Ничего не говори (гет)

Гермиона пришла домой и, упав на кровать, разревелась. Как же больно делать такие опасные выводы. Любовь практически всегда причиняет боль, но страдать из-за человека, с которым ей ничего не светит, было катастрофичнее вдвойне. Голова разрывалась от боли, глаза горели от жгучих слёз. Она сменила позу на кровати и невольно уткнулась в подушку, на которой спал Драко, когда оставался ночевать у неё. Естественно, она пахла его запахом. Что вряд ли могло быть реальностью, поскольку Гермиона с тех пор уже меняла постельное бельё. Просто сейчас ей хотелось, чтобы запах отрезвил её. Это и случилось.

Гермиона тут же вскочила и села. Слёзы перестали течь, а взгляд зациклился. Она смотрела в пол, но мысли её улетели далеко, к человеку, который, по её мнению, незаслуженно пострадал во всей этой безумной истории.

— Бедный Рон! — взмолилась Гермиона. — Бедный, бедный Рон…

Она причитала и раскачивалась из стороны в сторону, со стороны здорово напоминая сумасшедшую. Да она и чувствовала себя не лучше, готовая скорее поверить в то, что была не в себе, что действительно слетела с катушек, чем в то, что действовала по воле сердца, души, тела и, скорее всего, головы тоже. Поскольку до этого момента она не считала, что с её сознанием что-то не так, то сейчас валить всё на помешательство было , по меньшей мере, странно. Драко…

Да какой он ей Драко?! Малфой, чёртов Малфой!!! Он заставил её влюбиться в него и творить все эти бесчинства, о которых она никогда не помышляла, на которые никогда бы не решилась. Она чувствовала себя такой оскорблённой, подавленной, испорченной. И всему виной желание какого-то гордеца, решившего, что любая побежит за ним, стоит захотеть. И что же в итоге? Она влюбилась. Да ну, бред! Вряд ли вероломный Драко Малфой хотел бы, чтобы Гермиона Грейнджер в него влюблялась, скорее он хотел просто её тело. А откуда же тогда любовь? Откуда чувства, которые сейчас раздирали её душу, заставляя поверить в то, что всё произошедшее реально, что стало действительностью только потому, что и она этого хотела? Вот то сумасшедшее любовное приключение, о котором она так грезила. Пора было признаться себе в том, что мыслей о Роне в центре этой авантюры, у неё вообще не было. Неужели она, правда, его не любила и не хотела? Нет, нынешняя Гермиона Грейнджер отказывалась в это верить и была готова доказать это самой себе, чтобы удостовериться, что желала Малфоя лишь по его прихоти. Хотя думать так было полнейшим абсурдом.

Гермиона считала себя запутавшейся, сбитой с пути здравого смысла, сошедшей с ровной дороги. Она была уверена, что сделала это не сама, а только поддалась искушению. И пусть в любой ситуации всегда виноваты оба: как искуситель, так и тот, кто не смог устоять, Гермиона предпочитала придерживаться удобной для себя точки зрения.

Эти выяснения, слёзы, истерики высосали из неё все силы. Засыпая, она думала лишь о том, что завтра должна поговорить с Роном, вернуть его, переключиться на того, за кого собралась замуж.

Утром следующего дня Гермиона поспешила на работу, чтобы поскорее расправиться со всеми утренними делами и встретиться с Роном. К сожалению, сделать это удалось лишь к обеду.

Чтобы перехватить его до того, как он отправиться в столовую, Гермиона со всех ног отправилась на несколько этажей ниже. Когда она без стука ворвалась в кабинет Рона, тот уже вставал из-за стола.

— Гермиона? — он был удивлён. Она стояла, запыхавшись, и смотрела на него во все глаза. — Всё в порядке?

— Нам нужно поговорить, — строго сказала она и сделала пару шагов навстречу.

— В чём дело? — его голос стал обеспокоенным.

