка про старый дуб, каменистый пляж и сырая земля. Нельзя было допустить, чтобы уязвимость вернулась. Он резко открыл глаза и оглядел Чертоги. Майкрофта уже не было, были рушащиеся стены, адская боль во всем теле и тихая-тихая детская песенка.

 — Соберись! — всхлипнув, велел он себе. — И думай!

По его щекам (он точно не понимал, в реальности или в воображении) потекли слезы, а потом он словно издалека услышал собственные слова, которые он однажды сказал Гермионе: «Твои сожаления не помогут, так что советую заняться каким-нибудь полезным делом». Что-то подобное он сказал ей в ответ на ее рассказ о войне, о смерти ее приятелей и о том, как ее пытали Пожиратели Смерти. О, да, это был отличный совет.

Неожиданно из полутемного угла осыпающихся Чертогов вышел профессор — в черной мантии, совсем такой, как в жизни: худой, уставший и хмурый. Он выглядел настоящим, а не напоминал голограмму.

 — Почему бы тебе не воспользоваться им самому, Шерлок? — спросил он спокойно. В его интонации не было ни насмешки, ни издевки. — Не думай о боли, просто займись делом. И не стой столбом, иначе я подумаю, что ты похож на моих безмозглых студентов.

Сквозь слезы Шерлок улыбнулся и фыркнул:

 — Этого сравнения я не переживу.

 — Тогда вперед. Дыра в стене не украшает интерьер.

Восстанавливать Чертоги, чувствуя все не прекращающуюся боль, было сложно, куда сложнее, чем строить их. Но под спокойным непроницаемым взглядом профессора Шерлок не мог остановиться. Позднее он подумает о том, как выбраться из ловушки, в которую он угодил, о том, как вышло, что среди политических противников Майкрофта оказался волшебник, и даже о том, почему из всех людей именно профессора он вспомнил тогда, когда совершенно опустил руки. А пока ему было не до посторонних мыслей — нужно было строить стены, камень за камнем, воспоминание за воспоминанием, не проживая и не чувствуя их, просто укладывая, как настоящие кирпичи. И когда последний камень обрел свое место, а с потолка заструился обычный мягкий свет, боль исчезла. Больше она была ему не страшна.

На лице профессора мелькнула едва заметная улыбка, он кивнул головой и заметил:

 — Все-таки жаль, что ты маггл, Шерлок. Я бы не отказался от такого студента, — и исчез.

А Шерлок разместился на мягкой скамье недалеко от трибуны, краем глаза отметил, что Майкрофт занял свое любимое место, а Гермиона робко выглядывает из-за двери, и погрузился в сон. Когда он отдохнет, он обязательно найдет способ выбраться и не без удовольствия сломает магу парочку костей.