Vivisection (джен)

I keep the wolf from the door, but he calls me up—

Calls me on the phone, tells me all the ways he's gonna mess me up…

- Radiohead, A Wolf at the Door (It Girl. Rag Doll) (x)

Только после пяти минут, проведенных в безуспешном поиске подозрительных предметов, до меня дошло, что это было бессмысленно.

Мною правили страх и слепая нужда сделать хоть что-то, напомнить себе, что я все еще была жива и относительно невредима. Но когда я закончила осматривать последний кухонный шкафчик и остановилась, паззл в голове начал складываться.

Прежде всего, Джокер не уставал повторять, что не собирается убивать меня (пока — и он всегда это подчеркивал — он не собирается убивать меня пока). Конечно, в любой момент он может решить, что устал от этой игры и что пора положить ей конец, но вряд ли таков его план. Ведь подготовка взрывов требует планирования, требует времени и расчёта. Так что, скорее всего, никаких бомб в моей квартире не было.

А вот напалма — полно, и я не имела ни малейшего понятия, что с ним делать.

На меня снова накатил прилив паники, моего нового лучшего друга. Что мне делать? Скоро вернутся полицейские. Если они заподозрят что-то неладное и поднимутся сюда, то увидят это. Как мне доказать, что я не имею никакого отношения к этому дерьму, если никто видел Джокера ни в моем доме, ни возле него? Я уже была под подозрением. Теперь я просто попаду в тюрьму.

И тут в голову ударила головокружительная, пьянящая мысль: уехать. Только бегство поможет вернуть мне хоть толику контроля над своей жизнью.

Я задумчиво уставилась в окно, на унылую кирпичную стену соседнего дома. Этот город — охотничьи угодья Джокера, здесь всем заправляет его безумие. Только покинув его, я смогу остаться в живых.

Что меня здесь держит, ради чего стоило бы рисковать жизнью? Стипендия, квартира? К черту все. К черту эту квартиру, стипендию, к черту полицию и к черту Джокера.

Приняв решение, я бросилась по темной квартире в ванную, достала аптечку из тумбочки под раковиной и бесцеремонно вывалила содержимое на пол. Какой смысл в аккуратности, если меня все равно скоро здесь не будет? К чему впустую тратить драгоценные минуты?

В комплекте нашлись хирургические ножницы, рулон марли и медицинский лейкопластырь. Из бинта я соорудила повязку и закрепила ее на ключице. Хотя порез казался неглубоким, он все еще кровоточил. Времени на обработку не было. Сейчас главной задачей было убраться отсюда как можно скорее, прежде чем полиция или Джокер догадаются о моих намерениях и поспешат мне помешать.

В спальне я стянула с себя заляпанную в крови майку, изо всех сил стараясь игнорировать мурашки по коже. От мысли, что Джокер все еще здесь и только и ждет момента, чтобы напасть и провести еще парочку экспериментов, леденило душу...

Хватит, Эмма.

Не особенно заботясь о выборе одежды, я надела первую попавшуюся футболку с Отбросами и только потом заметила, что дизайн логотипа отличался от фирменного: привычный белый череп на черном фоне оказался перечеркнут жутким красным ртом. У кого-то наверху было интересное чувство юмора.

Но снимать футболку я не стала — не хотела давать власть плохим приметам. Хотя, с другой стороны, самоубийство в мои планы тоже не входило, а поэтому сверху я накинула черную толстовку с капюшоном. Уходя из квартиры, я взяла только ключи и кошелек. Все памятное все равно находилось в Небраске.

После удушающих паров бензина в помещении с наглухо закрытыми окнами холодный свежий воздух пьянил своей сладостью. Я не могла надышаться им, вприпрыжку спускаясь по лестнице, и казалось, что с каждым вдохом легкие избавляются от липкого налета бензина, его зловонного запаха и вкуса. Моя машина стояла там же, где я ее оставила, и выглядела абсолютно нормально, но я все равно невзначай осмотрелась по сторонам в поиске джокеровских клоунов или полицейских, прежде чем сесть за руль.

