No Good Old Days (джен)

Говорят, сон может длиться всего секунду, но за эту секунду человек способен прожить целую жизнь,

страдать и умереть... Кто определит, какая реальность — настоящая: та, в которой мы живем,

или та, которая нам снится меж небесами и землей в сумеречной зоне?

The Twilight Zone (1959)

Лондонская квартира Дюфрена выходит окнами на Ридженс-Парк. Никаких тебе соседей напротив и назойливой музыки. Кривые редеющие клены — как поломанные судьбы, но до спальни им не дотянуться, оголяются и леденеют на почтительном расстоянии. А в спальне мягкий свет, гравюры по стенам, коллекция винила — винтажный уют без намека на французскую фривольность. Да и сам Жан-Пьер далек от мифического Жан-Хрена (ни буйства плоти, ни мушкетерских усов). Не похож он и на карикатурного благотворителя из тех, что складывают губы в гузочку, тискают воспитанниц частных пансионатов и пахнут залежавшимся Рокфором.

Дюфрен — обыкновенный в меру ухоженный мужчина за пятьдесят. Брыли (слегка всё же набоковские — берегитесь, юные воспитанницы!) почти его не портят. Он ничего от Нарциссы не требует, не спрашивает про красные от слёз глаза, только целует в плечо, когда она (спиной к нему) снимает серьги перед зеркалом у будуарного столика. Жан-Пьер кончиками пальцев касается основания её шеи, незаметно расстегивает пуговки платья, и шелк стекает к талии Нарси, чуть задерживается на бёдрах, скользит дальше. Очередное легкое движение, и кружевное бра падает на пол. Нарцисса обхватывает себя рукой, закрываясь. Дюфрен снова целует, дышит в шею, отводит её руку от груди. Заставляет смотреть в зеркало на них обоих. Еще одно черное кружево опускается к щиколоткам, и Нарцисса, рвано выдыхая, закрывает глаза.

Она не замечает, что угол будуарного столика провисает, точно оплавившийся сыр. Не видит, как тонкое матовое щупальце выглядывает из-под воротника Жан-Пьера, а потом юрким металлическим червячком заползает ему в ухо. Не видит, что ласкающая ее рука — уже не рука, а связка тентаклей. Тем более она не видит Снейпа, который (определенно под Силенцио и Ступефаем) давится собственным криком, впечатанный в кресло, а выползший из подлокотника металлический червь обвивается вокруг его запястья, мерзко пульсирует и почему-то пищит…

“Да когда же это кончится!”

Снейп просыпается. Прямо перед его носом мерцает в темноте лихо закрученный тентакль.

“Какого…?!”

Снейп моргает. Щуп на месте, подрагивает в ответ. За ним — целый клубок змеиных колец, а дальше еще пяток сделанных накануне, да так и оставленных висеть в воздухе колдограмм гипертора на разных стадиях трансфигурации. Поодаль дюжина гиперкубов. На руке у Северуса вибрирует и повизгивает браслет-передатчик. Сообщение от Пэнс, желтый код (подвижки в лаборатории). Снейп дает себе 15 минут, отключает сигналку, машет рукой на колдограммы (те гаснут), нашаривает на полу у дивана кружку с недопитым кофе. М-м. Превосходный холодный вчерашний кофе, что ему сделается? Даже пленкой не покрылся. Хорошо всё-таки Снейп устроился! Расположился с комфортом.

Вот уже несколько ночей он спит в кабинете. Купил плед, набор белья и носков “неделька”, рубашку при случае освежает магией. Всё собирается вернуться домой за вещами, да как-то недосуг — дома одни осколки.

Появление Северуса в Аврорате (первое с тех пор, как будущие подчиненные втащили его туда под белы рученьки) прошло очень спокойно: без оваций, почетного караула, но и без улюлюканья/проклятий в спину. Наутро после ночи осколков равнодушный ко всему Снейп просто зашел через парадный вход, подписал бумаги у Кингсли, принес присягу, получил в личное пользование просторный кабинет с диваном, чудовищный красный мундир и запыхавшегося — прямиком из Канады — Перси Уизли.

