Художница и её тень (гет)

Глава 5. Конец игры

К тому времени, когда Хогвартс-экспресс прибыл к месту своего назначения, уже сгустились сумерки. Эшли смотрела, как замедляется движение деревьев за окном. Вот поезд издал протяжный печальный гудок, в последний раз дёрнулся и остановился. Все заспешили к выходу. Стайка особенно нетерпеливых младшекурсников вихрем пронеслась мимо Эшли, едва не сбив её с ног.

— Дети, — усмехнулся Ремус, — а ещё хотят, чтобы им разрешили привозить личные мётлы.

Сказано это было таким тоном, словно Ремуса отделяло от этих ребят не несколько лет, а, как минимум, десяток. «Впрочем, Люпин и правда выглядит старше чем Джеймс и даже Сириус — ничего удивительного, учитывая его историю… А ведь я и сама, в некотором роде, оборотень. Делаю вид, что являюсь частью их мира, хотя в реальности — вряд ли у меня есть здесь будущее. Когда все узнают…»

Но Эшли не стала додумывать эту мысль до конца. С первым глотком свежего уличного воздуха, она почувствовала какое-то безрассудное умиротворение: «Делай, что должно и будь, что будет». Эшли огляделась, надеясь увидеть что-нибудь чудесное, но станция имела вполне обычный сельский вид. Невдалеке, за деревьями, виднелись остроконечные крыши и освещённые окна — деревня Хогсмид. И станция, и деревня располагались в низине между холмами, как в колыбели — хорошее место для сказочного заповедника. Главный оплот магии — Хогвартс — отсюда лишь угадывался на фоне большого тёмного силуэта.

Чего-то очевидно волшебного Эшли не увидела, и, всё же, магия ощущалась как нечто разлитое в воздухе — совсем как в тот вечер, когда Эшли покинула свой мир. А широкая платформа, освещённая круглыми старинными фонарями, вдруг представилась ей пристанью, с которой начинается путешествие в мир бесконечных чудес.

В этом элегическом настроении Эшли шла вдоль платформы, почти ожидая появление лилового мотылька. Но совсем другие существа заставили её замереть, забыв обо всём. Они были чёрными и почти сливались с вечерними сумерками — не удивительно, что Эшли не сразу их заметила. Костлявые, словно обтянутые кожей скелеты, существа напоминали одновременно лошадей и драконов и составляли разительный контраст с нарядными каретами, в которые были запряжены. Некоторые животные расправляли кожистые крылья, словно тоскуя о полёте.

Эшли знала, что это за существа — фестралы. Но, читая книгу, не ожидала, что при реальной встрече они произведут на неё столь тягостное впечатление. Глядя на них она чувствовала даже не страх, а скорее тоску — словно старая незалеченная рана заныла в дождливую погоду.

— Ты тоже их видишь?

Эшли обернулась. Она и не заметила, как Нора подошла и встала рядом. Сейчас белокурая девушка казалась ещё бледнее обычного — или всё дело в освещении?

— Никогда не задумывалась, откуда такой странный эффект? Зачем фестралам маскировка, которая не действует именно на людей, видевших смерть? Если уж от кого и защищаться, то от таких как мы — в первую очередь, — Нора невесело усмехнулась. — Или просто знание о смерти снимает какие-то барьеры восприятия? Интересно, не правда ли?

Но в голосе Норы звучала горечь, а не любопытство. Сейчас эта непонятная тоска, которая обычно пряталась в глубине серо-зелёных глаз, заполнила взгляд Норы целиком. Она затягивала, точно бездонный омут, и Эшли вдруг почувствовала, что ей трудно дышать.

Нора поймала растерянный взгляд подруги и тут же приняла своё обычное, ласково-ироничное выражение.

— Что-то мы здесь застряли. Пойдём лучше скорее к каретам. Хогвартс ждёт!

Уже поднимаясь в карету, Эшли заметила в толпе оживлённых школьников ещё одно бедное испуганное лицо — Северуса Снейпа.