Но как только я взялась за ключ зажигания, в голову пришла жуткая мысль: а что, если Джокер установил бомбу под кузовом? Однако пальцы не слушались и, словно заколдованные, продолжали движение, и я в ужасе зажмурилась в ожидании взрыва.

Пауза. Ничего. Только мерно гудел оживший двигатель. Я приоткрыла один глаз — определенно, я все еще была жива. Но перед тем, как выехать с парковки, я еще раз пристально оглянулась — действительно ли никого нет поблизости? — и, наконец, отправилась домой, подальше от всего этого безумия.

Когда до выезда из города осталось совсем немного, в зеркале заднего вида заиграли сине-красные огни. Сердце пропустило удар, и на секунду меня охватила легкая паника, знакомая каждому водителю. Это было даже... приятно — испытать такое обычное, повседневное, нормальное чувство в противоположность первобытному ужасу, который повсюду следовал за Джокером по пятам, отравляя всё на своем пути (кроме самого Джокера. Вряд ли что-то могло действительно его напугать).

Я свернула на обочину и заглушила мотор. Мною овладело странное спокойствие, словно подсознательно я ожидала такой поворот событий. Или это было реакцией тела на постоянные скачки настроения: возможно, в правом полушарии моего мозга в конце концов сгорели все нейронные связи, и теперь он был выжжен, как и остальная часть меня.

Из машины вышел полицейский и направился в мою сторону. В нем было что-то смутно знакомое, но я не могла уловить, что. Мне хотелось высунуться из окна и разглядеть его получше, но я не стала, решив, что разумнее будет сидеть тихо и ждать. Спустя пару секунд в боковое окно постучали, и я опустила стекло. В лицо дунул ледяной ветер.

Полицейский наклонился, и я узнала его — это был молодой офицер, который неделю назад принес мне кофе в следственной комнате:

- Илай? — удивилась я.

Отчего-то у меня сложилось впечатление, что он работал в участке: отвечал на звонки, заполнял рапорты — в общем, занимался скучной бумажной работой, и именно поэтому — потому что ему было скучно — заинтересовался очередной подозреваемой. Но нет, он стоял прямо передо мной, и участка поблизости не было.

Илай едва заметно кивнул в знак приветствия и скептически поднял брови:

- Куда-то спешите, Эмма?

- На учебу, — инстинктивно соврала я.

- Учеба… на окраине города, в Палисаде?

- Я занимаюсь с одногруппницей, она не может приехать в центр.

- М-м, — протянул он и поморщил нос. — От вас пахнет бензином.

- Я… только что заправилась и пролила немного на ботинки.

Его взгляд метнулся к приборной панели, и мои руки дернулись в попытке прикрыть дисплей, но было поздно: Илай уже увидел, что бак был полон лишь на четверть.

- И что, не заправились даже до половины?

- Цены просто сумасшедшие, — пролепетала я. — Мне нужно всего ничего, чтобы добраться до…

- Эмма, — мягко прервал Илай, и эта доброта застала меня врасплох. Будь его тон резким или даже обвинительным, было бы гораздо проще убедительно соврать, но выражение сочувствия — подлинного сочувствия, а не того жуткого фарса, которым любит забавляться Джокер со своими жертвами, — выбило меня из колеи. Слова застряли в горле, и я замолкла, дабы еще сильнее не выдать себя срывающимся голосом.

- Эмма, — повторил Илай. — Что происходит?

И внезапно та пародия на самоконтроль, которая толкала меня вперед с тех пор, как Джокер вышел из моей квартиры, рассыпалась в прах. Я вывалила Илаю все, что со мной случилось, все, начиная с буквы «М» на холодильнике и заканчивая маленьким экспериментом. Я будто бы наблюдала за собой со стороны, видела, как шевелились мои губы, слышала каждое слово, но была не здесь.

Илай выглядел потрясенным и пытался вставить пару фраз, но меня было не остановить; я говорила, говорила и говорила. Когда мой рассказ подошел к концу, челюсти Илая были решительно сжаты.

Наступила тишина. Я мелко дрожала в уже промерзшем салоне. Затем Илай кивнул:

- Хорошо. Покажи мне.

- По-показать?