Диван Северус облюбовал сразу. Думал перенести в кабинет при лаборатории, но раздумал. Напорешься раз-другой на диэмовских полуночников — разговоры пойдут, Нейт станет шуточки отпускать. А в Аврорате всем плевать, что шеф на посту круглосуточно. Бдит, не иначе.

Поначалу в просторном кабинете он чувствовал себя как в камере. Мундир сгодился ему вместо пледа. К утру жизнь наладилась, Перси — прирожденный Дживс! — разбудил ни свет, ни заря деликатным, но получасовым (до победного) стуком в дверь, из ничего соорудил омлет. На второе утро принес, бестактный рыжий черт, шампунь и расческу, проинструктировал насчет аврорской душевой.

Прямые свои обязанности (секретарские) Перси также выполнял “c опережением” и в целом был незаменим. При Шеклболте он фактически управлял Авроратом. Административная работа — это ведь, прежде всего, кадровые вопросы, вопросы логистики, поставок и финансирования. (Щедрый на обещания Кингсли под “ресурсами, какие не снились” подразумевал, очевидно, стадо баранов на зарплате и немыслимого размера госдолг) А еще были отчеты, протоколы, донесения — словом, бумаги. Много бумаг. Хоть самолетики из них складывай, как в министерстве.

Неотложные дела Северус, естественно, разгреб. Обновил каналы связи и средства навигации, составил план-график патрулирования Зон. Выяснилось, что в окрестностях Шеффилдской зоны процветает мародерство. Скучающее местное население потихоньку растаскивает с брошенной базы набравшиеся аномалий аврорские табельные устройства. Особо предприимчивые даже пытались продать диковинки диэмовцам.

Хуже всего, что мародеры подтянулись и с маггловской стороны. Они называют себя сталкерами. Аврорский патруль пришлось усилить отрядом стирателей памяти. Старшей Снейп назначил мисс Стиллс. Та командование приняла охотно, со Снейпом теперь держалась уважительно, и вообще они сработались.

Всё бы ничего, только Шеклболт приоритетные задачи Северуса видел иначе. На волне предвыборного популизма ИО министра сформулировал стратегию ПОПиТП: полная открытость, порядок и технологический подъем (“Именно в такой последовательности!”). Снейп пункты 1 и 2 стратегии находил слегка взаимоисключающими.

— Как вы это себе представляете, Кингсли? Экскурсии для дошкольников по Отделу тайн?

— Опять, Вы, Северус, передергиваете. Открытость — это прямой диалог с населением. По общим вопросам. По вопросам безопасности — в первую очередь.

В приемную службы внутренней безопасности действительно выстроилась очередь из активных граждан. Сохранившие остатки благоразумия граждане от Аврората держались подальше (диалоги — только между собой, на кухоньках, под заглушающими чарами), а среди активистов преобладали городские сумасшедшие.

В этот трагический для ПОПиТП момент Кингсли забрал Уизли обратно в министерство. В порядке компенсации прислал Снейпу аж двух персональных ассистентов: спичрайтера и стилиста-имиджмейкера.

Молодцеватые юноши Северусу сразу же не понравились. Услышав о профориентации помощников, он фыркнул, покопался в мусорной корзине “свежая пресса”, плюхнул на стол пачку газет и журналов.

— Ваше художество? — спросил он стилиста, выуживая из стопки “Ведьмополитен”.

На обложке красовался новый проект аврорской униформы. Всё черное (любо-дорого), двойные молнии на погонах. Парень-модель еще сдвинул набекрень кожаную фуражку и кокетливо помахивал аврорской дубинкой.

— Вы не одобрили красный мундир. Сэр.

— А когда я успел одобрить гей-парад с наци-косплеем? Так, с вами всё ясно…

— Постойте! Позвольте! Сэр. Мы лично вам подберем индивидуальный стиль. Классический английский воротник, вот здесь вытачку. Ах, рубашка у вас пообтрепалась. И каре я бы укоротил. Вот здесь…

— Не трогайте меня!

— Пардон. Я еще массаж отлично делаю. С маслом пачули — “бодрящий” и другой, с мускусом — “вдохновляющий”. Господин ИО министра сказал, мы с Майло полностью в вашем распоряжении.