— Послушай, — Гермиона схватила его за руки. Надо было срочно придумать речь, которую следует произнести, чтобы не сказать лишнего. Все подробности ему знать не обязательно. — Ты не мог не заметить, что в последнее время между нами ощущалось некое напряжение.

— Это ерунда, — поспешил отмахнуться Рон. Он страсть как не любил серьёзные разговоры, поэтому отнекивался от них до последнего.

— Ничего подобного, — тут же возразила Гермиона. — Я была невнимательна к тебе, мне очень стыдно. Я хочу попросить прощения.

— Не стоит, Гермиона, — Рон вообще перестал что-либо понимать. В данный момент происходило нечто настолько неестественное, что он не знал, как себя с этим вести. В особенности, когда понимал, с чем с его стороны связана эта отрешённость. Признаваться Гермионе в своём «грешке» он, естественно, не собирался, но и разрывать отношения с ней тоже в его планы не входило. Если честно, он вообще не думал о том, как будет выходить из сложившейся ситуации, и был совершенно не против, если кто-нибудь, пусть даже сама Гермиона, подскажет ему верное решение.

— Я должна тебе кое в чём признаться, Рон, — осторожно начала Гермиона. Полуправда — это не ложь, а значит, может быть озвучена. — Я испугалась. Всё так закрутилось: работа в Министерстве, ответственность, свадьба. Я не думала, что существуют проблемы, которые могут сломить меня, но оказавшись в такой ситуации, мне не хватило смелости признаться тебе, как я боюсь идти дальше.

— Ты не уверена в нас? — спросил Рон.

— О нет, что ты! — тут же воскликнула Гермиона и сжала его руки сильнее. — Я просто не ожидала, что прощание со свободой будет таким мучительным. Но теперь я уверена (ага, конечно), что мы должны быть вместе.

— Точно? — переспросил Рон, потому что с её словами хотел и сам утвердиться в этой мысли, ведь она так упорно не желала закрепляться в голове. Да, Гермиона всегда была для него номером один, но совсем недавно у неё появилась конкуренция. И если бы ему представился совершенно независимый выбор, лишённый обид и предрассудков, то он бы сто раз подумал, прежде чем делать шаг в сторону своей нынешней невесты. А если бы высшая сила потребовала принять решение спонтанно, то он не уверен, что в этой ситуации у Гермионы вообще был бы шанс.

— Конечно, — кивнула Гермиона, убеждая совсем не его, а себя. — Мы с тобой любим друг друга, уважаем и будем отличной семьёй.

— Ну а как же наши разногласия в интимном вопросе? — Рон не удержался и спросил то, что, по его мнению, было одним из ключевых эпизодов сомнений относительно будущего с Гермионой и тем, что подтолкнуло его в сторону авантюры с Пэнси.

— Я согласна на эксперименты, — выпалила Гермиона, идя наперекор внутреннему голосу, перекрывая его жгучим желанием отдалиться от мыслей о Малфое. Ведь с ним она не считала всякого рода сексуальные игры чем-то зазорным. При мысли же о подобном с Роном, он виделся ей чуть ли не свихнувшимся извращенцем. Чтобы доказать себе, что она делает правильный выбор, поступает так, как велит ей её рассудок, она впилась ему в губы жарким поцелуем. Выглядело это немного отчаянно, но что это было, если не крик о помощи? И Рон помог, ответив практически без колебаний. Он по-хозяйски сжал Гермиону в объятиях, развернул и усадил на стол, параллельно сметая все лишние предметы. Гермиона распахнула глаза, потому что примерно представляла, что сейчас будет, но вовремя остановила себя и заставила отключить настолько, насколько это было возможно, стараясь отогнать мысли, что губы, целующие её, совсем не те, ради которых она была готова на всё.

А Рон уже не соображал, и тому были причины: во-первых, он так давно хотел, чтобы именно она, его избранница и верная спутница, наконец-то, начала соответствовать его желаниям, отпустила себя и позволила страсти взять верх, а во-вторых, ему давали и он брал. Да, может быть, это звучит потребительски, но в данный момент ему было всё равно.