- Я хочу провести быстрый осмотр твоей квартиры, чтобы подтвердить историю, — это стандартная процедура, как ты знаешь, — и, если все сойдется, выбить для тебя круглосуточную охрану.

Я моргнула:

- Так ты… веришь мне?

- Да, верю, но это не главное. Ты не должна бороться с Джокером в одиночку. Одной тебе не справится. Если ты будешь одна, он найдет тебя в два счета. Но с полицией Готэма за спиной…

Я отрешенно уставилась на руль. Наверно, я настолько свыклась с тем, что моя жизнь превратилась в один непрекращающийся кошмар, что чье-то желание помочь повергло меня в шок. К счастью, Илаю, по всей видимости, не требовались внешние доказательства признательности. Он прихлопнул по двери и кивнул на дорогу:

- Езжай. Я буду впереди. Просто следи, чтобы никто не влез между нами. Ничего не бойся, всё будет в порядке.

Я с готовностью кивнула и положила руки на руль, рефлекторно сжимая и разжимая пальцы. Илай задержал взгляд на несколько лишних секунд и затем вернулся к своему авто. Загорелись фары, завопили сирены, и он выехал на трассу, повернув в противоположную сторону, обратно в город. Я завела двигатель и последовала за ним.

Передвижение по Готэму не так утомительно, когда у тебя есть полицейский эскорт. Без нужды беспокоиться о светофорах и других автомобилях мы прибыли к моему дому уже через десять минут. Там стояла еще одна полицейская машина — должно быть, подмога. Мне стало немного легче. Илай все время держался рядом, положив руку мне между лопаток, а я была настолько благодарна за свалившегося с неба союзника, что и не думала притворяться, будто мне не нужна эта помощь. Я устала бороться одна.

Мы медленно поднялись по лестнице в компании еще одного полицейского. Казалось, ступени были нескончаемы. Но когда я дернула ручку двери своей квартиры, стало понятно, что что-то не так: она была заперта.

- Илай, — тихо сказала я.

- Да?

- Я не закрывала дверь перед уходом.

- Что?

- Я не закрывала дверь. Кто-то… — мой голос дрогнул. — Мне кажется... кто-то сейчас внутри.

После секунды замешательства на лице Илая отразилось понимание. Он тронул меня за плечо, жестом показывая, чтобы я отошла назад, и вытащил из кобуры пистолет.

- Родригез, — окликнул он напарника, — вперед. Эмма, у тебя есть ключи?

- Я... да.

Я достала связку ключей из сумки. Держа оружие наготове, Илай вставил нужный в замок, осторожно провернул его и вошел внутрь. Родригез последовал за ним.

Я прижалась спиной к стене подъезда и напряженно вслушивалась в происходящее в квартире. Сердце неприятно стучало в ушах, и хотелось закрыться от всего, закрыть глаза и уши, чтобы не быть свидетелем кошмара, который вот-вот начнется, но я стояла неподвижно, не в силах пошевелиться. Я слушала и слушала… и слушала, но было… тихо. Ничего, кроме короткого «чисто!» после того, как полицейские обыскали квартиру и, по-видимому, не обнаружили злоумышленников.

Затем раздался натянутый голос Илая:

- Эмма? Зайди сюда, пожалуйста.

Это оно. Он там, они у него под прицелом. Вот как он собирается проверить мой «героизм». Боже, пожалуйста, только не сегодня, я просто не выдержу…

Но я не могла убежать. Деваться было некуда. Глубоко вздохнув, я собрала волю в кулак и зашла внутрь.

Первое, что я поняла, так это то, что в квартире было чертовски холодно. А второе — запах бензина если не исчез, то существенно выветрился. Все окна были открыты настежь.

Илай и Родригез стояли на кухне. Здесь все преобразилось: на столе не было ни огромной кастрюли, ни напалма; буква «М», которую Джокер нарисовал на холодильнике, тоже исчезла. Я в изумлении оглядывала комнату, не веря глазам.

- Здесь никого нет, Эмма, — мягко сказал Илай. — Никого и… ничего.