— Простите, сколько вы получаете?

— Пятьсот галлеонов в месяц.

— О-о…

Снейп мучился, изыскивая средства на пенсии вдовам павших авроров, хотел, грешным делом, списать в утиль совсем ослабевшего умом Страйка, а тут выяснилось, что у Снейпа на довольствии штатная единица — массажист для вдохновения.

Единица меж тем не сдавалась.

— Или вот ванны с лавандой — “расслабляющие”.

— Достаточно, молодой человек. Свободны.

— Можно, я заявление напишу “по собственному”?

— Можно.

Стилист, презрительно повиливая задом (“Не очень-то и хотелось. Ты вообще не в моем вкусе, урод носатый”) двинулся было к двери, но Снейп его окликнул.

— Я ведь еще две недели могу распоряжаться вами, кхе, по своему усмотрению?

— Ну.

Снейп выложил на стол несколько монет.

— Пачку Ричмонда, пожалуйста. И банку растворимого кофе.

Спичрайтер позволил себе ухмыльнуться.

— Теперь вы, — повернулся к нему Снейп, раскрывая “Пророк” на статье “Бдительность — всему голова”.

Спичрайтер сник.

— Ваше художество?

— Сэр. У меня дом заложен. Жена молодая. Матушка хворает. Хоть я на Рэйвенкло учился, вы были моим любимым преподавателем!

— Да неужели? Майло… Ченовит, верно? Вы же еще школьником открыли в себе литературный дар. Не зачитаете что-нибудь из раннего, лирического? Про летучую мышь и воббл-червя, например. Мы с вами, кажется, последние ценители изящной словесности в этих стенах. Авроры (солдафоны, что с них взять) даже фразу “руки оторвать этому писаке” трактуют исключительно буквально. Кстати, напомните, этот… лавандовый наш что заканчивал?

— Шармбатон… Сэр, Я еще кофе могу варить! Натуральный, с пенкой, по бабушкиному рецепту. Довести до кипения, но не кипятить…

— Достаточно. Довели уже. Натуральный — это замечательно. Себе сделаете, вам нужнее. Приемная для активных граждан дальше по коридору, дни открытых дверей — вторник и четверг. Поздравляю, мистер Ченовит, вы — рупор власти, он же приемник жалоб и предложений. К прямому диалогу с населением можете приступить. Пусть дежурный выдаст вам мундир для солидности… старого образца. Да, уж извините, сколько вам Кингсли платил?

— Э-э… сто пятьдесят в месяц.

— Если с диалогами обойдется без скандала, поднимем до двухсот.

— Но что я им скажу?

— Для начала вы их выслушаете, внимательно так. Заметки можете делать. Прытко пишущее перо у вас… наверняка в наличии. Если граждане начнут требовать ответов на животрепещущее — рассказывайте как на духу. И про матушку свою, и про бабушку. Про залог тоже не забудьте — все тяготы жизни. Ну а если совсем в затруднительном положении окажетесь — заверните им, так и быть, про бдительность.

* * *

У Снейпа опять пищит браслет. Отведенные на раскачку пятнадцать минут истекли. Надо как-то подниматься. Шея ноет и плечи… вот откуда Ступефай во сне — жестковат диван. Окончательно продрав глаза и одевшись, Северус просматривает в сотый раз свои расчеты по гиперкубу и аппарирует в лабораторию.

Неужели господа директора собрали тессеракт?

“Совет директоров” состоялся накануне утром. Перед этим Северус посетил Хогвартс, обсудил аномалии с Макгонагалл, просил разрешить перевезти в лабораторию четыре портрета для эксперимента.

Выбрал тех, кто ладил между собой, и с кем у него более-менее сложились отношения.

Декс Фортескью — весельчак, либерал, директорствовал в начале века. Наблюдателен и, если обстоятельства вынуждают, чертовски изобретателен. Всего за 50 лет портретного бытия нашаманил себе флян с чем-то наподобие огневиски. Величайшее достижение в плоской магии, между прочим!