Гермиона закрыла глаза, словно принимая свою участь, словно рядом с ней сейчас не её будущий муж, а палач, который так казнит её душу. Несмотря на то, что она мысленно приказывала себе не сдерживаться, всё же это трудно было осуществить. Она старалась быть податливой, отвечать на движения, но сама понимала, как фальшиво это выглядит. Оставалось верить, чтобы Рон этого не заметил.

Когда пик наслаждения настиг его, он открыл глаза и посмотрел на Гермиону. В его взгляде она увидела благодарность, и это дало ей уверенность, что она «терпела» не зря. Она принесла себя в жертву. За этим она и шла.

Спрыгнув со стола и поправив одежду, Гермиона выпрямила спину.

— Со следующей недели я попросила предсвадебный отпуск, — сказала она голосом, в котором сквозила какая-то неясная обречённость. — За этими делами я практически не уделяла времени подготовке торжества, не видела будущую свекровь.

— Я беру отпуск за пару дней до свадьбы, — сказал Рон. — Не желаю участвовать во всех этих дамских штучках.

— Ты неисправим, — покачала головой Гермиона. Направившись к двери, она будто что-то вспомнила. — Приведи все свои дела в порядок перед свадьбой, чтобы вступить в семейную жизнь чистым и незапятнанным.

Она улыбнулась и ушла, оставив его наедине с внезапно стукнувшей в голову истиной. Чистым и незапятнанным… Это вряд ли возможно, но кое-то сделать для этого нужно — объясниться с Пэнси. Как он это осуществит, что будет говорить, он не представлял, но тут же написал ей сообщение, что вечером зайдёт по делу. Визы были почти готовы, как раз есть повод увидеться. Душу грела недавняя сцена на столе и мысли о том, что из предстоящего брака может что-то выйти.

Пока рабочий день не окончился, Рон терзал себя мыслями, как будет выкручиваться с Пэнси, потому как за то недолгое время общения, что между ними было, нюансы её характера он так и не успел изучить. Точнее ему дела не было до того, как Пэнси думает, о чём. Он просто знал, что в данный момент творится в её голове, чего она хочет и как следует поступить. Наверно в общем понимании это означает, что они неплохо взаимодействовали… Как только в голове промелькнуло слово «взаимодействие», память сразу подкинула то, каким именно оно было. Невольно возникло сравнение между Пэнси и Гермионой. Так странно, он ещё не вернул назад некоторые вещи, которые были сброшены со стола во время столь неожиданной сцены между ним и его невестой, а он уже и не помнил, как это было. Его не покидало ощущение, что тело Гермионы было с ним, а вот душа где-то далеко. Это вызывало двоякие чувства, по большому счёту негативные. А вот сцены с Пэнси были перед глазами, стоило только подумать о них. В каждой из них она была такая живая, такая податливая, словно доставить удовольствие ему было её главной задачей. Это вызывало симпатию, в которой было стыдно признаться. Да, в данную минуту «часы Слизерина» значительно опережали гриффиндорские по количеству камней. Но договор есть договор. Свадьбе быть, а значит, в новую жизнь нужно вступать только по завершении всех старых дел. И как бы ему не хотелось, он не мог предложить роль любовницы Пэнси по многим причинам:

— она не захочет;

— он не сможет обманывать Гермиону;

— Гермиону невозможно обмануть;

— обманывать Гермиону он не станет.

Чаша весов с чувствами к Гермионе перевешивала, а то, что на них не было гирьки с надписью «любовь», сейчас уже не играло никакой роли.

