Зеркальные миры — 1. Перерождение (джен)

— Мари-и-и… Эй, Мари-и-и! — пробился сквозь сон зловещий шёпот у изголовья.

Глаза моментально распахнулись. Слуха коснулся сдавленный смешок.

— О! Так действительно эффективнее, — фыркнула Нэй. — Надо было раньше сказать!

Мари рывком села на постели. Когда она попросила вчера подругу не будить её криком с порога, а попробовать говорить тише, в голове вырисовывались куда менее жуткие картины. Вздохнув, она подняла было руку, чтобы протереть слипающиеся глаза, но сделать этого ей не дали.

— Нет-нет! Никаких касаний, — напомнила Нэй, выставляя ладонь вперёд, — притрагиваться к пропитанной снадобьями ткани, впрочем, даже она избегала.

Мари удручённо вздохнула:

— И что мне теперь, всю жизнь на содержании пребывать?

Руки её последние двое суток покрывали от кончиков пальцев до плеч громоздкие, не слишком гибкие повязки, из-за чего даже поднимать их было сложно, не говоря уже о более тонких действиях. Целительницы на пару с Нэй сразу после окончания проверки расстарались по полной, чуть ли не силком уложив пострадавшую в общий зал восстановления. Как Мари ни отпиралась — они были неумолимы. Более всего обидно становилось от мыслей о том, что никто кроме неё не нуждался в столь тщательной опеке, хотя на проверке находились в равных условиях.

Часы и минуты растянулись подобно жвачке, потерявшей вкус: Мари вновь лежала, уставившись в потолок, ходила по узкому проходу между кроватями, на сей раз даже не имея возможности скрасить заточение рисунками. После насыщенного событиями перерыва почти позабытые ощущения причиняли страдания гораздо сильнее физических, и, если бы не визиты Нэй и Леона, Мари бы окончательно расклеилась.

Посетителей в своё царство целительницы пускали неохотно, но друзья всё же смогли уговорить их под предлогом бескорыстной помощи. Леон заявлялся к Мари, как ни странно, чаще всего — была бы его воля, наверное, он бы и вовсе ночевал в залах восстановления, но, к счастью или сожалению, терпение фей в этом смысле безграничным не являлось. Мари только посмеивалась тихонько, смотря на понурую спину альва, которого в очередной раз выставляли за дверь, и качала головой на воспоминания о его недавнем молчаливом бойкоте.

Сокрытие опасных навыков друзья восприняли совершенно по-разному. Нэй довольно воскликнула что-то похожее на «я так и знала!» и на том успокоилась, а вот Леон, едва справившись с ошеломлением, заявил, что более ни слова не скажет, пока «врунишка» не извинится должным образом. Бойкот, правда, продлился недолго. Уже к вечеру альв впервые пришёл к ней с красочной, звенящей обидой речью, в процессе которой подруге всё же было даровано прощение… с ремаркой о том, что уж теперь-то никаких тайн меж ними существовать просто не могло. Мари, залитая различными снадобьями чуть меньше чем полностью, возражать не стала, хотя и было о чём — данные обещания она привычки забывать не имела.

Ещё одними частыми гостями у больничной койки стали, как ни странно, жрицы. За эти дни они приходили трижды. Первые два раза для того, чтобы снять какие-то свои пробы с превратившихся в кровавое месиво рук, на которые даже самой Мари было боязно смотреть — приходилось отворачиваться всякий раз, стоило только снять повязки. А последний — для короткого, но торжественного объявления о прохождении экзамена. Долгожданная новость обрадовала бы Мари куда сильнее, если бы не кривящиеся в осуждении губы целительниц. Прежде чем выдворить со всей присущей им вежливостью посторонних, феи веско напомнили о недопустимости активных действий минимум неделю. И красноречивый взгляд в сторону жриц ясно давал понять: в этом ограничении ни для кого привилегий больше не существовало.