Финеас Блэк. Спорная кандидатура. Вспыльчив, себе на уме. Очень помог Северусу с Поттером и ко во время войны. Непредсказуем. Типичный Блэк.

Армандо Диппет — предшественник Альбуса в Хоге. Человек многих достоинств. Прозорлив, щепетилен во всем, что касается морали, разбирается и в магии, и в людях. Крупно просчитался один единственный раз — с Риддлом. Не Снейпу его судить.

Четвертый, конечно, Альбус.

Джентльмены вместе с Макгонагалл прослушали лекцию Снейпа про расщепление и обратную трансфигурацию гиперобъекта при моделировании устранения аномалий. Макгонагалл в основном впечатлилась теоретической стороной вопроса.

— Северус, это революционный взгляд на трансфигурацию. Ты обязан опубликовать свои труды.

— Рад, что ты оценила. Ключевая идея, однако, не моя — миссис Малфой-Блэк.

Альбус прищурился лукаво, но промолчал. Блэк улыбнулся гордо: “Наша девочка!”.

— Согласен с Минервой, — вступил Диппет, — теория исключительно смелая, в каком-то смысле даже поэтичная. Вы, Северус — романтик от науки. Но напомните, кто эта почтенная леди Малфой?

— Полагаю, Армандо, — вклинился Фортескью, — это та почтенная блондинка, что пару раз заходила скрасить Севино директорство.

— Минуточку! — Блэк потемнел лицом, насколько позволял портрет.

— Он тогда нас всех за ширму убрал и Силенцио повесил. А вас, Финеас, загодя отослал на Гриммо малышню караулить.

— Ах ты, мерзавец! Полукровка вонючий! Ты мне чистоту рода не порть! — Блэк, презрев законы физики и метафизики, запустил в Снейпа плоское, но проклятие.

— Мальчик мой, — Альбус, наоборот, обподмигивался.

— Сев! Женись на ней, — веско заключил Фортескью.

Тут уж пришлось вмешаться Макгонагалл, и в голосе ее звенел металл.

— Джентльмены! Минус сто баллов вашим факультетам! Северус собрал нас, чтобы обсудить детали эксперимента. Согласились участвовать — ведите себя прилично.

Снейп поставил на стол в центре комнаты небольшой черный куб, верхнюю плоскость закрепил прилаженным к потолку металлическим стержнем, погасил внешний свет, активировал куб заклятием, и боковые грани выдвинулись, высветились, причудливо преломляясь, отбросили на портреты разноформенные блики.

— Итак, господа. Перед вами аномальный гиперкуб. Для нас с Минервой это всего лишь развертка гиперкуба (тессеракт). Я скомбинировал его с двойной камерой обскура. Внутри — мой Люмос, для его проецирования на ваши портреты использована та же технология цветопередачи, что традиционно применяется в магической живописи. Соответственно, всем, что попадает в вашу плоскость, вы можете управлять. Под двойным действием камеры я подразумеваю прямую и обратную связь — внутренняя поверхность черного ящика светочувствительна. Когда вы перемещаете блики, перевернутые изображения внутри камеры обскура также сдвигаются. Ваша задача — собрать Люмос в точку, сложить гиперкуб, закрыть черный ящик, что в рамках предложенной модели эквивалентно закрытию неустойчивого гиперпространства.

Портреты некоторое время молчали. Альбус легонько толкнул подсвеченную грань со своей стороны, та покорно повернулась, встала на ребро, сложилась, но одновременно выдвинулась, преломленная, уже со стороны Армандо.

— Чувствую себя как недоучка, сдающий СОВ, — заметил Диппет.

— Это не экзамен, — вздохнул Северус, — это задача, аналогичная той, что я не смог решить в трехмерном пространстве, и на вашем месте точно бы не решил один бы в двумерном. Но вас четверо. Объедините усилия. Скоординируйте свои действия. Используйте… легилименцию.

— Совсем рехнулся, кретин носатый, — снова вскипел Блэк. — Мы — портреты, какая легилименция?

— Да уж какая есть, Финеас. Плоская.

— В нас вообще магии нет!

— Есть её отпечаток, проекция. Декстер же наколдовал себе бутылку.

