Майская ночь, или Таинственное происшествие в Уилтшире (джен)

Если бы кто-нибудь потрудился её спросить, то Нарцисса Малфой вряд ли смогла бы вслух описать, как жила последние месяцы. Какими словами она могла бы выразить своё беспомощное отчаянье, когда её дом — тот самый дом, которым она грезила с самого детства — словно в ночном кошмаре, медленно и мучительно превращался для неё в персональное воплощение преисподней. Комфортабельной преисподней, восхитительной и страшной тюрьмы с незримыми глазу решётками. Тюрьмы, из которой она не способна вырваться и при этом не истечь кровью, ведь цепями, что удерживали её здесь были близкие.

В тот день, когда Тёмный Лорд милостиво избрал их дом своей временной резиденцией, пусть внешне не изменилось практически ничего, стало невозможно отбросить тот факт, что из полноправной хозяйки она стала пленницей. Нарцисса со всем достоинством приняла правила этой игры и своё новое положение, обречённо радуясь лишь тому, что её сын в этот момент был вдали от дома, под защитой древних стен Хогвартса.

Ах, если он мог бы там оставаться на лето! Даже разлука не казалась Нарциссе слишком высокой ценой за безопасность сына. Но увы, эта жалкая беспомощная фантазия бессильна была воплотиться в реальность, достойную готического романа. И единственный способ, которым она могла защитить своё дитя — продолжать идеально исполнять в этом безумии свою роль.

Она сдержанно улыбалась зачастившим в их дом гостям, удерживая на лице маску светской учтивости, опускалась, склонив голову, в реверансах, не позволяя даже в мелочах выглядеть этому архаизму наигранным или же неуместным в высочайшем присутствии. И даже поздними вечерами в спальне, нежно прикасаясь к напряжённым плечам супруга, она запрещала лишний раз прозвучать вслух тревогам, изводившим её день за днём. Видит Мерлин, лучшее, что она могла сделать для мужа — оставаться тем единственным островком спокойствия, где он мог бы хоть на время укрыться от захлестнувшего их уютный домашний мирок шторма.

С самого момента своего возвращения Лорд словно испытывал Люциуса на прочность, раз за разом поручая ему по большей части грязные и опасные вещи, но в то же время требующие осторожности и ума.

Разумом Нарцисса, конечно же, понимала, что её муж, вероятно, был единственным из приближённых Лорда, кто имел достаточно связей, сил и возможностей для того, чтобы выбор раз за разом падал именно на него. Но сердце, сердце шептало иное: мотивы Лорда были куда безумнее и сложней. Нарцисса не питала иллюзий, насколько гибкую форму могла порой принимать мораль её мужа, но только она знала его достаточно хорошо, чтобы замечать за осторожностью тщательно скрытую неуверенность, а за фамильным малфоевским хладнокровием, по большей части, браваду. О да, Лорд успешно играл на страхах, желаниях и амбициях Люциуса, всё сильней и сильней размывая границы приемлемого и заставляя его делать то, на что прежде он вряд ли бы сам решился.

Нарциссе только и оставалось, похолодев, наблюдать, как Лорд проверяет пределы верности своего провинившегося слуги. Но как ей было заставить себя не видеть, как это неумолимо подтачивает Люциуса изнутри? Не чувствовать его болезненного надлома? Как деревья в лесу, сросшиеся корнями за много лет, они всегда остро ощущали друг друга, и сейчас ей приходилось на многое закрывать глаза, чтобы Люциус мог позволить себе сохранить хотя бы осколки гордости.

Она старалась не замечать, как он срывается на домовых эльфов из-за каких-то бессмысленных мелочей, как порой после ночи тяжело давшихся раздумий за запертыми дверьми фамильного кабинета позволяет себе выйти небритым к завтраку. Но уже к вечеру, окружённый заботой отчитывающегося лично ей пожилого Гридди, приводит себя в порядок и с побелевшим от беспокойства лицом ожидает очередных приказов своего… нет, их повелителя.