Рон наскоро понаставил штампы на оставшиеся бланки, бегло просмотрев досье последних гостей на свадьбе, которой он не хотел. Забавно, что всей душой в данную минуту он мечтал не о том, чтобы Пэнси его поняла и не закатывала скандалов, может быть, потому что отчасти он знал, что сухим из воды выйти не получится, а о том, чтобы она не вышла за Малфоя. Зачем ему это, ведь он-то свою свадьбу отменять не собирался, он не знал, но был бы совершенно не против, чтоб Пэнси Паркинсон никому не принадлежала.

Когда рабочий день завершился, Рон отправился к ней, чтобы расставить все точки над i, хотя внутренний голос подсказывал ему, что это будут восклицательные знаки.

Пэнси открыла дверь сама сразу после его первого стука. «Ждала», промелькнуло у него в голове, и в душе разлилось какое-то необъяснимое тепло. Уши сразу покраснели, поскольку предстоял не особо приятный разговор. Рон призвал всё спокойствие, которым обладал и не обладал, чтобы постараться направить предстоящий разговор в мирное русло. Он мало верил в то, что ему это удастся, но точно знал, что должен выйти из этого дома полностью свободным от этих отношений.

— Привет, — в голосе Пэнси чувствовалось волнение. Рон кивнул ей и вошёл в дом. — Проходи в гостиную.

Рон пошёл в указанном направлении, бросив на ходу:

— Нам надо поговорить.

Войдя в гостиную, он замер.

— Какого чёрта, Паркинсон?! — не смог он сдержать эмоций. Рядом возникла Пэнси, её вид был немного растерянным, словно она и сама не понимала, что делает. В центре зала был накрыт стол, горели свечи, на тарелках что-то, несомненно, вкусное и изысканное было накрыто стальными крышками. Рон выругался про себя. Если он начнёт разговор сейчас, то на мирный исход можно даже не рассчитывать.

— Ты написал, что придёшь после работы, — в голосе Пэнси послышались нервные нотки, она прошла к столу. — Я думала, ты будешь голоден. Но если ты по дороге съел какую-нибудь сомнительную ерунду, подобную той, которой травят себя маглы, то я прикажу убрать со стола.

— Как много слов, Паркинсон, — устало вздохнул Рон, чтобы как-то разрядить обстановку и чтобы убедиться, что его голос звучит достаточно уверенно. Он решил, что из вежливости должен хотя бы присесть, что он и сделал. Пэнси просияла и заняла место напротив.

Получив письмо от Рона о его вечернем визите, она не могла дождаться его прихода. Она трижды меняла гардероб, раздумывала насчёт меню, убила около часа на выбор вина в погребе особняка, спустившись туда лично впервые за многие годы. Все эти приготовления были для неё в новинку. Она чувствовала подобный трепет всего один раз в жизни: в школе, когда решила, что влюбилась в Драко. Но сейчас ведь она не любит Рона… Она же просто весело проводит время… Ведь так? Мысли о нём заставляли её чувствовать некую лёгкость. Подсознание кричало, что это ни капли не смешно, но она заглушала любые звуки, кроме тех, которые говорили ей: «Съешь это яблоко, девочка, никто всё равно не узнает».

Пэнси так нервничала, что сходу опустошила уже наполненный бокал вина. Это же сделал и Рон. Вино придало храбрости обоим, вот только она нужна была каждому для осуществления своих целей.

Рон положил на угол стола принесённые бланки с визами, сел ровнее и начал говорить:

— Я хочу кое-что сказать тебе…

— Сначала я, — перебила Пэнси. Рон выдохнул. Возможно, она сама сейчас поднимет эту тему, и они мирно обо всём договорятся. Ведь до её свадьбы осталось чуть больше недели, а значит ей самой, не меньше, чем ему, эти отношения ни к селу ни к городу. Рон немного расслабился и улыбнулся. Пэнси заметила это, и глаза её заблестели. — Рон, ты знаешь, что скоро я выхожу замуж, как, собственно, и ты. Ну, в смысле женишься, конечно, ты же мужчина, а вы женитесь.

