Долгая дорога домой (джен)

Сон Телвина в эту ночь оказался беспокойным. Ему снилась картина, которую он увидел в подвале особняка Сатаса Тарина. Только во сне Ория, обернувшись через плечо, жалобно смотрела прямо на него, словно заглядывала в душу, звала его. Просила, чтобы он её спас, избавил от мучений, и рыдала, рыдала… А вместо Тарина ему приснился скелет с пылающими алым глазами, в фате и платье, с кинжалом в руке. Скелет занёс кинжал для удара, и тут Телвин проснулся.

Утро ещё не наступило окончательно, в окно проникали лишь слабые бледные лучи пробуждающегося дня. Уснуть Телвину больше не удалось, поэтому он встал с кровати, умылся в тазу и зажёг свечу.

Чтобы как-то сосредоточиться, он достал из лежащего под столом заплечного мешка колоду карт, развязал тесёмку, держащую их вместе, и принялся раскладывать пасьянс. Этой нехитрой забаве он научился очень давно, ещё до того, как встал на путь убийцы. Во время первого путешествия в Аттрику.

Матросы научили его играть в карты, и, естественно, будучи совсем молодым и самоуверенным эльфом, он проигрался в пух и прах. Едва не оставшись без сапог, Телвин попросил научить его «какой-нибудь карточной игре для одного», и боцман показал ему, как раскладывать несколько разных пасьянсов.

Сейчас Телвин не находил это занятие интересным, потому что он помнил почти все карты из своей колоды по их рубашкам. Из-за этого открываемые карты не оказывались неожиданностью, так что он просто механически перекладывал их с места на место. Его мысли, хоть он сам того и не хотел, вновь и вновь возвращались к нынешней работе и к тому, что он увидел вчера. Ещё он представлял, как будет резать Тарина.

Умелые рыбаки в Самване порой устраивали настоящие представления, прилюдно потроша рыбу лёгкими ловкими движениями. Чик — головы нет, раз — и брюхо вспорото, а рыбьи кишки отправляются в таз. Ещё пара взмахов, едва различимых взглядом — и отсечены все плавники. «Вот и с Сатасом нас ждёт настоящее кровавое представление».

Всё это, конечно, лишь фантазия. На деле он не мог позволить себе терять время, рискуя нарваться на патруль. Следовало быстро и, по возможности, незаметно перерезать цели глотку и бросить в канаву.

«Нести возмездие — это не моё, как я уже убедился по молодости, — напомнил он себе. — Мстить за незнакомую девушку — не моя задача. Влезать в политику — тоже. Мне заплатили, назвали цель и уточнили, что мучить не надо. Не надо — значит не надо. Если она захочет поменять условия, то придёт сегодня».

«А вдруг он держит её взаперти? — возразил он сам себе пару мгновений спустя. — Что, если побои настолько ослабили её, что она не может встать? А наверняка так и есть. Эта сволочь била её со всей силы».

Телвин в сердцах сгрёб не желающие складываться карты и кинул в стену. Приятного стука не послышалось — карты просто веером разлетелись в разные стороны. Выдохнув, эльф встал с кровати и смиренно принялся собирать их.

К завтраку он спустился в скверном расположении духа. Олаф подавал свежий хлеб, масло, сыр и разбавленное вино, но Телвину кусок в горло не лез, поэтому он ограничился одним вином. Он понимал, что не сможет есть, пока не разделается с заданием, и злился на себя за это. Он считал ревность уделом сопляков, которые, вооружившись ножом с кухни, идут резать конкурента за право задрать подол какой-нибудь крестьянской девке. А у них с клиенткой ничего не было и быть не могло. Она просто посмотрела на него и задала один вопрос. Она просто была хрупка и беззащитна под ударами плети…

Его раздумья, опять начавшие перетекать в ненужное русло, прервал подсевший к нему за столик Шинн.

Олафа Телвин, пожалуй, мог считать своим единственным другом, но и компании других профессионалов в таверне эльф тоже не гнушался.

— Привет, Телв, — тихо произнёс Шинн, пожимая протянутую эльфом руку. — Ты какой-то ещё более мрачный, чем обычно. Курицу хочешь? — спросил он, глядя на пустой стол перед Телвином.