Но тяжелее всего было видеть, как Люциус часами сидит, замерев в кресле, и глядит в одну точку, кажется, практически не моргая. Как вздуваются от напряжения вены у него на висках, и как он устало роняет голову, не находя в себе сил прийти какому-нибудь решению. В такие моменты всё, что оставалось Нарциссе — просто быть рядом, осторожно принимая на себя хотя бы часть ноши, которая грозила его вот-вот раздавить.

Пророчество, пылившееся в недрах Отдела Тайн, словно дамоклов меч висело над её мужем с лета. Раз за разом Люциус предпринимал отчаянные попытки его добыть, и каждый раз все усилия оборачивались для него крахом. Последствия же этих попыток расходились, словно круги по воде, и чем дальше, тем опаснее становилась эта ситуация в целом: и без того небезграничное терпение Лорда готово было показать дно, хотя порой Нарцисса ловила себя на мысли, что промахи её мужа доставляют ему какое-то особое извращённое удовольствие, о причинах которого ей не хотелось даже задумываться.

Напряжение достигло своего апогея накануне Сочельника. День выдался суматошным, и Нарциссу закрутил целый хоровод дел. Отдав эльфам на кухне последние распоряжения, она уже собиралась подняться к себе, но прежде следовало отыскать мужа.

Она сразу поняла, что случилось что-то из ряда вон, лишь по тому, насколько сильно он сгорбился. Нарцисса могла поклясться, что в тот момент, когда он поднял на неё взгляд, в его покрасневших усталых глазах застыло такое отчаянье, что она практически задохнулась. Пронзившая Нарциссу ледяною иглой тревога за сына заставила её броситься к нему и опуститься перед ним на колени, только бы он не отводил глаз.

— Люци, пожалуйста, не молчи! Что-то случилось с Драко?

Она смогла вновь дышать, только когда Люциус покачал головой, а затем сполз к ней со своего кресла. Он искал в её объятьях защиты и утешения, словно ребёнок, и она укрыла его от всего мира у себя на груди. Они сидели на полу у затухающего камина и молчали, пока им вновь не сделалось тепло.

Позже он нервно стискивал её руки, и срывающимся шёпотом рассказывал об очередной неудаче с Отделом Тайн, о едва не истёкшем кровью Артуре Уизли и последних вестях из госпиталя Святого Мунго. Нарцисса даже сперва не уловила, радуется ли он тому, что произошло, или напуган до дрожи. Лишь когда в его полной смятения сбивчивой речи прозвучало имя того невыразимца, Нарцисса поняла, почему её муж непрестанно твердит, что погиб, если тот несчастный окончательно придёт в себя и даст против него показания.

— Неважно, кто придёт за моей головой первым, — лихорадочно шептал он, сминая в руках складки её домашней мантии, — Лорд не простит мне ещё одного фиаско. Я подвёл его… Мерлин, я подвёл вас… — они, не сговариваясь, посмотрели куда-то вверх, где сейчас на втором этаже спал их сын.

Под напором этого горячечного потока слов Нарцисса застыла в каком-то бессмысленном стылом оцепенении. Наверное, у неё просто уже не было сил отчаиваться, и она словно по инерции подумала сначала о том, что нужно будет пересмотреть список адресатов для рождественских поздравлений и отклонить приглашение на ужин у Паркинсонов. Угли в камине давно прогорели, и Нарциссе показалось, что в комнате стало холодно, словно зима с улицы ворвалась в дом — а может быть зима ворвалась в её сердце? Мерлин, Моргана и Основатели, всего лишь один человек парой слов мог уничтожить её семью. Она сама удивилась тому, насколько легко ей удалось в этот момент сделать выбор. Нарцисса нежно погладила мужа по колючей щеке, и Люциус вопросительно приподнял брови.

Ей потребовалось всего несколько минут тишины, чтобы элегантное и смертельное решение оформилось в её голове. Имела ли она право вообще выбирать между жизнью незнакомого беспомощного человека и выживанием своей семьи? «Нет…», — ответила бы ещё полгода назад какая-то часть её разума… «Не знаю… Не хочу выбирать…», — бессильно шептала бы она ей. «Да», — безжалостно отозвалась в ней кровь Блэков тем вечером.

Стоило лишь усилием воли задушить в себе оставшиеся сомнения, как изящная головоломка из рождественской суеты и списка благотворительных мероприятий сложилась сама собой. Оставалось лишь подключить свои познания в садоводстве.