Нет, этого не может быть. Внезапно меня осенила чудовищная догадка, какую игру мог вести Джокер. Стараясь сохранять спокойствие и не дать голосу сорваться на истерический визг, я произнесла:

- Он был здесь, Илай. Он был прямо здесь. Разве ты не чувствуешь запах бензина? Ты не нашел следы крови? Не знаю, пролилась ли она на пол, но…

Илай резко прервал меня, кашлянув в кулак.

- Слушай, дружище, можешь подождать снаружи? — обратился он к напарнику. — Попробуй опросить соседей: кто-то мог видеть или слышать что-то подозрительное. Я быстро, это не займет много времени.

Родригез утвердительно кивнул и вышел из комнаты. Я молчала. Мое тело словно оцепенело. Наверно, по моему выражению лица можно было предположить, что я не далека от нервного срыва, потому что Илай стоял молча, не решаясь заговорить первым. Наконец я всхлипнула:

- Он был здесь. Он точно был здесь.

- Эмма, — ответил Илай; его сочувственный тон, который подкупил меня ранее, теперь действовал на нервы. — Дверь была заперта. Нет никаких следов взлома. Нет ни бомбы, ни надписей на холодильнике, и нет никаких следов его присутствия. Возможно, ты просто... На тебя многое свалилось за последний месяц. Галлюцинации и кошмары наяву — естественная реакция на такой сильный стресс. Я удивлен, что они не начались раньше...

- Это не было кошмаром! — завопила я, окончательно проиграв битву за самоконтроль. Я дернула вниз замок толстовки, отодрала повязку и обнажила свежий порез на ключице. — Вот это — это мне тоже приснилось? Мне привиделось?

Илай посмотрел на рану, но затем его взгляд опустился ниже, к глупому логотипу на футболке. Он медленно поднял руки вверх, словно пытался разговаривать с сумасшедшей:

- Эмма, я просто хочу, чтобы ты подумала, просто подумала, что, возможно… его здесь никогда не было.

Ярость все еще клокотала внутри меня, но теперь вместо огня по телу разлился холод. Я многозначительно посмотрела на Илая, будто пытаясь силой мысли убедить его в своей правоте, но затем все же отпустила ворот футболки.

- И что ты хочешь сказать? Что я сделала это с собой?

- Я поговорю кое с кем, — плавно ушел Илай от ответа. — Постараюсь организовать прием у…у психиатра. И, возможно, мне все же удастся выбить для тебя охра…

- Ой, не утруждайся, — бросила я. — Мы оба знаем, что ты не можешь действительно меня защитить.

После эмоциональных качелей силы резко исчезли, и я медленно сползла на пол, прислонившись спиной к кухонной тумбе.

- Если он хочет поиграть со мной, то его не остановит и все управление полиции.

Илай скорбно заламывал руки. Вид у него был абсолютно несчастный.

- Если хочешь, я отвезу тебя в участок… — начал было он, но я кинула на него раздраженный взгляд, и он запнулся на полуслове. — То есть, если тебе комфортнее дома, то… я просто попрошу соседей проявить бдительность. Но… Ты не можешь уехать из города. Это будет… безрассудно.

- Пожалуйста, хватит, — прервала я. Мой голос звучал тускло и безжизненно, даже слышать его было немного пугающе. — Я не собираюсь убегать — далеко убежать все равно не выйдет. И кончать жизнь самоубийством тоже не собираюсь. Иначе, — я внезапно хихикнула, — это лишит все происходящее смысла, не так ли?

Мои слова не убедили Илая, но, по-видимому, желание оказаться от меня подальше было настолько велико, что ему подходила любая отговорка. Мне было все равно. Это я хотела, чтобы он поскорее исчез. Облегчение от обретения союзника испарилось. В моей ситуации союзники были абсолютно бесполезны.

- Иди, Илай, — устало сказала я. — Я просто… просто хочу лечь спать.

- Хорошо, — ответил он. — Я позвоню завтра, ладно? Я хочу поговорить кое с кем.

- Да-да, — согласилась я. Илаю было явно не по себе. Он неуверенно потоптался на месте, но в конце концов кивнул и ушел.

Тихо захлопнулась дверь. Нужно было встать и запереть ее на замок, закрыть окна, но у меня не было сил. Я просто не могла найти причин, зачем, ведь это не даст ни безопасности, ни душевного покоя. Вместо этого я сидела на полу, пока комната не потонула в сумерках.