— Северус, я её с группового портрета гоблинов… украл.

— Ну, раз профессор Фортескью в одиночку сумел обчистить гоблинов, вчетвером искаженный кубик Рубика вы уж как-нибудь соберёте. Думайте, господа флатландцы. А я вас покину. Снаружи дежурит мисс Паркинсон, доложит, если у вас наметится прогресс.

— Снейп, стой!

— Да, Финеас?

— Ты хочешь, чтобы мы склеили наши отпечатки… остатки… жалкие крохи магии в нечто объемное, что воздействует на внешний мир. Значит ли это, что мы можем — пусть не сейчас, потом, в той или иной форме… выйти из портрета?

Снейп не хотел отвечать, лишать Блэка мотивации. За него это сделал Дамблдор.

— Финеас, мальчик мой, нет и еще раз нет! Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, чревато. Даже думать не смей.

— Какой я тебе мальчик, педрила гриффиндорский! Да я тебя старше на сам уже забыл сколько лет!

В таком вот далеком от единения состоянии Снейп и оставил покойных коллег. Подвижек в обозримом будущем не ждал, но ошибся. Недооценил Хогвартскую четверку. Всё-таки лучшие умы своего времени.

* * *

Снейп заходит в лабораторный комплекс. Его встречают сонный Драко в мантии поверх халата; взъерошенный, попахивающий коньяком Нейт; Пэнси, которая просто не ложилась, отдежурив сутки, и Макгонагалл — собрана, одета с иголочки, экспериментаторский блеск в глазах.

— Джентльмены повернули куб, — докладывает Пэнси, — а пока вы собирались, почти задвинули вторую грань.

Драко и Пэнси остаются у пульта записывать колебания магических полей, наблюдать с экрана. Северус, Нейт и Минерва идут в комнату с портретами, по пути их нагоняет Нарцисса. Снейп её не то чтобы не ждал — ждал, а всё равно оказался не готов. После ночи осколков Снейп и Нарцисса пересекались по минимуму, каждый вечер он думал, что забыл, как она выгладит, и теперь тоже видит будто впервые. С растрепанными волосами (спешила), без макияжа, в домашнем свитере — она ослепительна. Снейпу стыдно за свои мысли в ночь осколков и сны, преследующие с тех пор.

Нарцисса коротко ему улыбается.

— Ты не против, я присоединюсь? Эксперимент века, очень бы хотелось присутствовать.

Как он может ей запретить?

Комната с портретами. Директора на приветствия не отзываются, заняты — к третьей грани приступили. Пока суть да дело, Нейт берет Нарциссу под локоток, отводит в сторону. Снейп, не удержавшись, бросает им вслед самонаводящуюся бусинку-прослушку (апгрейд удлинителя ушей).

— …смурной, и ты тоже сама не своя. Что у вас стряслось?

— Нормально мы общаемся, не заметно?

— Хочешь, я с ним поговорю?

— Нет! Ты уже достаточно сделал. Держись подальше и от него, и от меня…

— Северус, прошу прощения, ты не слушаешь. Я тебе мешаю контролировать эксперимент?

— А? Нет. Извини, Минерва, не проснулся еще… Что ты говорила?

— Что конкретно произойдет, когда наши коллеги соберут тессеракт?

— Ничего особенного. Игра бликов прекратится, камера обскура закроется и погаснет. Модель без спецэффектов. Сам не понимаю, зачем мы здесь столпились.

— Не сочти за малодушие с моей стороны, но ты уверен, что это безопасно? Говорят, ваше с миссис Малфой предыдущее моделирование прошло эффектно, однако не совсем удачно.

— Поэтому я снизил размерность модели. Сам собрал и разобрал этот кубик. Аномальным он кажется только на плоскости, нам совершенно ничего не грозит. Я уверен.

— Хорошо. Я полностью тебе доверяю.

Макгонагалл произносит это с теплотой в голосе. Снейп уже и забыл, что профессор на такое способна. С момента убийства Дамблдора они не общались, а последний год, считай, не виделись. Северус скучал.