Шинн никогда не ел стряпню Олафа — всегда только то, что готовил сам. Олафу это не нравилось, но он разрешал профессионалу пользоваться кухней. Он вообще отличался редкой терпимостью к заскокам своих подопечных, как он любил их называть.

Телвин покачал головой.

— Задание дурацкое.

— Я слышал, — кивнул Шинн, откусывая от куриной ноги хороший кусок. — Сатас Тарин, милейший старикан на свете. Я бы выпил с ним по кружке пива.

Шинн обожал пользоваться ядами, добавляя их в пищу или питьё целей — впрочем, большинство убийц так и поступали. Телвин усмехнулся.

— Ладно, я разберусь с ним. Какие у тебя новости?

— Так-то никаких, работаю потихоньку. — Шинн доел курицу и потянулся к своей фляге с вином. Родом он был с Имрикки, кажется, из какой-то деревни, так что происхождение сказывалось на говоре. Хуже всего — этот его говор легко цеплялся к собеседникам. Общался он всегда охотно. — Я слышал, что церковники придумали новую вещицу для аристократии. Новый амулет, только в этот раз — отгоняющий жару. Для жителей Аттрики то бишь. Надеваешь его, и на тебя начинает дуть прохладный ветерок из ниоткуда. Так-то, я думаю, простолюдин себе позволить такое не сможет. А я вот себе когда-нибудь смогу, опосля того, как в Дем-Каре дом построю, м?

— Дем-Кар? — скептически нахмурился Телвин.

— Ну, у всех такое выражение лица, когда я про него говорю, — Шинн закатил глаза, — а я считаю, что гроблы — ещё не самые плохие соседи. У них преступности так-то вообще нет.

— Ты, значит, хочешь стать первым преступником там? — улыбнулся Телвин, изо всех сил стараясь не добавить к какой-нибудь фразе «так-то».

— Нет, — улыбнулся в ответ Шинн, — я уж позабочусь, чтоб в моём доме всё тихо было.

Они с Телвином выпили за это вина. Дем-Кар — единственный город гроблов, коренных обитателей Аттрики, к которым ещё относятся кентавры и ха’ат. Удивительно, что гроблы не чурались чужаков и разрешали им жить в своём городе, если те знали язык и могли внести в их казну определённый взнос золотом. Дем-Кар раскинулся вдоль северо-восточного берега континента — как раз там было бы удобнее расположить ещё какой-нибудь город-порт вроде Самвана. Потому казалось странным, что его ещё не сравняли с землёй. Скорее всего, из-за того, что все стычки с гроблами, маленькими зубастыми и хитрыми созданиями, заканчивались в их пользу. Телвин, однако, не сомневался, что Империя и на них найдёт управу.

— Думаешь, гроблам светит долгая и счастливая жизнь под боком у Империи? — с сомнением в голосе спросил эльф в продолжение своих мыслей. — Я слышал, у Императора в ближайшей свите есть какой-то очень сильный маг. Пару лет назад он стёр с лица земли целый остров.

Шинн задумался.

— Пока он сюда не явится, думаю, поживу спокойно. Мага этого, по-моему, Арано зовут, или как-то так. И не остров он стёр, так-то, а только то, что на острове было.

— Арано? — удивился Телвин. — Его зовут Арано?

— Да, а что такое? Имя стрёмное, конечно, но вроде это особо никого не удивляло, так-то, — заметил Шинн. — Скорее странно то, что он маску никогда не снимает. Даже в бане, говорят.

— Понятно, что имя никого не удивляло. На свете осталось не так много двухсотлетних эльфов, — усмехнулся Телвин. — Вообще-то «арано» — это такой эльфийский архаизм для слова «время». Когда эльфы познакомились с людьми, мы переняли множество слов из вашего языка, и «арано» заменилось на просто «время». Но замена оказалась не совсем корректной, потому что «арано» — более широкий термин, время в целом, непрерывное в своём течении. А у людей нет такого понимания времени. Для вас время — это единица. Один день, один месяц, одна жизнь — и так далее.

— Понятно, — протянул Шинн, — кроме половины того, что ты сейчас зачехлил. Что такое «архаизм», мать его за ногу?

— Слово, вышедшее из употребления, — задумчиво ответил Телвин. — Так ты говоришь, он никогда не снимает маску?