Пэнси болтала так быстро, и это было ей так несвойственно, что Рон невольно улыбнулся, потому что видел её такой впервые. Пэнси нервничала, словно на экзамене. Хотя откуда ему было знать, как она вела себя на подобных мероприятиях. Он просто предположил. Но разве это было сейчас важным. Он ждал момента, когда она озвучит свою основную мысль, поэтому кивнул в знак того, чтобы она продолжала.

— Я много думала о наших с тобой… отношениях, давай так это назовём, — Пэнси выбирала слова осторожно. Рону было всё равно, как она называет их секс-марафон, главным для него было услышать заявление о выходе из этого порочного круга. — Я скоро выхожу замуж, ты женишься. Наши отношения должны закончиться, поскольку ни ты, ни я, я уверена, не приемлем интрижек на стороне.

Рон с облегчением выдохнул. Мерлин, неужели всё так просто!

— Ты права, Пэнси, — сказал он. — Брак влечёт обязательства и всё такое…

— Именно, — кивнула она. — Но разве мы не выше всего этого?

— Что ты имеешь ввиду? — тут же спросил Рон, выпрямившись на стуле.

— У нас же получалось встречаться до нынешнего момента, — её голос стал уверенным, она снова стала собой. — Даже сейчас мы сидим здесь, а ни Драко, ни твоя благоверная не догадываются об этом. Что изменится после наших свадеб? Мы же не станем узниками на привязи своих супругов, чтобы не иметь возможности встречаться.

— Ты готова пойти на это? — Рон не верил своим ушам. Он понимал, что женитьба для Пэнси, действительно, практически ничего не поменяет в жизни кроме фамилии, но о себе он не мог сказать того же. Он уже решил для себя, что обманывать Гермиону и изменять ей не станет, а значит, вечер снова возвращается к отправной точке. Ему придётся заявить о намерениях.

— Я думаю, да, — кивнула Пэнси. В её глазах он увидел негласную мольбу о помощи в принятии этого серьёзного решения, что говорило о том, что она доверяет ему. Это было совсем не то, на что он рассчитывал, поэтому он отвернулся.

— Почему? — его голос стал твёрже. Мысленно он набирался сил перед марш-броском.

— Ты мне не безразличен, — проговорила Пэнси, глядя на него. Рон резко взглянул в её глаза. Повисло молчание. — Признайся, ты ведь чувствуешь связь между нами?

— … — Рон медленно облизал губы, глубоко вздохнул и ответил. — Нет.

— В каком смысле? — Пэнси тут же сдвинула брови и положила локти на стол.

— Не знаю, чему тебя учили в детстве, — Рон понимал, что только грубый тон и злые фразы способны разрубить канаты, которые, как он уже и сам ощущал, связывали их, особенно после того, как она призналась в чувствах. — Но достойные люди не изменяют свои супругам.

— Это ты-то что ли достойный? — фраза была пропитана желчью, злостью и сарказмом, что говорило только об одном: Пэнси не настроена на мирные переговоры.

— Паркинсон, только не начинай, — Рон попытался усмирить нарастающее извержение, но он и сам не верил, что это возможно.

— Не начинай? Серьёзно? — Пэнси встала, но пока не вышла из-за стола. — То есть, по-твоему, измена — это только после свадьбы? То есть то, что между нами было до этого момента, в том числе и в этой комнате, не измена? Ты же не свободен, ты в отношениях, ты жених её высочества грязнокровки!

— Эй! — на грубое слово реакция срабатывала автоматически, но все эти замечания волновали Пэнси сейчас меньше всего на свете.

— Ой да хватит строить из себя добродетель, Уизли! Грейнджер здесь нет! — она уже не контролировала свои слова. — Никто не посмотрит на тебя укоризненным взглядом, от которого ты весь сжимаешься, словно тебя холодной водой окатили. Ты хоть понимаешь, что всю жизнь будешь жить так?! Ей же стыдно ходить рядом с тобой, вечно она глаза закатывает. Только не говори, что тебя это не бесит!

