Реликвия Сити (джен)

— Прием. Прием. Дилейни?

Вцепившись в Янга, я заставляю его остановиться, перестав вызывать по рации старшего. Тем более, что это бесполезно — никто не отвечает.

— Не нужно было разделяться, — шепчу, но собственный голос кажется невыносимо громким, а еще скрипучим. — Где все? Мы…

— Пойдем, — твердо говорит Янг, продолжая идти. — Там свет.

И правда: когда он выключает фонарь, впереди я вижу бледные проблески. С каждым нашим шагом они становятся ярче, так же, как и до этого, когда отряд приближался к огненным вратам. Только теперь это явно не свет от огня, больше похоже на солнце, хотя в таком месте я бы не стала утверждать наверняка.

А еще с каждым шагом падает температура. Мне не становится холоднее, но я замечаю, что изо рта при дыхании вырывается облако пара.

— Про жаропрочность костюмов вы говорили, — я кидаю взгляд на Янга. — А что насчет морозостойкости?

— Не Северном полюсе будет некомфортно, — отвечает он. — Но выжить можно.

Мы выходим из тоннеля, и в первый миг я прикрываю глаза: настолько ярким, слепящим кажется свет. А открыв, громко выдыхаю, оглядывая бесконечную ледяную даль. И правда похоже на… Северный полюс. Серый воздух буквально звенит от холода, твердые ледяные глыбы скрипят под ногами.

— Возвращаться нельзя, — говорит Янг.

Я согласно киваю, и он тут же с сомнением оглядывает мою легкую одежду:

— Ты точно…

— Не беспокойся, мне холод не страшен.

Он об этом знает, и все равно медлит, прежде чем пойти вперед. На самом деле, если станет холоднее трехсот градусов по Фаренгейту, это и мне может навредить, но тогда я просто использую магию, чтобы поддержать температуру тела, заодно и Янга согрею — плевать уже на запреты.

Янг вглядывается в ледяную даль; я смотрю туда же.

Впереди виднеется черная униформа, и мы ускоряемся: в сотне футов от нас, за глыбой льда, не шевелясь, лежит агент. Подбежав, Янг убирает винтовку за спину, чтобы помочь. Он присаживается рядом, чтобы перевернуть соратника на спину. Помедлив, нажимает кнопку на его шлеме, ждет, будто к чему-то прислушиваясь. Затем встает на ноги. Я не могу видеть его лица, однако молчание говорит само за себя.

— Он… мертв?

— Да. Критически низкая температура тела. Замерз насмерть.

Сглотнув, я спрашиваю:

— Кто это?

Янг качает головой:

— Ты с ним не знакома, я не могу сказать его имя.

Мы молчим. А потом вдруг пространство вокруг начинает меняться: свет тускнеет, лед тает, не оставляя и следа, становится теплее воздух. Каких-то пять минут, и мы снова стоим в темном тоннеле, одном из тех, по которым пришли сюда в составе отряда. Только безжизненное тело остается неизменно лежать у наших ног.

Я смотрю на Янга:

— Этот агент… он раньше бывал в холодных местах?

Тот медленно кивает:

— По долгу службы. Однажды пришлось… задержаться.

Янг осекается и, бросив последний взгляд на мертвого сослуживца, идет дальше. А у меня в груди сворачивается нехорошее предчувствие. Агенты погибали и раньше, это не должно так задевать… Но почему-то задевает. Я даже не знаю имени этого человека, но знаю его худший кошмар, приобретенный где-то близко к Полярному кругу. Что там случилось? Почему его так пугал холод, бесконечная ледяная даль? Этого мне никто никогда не расскажет. Однако его страх оказался достаточно сильным, чтобы убить.

Так кто же прав — Мордекай, сказавший, что наши потаенные страхи дают магии оружие против нас, или Мосс, верящая, будто мы попали в саму Преисподнюю? Я, черт возьми, не знаю, да и все равно мне, если честно. Нужно поскорее найти своих, выполнить задание и выбраться из этого места. Если это в принципе возможно.

Отгоняя тревожные мысли, иду за Янгом. Он снова держит винтовку в боевом положении — интересно, достаточно ли у него патронов после столкновения с оборотнями? Мне хоть патроны и не нужны, а сил тоже маловато. Если на нас двоих снова нападет что-то столь же смертельное, да в таком же количестве, нам несдобровать. Может, все-таки спросить у Янга, чего он боится больше всего? Хоть буду знать, в какой форме опасности подстерегают нас за углом.

И что насчет меня самой? От чего у Лаванды Браун затрясутся поджилки, лишая возможности трезво мыслить и давать отпор? Вариант с Фенриром Сивым кажется слишком уж очевидным, я уже не та маленькая девочка, боявшаяся одного лишь воспоминания о нем. Оборотни в целом? Да, они пугают, но это не худший мой страх.