Затем я решила, что единственное, что мне сейчас поможет, — напиться вдрызг.

Я никогда особо не баловалась алкоголем — и вообще чем-то, что считается «отрывом», — но пока все мои попытки выпутаться из сложившейся ситуации не увенчались успехом (а наоборот, только запутывали все сильнее). И раз у меня не было возможности физически покинуть этот город с его местным воплощением Дьявола, я могла хотя бы помочь своему бедному разуму забыться, пусть и на одну ночь. Да и кого я хотела обмануть, воображая, будто трезвое состояние когда-то давало мне преимущество? Если Джокер захочет меня убить, он добьется своего независимо от степени моего опьянения. Поэтому почему нет?

Когда после визита Джокера я обыскивала кухню, то обнаружила одну большую бутылку джина и несколько маленьких с тоником, оставшиеся от парня, с которым я встречалась, когда только приехала в Готэм. Я с усилием поднялась, разминая затекшие от неудобной позиции конечности, и отправилась за ними. Забавно, но мне даже не нравился джин — я просто не хотела выходить из дома. Так что пока сойдет и он.

У меня не было лайма, чтобы приготовить настоящий коктейль, но был лаймовый сок, который я время от времени добавляла в питьевую воду для разнообразия. Я смешала напиток, добавив больше джина, чем положено, и залпом выпила. От острого запаха и горечи на языке сводило скулы — я привыкла к более слабым, сладким напиткам, но в моих обстоятельствах…

Интересно, как крепкий алкоголь действует на мозг: пара глотков — и кажется, что все вокруг замедляется, оставляя тебя один на один со своими мыслями. Я невольно принялась анализировать произошедшее, чтобы собрать все кусочки в один паззл. Джокер, должно быть, вернулся в квартиру сразу после того, как я уехала (или подослал кого-то вместо себя). Он наверняка знал, что полицейские не дадут мне далеко уйти и потребуют доказательств моих слов. Так что лишив меня улик, он… скомпрометировал меня, изолировал ото всех, кто мог бы мне помочь. Это было наказанием за сопротивление. Его люди стерли надпись с холодильника, избавились от явных улик, открыли окна и заперли дв…

Стоп. Если дверь была заперта, но квартира — пуста, то на замок ее закрыли снаружи. Когда ранее я зашла домой и обнаружила Джокера на кухне, дверь была уже открыта, без каких-либо следов взлома. И если сложить эти два факта, то получается, что, скорее всего, у Джокера были ключи, ключи от моей квартиры.

Я прикрыла глаза. Если догадка была верна, то это не сулило ничего хорошего, но сейчас, под действием алкоголя, я не придавала этому должного значения, пребывая в воздушной полудреме. Я одобрительно кивнула полупустому бокалу, как бы говоря — молодец, справился, — схватила бутылку с оставшимся джином и направилась в спальню.

Я плюхнулась спиной на кровать, и часть жидкости выплеснулась из стакана. Растрачивать хороший алкоголь, чтобы полить им своим простыни, не хотелось, поэтому я приложилась к бутылке. Изменения не заставили себя долго ждать. Из шеи и плеч ушло многодневное напряжение, по телу разлилось приятное тепло, холод отступил. Стало очень… хорошо.

Ну, почти, если бы не это противное пиканье.

А что это, собственно, такое?

Мои глаза, убаюканные горячей волной, поднимавшейся из откуда-то из живота, резко распахнулись. Что, если Джокер оставил здесь… что-то, что я смогу предъявить полиции и доказать, что была права?

- Не то чтобы это помогло, — проворчала я и неуклюже свалилась с кровати, приземлившись на четвереньки. Писк стал громче. Я легла плашмя, чтобы стать еще ниже, и заглянула под кровать.

Там, в темноте, ярко светилось и издавало короткие пронзительные трели какое-то электронное устройство. Я без раздумий схватила его. Это оказалась старая маленькая Нокиа — кирпич, как все её называли. Сквозь алкогольный туман я подумала, что именно такими телефонами, должно быть, пользуются наркоторговцы, иначе кто еще будет покупать эту древность?