— Потерпишь ещё чуть-чуть! — отмахнулась Нэй, присаживаясь на край больничной кровати. — Ты вот лучше вот что... Умыться хочешь?

— Спрашиваешь, — Мари хмыкнула: все эти дни приходилось безропотно принимать помощь даже в таких мелочах как умывание или приём пищи.

После прохладной воды, унёсшей с собой сонливость, жизнь почти перестала казаться беспросветно удручающей. Нэй, выудив из поясной сумки гребень, принялась расчёсывать растрепавшиеся за ночь волосы Мари, рассказывая по своему обыкновению последние вести из жизни Дома Ветров. Казалось, там, за деревянной стеной, время сорвалось со своего привычного темпа, словно бы в насмешку проматывая час за часом с рекордной скоростью. По словам Нэй, за какую-то треть суток и новый выводок пустовёртов народился, и на кухне что-то умудрились сжечь, — да так, что дым дошёл даже до жилой части поселения! — и даже…

— Кажется, за тебя там до сих пор идут бои, — Нэй ловко распутала пальцами свалявшийся колтун, переключаясь на новую тему. — Лиф рассказала, что ей пожаловалась Сейя, а той…

— А что Нойль? — перебила бесконечное перечисление Мари, чуть поморщившись, когда гребень болезненно потянул за собой пряди.

Нэй задумалась на пару секунд.

— Сама я её не видела, но девочки говорили, что она почти не вылезает из переговорной, — она хихикнула. — Да, в общем, как и половина капитанш! Вот что, — постучав по ладони обратной стороной гребня, Нэй заглянула в лицо Мари, — они ведь сейчас страшно заняты делёжкой новеньких и заданий на грядущий рейд. Но как только — так сразу…

На этих словах сам собой вырвался тяжёлый вздох. Мари опустила плечи и уставилась на болотного цвета перевязь, которая ныне казалась позорным ярмом, а никак не средством лечения. Она не только сковывала движения, но и напрочь выбивала носителя из жизни. И Мари казалось, что ей уже никогда не догнать остальных — настолько много событий прошло мимо.

— Да ладно тебе! Чего закисла? — Нэй насупилась, словно передразнивая. — Ещё скажи: хочется, чтобы тебя все желающие разорвали на части?

— Не разорвут, — закатила глаза Мари. — Там желающих-то…

— А вот тут ты совершенно неправа, дорогая!

Леон появился как всегда громко и совершенно не стесняясь предупреждающего взгляда вышедшей на шум целительницы.

— Позволь быть первым поздравившим, — он остро улыбнулся и взмахнул руками. — Твоё распределение, душа моя, состоялось!

— Уже? — воскликнула Нэй. — Да когда ж успели?

Улыбка альва стала ещё шире.

— Дело разрешилось ровно в то мгновение, когда милая Нойль обзавелась помощью Лиф, которая никогда на моей скромной памяти в выражениях не стеснялась. Сразу же улажено было абсолютное большинство конфликтов и, ко всему прочему, исправлено досадное недоразумение с зачислением Мари в третий отряд.

— «Третий»? — Голос чуть дрогнул, когда она невольно повторила за другом.

На сегодняшний день охотницы поделены были на пятнадцать отрядов практически равной численности. В основном, они мало чем отличались друг от друга — даже капитаны были как на подбор: смелые, улыбчивые феи; но существовали среди них и исключения. Наравне с восьмым отрядом, который пользовался не слишком приятной славой «сборщика невостребованных миссий», третий тоже имел определённую известность в поселении.

— Так и знала, что «чистильщицы» не отступят! — фыркнула Нэй. — Вот и надо было им?

Леон устроился на высоком стуле рядом, но колени его, несмотря на это, всё равно оказались выше, чем ему бы хотелось. Чуть заметно нахмурившись, он вытянул скрещенные ноги вперёд и, удовлетворившись этим, продолжил:

— А вот для вашего друга, смею заметить, весть эта неожиданностью не стала. Третий отряд привык прибирать к рукам всех, отличившихся в ведении боя. После чудесного представления, что ты устроила, дорогая, я вообще удивлён, что им пытались возражать. К слову сказать, — вы разве не слышали? — в Хильду они вцепились сразу же и намертво.

