Реликвия Сити (джен)

Обычно, если я попадаю в больницу Святого Мунго — значит, мне крепко надрали задницу.

И говоря «крепко», я не шучу: меня кусали оборотни и инферналы, били темномагические проклятия, жалили ядовитые пауки размером с лошадь, а один раз коллега из маггловской Службы Безопасности даже прострелил мне руку. Только в последнем случае у меня не осталось шрама, да и с коллегой тем мы дружим — он правда не был виноват, что в момент стрельбы я оказалась одновременно рядом с мишенью и «магоблоком». Мой собственный косяк.

Однако сегодня вместо того, чтобы покорно глотать зелья или тупо лежать в отключке, я бегу по знакомым коридорам и проклинаю запрет трансгрессировать внутри больницы.

Влетев в палату, замираю на месте. Прежде чем двинуться дальше, мысленно считаю до пяти.

Колдомедик — из тех, с кем я не знакома лично, а таких немного — отворачивается от больничной кровати и сердито шикает на меня:

— Никаких посетителей! Кто вас пропустил? Вон отсюда!

Не обращая на нее внимания, делаю шаг вперед:

— Я имею право здесь находиться. Это мой… — слово «жених» застревает в горле, какое-то оно приторное, совсем неуместное. — Мой будущий муж.

Ведьма недоверчиво сдвигает брови, но больше никаких попыток меня выгнать не предпринимает. Я медленно подхожу к кровати. Последний фут дается огромным усилием, приходится словно проталкивать себя сквозь невидимую преграду.

Лицо Снейпа такого же цвета, как больничные простыни. Бледно-серое с оттенком желтизны. Сомкнутые веки темные, будто чем-то накрашены. Руки, лежащие поверх одеяла, выглядят еще более тонкими, чем обычно — я привыкла, что это обманчивая хрупкость, что в руках этих больше силы, чем кажется на первый взгляд… но сейчас они именно такие. Хрупкие.

— Он приходил в сознание? — спрашиваю я, садясь рядом с кроватью. Мне жизненно необходимо дотронуться до Снейпа, поверить, что это не холодный манекен с его чертами — и при этом до чертиков страшно.

— Нет. Мы держим его в искусственном сне, чтобы легче было переносить боль.

Только когда колдомедик нехотя уходит, оставляя нас вдвоем, я тянусь к бледному запястью.

Пульс отчетливый, ровный. Хорошо. Пышущим здоровьем Снейп никогда не выглядел, так что ориентироваться на это не стоит. А вот пульс — показатель. Так я себя успокаиваю, пока сижу рядом с ним в тишине палаты.

В какой-то момент позади меня раздается негромкое:

— Мне жаль, что так произошло, мисс Браун.

— Вам не жаль, — говорю я, не оборачиваясь. — Что именно случилось? Мне почти ничего не сказали.

Человек в серой мантии обходит кровать, чтобы встать напротив меня.

— Могу лишь сообщить, что это было дело государственной важности. Кто-то должен был этим заняться.

— Такие дела — компетенция Отдела Тайн, — возражаю я невыразимцу. — Не Снейпа. Вы не имели права допускать его… так близко.

— Вы и без меня знаете, что мистер Снейп сам определяет степень своей вовлеченности в каждое дело. И его решения бывает трудно оспорить.

Черт возьми, я это знаю.

Крепче сжав руку Снейпа, чувствую влагу на щеке. Нет, я не реву, по крайней мере, не от страха или расстройства. Меня переполняет злость. В первую очередь, на самого Снейпа, но коль уж он без сознания, не держать же все в себе?

Впервые за наш разговор я поднимаю на невыразимца взгляд из-под бровей. Как и всегда, в его внешности глазу не за что зацепиться — он никакой. Серый, словно его мантия.

— Снейп больше не будет работать на вас. Хватит.

— Это не вам решать.

— Нет, знаете ли — мне. Я без пяти минут его жена.

Надо было раньше настоять, а я все ходила вокруг да около. В ящике рабочего стола Снейпа лежит письмо с печатью Хогвартса, которое два дня назад принесла школьная сова. Он так и не удосужился его открыть, и я могу назвать этому много причин — но если бы я только сказала ему, как хочу, чтобы он принял предложение…

— В этом нет вашей вины... — тихо говорит невыразимец.

Спасибо, что напомнил, гаденыш.

— … он жив. В течение нескольких дней придет в себя. И скорее всего, снова сможет ходить.