На экране горела надпись: «скрытый номер». Я с опаской нажала «принять»:

- Алло?

- Ал-ло-о, Эм, — пропел скрипучий, мгновенно узнаваемый голос.

Хоть опьянение и не убивает страх полностью, оно делает его вялым, заторможенным. Инстинкты внутри меня вопили, чтобы я немедленно выбросила телефон в окно, но мое тело отказывалось сотрудничать. Воспользовавшись промедлением, Джокер продолжил:

- А знаешь, я не был уверен, что ты поднимешь трубку.

- Гугл говорит, что однажды ты соорудил бомбу из сотового телефона, — бездумно сообщила я.

— Правда? — хихикнул он. Я словно наяву чувствовала, как вибрации его гортани проходят сквозь меня, вызывая неприятную дрожь. Теперь тепло от алкоголя скорее душило, чем согревало. — Тогда я, м-м-м, даже больше поражен, что эта беседа состоялась.

- Только сейчас вспомнила об этом, — сказала я. — А кстати… почему мы разговариваем?

Ох, черт, оказывается, что я способна нести все, что приходит в голову, не только в состоянии стресса, но и будучи пьяной тоже. Изменилось бы что-нибудь, если бы я с самого начала следила за своим языком? Привлекла бы я тогда его злоебучее внимание?

Скорее всего — нет, и была бы мертва.

Джокер ничего не ответил, только напевал что-то нечленораздельное. Звук в динамике странно потрескивал, словно на том конце провода были проблемы со связью или абонент постоянно перемещался, однако помимо этого не было слышно ни тяжелого дыхания, ни одышки.

- О, я просто хотел убедиться, что ты все еще в городе, знаешь. Но я не хотел наносить повторный визит, это испортило бы все впечатление от первого… А ведь у нас так много работы, Эм, очень много. И, м-м, еще я волновался. Слышал, ты немного прогулялась днем.

Я фыркнула и тут же замерла. Джокер молчал — то ли угрожающе, то ли заинтересованно, но мне не хотелось испытывать судьбу. Хотя его и не было рядом, вкрадчивый голос создавал весьма убедительную иллюзию присутствия, отчего неуловимое ощущение угрозы, витавшее в воздухе, только усиливалось. Я поспешила исправиться:

- Я… да. Но полиция не пустила меня далеко.

- Что ж, ты попыталась, — вздохнул Джокер в притворном сочувствии, — и это главное.

Может, виной всему алкоголь, может, потеря контроля над собственной жизнью, а может, и тот факт, что самый известный террорист страны сейчас саркастически надо мной подтрунивал, а я в это время лежала на полу собственной спальни, — но я засмеялась. Это действительно было смешно.

Джокер удовлетворенно воскликнул:

- Вот оно! Я уж начал было сомневаться, способна ли ты смеяться вообще, Эм. Ну, что я всегда говорил?

- Эм, — засомневалась я, поднявшись на кровать поближе к незаконченной бутылке, — перестать париться?

- И-и-именно, — пропел он; в его голосе чувствовалось пугающее ликование. — Не ожидал, что ты запомнишь.

К этому времени шок, который я испытала, когда голос Джокера раздался прямо в ухе, уже прошел. Не то чтобы я полностью расслабилась, — ведь о том, чтобы повесить трубку, когда Джокер очевидно желал со мной поговорить, не могло быть и речи, — однако слышать его было гораздо приятнее, чем видеть.

Алкоголь здорово в этом помог. Кстати говоря…

Я потянулась за стаканом и плеснула туда немного джина, стараясь не пролить ни капли. И затем (тоном, о котором я наверняка буду жалеть всю свою недолгую оставшуюся жизнь) спросила:

- Итак, чем я обязана такому удовольствию? Что будем делать? Болтать о мальчиках всю ночь напролет?

Звук, который Джокер издал в ответ, заставил меня подпрыгнуть на месте: угрожающий, свирепый… почти звериный. Он был настолько пронзительным и настолько внезапным, что я даже не успела понять, что произошло. Если это был способ привлечь мое внимание, то он сработал. Я застыла с приросшим к уху телефоном и забытым стаканом в руке в ожидании неминуемого взрыва.