Мари тяжело вздохнула, отводя взгляд. Чистильщицы, да. Именно так звали за глаза фей, принадлежащих третьему отряду, из-за пристрастия их капитана к заданиям по зачистке территорий от опасной живности. Поговаривали, правда, что неразумными зверями дело редко когда ограничивалось, и оттого команда уже довольно плотно обросла жутковатыми байками, которые сами феи опровергать не спешили. Усмехались только и переводили тему, уходя от расспросов с той же лёгкостью, с коей возвращались из-за Круга. А уж к их капитану — Тарлии — подходить не решались иной раз даже и главы других отрядов. Было в её немногословности и жёстком прищуре льдисто-синих глаз нечто отталкивающее, отчего любые слова замирали в горле, так и не прорвавшись наружу.

Даже помыслить о вступлении в третий отряд было до безумия страшно. Тем более, Мари до этого момента пребывала в совершенной уверенности в том, что кроме Нойль её никто и нигде не ждал. Хотя… Сердце вдруг кольнуло. Не изменила ли та своего решения после спарринга? За эти дни им не удалось даже взглядом пересечься с капитаном, не то что поговорить. И оттого сомнения лишь крепли и множились в те долгие часы, пока Мари вынуждена была глядеть в потолок, боясь лишний раз пошевелиться.

— Так и, — осторожно протянула она, — к кому я всё-таки попала?

— Ты всерьёз думаешь, дорогая, что Нойль позволила бы хоть кому-нибудь увести у себя из-под носа лакомый кусочек, столь тщательно и долго лелеемый?

Мари замялась.

— Да ну что же ты! Право слово… — Леон прошёлся костяшками по лбу в отточенном, картинном жесте. — Я ведь проговорил уже — эта оплошность со стороны Тарлии исправлена. И скажу вам ещё кое-что, — он понизил голос и отвёл взгляд. — Даже просто проходя мимо переговорных, можно было ощутить на себе жар сражений. Как они спорили!..

Нэй, совершенно забыв про запутавшийся в снежных волосах гребень, ахнула, подгибая под себя ноги. Мари тряхнула головой:

— Кажется, их всех ждёт разочарование, — она выразительно приподняла руки. — Меня просто не пустят в рейд.

— Ну-ну, — закатила глаза Нэй, — от пропуска одного-единственного похода никто ещё позором не обрастал.

Леон сжал легонько щиколотку Мари в подобии ободряющего жеста:

— Тревожиться действительно нечего, душа моя. О! Да и у тебя же будет ещё прекраснейшая из возможностей покрасоваться в данном облачении, — он повёл подбородком в сторону повязок, — перед охотницами. Уверен, как только они углядят масштаб катастрофы, все недовольства — если таковые и будут — затихнут бесследно!

Мари нахмурилась:

— Да кто меня выпустит отсюда? Грозились вообще к кровати примотать, есть что…

Нэй сдавленно захихикала, видно, в красках представив данную сцену. Леон же выразительно хмыкнул и заулыбался:

— Вот увидишь, дорогая, недолго тебе осталось в застенках томиться. Уж я-то не первый год знаком с милой Нойль…

* * *

Мари с наслаждением вдохнула свежий воздух. После удушающего тепла зала восстановления это казалось лучшим на свете ощущением. Нэй летела немного впереди, изредка касаясь носками гладких досок, чтобы уже в следующее мгновение оттолкнуться от них и взмыть выше. Смеркалось.

Как ни странно, слова Леона действительно оказались пророческими. Уже к полудню в зал проскользнула связная, которая передала дежурившей в то время целительнице небольшое, свёрнутое в трубочку послание. Прочитав его, та скрылась в соседней комнате и вышла оттуда лишь через пару часов. Вид у феи был не слишком довольный, но после молчаливых, нудных проверок и смены повязок, она вдруг объявила, что Мари позволено на один вечер покинуть зал. По настоятельным просьбам её капитана.