Янг впереди спотыкается, тихо чертыхаясь. Что-то в его походке кажется странным, и спустя некоторое время я все-таки решаюсь спросить:

— Ты в порядке? Подожди-ка…

Он и не думает отвечать или останавливаться, только машет головой. Не нравится мне его дыхание… Я хватаю его за руку.

— Янг, пожалуйста, подожди. Включи подсветку в шлеме.

Как ни странно, но он, взглянув на меня, выполняет просьбу. Впервые за все время этого задания я вижу его лицо. Глаза чуть расширены, на коже испарина — он выглядит чертовски нездоровым.

— Да что с тобой такое?! Ты ранен?

— Брось это, Браун. Пойдем.

В темноте, да еще на черной одежде, сложно что-то разглядеть. Удерживая Янга рукой, чтобы не смел возражать, я осматриваю его дюйм за дюймом, пока не нахожу порез на внешней стороне бедра. Что-то бритвенно-острое распороло эту супер-технологичную ткань, в которой хоть в космос можно лететь. Что-то, едва доставшее до тела — но все-таки доставшее: в свете фонаря тускло блестит впитавшаяся в одежду кровь. Ее немного, и если бы до этого на нас напало что-то иное, я бы даже заморачиваться не стала.

Но на нас напали оборотни.

Я медленно поднимаю голову, глядя Янгу в лицо. Оно спокойно, но в глубине взгляда я вижу, что он все осознает. А вот до меня ужас осознания доходит обрывками, тошнотворными кусками.

— Царапина — это ерунда, — говорю я быстро. — Нам просто нужно…

— Браун.

— … нужно поскорее выйти наружу. Царапина — это же не укус, это можно попробовать вылечить. Сейчас исследуют новые способы… я могу дать свою кровь, у меня антитела, мы…

— Браун, — перебивает Янг, — нам всем говорили, и ты там была, я помню: оборотень не должен пустить кровь. Если есть кровь — ты покойник. Магглам не грозит покрыться шерстью. Мы просто... умираем.

Я отчего-то злюсь — и лучше так, чем впадать в отчаяние.

— Херня! Был бы это укус — да, двое ваших умерли от укусов. Но это же царапина!

Янг молча выключает подсветку на шлеме, лицо его пропадает за темным стеклом.

— Мы в любом случае будем искать выход. Не теряя... контроля.

И как он может сохранять самообладание в такой момент?! Даже не сказал мне, что ранен, хотя сразу все понял! Янг, проклятье… Спасала ведь уже тебя однажды. Вытащила от самого края, нарушив все запреты. Радовалась, когда ты вернулся к жене и сыну. И почему мне казалось, что это и есть счастливый финал? Почему была уверена, будто другие угрозы не такие серьезные?

И почему я сейчас искренне верю, что все еще можно исправить? Янгу плохо, но он продолжает стоять на ногах и идти вперед — после серьезного укуса к этому моменту лихорадка уже свалила бы его, он даже мог быть уже мертв.

Мертв.

Перед глазами стоит образ тела в черной униформе, лежащего на серо-белом льду, и я силой заставляю себя не думать об этом. Янг прав, нечего впадать в панику. Мы ищем выход и мы его найдем — а после сделаем все, что в наших силах.

Внезапно агент останавливается.

— В чем дело? — спрашиваю тихо. До меня доносились только его тяжелое дыхание и наши шаги.

Он напряженно вслушивается, глядя перед собой, затем выговаривает:

— Кажется… моя очередь.

— В смысле?

Но прежде, чем он отвечает, я и сама слышу это: шаркающие звуки шагов многих, очень многих ног. И шаги эти ускоряются.

Янг делает одиночный выстрел в темноту — впереди что-то грузно падает на землю.

Не долго думая, я выбрасываю яркий щит, встающий в тридцати футах перед нами. Достаточно мощный, если учесть, что я уже растратила прилично энергии. Спустя всего лишь несколько секунд в него бьются человеческие тела — ну, почти человеческие.

Синюшные руки царапают щит, заставляя его вспыхивать яркими всполохами, оскаленные в уродливой гримасе рты клацают зубами, а глаза… ни в каких других глазах я больше не видела столько ненависти ко всему живому.

Могла бы догадаться. Если за тобой когда-то гналась целая армия инферналов, сбившая тебя в итоге с ног, завалившая сверху целой горой смердящих холодных тел — это оставит впечатление на всю жизнь.

Янг держится намного лучше других агентов, увидевших до этого во плоти свои потаенные кошмары, и лучше Дина — не психует, не палит с дурным воплем по толпе инферналов из пушки, разбивая мое заклинание. Просто смотрит на них поверх прицела, замерев в неподвижности.