— Мои отношения с Гермионой тебя совершенно не касаются! — твёрдо сказал Рон, поднимаясь со стула. — Жениться на ней было моим решением, в котором я уверен. Рассуждать о том, как вы с Малфоем сочетаетесь, а точнее, не сочетаетесь, я в отличие от тебя не стану. Я пришёл сюда сегодня лично, чтобы не заканчивать всё запиской, молчанием или во время твоего визита в Министерство.

— Ты пришёл, чтобы порвать со мной? — Пэнси просто нужно было сказать это вслух, потому что в висках пульсировало так, что она не слышала собственных мыслей.

— Да, — кивнул Рон. Выходя из-за стола. — То, что было между нами, было потрясающе, я могу в этом признаться, но, как и всё хорошее, должно когда-нибудь закончиться. Я голосую за сегодня.

— Какой же ты циничный, Рон Уизли! — Пэсни сложила руки на груди и вышла из-за стола, чтобы быть ближе к Рону. Несознательно, но ближе. — Но знаешь, ты можешь собой гордиться, потому что до этого момента я и не думала, что ты способен хоть как-то высказываться. У меня только один вопрос. Что заставило тебя сделать подобный выбор?

— Почему ты решила… — начал Рон, но потом подумал, что правда в данном случае будет действеннее, чем неумело выбранные добрые слова. — Мы сегодня говорили с Гермионой…

— Ну конечно, — всплеснула руками Пэнси. — Святая Грейнджер пробудила в тебе нормы морали. Какие ещё истины она тебе раскрыла? Скажи ещё, что дала тебе прямо в кабинете Министерства!

Рон опустил голову. Пэнси раскрыла рот и невольно рассмеялась. Но в данной ситуации это скорее был смех отчаяния, так как внутренне она уже поняла, что проиграла, но смеяться сейчас было проще, безопаснее для сердца, которое разрывало от необъяснимой боли так сильно, что она могла потерять сознание в любую секунду.

— Мисс-до-свадьбы-ни-ни, снизошла до плотских удовольствий? — Пэнси уже было всё равно. Сейчас хотелось просто вывести его на эмоции, потому что так он не сможет выражаться заготовленными фразами, держаться так стойко, словно только она тут что-то теряет. — И что же ты, повёлся, словно вшивый подросток?! О Мерлин, неужели тобой управляют низменные инстинкты! А как же чувства?!

— Какие чувства, Паркинсон?! — конечно же, Рону передалась вся напряжённость данной ситуации. Он не умел выражаться правильно, не умел сдерживаться, не умел выдавать одно за другое. А видя Пэнси в том образе, который сейчас у неё был, любое самообладание дало бы трещину. Он понимал, что она на грани срыва, что между ними действительно что-то есть, иначе откуда это щемящее чувство в груди, готовое разорвать её изнутри. — Всё, что нас связывало, это просто желание. Желание идти против правил, вести тайную жизнь, утолять запретные потребности.

— Говори за себя! — тут же бросила Пэнси.

— Ты хочешь сказать, что могла бы творить всё это с Малфоем? — спросил он.

— И не только это! — огрызнулась Пэнси. — Он уж точно смыслит в сексе больше, чем ты!

— Ну значит прекращение наших отношений не будет для тебя такой уж ощутимой потерей, — Рон предпочёл сыграть на этом, чем вступать в споры и мериться достоинствами с Малфоем, которого здесь нет.

— Я быстро забуду тебя, Уизел, — сказала Пэнси, а сама сделала несколько шагов в его сторону, оказавшись в опасной близости. — Поскольку в тебе нет ничего выдающегося.

— Кроме того, что я тебе не безразличен, — вырвалось у него против воли. Видимо, подсознание не желало мириться с ролью «невыдающегося субъекта». От этих слов броня Пэнси треснула, решимость надломилась.