Радость настолько затопила собой всё сознание, что Мари, почти не вслушиваясь, соглашалась бездумно со всеми дополнительными мерами предосторожности. Как оказалось позже — очень даже зря. Прилетевшая к назначенному времени Нэй (обязательное сопровождение также стояло в списке условий) застала картину, от которой не могла просмеяться добрый десяток минут. Руками Мари теперь двигать не могла совершенно: их закрепили странными поддерживающими конструкциями, что напоминали навесные подлокотники. Объём самих повязок увеличился почти вдвое — они стали жёстче. Самой себе Мари напоминала допотопных роботов, которых она видела в старых иностранных книжках, когда те ещё не были запрещены. И ей казалось теперь совершенно очевидным то, почему машины в конечном итоге взбунтовались против создателей, а границы заокеанной Федерации закрылись для всего остального мира… Никто не должен был выносить подобных страданий. Даже бездушные груды металла или пластика.

Когда Мари всё-таки вышла наружу, последние лучи солнца едва-едва расцвечивали верхушки деревьев. Нэй летала вокруг, подбадривая и поторапливая её, но ситуации это не облегчало. Хуже всего оказалось подниматься по лестнице — боком, удерживая из последних сил равновесие, от чего тут же начали трястись ноги и затекла шея. Вот только даже это не могло остановить Мари, получившую легальную возможность выбраться из местной больницы. Хватило уже в её жизни подобных заведений, и возвращаться туда она намерена не была. В голове особенно чётко нарисовался план уговоров Нойль.

К тому времени, как они дошли до основного убежища, выделенного под нужды восьмого отряда, стемнело совсем. Нужное место, правда, сложно было пропустить даже при всём желании. Мари ускорила шаг, только завидев его вдалеке, и почти поравнялась с Нэй.

— Пахнет чем-то вкусненьким! — возвестила та, блаженно прикрывая глаза, на что Мари только покачала головой.

Внутри деревянной пристройки, протянувшейся между трёх деревьев, ярко горел свет, пробиваясь из-под убранного к стене полога. Кто-то громко смеялся и звучали многоголосые разговоры, разобрать из которых, правда, ничего не удавалось. Мари задрала голову, оглядывая верхние ярусы, где располагались жилые комнаты отряда. Привычных человеческому глазу окон в них не было, как, впрочем, и во всём Доме Ветров, но зато наличествовал сквозной проход, позволяющий попасть в спальню, минуя общий зал. Здесь и жили все охотницы восьмого отряда, — одной большой семьёй — и Мари ждала своего переезда к ним как главное событие в жизни. Хоть оно и откладывалось каждый раз из-за запрета целительниц.

Они подошли уже совсем близко, как вдруг на фоне желтоватого проёма появился тёмный, долговязый силуэт и, обернувшись, крикнул куда-то внутрь женским голосом:

— Они пришли! Скорей-скорей!

На небольшую площадку тут же вылетела Нойль, растолкав начавших было скапливаться в проходе охотниц. Выхватив взглядом из темноты несуразную фигуру Мари, она тут же присвистнула:

— Так и знала — надо было раньше тебя спасать, — Нойль расхохоталась, плечом подпирая косяк. — Ха! Да тобой теперь и рыбу глушить можно запросто. Вот это я не прогадала так не прогадала!

— Будешь издеваться — уйду обратно, — буркнула Мари сквозь улыбку, подходя ближе.

— Вот уж чего удумала! — Нойль посторонилась, пропуская новоприбывших, и похлопала её между лопаток. — Кто ж тебя отпустит-то теперь?

— Так уж прям и не отпустишь? — усмехнулась Мари и с готовностью плюхнулась на подготовленное для неё место — жёсткую подушку в торце низенького, но длинного стола.