Едва открыв рот, чтобы сказать какую-то гадость, я давлюсь ею и хлопаю глазами.

— Х-ходить? Скорее... всего?

Помолчав, невыразимец констатирует:

— Вас не предупредили. Что ж… повреждения довольно серьезные, но не критические. Поверьте, семьи троих моих коллег, погибших во время этого инцидента, были бы рады хотя бы такому.

В первое мгновение от бессилия я не могу выдавить из себя ни слова. А потом меня, конечно же, прорывает.

— То есть… вы тут сообщаете мне, что Снейп может остаться инвалидом — и хотите, чтобы я еще и благодарна была за это? Вы поэтому притащились сюда?! Убирайтесь нахрен!

Невыразимец сверкает на меня сердитым взглядом.

— Я хочу, чтобы вы поняли: жертв могло быть меньше. Если бы только Северус не решил выбраться оттуда сам, оставив умирать тех, кто работал вместе с ним.

Такое вдруг на меня находит спокойствие... Я зло улыбаюсь:

— А с какой стати ему умирать за кого-то из вас? Снейпу есть, к кому возвращаться, ради чего жить. А к глупому геройству он никогда склонен не был, пора бы уже это понять, господин Неизвестный.

Настал его черед замирать без слов. Ну хотя бы больше не скрывает от меня своих глаз, блестящих, темных — и я вспоминаю их, как только вижу в открытую. Вспоминаю белую комнату для допросов в Отделе Тайн, наш разговор — значит, и в тот раз глава всех невыразимцев удостоил меня своим вниманием. Надо же, какая честь.

— Думаете: как я узнала? Снейп говорит, из всего Отдела только вы такое трепло. И если в комнате запахло полной херней, значит, это вы в нее вошли.

— Осторожнее, мисс Браун, — тихо говорит Неизвестный с едва заметной угрозой в голосе. — Коль уж знаете, с кем говорите.

Вообще-то Снейп выразился гораздо более матерно, я и так была осторожна. Что ему не нравится?

— Напомните, если мне изменяет память — не вы ли говорили в прошлый раз, как хорошо, что я влияю на Снейпа?

— Пока я вижу лишь, как он на вас влияет, и притом не в лучшую сторону.

— Сказать мерзавцу, что он мерзавец, я могла всегда. Вам здесь не рады. Приберегите слова сочувствия для кого-нибудь другого, а нас оставьте уже наконец в покое.

Без лишних слов Неизвестный уходит. Когда за ним захлопывается дверь, я почти жду, что Снейп откроет глаза. Он бы точно сказал что-нибудь едкое по поводу нашего диалога, ухмыльнулся, а может, отругал бы меня за чудовищную тупость. Потому что кусаться с главой Отдела Тайн чревато, даже Снейп себе такое нечасто позволяет.

Но он по-прежнему спит.

Я осторожно кладу руку поверх одеяла, трогаю через него костлявые ноги до самых стоп — вроде все на месте. Может, повреждения неврологические? Что именно произошло, мне никто не расскажет, однако погибли люди, значит, заварушка была нешуточная. Зная специфику дел, к которым привлекали Снейпа, думаю, это связано с Темной магией. Некий артефакт, свиток с начертанным заклятьем — какая-то смертельно опасная штука, эксперимент, вышедший из-под контроля.

Что бы Неизвестный ни говорил, я не верю в виновность Снейпа. Если это его собственные исследования, он еще может допустить вольность, особенно в экспериментальных зельях — вот где для него полный рок-н-ролл. Но к доверенной ему работе он относится крайне серьезно, чем рискованней вопрос, тем серьезнее. Таких педантов и зануд еще надо поискать, вспомнить хотя бы его бытность профессором в Хогвартсе. Да мы чихнуть над котлом не могли без его присмотра! Разумеется, иногда кто-то допускал ошибку — но, какой бы фатальной она ни была, Снейп всегда предотвращал катастрофу. Даже у Слагхорна бывали случаи, когда студентам приходилось лечить ожоги, следы от которых потом оставались на всю жизнь, а кому-то отращивали заново руки. Снейп — нет, этот мог унижать сколько угодно, а конечности наши всегда оставались при нас.

Разумеется, Снейп не безгрешен и не безупречен. И в таком состоянии он сейчас не потому, что пытался спасти невыразимцев ценой собственного здоровья. Просто им всем не повезло. Как я и сказала Неизвестному, Снейп не был обязан жертвовать собой. Он выжил, чтобы вернуться ко мне. И он обязательно поправится.

Обязательно.