— Ну да, — Шинн снова воодушевился, когда речь зашла о понятных вещах. — Никто ни разу не видел его без маски на людях. Так-то, наверное, кто-нибудь уже рассказал бы, как он выглядит. Говорят, колдовство как-то раз пошло не так, и у него вся кожа на лице сгорела. Бр-р, — Шинна передёрнуло.

— Думаешь, он не смог бы её залечить? Мазями там всякими или той же магией? — усмехнулся Телвин.

Шинн пожал плечами.

— Не знаю, но зачем-то он в маске ходит, да? К тому же все знают, коль от магии человек займётся, то до конца его ожоги уж не вылечить ничем.

— А никому в голову не приходило, что под маской может прятаться эльф? — самодовольно спросил Телвин, осенённый своей догадкой.

Шинн презрительно усмехнулся, сводя на нет радость Телвина.

— Да хоть бы и кентавриная задница там пряталась, это уже не важно — всё равно это ничего не меняет. Арано, или ещё какой ахренизм, так-то он всё равно остаётся верной шавкой Императора. Бегает за ним по всему миру и там, где он появляется, везде несёт с собой беду. А что эльфы делают с перебежчиками и предателями?

— За предательство — отсечение головы, — сухо ответил Телвин. — По крайней мере, так было во времена королевства. Только теперь мы все предателями считаемся, наверное.

— Почему это?

— Ну, мы же не стали все до единого отдавать всю свою кровь до последней капли и свои жизни, защищая родину, — иронично усмехнулся Телвин, цитируя призывы эльфийских герольдов военных лет.

— Да брось ты, — наморщил лоб Шинн, — вы живы, вы спасали собственные шкуры, а это главное, что у человека есть, — мгновение спустя Шинн поспешил поправить себя, заметив ухмылку на лице Телвина — Ну, или эльфа, ты меня понял, Телв. Так-то никому не стало бы лучше, если б вы самоубились о железный кулак Империи.

Телвин улыбнулся и кивнул, но подумал про себя, что жизнь — возможно, не самое главное, однако спорить дальше не стал.

Двери открылись, и в таверну зашёл человек. На нём был тёмно-серый плащ с капюшоном, скрывающим лицо, так что невозможно было даже определить пол незнакомца. Типичный посредник, в общем. Не глядя по сторонам, он торопливо направился прямо к барной стойке. Казалось, что он здесь не впервые. Олаф, заметив его, подошёл к стойке и спокойно кивнул вошедшему. Тот, приблизив губы к уху Олафа, что-то прошептал, в ответ Олаф несколько раз кивнул. Незнакомец передал ему записку, а Олаф, взглянув на неё, взамен вручил этому человеку монету.

Незнакомец раскланялся и направился к выходу. Олаф молча провожал его взглядом, ожидая, пока тот покинет здание. Затем он, взяв пустую деревянную кружку, трижды громко постучал ею по барной стойке.

— Господа профессионалы, важное сообщение! — зычно крикнул он. Давало о себе знать его армейское прошлое. Все присутствующие в зале тут же замолчали — когда Олаф вот так обращался к ним, это было что-то и правда важное. Прочистив горло, хозяин таверны с серьёзным видом продолжил: — Так. Мне всё это надоело. Я закрываю таверну, выметайтесь все отсюда.

В зале повисла гробовая тишина. Кое-кто едва не уронил на стол челюсть.

— Шутка! — несколько мгновений спустя не менее зычно объявил он, совершенно не меняясь в лице. Кое-кто шумно выдохнул, кто-то рассмеялся. — А теперь серьёзно. Мне рассказали, что через три дня здесь будет шмон. Просьба передать новость всем, кого сейчас нет в этом зале. Завалится большая толпа бестолочей, я буду угощать их всех бесплатно пивом, а они будут обыскивать наш с вами дом на предмет подозрительных лиц. Всё как всегда, короче. Поэтому кроме меня в таверне в этот день и до следующего полудня после шмона они никого встретить не должны — до полудня наши доблестные стражи должны будут уже достаточно протрезветь, чтобы суметь встать на ноги и доковылять до казарм. Будут проверять стены, полы и потолки, так что всем очистить свои схроны! И коровье дерьмо туда не класть, как в прошлый раз!

— А чьё можно? — раздался гнусавый голос откуда-то из дальнего угла. Кто-то расхохотался.

— Ничьё нельзя! — серьёзно ответил Олаф. — Убирать потом сами за собой будете, и лишние деньги на взятку стражникам с вас потом сдеру.