— Шутишь? — Нойль уселась рядом, скрестив ноги и облокотилась на стол. — Я что — зря крылья надрывала, чтобы потом тебя на все шесть сторон отпустить?! Как минимум, с тебя реванш — и это не обсуждается!

Не прошло и пары минут — их окружили феи, подхватывая благодатную тему. Они наперебой задавали вопросы, благоговейно тянулись к повязкам и смеялись над нелепыми попытками двигать руками. Чуть позже в зал протиснулся Леон, который с трудом, но уместился на углу стола рядом с Мари, а следом за ним — неразлучная парочка Олли и Ланы, также пополнившие собой восьмой отряд. Как ни странно, при виде человека те совершенно одинаково округлили глаза, но тут же просияли вежливыми улыбками и задали привычный вопрос, касаемо замотанных рук. От их искреннего участия на душе Мари явственно потеплело.

Нэй совершенно не ошиблась, учуяв ещё на подлёте к убежищу аромат еды. Стол был почти весь уставлен привычными закусками, а посередине возвышались несколько чаш, от которых валил пар — травяные отвары были любимы всеми и заменяли феям чай в людском понимании. Мари сразу же вручили соломинку, через которую можно было пить, не держа кружку руками, а Леон, сидящий ближе всех, клятвенно пообещал не обделять подругу сладостями. Никто и не возражал.

После того, как все расселись и обзавелись вкусностями, всё внимание обратилось разом к новичкам. Посторонние разговоры стихли как по команде. Вот тут-то и настал тот самый долгожданный момент, когда можно было поделиться впечатлениями от прошедшего экзамена. Новоиспечённые охотницы с жаром вспоминали особо весёлые или странные испытания, а более опытные товарки тут же принимались сравнивать их со своими. Как оказалось, коридор первого испытания был единым для всех участниц этого года и не показался феям очень уж сложным. Мари на это заявление только насупилась, припоминая собственные мытарства, но была в следующее же мгновение выведена из состояния уныния парой колких фраз Нойль. Вспыхнувшая зависть к крылатым товаркам потонула в многоголосом смехе.

Истории из Чащи же слушали, единодушно затаив дыхание и не перебивая. У каждой из кандидаток был свой путь и свои чудеса, что встретились на нём. Олли, например, поведала о миражах, едва не заставивших её остаться у самой границы барьера. Что именно ей привиделось, правда, она умолчала, неловко краснея, и в любое другое время феи бы вытрясли из товарки всё до последней детали, но сестру спасла Лана, которая стремительно перетянула внимание на себя.

Мари невольно поёжилась, когда та в красках расписала встречу со стаей мотыльков-падальщиков, способных в считанные минуты уничтожить огромную тушу вепря, не оставив ни шкуры, ни костей. Перед мысленным взором вспыхнула тотчас же отчётливая картина: белые, полупрозрачные бабочки, гроздями свисающие с ветвей; земля, покрытая беспрестанно подрагивающими крыльями. К счастью, мотыльки эти к живым существам интереса никакого не проявляли, но любые съестные припасы выхватывали едва ли не из рук.

— Ну а ты чего молчишь? — щёлкнула Нойль ей по носу.

Мари вздрогнула. Укоризненный взгляд встретился со смеющимися серыми глазами, и она в тот же миг поняла, что история Ланы подошла к концу, и все выжидающе смотрели на неё — последнюю оставшуюся рассказчицу. Неловко улыбнувшись, Мари вздохнула глубоко и решила начать с самого начала — судорожного перетряхивания заплечного мешка в поисках компаса. К счастью, история мысленно уже была отрепетирована в совершенстве, да и умение рассказывать никогда ещё не подводило, несмотря на затаённую тревогу, которая скреблась где-то внутри.