В карете ехали вчетвером: Эшли, Нора, Марлин и Мэри. Нора увлечённо обсуждала с Марлин идею о чарах, передающих чувства. Похоже, что собственные чувства Нора предпочитала держать при себе. Мэри сидела в уголке, обняв свою сумку, и смотрела в окно. Эшли тоже сейчас совсем не хотелось говорить. Пригревшись на мягком сидении, она почти задремала, убаюканная мерным поскрипыванием колёс и проплывающими за окном силуэтами холмов. Где-то, кажется, в соседней карете затянули песню: гимн Гриффиндора, судя по доносившимся до Эшли словам. Горланили не очень музыкально, но очень задорно, и Эшли заулыбалась, узнав голоса — конечно же, Джеймс и Сириус не могли долго сохранять тишину.

Было уже совсем темно, когда карета остановилась, и Эшли спрыгнула на вымощенную камнем площадь. Маленькое окошко в карете давало совсем не большой обзор, так что сейчас Эшли впервые увидела Хогвартс вблизи. В темноте замок производил особенное впечатление, даже более внушительное, чем Эшли ожидала. Казалось, он не стоит на холме, а вырастает прямо из земли, как естественное продолжение ландшафта. Он был огромен, сложен и причудлив, со всевозможными башнями и башенками, расставленными безо всякой симметрии. Только на некоторых этажах горел яркий свет, и от того замок выглядел, как очень древний старик, который снисходительно поглядывает на игры детей, а сам думает о чём-то своём.

­ — Лили, ты на что так засмотрелась? Можно подумать — в первый раз видишь! — Марлин потянула Эшли за рукав, ­— пойдём, а то пропустим распределение Софи Боунс. Это надо видеть — малышка так боится, что её отправят на Слизерин…

Вот так, под весёлую болтовню Марлин, Эшли прошла через высокую арку парадной двери и оказалась в Хогвартсе.

Большой Зал был действительно большим: в такой столовой мог бы с комфортом расположиться целый клан великанов. Эшли даже подумала, что великаны смотрелись бы куда органичнее на фоне этих древних стен, чем толпа шумных суетливых школьников. Рядом с ними Эшли чувствовала себя как на костюмированной экскурсии — вот-вот появится гид и раздаст всем программки мероприятия. Но стоило Эшли поднять голову, и ощущение маскарада рассеялось. Сотни свечей парили в воздухе, наполняя своим светом огромное помещение. Куполообразный свод зала едва просматривался за тёмно-синей дымкой. Образ неба, в данный момент вечернего, производил впечатление миража, расплывчатого воспоминания. Не совсем то, что представляла Эшли, когда читала книги. «Впрочем, обедать в помещении с эффектом «снесённой крыши» было бы не очень уютно».

Похожее впечатление миража производило привидение — пока Эшли увидела только одно. Оно меланхолично покачивалось рядом с зелёным флагом змеиного факультета и, судя по серебряным пятнам на одежде, являлось Кровавым бароном. Привидение тоже было полупрозрачным, но, по сравнению с образом неба под потолком, более блёклым, словно старая выцветшая фотография. Возможно из-за того, что Эшли знала историю барона, мрачный вид привидения не вызвал у неё страха — только жалость.

Эшли поискала взглядом Дамблдора. Легендарный директор Хогвартса сидел на возвышении за преподавательским столом — центральная фигура всей композиции. С длинной бородой, в синей мантии и с очками полумесяцами, на первый взгляд, Альбус Дамблдор производил впечатление чудного старика, надевшего костюм звездочёта, чтобы повеселить малышей. Но Эшли почему-то вдруг вспомнился папа одного мальчика, с которым она училась в младшей школе. Этот солидный мужчина самоотверженно вызвался изображать Санту на детской вечеринке, но даже костюм с бубенчиками не мог скрыть военной выправки. Мистера Уайта, офицера Ми-5, побаивалось даже руководство школы. У профессора Дамблдора была та же осанка — человека, привыкшего всё держать под контролем.

Точно почувствовав взгляд Эшли, директор посмотрел в её сторону. С того места, где она сидела, было сложно разобрать выражение лица директора, но Эшли испытала сильное искушение спрятаться под стол. Она вздохнула с облегчением, когда красивая дама в зелёной мантии объявила о начале церемонии распределения, и Дамблдор отвернулся.