Телвин только вздохнул.

— Ну и где мне теперь залечь на дно после дела с Тарином? — спросил эльф у Шинна.

Тот лишь пожал плечами.

— Так-то и мне особо податься некуда.

— Если что найдёшь, свистни мне, ладно? — попросил Телвин. Шинн кивнул.

— Не волнуйся и пока не думай об этом. У тебя задание. А я покумекаю и, как только что найду, сразу к тебе.

На том они и порешили, пожали руки и разошлись по своим делам.

* * *

День прошёл незаметно, Телвин не покидал свою комнату. Разминался, готовясь к вечерней вылазке, проверял и перепроверял оружие, выбирал, в кого нарядиться в этот раз — привлекать внимание тем же нарядом, что и вчера, не стоило.

Эльф решил, что в этот раз станет простым рабочим. Он надел серые шаровары и кожаный дублет поверх рубахи без рукавов. Кинжал в ножнах спрятался в потайном кармане шаровар. В другой карман Телвин убрал чёрную повязку, призванную скрыть черты его лица. На голову он повязал тюрбан на манер жителей городов Аттрики, полностью закрыв свои длинные уши синей тканью. Так поступали многие эльфы, стесняясь выдавать свою расу перед людьми.

С наступлением вечера Телвин, не глядя ни на кого, покинул таверну. Все знают, что прощаться — дурная примета, а сегодня был слишком важный день, чтобы отмахиваться от примет.

Выйдя за порог и закрыв за собой дверь, эльф, одетый в рабочего, первым делом наклонился и зачерпнул немного грязи с земли, а затем часть её размазал по лицу. Немного потёр грязью и одежду. Простой работяга, вымотался за целый день тяжкого труда в доках, например. К поясу он прикрепил только флягу с водой да небольшой плоский кошель — всего на несколько монет.

На небо сегодня набежали тучи, дул прохладный ветер. Где-то, надрываясь, лаяла чья-то дурная собака.

Повернув за угол, Телвин увидел перед собой ха’ат, по своему обыкновению роющегося в мусоре.

Про этих падальщиков было известно ещё меньше, чем про кентавров и гроблов. Иначе говоря, кроме внешнего вида — ничего. Приличному человеку, да даже и эльфу, на них смотреть было противно. Ха’ат — низенькие существа, такие же, как гроблы, но на этом сходства их заканчивались. Падальщики не носили одежду или украшения, больше напоминали скелет, обтянутый серой кожей — настолько они были тощими, даром что постоянно жрали мусор. Отсутствия одежды не стеснялись — то ли из-за того, что безмозглые, то ли из-за того, что бесполые. Откуда они брались в городах, если учесть, что стражники никого из них никогда бы за стены не пустили — не ясно. Открытым оставался и вопрос о том, как они размножаются — кроме рта, рук и ног на теле больше ничего не было.

Канс Тристиан в своём двухтомнике «Разумные существа Аттрики» писал о более пяти десятках неудачных попыток проследить за ха’ат до их предполагаемого логова. Казалось, что они, набив брюхо, раздувающееся до невероятных для такого тельца размеров, исчезали, стоило только на миг отвести от них взгляд.

Несмотря на полные мелких острых зубов пасти, они никогда ни на кого не нападали и не проявляли ни малейшей агрессии в адрес тех, кто их обижал. А к ним с презрением относились совершенно все, учитывая их повадки и внешний облик. Порой казалось, что присутствие других жителей города они воспринимали как испытание, которое необходимо было вытерпеть. «Ха’ат» — единственный звук, который они издавали в ответ на любые вопросы или насилие. Умерщвлённые ха’ат исчезали так же, как и их сытые собратья. Тристиан, поручавший своим ассистентам не сводить с трупов глаз, писал, что однажды один из его помощников, занятый слежкой, рассматривал труп существа, а потом почувствовал сильное утомление и внезапно уснул, хотя на дворе был ясный день. Перед тем, как провалиться в сон, его помощник вроде бы видел какую-то тень, но очень смутную. Естественно, рассерженный учёный не обнаружил в палате никого, кроме дрыхнущего помощника.