— Да, всё хотела спросить — наконец случай представился, — продолжает Макгонагалл. — Ты ничего не слышал о Филиусе? Он должен был давно вернуться из внеочередного отпуска, на письма не отвечает. Ты теперь имеешь доступ…

— Боюсь, не смогу помочь.

У Минервы во взгляде — ни подозрений, ни осуждения, одна растерянность, и ложь дается Снейпу тяжело, будто он под сывороткой.

— По слухам Флитвик пропал в Зоне.

Портреты сворачивают третью грань. Диппет и Фортескью переглядываются весело, даже Блэк доволен.

— Будет тебе, Снейп, кубик Рубика. Плоская легилименция — тоже легилименция, а Дамби-то наш — озорник. С Декстера огневиски на всю компанию!

Последняя грань на стороне Дамблдора, на трех портретах она уже вырождена в линию. Прежде чем повернуть ее, Альбус смотрит в глаза Снейпу, и у того мороз пробегает по коже.

— Не надо, Альбус! Не вздумайте! Никто не знает, что будет.

— Может, еще одна объемная смерть. Надеюсь, окончательная, и больше уже ничего.

Дамблдор шагает за грань гиперкуба.

“Ничего — это гораздо хуже, чем взрыв”, — вспоминает Снейп собственную глупость и, повинуясь внезапному импульсу, активирует отражатели за долю секунды до того, как ударная волна сбивает его с ног.

Ощущения как при контузии. Звон в ушах, проблемы с координацией. Остальные в похожем состоянии, неловко поднимаются. Внутри лазерной сетки, обхватившей полкомнаты, зажато и бьется, отчаянно бьется облако черного пламени. Пространство вокруг перестроено.

Снейп делает шаг назад. У него кружится голова. Аппарировать не удастся, да и магия еле теплится.

— Все живы? Мы идем! — голос Малфоя по громкой связи.

— Нет, Драко, назад, — отвечает Нарцисса, наблюдая, как натягивается и вот-вот порвется сеть отражателей.

— Папа! — голос Пэнс.

— Драко, держи ее, — это уже Нейт.

— Кто-нибудь осилит щитовые чары? — интересуется Снейп.

Отражатели плавятся.

Снейп собирает остатки своей магии в щит и бросает его Минерве, Нарциссу просто закрывает собой; не видит, что Нейт закрывает, насколько это возможно, их обоих. Магическое пламя вырывается из клетки и выжигает комнату.

* * *

Пэнс и Драко в защитных накидках подбегают к двери. Облако уже рассеялось. Дверь вынесло ещё первой волной, видны черные погнувшиеся стены, золы нет. Драко боялся, что потеряет сознание, если почувствует запах паленой плоти.

— Жди здесь, — говорит он Пэнси, но она не слушает, и Малфой ступает следом.

Явных ожогов, как от натурального огня, ни у кого нет, даже одежда цела. Макгонагалл пытается встать, а Драко, вместо того чтобы помочь, зажимает себе рот, сдерживая дурноту — всё-таки кожа местами треснула и разошлась. Пустяки, конечно, целители с этим справятся.

Драко делает шаг к Нарциссе и Снейпу. В бедро Снейпа воткнут оплавившийся металлический штырь (тоже пустяки). Сев опирается на локоть, перекатывается на спину. Теперь видно Нарциссу — она двигается, судорожно вдыхает, поворачивается. Жива! Водит руками по телу Северуса, словно не верит, что он цел. Главное — сама цела. Слава Мерлину.

Нейт.

Был ближе всех к клетке. Лежит ничком, в спине какие-то пластины. Обломки металлического стола, что ли? Пэнси вырвала осколок, кровь хлынула. Теперь Пэнс одной рукой зажимает отцу рану, другой трясет его, хочет повернуть лицом к себе, ощупывает шею, запястье, ищет пульс. Рыдает.

С нетронутых портретов на почерневших стенах на Паркинсонов смотрят ошарашенно Диппет, Фортескью и Блэк. Четвертый портрет выгорел дотла, зато на месте отражателей и камеры обскура — полностью сложенный светонепроницаемый куб. Огромный — в человеческий рост. Драко дрожащей рукой наводит на него детектор. Показания невнятные. Внутри — или ничего, или обскур.