Но Джокер продолжил абсолютно ровным тоном, будто ничего не произошло:

- Уже дважды за день, Эм. Должен сказать, ты сли-и-ишком много на себя берешь. Хочешь знать, что случится после третьего раза?

Я испуганно молчала. Молчал и Джокер, потому как прекрасно знал, что мне страшно, знал, что чем дольше он выдерживал паузу, тем хуже мне становилось. На долгие секунды между нами повисла липкая тишина, прерываемая лишь странным потрескиванием в трубке, пока наконец Джокер не произнес:

- Что ж… не думаю. А теперь можешь выпить.

Я посмотрела на стакан в руке. Такое точное наблюдение могло бы быть всего лишь удачной догадкой, поразительным чутьем, но у меня не осталось никаких иллюзий. Нет, всё, начиная с ключей и заканчивая тем, что полиция ни разу не смогла помешать Джокеру в его безумных планах, — всё говорило о том, что Джокер наблюдал за мной прямо сейчас, в этот самый момент. Может, он был поблизости, а может, установил в квартире скрытую камеру. Или оба варианта сразу. Меня передернуло. Но поделать с этим ничего было нельзя, поэтому я покорно поднесла стакан к губам и залпом его выпила.

- Умница, — проурчал Джокер. В горле обожгло огнем, и я закашлялась, одновременно пытаясь сдержать рвотный позыв. Я не стала отвечать: кто знает, что я могу ляпнуть и что он за это со мной сделает.

Конечно, я прекрасно понимала, что пытаться подстроиться под поведение психа — это невероятно тупая затея, но в данный момент страх перед ним перевешивал всё остальное; даже то, что меня может переклинить, и я навсегда останусь в состоянии Стокгольмского синдрома. Я не хотела закончить свое существование, оправдывая своего мучителя, цепляться за него вместо того, чтобы сбежать, но глядя в лицо реальной угрозе — Джокеру, — я забывала о всех принципах. Мною правил инстинкт, и этот инстинкт говорил мне, что я должна подыгрывать. Если Джокер скажет «извинись», я скажу только «мне жаль».

- Итак, Эм, — вернулся к деловитой беседе Джокер, — не могу не заметить: большинство людей в твоем, м-м, положении… сейчас бы пришпорили коня и понеслись во всю прыть за помощью. Но ты — ты никому не пишешь, не звонишь, не пытаешься подать весточку домой. Почему, Эм?

Я рассмеялась, да так, что из глаз выступили слёзы.

- Ты серьезно хочешь обсудить мою личную жизнь?

- Не-е-ет, — честно ответил он, — не совсем. Но раз тебе требуется несколько минут, чтобы набраться смелости и задать вопрос, который очевидно крутится у тебя на языке, то почему нет?

Я пыталась быстро сообразить, что ответить, чтобы случайно не выдать важную информацию о себе, но моё молчание Джокера только раззадорило.

- О-о, а у тебя вообще есть дом? Или наша малютка Эм — сирота?

Мои губы скривились в улыбке, но вовсе не в счастливой:

- Все как у Диккенса, правда? У меня нет ни близких, ни друзей; я совсем одна в этом большом опасном городе. И, конечно же, именно на мне ты и решил зациклиться, — начала было я, но тут же оборвала себя на полуслове. Джокеру может не понравиться этот термин — «зацикливаться». Но он, кажется, даже не заметил, а только сочувственно поддакивал в своей излюбленной насмешливой манере. Я поспешно продолжила, чтобы не дать ему времени осознать сказанное:

- Они… они умерли, когда мне было десять. Разбились в авиакатастрофе. Я жила с двоюродной бабушкой.

- А-а-ах, — довольно протянул Джокер. — А скажи-ка, Эм, когда они умирали, они тебя ненавидели?

- Нет, — нахмурилась я. Этот странный вопрос возбудил в голове подозрения. — Ты спрашиваешь, потому что… в смысле, почему ты спрашиваешь?

Джокер прищелкнул языком:

- Нет, нет, нет. Что я говорил тебе в нашу первую встречу? Ты запомнила?