Растерянные и сосредоточенные, восторженные и испуганные новички, один за другим, поднимались к шляпе для вынесения приговора. Софи Боунс — маленькая девочка с копной густых каштановых волос — благополучно отправилась в Рейвенкло. Имена большей части учеников ничего Эшли не говорили. Только один раз она встрепенулась, услышав:

— Квинтус, Квиррел.

Щуплый, светловолосый мальчик так нервничал, что едва не упал, споткнувшись о ступеньку. Когда же, после продолжительного размышления, шляпа изрекла «Рейвенкло», мальчик, всё ещё в растерянности, пошёл к столу факультета, забыв снять шляпу. Многие рассмеялись, а Эшли задумалась — интересно, куда бы шляпа отправила её?

После церемонии распределения пришло время для речи директора. Дамблдор традиционно поприветствовал учеников, поздравил всех с началом нового учебного года и выразил сожаление, что не может сейчас представить нового преподавателя ЗОТИ:

— Профессора Смитт задержали неотложные дела, но у вас будет возможность познакомиться уже завтра на занятиях, ­— Эшли показалось, что на последней фразе в доброжелательном голосе промелькнули язвительные нотки. Закончил свою речь Дамблор совсем уж странно:

— Прежде чем вы приступите к праздничной трапезе, хочу ещё раз напомнить, что любой дар имеет свою цену и что река, вышедшая из берегов, рискует превратиться в болото.

— О чём это он? — Марлин выразила общее недоумение, — Какая-то метафора про соблюдение школьных правил? Дескать, — «не выходите из берегов, иначе школа превратится в болото»?

— Не бери в голову, господин директор просто любит порисоваться, — сказала Нора. Эшли была склонна с ней согласиться, а вот другие гриффиндорцы, даже Мэри, посмотрели на Нору неодобрительно. Правда, напряжённая атмосфера быстро рассеялась — на столе появилась еда.

Под звон столовых приборов разговоры учеников перешли в жанр лёгкой болтовни. Как обычно, самой разговорчивой оказалась Марлин. Она в красках описывала свою летнюю поездку к Боунсам, давним друзьям семьи. У Боунсов как раз недавно появились маленькие книззлы — очень милые, но несколько буйные. Эшли в пол-уха слушала историю о том, как два книззлёнка стащили парадную мантию Марлин и сделали из неё что-то вроде гнезда. Эшли тоже любила смешные истории про животных, но сейчас её голова была занята другим. Она по очереди смотрела на всех, кого знала как героев любимой книги. Юные, радостные, озарённые тёплым свечным светом — такими ей хотелось запомнить эти лица. «Теперь, если мне придётся вернуться назад, — подумала Эшли почти спокойно, — я смогу их нарисовать. Так они всегда будут со мной, в моём альбоме». И Мэри, которая по-птичьи склонила голову к плечу, с явным удовольствием слушая про книззлов. И Марлин, столь увлечённую своим рассказом, что, кажется, она вот-вот начнёт разыгрывать его по ролям. А ещё — задумчивая Нора, серьёзный Ремус, самоуверенный Джеймс. И Сириус… На последнем лице Эшли задержалась дольше, чем на других, дольше приличного. Сейчас Сириус был более расслаблен, чем Эшли привыкла его видеть, строгие черты смягчились, и серые глаза не казались холодными. Он улыбался какой-то шутке Джеймса той самой улыбкой, которая так поразила Эшли ещё при первой встрече — широкой, открытой, приглашающей всех разделить эту радость жизни. От его улыбки у Эшли словно что-то расправлялось внутри. Ей хотелось сесть на какую-нибудь волшебную метлу и помчаться вместе с ветром, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. И чтобы Сириус летел рядом…

— Ты что, влюбилась?

Эшли так дёрнулась, что опрокинула стакан с тыквенным соком. Несимпатичное жёлтое пятно быстро расползлось по чёрной мантии.

— Экскуро!

Марлин с самым невинным видом убрала все последствия этой аварии, но глаза у неё были хитрющие.

— Ты о чём? — Эшли скопировала её невинное выражение.