— Как и я тебе, — проговорила она, глядя ему в глаза, сокращая расстояние до точки столкновения. Рон медленно сглотнул, но не отступил. — Я же знаю, что нравлюсь тебе. Признайся…

— … — он молчал, глядя ей в глаза. В данный момент он находился в безвыходном положении, поскольку чувствовал одно, а сказать должен был совсем другое. Но он понимал, что если хочет поставить точку, то сделать это можно только сейчас и только так, поэтому произнёс. — Ты. Мне. Не. Нравишься. Это конец, Паркинсон.

Пэнси шумно выдохнула. Рону даже показалось, что в её глазах что-то потухло, словно кто-то задул свечи в комнате, где сразу наступила кромешная тьма. И эта тьма была ярче тысячи костров, потому что не сулила ничего хорошего.

— Конец будет, когда я этого захочу, — проговорила она стальным голосом. А затем, не сводя глаз с его лица, встала на цыпочки и приблизилась к его губам, мысленно всем своим сердцем желая поцелуя. Глаза её были закрыты, а Рон смотрел на Пэнси и боролся с бурей чувств, которые его одолевали, затем попытался собрать выдержку в кулак и скорее закончить эту пытку для них обоих. Но прежде этого он исполнил желание Пэнси и еле уловимо коснулся её губ своими губами. Она задрожала, а он уже отстранился.

— Считай, я захотел за тебя. Визы на столе. Прощай.

Пэнси предпочла не открывать глаза, еле удерживаясь на ногах, пока не услышала звук закрывшейся двери. Когда она поняла, что Рон ушёл, то не смогла больше притворяться сильной, в особенности перед самой собой, поэтому разрыдалась. Она слишком долго держалась, пока он был здесь, чтобы не показывать, как она задета, как обнажена перед ним, как сильно рисковала, предлагая ему продолжать встречи, ведь ничерта её брак не был формальным. Да, они с Малфоем могли бы жить своей жизнью, но только если бы он этого захотел, да даже тогда у этой «свободы» был бы миллион ограничений, в частности, запрет на любые моменты, способные скомпрометировать положение Драко в обществе. А значит, никаких любовников, поскольку она вряд ли могла бы найти того, кто даже за большие деньги не обнародовал эту связь. Она рисковала всем ради продолжения отношений с Роном, была готова даже решиться сбежать с ним, если бы он только позвал. Что это с ней? Неужели это пресловутая любовь, о которой не говорят в чистокровных семьях? Хотя наверно в семье Уизли каждый знает, что это такое. Пэнси не понимала себя, ведь она не хотела любить. Всё, чего она желала с момента столкновения с Роном Уизли в Выручай-комнате в тот день в Хогвартсе, это быть любимой им. Она даже поклялась сделать всё для этого. Но она даже подумать не могла, что в процессе влюбится сама. Это было так больно, так непривычно, так ей несвойственно. Сердце Пэнси невыносимо болело, потому что разбилось, а осколки врезались в каждую клеточку тела. Не в силах терпеть это, она потеряла сознание…

Едва покинув территорию имения Паркинсонов, Рон трансгрессировал домой. Оказавшись в привычной для себя обстановке, он, наконец, смог выдохнуть, начиная осознавать, что в этом новом мире без видимых угроз для общества со стороны тёмных сил, люди всё также беззащитны перед ранящими чувства словами. Сегодня он покалечил душу Пэнси, он знал это, хотя бы потому, что не чувствовал облегчения от завершённого дела, а наоборот еле дышал от тяжести, сдавливающей грудную клетку.

Рон прошёл в ванную комнату, снял рубашку и взглянул на себя в зеркало. Впервые в жизни он видел себя таким бледным, словно кто-то стёр все краски, обесцветил его. На фоне всего этого особенно ярко выделялась рана на плече, из которой по коже цвета мела стекала алая кровь — след расщепа после трансгрессии, потому что каким бы решительным он не был свиду, покидая дом Пэнси, его сознание точно знало, что он врёт, притворяясь, что она ему безразлична.