Уже на середине рассказа, стараниями Мари превратившегося в нечто среднее между юмористическим этюдом и книгой ужасов, слушатели забыли и о сладостях, и об остывшем чае. Даже её неспособность активно жестикулировать не помешала производимому эффекту. Благодаря красочным описаниям, эта история тянулась куда дольше, чем все, что были до неё, но никто в обиде не остался. Больше всего восторженных вздохов вызвало Искажение, которые, правда, тут же сменились диким хохотом над потешными попытками Мари изобразить свои попытки разжечь костёр. На моменте с поляной двойников Наири и вовсе, не выдержав, кинулась к ней с объятьями и извинениями. Феи долго не могли перевести дух, перешучиваясь между собой насчёт смущённой подобным жаром рассказчицей и совершенно излишними словами — каждой было понятно, что никто и не мог бы повлиять на своего клона. Тем более, десятилетней давности. В своём рассказе умолчала Мари лишь о фигуре демона, появившейся рядом с ней на той самой поляне, и — она бросила косой взгляд на Леона — встрече с Льоной. Отчего-то это казалось важным обсудить лишь с ним наедине.

— Хильда хороша, — протянула Нойль, когда история уже подошла к логическому завершению, и комната наполнилась отдельными обсуждениями. — Быстро приняла решение. Да ещё какое! Ух, негодяйка!

— А как тебе идея с организацией лагеря и поисковых пар прямо на проверке? — Леон огладил узкий подбородок. — Девочка явно метит в капитанши, и — если вы спросите вашего скромного друга, — вполне в этом преуспевает! Вокруг неё с самого первого появления, позволь заметить, сбивались остальные. Любопытно же повлияло обучение у жриц, — ничего не скажешь! — такое даже на моей памяти впервые…

Мари негромко хмыкнула, но за шумными разговорами этого никто не услышал.

— Ха! Да чего тут языком молоть? Ты крылья её видел? Видел? — Нойль залпом допила остывший уже чай и откинулась назад, облокачиваясь спиной о стену. — Как минимум, первую ступень прошла. И чего не сиделось там?

— Не все, моя дорогая, одобряют ремесло жриц, — чуть понизил голос Леон, задумчиво подцепляя длинными пальцами ломкое печенье. — А уж воочию увидеть их ритуалы…

Мари навострила уши, усиленно пытаясь сделать вид, что поглощение травяного отвара занимало всё её внимание. О жрицах не принято было говорить с подобной лёгкостью. При кажущемся равенстве профессий в поселении они находились совершенно на ином уровне — сокрытом несчётным количеством печатей тайн и совершенно недосягаемом. Однако Нойль ожидаемо шикнула на разошедшегося альва, вызвав у Мари острое разочарование:

— Ну-ну, нечего так глубоко копать! Ты-то у нас на тёплом местечке сидишь, а другие?

Леон вдруг совсем несвойственно себе дёрнул уголком губ, словно в горькой усмешке, и поднялся из-за стола:

— Ты совершенно права, дорогая. Пожалуй, самое время мне растрясти все чудесные сладости и размять ноги… Ночной воздух невероятно полезен для здоровья, ты ведь знала?

Он с лёгкостью выбрался из своего угла и ничуть не привлёк бы внимание, если б не его поспешность. Мари, выждав мучительную минуту, двинулась следом, попутно отказываясь от всякой помощи. За это время она уже в достаточной мере сумела свыкнуться с положением рук, чтобы передвигаться почти так же, как и раньше.

Ночь встретила её ледяным ветром. Он, проносясь по разгорячённой коже, раздувал края свободной рубахи, которую выдали целительницы вместо привычной безрукавки, чтобы не тревожить лишний раз повязки. Дрожь волной пробежалась по позвоночнику, заставляя поёжиться. Мари шагнула вперёд, к самым перилам, осторожно перегибаясь через них. Леона видно нигде не было, и она задрала голову. Звёзды казались ненастоящими. Словно бы они, проглядывающиеся сквозь листву, были лишь приклеены к поверхности защитного купола над поселением. Резко захотелось перемахнуть через ограждение и взмыть в ночное небо, подставляя лицо встречному ветру.