­ — Да ты уже несколько минут разглядываешь мальчишек с таким выражением…

— Не знаю, что не так с моим выражением, но я всех разглядывала, а не только мальчишек. Я думала о том, чтобы нарисовать ваши портреты.

— Ну-ну. Но когда-нибудь тебе придётся это признать.

— Что?

— Свои чувства к Поттеру.

— Нет у меня особых чувств к Поттеру, — честно ответила Эшли, но Марлин только фыркнула и пожала плечами.

Остаток вечера прошёл в напряжённом ожидании. Эшли считала минуты до отбоя, и даже самодвижущиеся лестницы и говорящие портреты не могли по-настоящему отвлечь её от разрастающейся внутри тревоги. Эшли ещё чрезвычайно повезло с напарником. Как старосты, Лили и Ремус должны были проводить первокурсников в гостиную, убедиться, что все дети запомнили пароль и рассказать о некоторых тонкостях жизни замка, вроде предательски исчезающих ступенек. Люпин, видя растерянность своей напарницы, посмотрел на неё с беспокойством, но все обязанности взял на себя без лишних вопросов. Таким образом, Эшли добралась до гриффиндорской гостиной без особых проблем.

Гостиная львиного факультета оказалась по-кошачьи уютной. Тёмно-красные кресла и диванчики так и манили свернуться калачиком и, наслаждаясь теплом очага, предаться блаженной полу-дрёме. При этом комната была так хитро устроена, что даже при большом скоплении людей, можно было найти укромный уголок. Идеальное место для Эшли — она любила наблюдать за чужой жизнью, сама оставаясь в тени. Расположившись на мягких подушках напротив камина, она вдруг подумала: «Ведь ещё не поздно оставить всё как есть. Ничего не говорить. Вжиться в роль Лили Эванс было бы не трудно — мы ведь как сёстры. Учиться в школе, общаться с её друзьями, сражаться в её войне и, возможно, на этот раз победить. И всю жизнь чувствовать себя дублёром…»

— Лили, пойдём. Надо ещё разобрать вещи перед сном, ­— Нора потянула её к двери в спальни. Марлин тоже собиралась уходить.

— Подождите, у меня для вас важное объявление. Только нужно дождаться, когда все уйдут.

— Тогда пойдём наверх, расскажешь в спальне.

— Нет, ребята тоже должны это слышать, — Эшли кивнула в сторону компании Поттера. В данный момент ребята играли в шахматы. То есть играли Сириус и Ремус, а Джеймс им мешал: при помощи волшебной палочки незаметно менял фигуры местами. Питер смотрел на эти проделки с восхищением и с трудом сдерживал смех.

— И какое же это важное объявление может касаться наших оболтусов? — удивилась Марлин.

Нора поворчала по поводу раннего вставания и ЗОТИ первым уроком, но согласилась ждать, только сбегала наверх за учебником по зельям. Мэри даже не пришлось уговаривать. На просьбу подождать до отбоя Мэри коротко кивнула, не выразив никакого удивления.

А ученики никак не желали расходиться по спальням. Это и понятно — многие впервые после каникул встретили своих друзей. Новички же были слишком взволнованы, чтобы спать. Одна влюблённая парочка, кажется с седьмого курса, разместилась в кресле и выглядела так, словно собирается остаться здесь на всю ночь. И всё же, в одиннадцать часов и их прогнала внезапно навалившаяся сонливость. Теперь в гостиной оставались только самые близкие Лили люди. Нет, был ещё один человек, которого Эшли хотела оповестить в числе первых, но после сцены в поезде отказалась от этой затеи.

А сейчас все семь гриффиндорцев смотрели на Эшли с любопытством и ждали объяснений. Ей пришлось обхватить себя руками, чтобы унять дрожь. В голове мелькнула мысль — вот он, самый подходящий момент, чтобы проснуться, если всё это сон. Но пробуждения не наступило, так что Эшли сделала глубокий вдох и, ухватившись покрепче за спинку дивана, начала:

— То, что я сейчас скажу — не шутка и не бред сумасшедшего. На самом деле всё очень серьёзно, хотя мне самой было сложно в это поверить. Но я должно сказать правду, даже если для вас она будет горькой. Я не Лили Эванс.