- Я… — уже больше пяти недель прошло с того дня. Я пыталась выкинуть все мысли о случившемся из головы, но с каждой новой встречей с Джокером воспоминания, казалось, обрушивались на меня с новой силой, до мельчайших деталей. — Ты говоришь о кривой?

- Именно. А что ещё я сказал?

- Что… любое твое объяснение будет неправдой.

- Ну вот, видишь? Ты слушаешь, но просто не задумываешься.

Разговаривать про семью больше не хотелось, хотя я и могла спросить Джокера про него самого. Неизвестно, сколько любопытных взглядов, бестактных намёков и примитивных вопросов приходилось игнорировать ему каждый день. Может, их было и не особо много, — ведь даже самый тупой прихвостень наверняка уже уяснил, что спрашивать босса о его детстве — плохая, плохая идея, но эти вопросы все равно наверняка раздражали. А я не хочу раздражать Джокера.

На другом конце провода послышался вдох и медленный, свистящий выдох. Дыхание. Именно звук дыхания заставил меня осознать одну простую мысль: несмотря на всю свою театральщину, на всю мистерию, Джокер был человеком. Это не делало его менее опасным, однако это понимание дало мне храбрости задать вопрос, который давно не давал мне покоя и который Джокер только что предсказал.

Я открыла рот, и он, словно читая мои мысли, встрепенулся:

- Да?

- Тот вопрос.

- О-о, да. Тот вопрос.

- Я готова спросить.

- Подожди минутку.

Я фыркнула. На другом конце провода треск усилился в безумном крещендо, а затем стих. Наступила странная чужеродная тишина. В ухе снова раздался голос Джокера:

- Хорошо, Эм. Жги.

Я глубоко вздохнула и затем выпалила:

- Когда ты убьешь меня?

В ответ Джокер захихикал писклявым «хм-хм-хм-хм».

- Что ж, это так сразу сложно сказать. Когда удобно тебе?

- Я не…

- Ты знаешь, мой график крайне загружен, но я смогу выкроить пару часиков для тебя. Так что? На следующей неделе? Завтра? Сейчас?

Я не могла вымолвить ни слова. Джокер продолжил уже совсем другим тоном:

- Можно и сегодня. Я мог бы подъехать в твои апартаменты и убить тебя во сне — или раньше, если тебе хочется именно этого.

- Я не хочу умирать, — непроизвольно вырвалось у меня.

Прозвучало это так жалко… Но, наверно, так оно и было.

Жалкий скулеж жалкой маленькой девочки.

Но Джокер не засмеялся:

- Уверена? Потому что, кажется, в наши дни люди этого просто… жаждут. Смерть — это новый тренд… Ха-ха! Новый черный.

- Это что, воссоздание «Пилы» в реальности? — поинтересовалась я, стараясь звучать как можно более вежливо. Подрагивающий от страха голос мне в этом помог. — Хочешь, чтобы я доказала, что достойна жить?

- Ох, да ладно тебе, Эм. Никто не достоин жить, — непринужденно отметил Джокер, пропустив отсылку мимо ушей.

- И даже ты? — ляпнула я.

- Мы снова подошли к теме объяснений, Эм? Просто, м-м, понимаешь, мне уже пора.

- Нет. Я просто… просто пытаюсь понять.

- Вот тебе совет — не надо.

Я кивнула, забыв, что разговариваю по телефону. Но Джокер, почти наверняка наблюдавший за мной, довольно причмокнул губами:

- Л-ладненько. Пора бежать, Эм, но ты должна выпить и отдохнуть. Тебе это пригодится.

- Поч-почему? — спросила я, но вызов уже был сброшен.

После встречи с Джокером всегда наступает что-то вроде шока, душевной контузии, к которой сложно привыкнуть. Я невольно посмотрела в окно. Интересно, где он был сейчас? Был ли он рядом? Мне захотелось встать и закрыть это окно, закрыть все окна и задернуть шторы. Но мне было страшно, что он воспримет это как вызов — ха-ха, не можешь больше меня видеть, — и решит ответить. Лучше оставить все так, как есть.

- Ну что ж, — подумала я, вновь потянувшись к бутылке джина. — Есть и другие способы согреться.