Мари подёрнула плечами и двинулась по подвесному мосту к соседнему дереву. Мысли о полёте неизменно наталкивались на весьма реалистичные картины падения. Научиться можно было очень многому, но только не тому, что шло вразрез с возможностями тела… Она остановилась. Где-то в груди заскреблось нечто тяжёлое и едкое. Если даже один-единственный обнаруженный дар только и делал, что калечил её, стоило ли мечтать о чём-то большем?

Обогнув необъятный ствол, Мари вскрикнула от неожиданности, чуть было не споткнувшись о Леона. Странным образом перекинув колени через перила, он полулежал прямо на проходе, опираясь локтями о доски. Она отшатнулась, едва не вывалившись с площадки, но Леона в данный момент — казалось — вывести из задумчивого состояния не способен был и грохот пушки.

Проглотив все упрёки, так и вертевшиеся на языке, Мари глубоко вздохнула и опустилась на колени рядом с другом.

— Леон? — позвала она негромко.

Прошли долгие несколько секунд, прежде чем он чуть повернул голову и приподнял брови в удивлении.

— Ты здесь, дорогая? А как же празднество?.. Не думаю, что стоит заставлять милых дам ждать, они ведь так хотели услышать всё из первых уст, — Леон отрешённо улыбнулся. — Я полежу здесь ещё самую малость. Звёзды слишком прекрасны этой ночью…

Мари посмотрела наверх, но в данном месте кроны деревьев сплетались особенно плотно. Не было видно даже крохотного кусочка неба. Она хмыкнула:

— Я посижу с тобой? — и, не дожидаясь ответа, облокотилась спиной о шершавое дерево, чуть касаясь альва плечом.

— Если таково твоё желание, душа моя, — отозвался Леон ещё спустя десяток секунд.

Они сидели молча. Чужие голоса и смех звучали столь далеко и призрачно, что, смешиваясь в единое марево, только ещё больше убаюкивали. В голове Мари крутились обрывки фраз, но стоило только набрать побольше воздуха и открыть рот, как все слова казались глупыми и неуместными, а мгновения — упущенными.

— Не можешь придумать, как заставить своего друга, растерявшего последние крохи совести, выполнить данное обещание? — вдруг нарушил тишину непривычно ровный голос Леона.

Мари вскинулась и резко повернула голову:

— Я не…

Он сполз ещё ниже, укладываясь на дощатой площадке, и заложил руки за голову. Их взгляды встретились.

— У тебя ведь, — Мари не выдержала первой и отвернулась. — Я знаю, что…

Стук сердца заглушал все остальные звуки. И, казалось, даже Леон перестал дышать, застыв на своём месте. Время шло, но слова не приходили. Мари подтянула к себе колени, бездумно уставившись вдаль, и едва не вздрогнула, когда альв вдруг обронил:

— Я совершенно не удивлён, что кто-то ненароком обмолвился. В том нет твоей вины, дорогая. Уши себе — увы! — заткнуть невероятно сложно, особенно, когда в них лезут чужие тайны.

— Нет! — выпалила Мари тут же и, закусив губу, добавила: — Я не… я сама видела. И никто мне не…

Леон дёрнулся неловко и подался к ней, приподнявшись на руках. Их разделяло настолько крохотное расстояние, что пришлось чуть повернуть голову, дабы не столкнуться носами. Мари затаила дыхание, совершенно позабыв все оправдательные фразы.

— Где? — Едва слышный шёпот мазнул теплом щёку.

Это слово вдруг будто бы отрезвило Леона. Он, моргнув ещё раз, отстранился, хотя и продолжал вглядываться в лицо Мари, словно ища в её глазах одному ему понятные подсказки.

— В Чаще, — заворожённо прошептала она. — На поляне… Там, где я встретила Наири, была и она.

Леон чуть склонил голову набок. Черты его застыли, врезались в кожу.

— Она почти отговорила Наири стрелять в меня, — Мари отчего-то почувствовала прилив сил и вернувшуюся способность складывать слова в фразы. — А ещё она говорила о тебе…

— Жаловалась, — поправил он и вдруг отвернулся, едва ли не утыкаясь лбом в колени.