Наместники всех людских городов Аттрики издавали указы, согласно которым любому жителю, будь то мужчина, женщина, ребёнок или эльф, дозволялось безнаказанно убивать этих тварей. А при наличии доказательства убийства можно было явиться в канцелярию города и получить в награду серебряную монету. Здесь крылась хитрость — предоставить доказательство оказывалось невозможным, потому имперские деньги и не тратились на выведение этих паразитов. Поговаривали, что отношение к ним у гроблов в Дем-Каре точно такое же. А вот у кентавров проблем с ха’ат никогда не было, как и самих городов, в которых те водились.

Не стоит и говорить, сколь тщательно проверялись корабли, отбывающие от пристаней Аттрики, на наличие забравшихся в трюм ха’ат. Иногда их находили и, не церемонясь, выкидывали за борт с чем-то тяжёлым, привязанным к тощей шее. «Этой заразы только ещё на Олиордане1 не хватало», — официальная позиция имперской власти.

Телвин довольно часто встречал в трущобах ха’ат, но никогда не видел больше одного зараз. И все они казались совершенно одинаковыми. Потому и Тристиан, отметивший то же самое, писал, что все ха’ат, возможно, есть одно и то же существо. «Проекция одного и того же создания, существующего где-то между нашим миром и каким-то иным, чем и объясняется их неуловимость, неистребимость и вездесущность». Поэтому название существа у него в книге не склонялось. Вообще раздел его двухтомника, посвящённый эти существам, был самым коротким, скупым на доводы и изобиловавшим предположениями и лирическими отступлениями больше, чем остальные части.

Эльф подошёл к ха’ат, сидящему спиной к нему и разгребающему какое-то старое тряпьё. Существо поднялось на ноги и повернулось к нему «лицом». В том месте, где должны быть глаза, у него виднелся лишь гладкий серый череп, но Телвину показалось, что ха’ат изучающее смотрит на него. Или, может быть, смиренно ждёт пинка или смертельного удара сталью.

Вместо этого эльф неожиданно для себя поздоровался с ним.

— Здравствуй, приятель.

Ха’ат склонил голову на бок и, по своему обыкновению, чуть приоткрыв пасть, прохрипел:

— Ха’ат.

Телвин криво усмехнулся.

— Крепко вам достаётся, бедолагам, да?

— Ха’ат, — ответило существо.

— Правда, что вы все — на самом деле одно и то же создание? — Телвин понимал, что сходит с ума, но ему почему-то казалось, что вытянуть у ха’ат хоть какой-то другой ответ перед столь важным заданием стало бы добрым предзнаменованием.

— Ха’ат, — ответ не изменился.

— Ну ладно, бывай, — Телвин с немного печальной улыбкой помахал существу. Он уже собрался уходить, как вдруг заметил, что оно повернуло «лицо» так, будто посмотрело на свою правую руку. А затем, к полнейшему изумлению эльфа, ха’ат поднял руку и неуклюже помахал ему в ответ, словно делая это впервые, после чего сразу вернулся к своему занятию.

Телвин ликующе рассмеялся про себя, а потом посмотрел по сторонам. Хвала всем богам, рядом не оказалось никого, кто мог бы заметить их «разговор» — окна всех окружающих домов смотрели на другие улицы, что и понятно, ведь здесь находилась самая настоящая свалка. Господа профессионалы, наверное, не оценили бы такую странность.

После встречи с ха’ат Телвин благополучно добрался до дома Сатаса Тарина. Большинство встреченных им людей не удостаивали его даже беглым взглядом, а эльфы смотрели куда более дружелюбно, чем вчера, благодаря его сегодняшнему маскараду.

На рыночную площадь привезли медведя в клетке на потеху публике. Он плясал под дудку, а толпа, собравшаяся вокруг него, смеялась.

Кто-то выкрикнул:

— Фоля, Фоля, любимая моя, вылезай из шкуры! Бросай прикидываться, я тебя по танцу узнал — это ты!

Поднялся всеобщий хохот.

Под него Телвин и миновал Торговую площадь, оказавшись на Церковной. Хоть ему и хотелось пройти по тому переулку, где вчера он наткнулся на шпану, тратить на них время не стоило.

Смешавшись с толпой, он ждал выхода цели из дома.

--

Олиордан — материк к северу от Аттрики, родина эльфов («Олиордан» на их языке — «родная земля») и место, где возникла новая Империя людей. На Олиордане расположена также и столица Империи, Коннелли.