— Надолго хватит защиты? — спрашивает он и хрипло втягивает воздух ртом, заставляя шипеть динамик.

— Не знаю, — выдыхаю я. Можно попробовать идти, толкая щит вперед и вместе с ним продвигая инферналов, но тогда силы мои кончатся быстрее. Можно убрать заклинание и спалить нежить огнем, Янг при этом тоже сможет стрелять — но кто знает, сколько их поджидает нас в темноте. Черный тоннель способен оказаться почти бесконечным, как и ужасы, которые он создает.

Я только решаюсь что-то предпринять, когда среди клацанья жадных гниющих ртов раздается нерешительное:

— Папа?

Машинально вцепившись в Янга, я готовлюсь тащить его назад, но он остается на месте, лишь замирает, услышав детский голос.

Если до этого момента у меня и были сомнения в том, что Янг рассказывает правду о своей семье, что это не какая-то уловка СБ, то теперь самое время поверить, потому что в толпе инферналов показывается его сын. Тот же симпатичный парнишка с фотографий, похожий на свою мать больше, чем на отца, с коротко стриженными волосами, в не по размеру большой футболке, смешно сидящей на худых подростковых плечах. Вот только бледен он жутко, кожа его с каждой секундой все больше наливается синевой, губы иссыхают, глаза желтеют, теряя живой блеск.

— Пап, — шепчет сын Янга, — я хочу домой.

Агент опускает винтовку.

— Янг, — зову я предупреждающе. Покачав головой, он тянется снять шлем, чтобы вздохнуть свободнее.

Без шлема он выглядит откровенно хреново. Пот струится по лицу, на глазах полопались сосуды. Я отказывалась думать, что у него нет шансов — но если они и есть, то тают с каждым мгновением.

Сын перестает звать его и вместе с остальными умертвиями начинает скрежетать и щелкать зубами, шипеть и пытаться прорвать мой щит. Я буквально кожей чувствую все эти попытки, холодные мертвые пальцы касаются моего заклинания, будто прикасаясь при этом ко мне самой. И я точно знаю, что долго это не продлится. Нет, щит способен прослужить не один час, если мы не будем трогаться с места, однако я просто не выдержу такой пытки. Нужно что-то предпринять, ведь сидеть на одном месте, пока Янг умирает, видя своего сына — это просто за гранью.

Покачнувшись, Янг падает на колени, я не успеваю его подхватить, только опускаюсь рядом, чтобы придерживать за плечи, не давая окончательно рухнуть на землю. Воздух со страшным свистом вырывается из его легких, когда он, склонив ближе голову, говорит мне на ухо:

— Твари исчезнут, когда я…

— Нет! — рычу я. — Вставай! Будем прорываться!

— Не в этот раз, Браун.

— Чего это ты придумал?! — я почти готова его стукнуть, за шкирку поднять на ноги, но он кладет руку мне на плечо. Его лицо оказывается напротив моего.

— Я знал, что когда-нибудь… ваш мир меня прикончит. Два раза уходил от этого... с твоей помощью, но все равно знал. Только надеялся, что успею… увидеть больше.

«‎Увидишь!» — хочу я заверить, но это слишком глупо, слишком неправда, чтобы произносить в такой момент.

— Потому что ваш мир — это нечто потрясающее, — говорит Янг тихо. — А самая... потрясающая…

Не договорив, он роняет вперед голову, упираясь в меня лбом. Я обхватываю его ладонями, чтобы поднять, но в последний миг останавливаю себя. Тело Янга обмякает, становится тяжелым — той тяжестью, которая говорит сама за себя.

Я бережно укладываю его на землю, не в состоянии зацепиться ни за одну связную мысль. Думаю о логичном, материальном: он снял шлем не столько потому, что тот ему мешал, а чтобы те, до кого могли дойти его последние слова, ничего не услышали. Чтобы не касались этого своими грязными руками, ведь признание Янга было…

Рычание инферналов стихает. Как-то постепенно я остаюсь в тишине. И уже не чужое, а мое собственное тяжелое дыхание режет слух.

Янг.

Щеки мокрые от слез. Плачу тихо, так же тихо и незаметно, какой была наша дружба. Мой волшебный щит мерцает, прежде чем исчезнуть, оставив меня в темноте.

Не хочу двигаться. Нет сил. Тело, как и воздух, время вокруг, замерло. Мне нужно… просто нужно остановиться. Не двигаться, побыть в тишине, в забвении хотя бы немного.

И вот когда я уже готова лечь вслед за Янгом на землю, обнять его, омывая своими неслышными слезами, позади меня раздаются шаги.

— Лаванда… пора идти.

Тонкие, но сильные руки помогают встать. Обернувшись, я утыкаюсь Снейпу в грудь, чтобы дать наконец волю своей скорби.