— Что?

— Если Льона и заговаривала обо мне, то только чтобы пожаловаться очередному слушателю, — медленно произнёс Леон. — Я имел неосторожность появиться на свет раньше неё, — совсем ненадолго, представь себе! — но и этого хватило, чтобы оказаться заклеймённым виной пожизненно. Однако… я бы и той самой жизни не пожалел, если бы это позволило хоть на мгновение её увидеть вновь.

На несколько секунд повисло молчание, прежде чем Леон собрался с мыслями и продолжил:

— Женщины для альвов священны. «Дарующие жизнь», «проводницы душ», — он едва заметно качнул головой. — Мы так старались оберегать их и не допускали ни единой мысли, что столь трепетная опека могла казаться искусной клетью. Насколько хватает моей памяти, Льона всегда порывалась обрушить устои, заняться любой… даже самой ничтожной работой, чего дозволено не было. А в одну из ночей — стоило лишь перешагнуть грань взросления — она просто оставила дом, никому не обмолвившись и словом. Мне потребовались долгие дни, чтобы отыскать милую сестрёнку на пороге Дома Ветров. Льона была счастлива. А твой мягкотелый друг никогда не мог отказать её глазам. Потакать всем капризам — ты конечно же можешь упрекнуть меня, дорогая! — весьма безответственно со стороны старшего брата, однако…

Мари вздрогнула. Всё это очень напоминало другую историю — слишком знакомую и реальную. Смирился ли Ирнест с её исчезновением или же продолжал искать зацепки? Зная его, конечно, — скорее второе. Мари вдруг стало нестерпимо совестно за то, что она не удосужилась и пару строк черкнуть при своём побеге. Подать знак, предупредить единственного «родного» человека… Вот только где он теперь?

— Феи приняли незваных гостей радушно, несмотря на все россказни, что пели нам в уши в родном городе. Ох, знали бы мы тогда, что меняем одну неволю на другую! — Леона, казалось, больше и не волновало, слушал ли его хоть кто-нибудь. Он смотрел в одну точку, и голос его становился всё тише: — Некоторые навыки у Льоны были… те, что не позволили ей потеряться среди фей. Она всегда умела найти для меня нужные слова. Когда нарушены тысячи запретов, столь легко перешагивается и ещё один.

— Почему Дом Ветров? — вырвалось вдруг у Мари. — Разве нельзя было… просто уйти куда-нибудь? Если ей так хотелось на волю…

Леон горько усмехнулся:

— Только здесь можно было найти защиту. Беглые альвы — увы! — не имеют достаточно шансов на выживание. Придворный учитель и обручённая. Быть может, прекрасные аурэли поют о нас печальные арии… О, музыка! Как же давно не слышал твой друг этих дивных звуков! Но перешагнув сей порог, более не имеешь пути обратно. А кроме того, — он вновь откинулся назад, укладываясь на доски, — я узнал не так давно ещё кое-что. Нечто, что шепнули за спиной. Нечто, что не даёт мне спокойно влачить существование, расплачиваясь покорно за излишнюю мягкость.

Окинув взглядом альва, Мари затихла, боясь пропустить слова, которые давались ему намного тяжелее всего рассказа. Вот только почему-то отчётливо казалось, что она уже заранее знала разгадку.

— Задолго до того пагубного решения. Тайно, при лунном свете приходила к маленькой альве одна из фей, которая… — длинные пальцы вдруг сжались, до хруста впиваясь в дерево, — …стала для неё всем. Заставила поверить, что другого выхода нет.

Когда Леон вновь поймал её взгляд, его глаза блестели в скудном ночном свете. Тонкие губы разомкнулись лишь едва-едва, но слова впечатались в разум намертво:

— Мы все однажды совершили эту ошибку, душа моя. Феи правы были лишь в одном… на сей раз иного выхода действительно не существует.