Когда Нарцисса отдала аккуратно пересаженный отросток дьявольских силков своему мужу, то не испытала ничего, кроме облегчения и усталости. Даже руки у неё не дрожали, пока за завтраком в них не оказался свежий выпуск «Пророка». Но и тогда она смогла удержать лицо, не выдав захлестнувшее её горькое — не сожаление, нет — смирение перед меньшим злом.

Она знала, что их счастливая и безмятежная жизнь подошла к концу, ещё когда на предплечье её мужа ожила метка. Нарцисса гнала от себя прочь воспоминания о тех днях, когда носила под сердцем Драко. «Это только политика, дорогая» — уверял её Люциус, откладывая подальше точно такой же пахнущий типографской краской утренний номер, чтобы свежие некрологи не попали ей на глаза до завтрака. Мерлин, как же её тошнило тогда от этого едва ощутимого запаха; хуже, пожалуй, был только тяжёлый приторный аромат лилий на похоронах Эвана. Её едва не вывернуло в утопающую в цветах могилу кузена, когда до неё дошла очередь швырнуть туда горсть земли, но тогда Нарцисса уже не могла списать эту оскорбительную неловкость на изводивший её токсикоз, так как Драко терзал своим плачем всех обитателей мэнора уже полгода. И если бы, как все дети, он кричал, когда хотел есть — но нет, он кричал потому что не хочет! Насколько же проще было его защитить тогда — достаточно было взять хныкающего, сонного сына на руки и скрыться в камине. Пусть она часто спорила, когда Люциус выпроваживал её к матушке и отцу, но тогда, тогда у неё был выбор… ну или так ей по крайней мере казалось.

«Всё познаётся в сравнении», — писал тот француз, и Нарцисса, которая пролистывала на старших курсах его труды скорее от светской скуки, теперь могла лишь покачать головой, признавая всю глубину этой вполне очевидной мудрости.

Воспоминания о тревожных и мрачных днях её прошлого тускнели и выцветали на фоне кромешной тьмы, которую принёс с собой Тёмный Лорд, вернувшись оттуда, откуда возвращаться не принято. Эти месяцы, прошедшие с его возвращения, казались Нарциссе самым тёмными за всю прожитую ей жизнь. В каком-то смысле, это, пожалуй, и было истиной, ибо даже ту милосердную тьму, в которую они все погрузились, Лорд, словно в подарок на прошедшее Рождество, осветил пламенем преисподней.

Ад вырвался на свободу из стен тюрьмы, и первыми мрачными вестниками, подобно стае стервятников, налетели авроры. Нет, они не обшаривали, словно в дешёвой бульварной прозе, каждый уголок мэнора, выворачивая шкафы и топчась по похрустывающим под их ногами осколкам сервиза. Они были сосредоточены, насторожены и мрачны, но притом невообразимо корректны. Если бы ситуация была иной, то Нарцисса, возможно, даже смогла бы посочувствовать тому политическому давлению, которое на них оказывала администрация Фаджа. Но они пришли с обыском в её дом именно тогда, когда Люциус был настоятельно приглашён в Министерство. Поэтому вместо сочувствия она могла предложить только чай, как требовала того вежливость.

— Увы, о судьбе сестры, её мужа и деверя мне известно лишь то, что было освещено в прессе, — прохладно отвечала она задумчиво потиравшему квадратную челюсть Робардсу, расположившемуся в малой гостиной, пока его люди осматривали дом с таким напряжённым вниманием, словно пробирались через заросли ядовитой тентакулы.

Нет, конечно, авроры вряд ли надеялись отыскать укрывающихся беглецов, иначе их должно было быть куда больше, но, похоже, не теряли надежды набрести хоть на какую-нибудь стоящую подсказку. Увы, даже старых платьев Беллатрикс они не смогли бы сейчас найти: Нарцисса упаковала её вещи — всё, от белья до шпилек — несколько дней назад, и не имела ни малейшего представления, где они воссоединились с хозяйкой.

Она невозмутимо пила свой чай, бесконечно отвечая на одни и те же вопросы, и чувствовала, как от них начинает болеть голова. Пожалуй, если бы в тот момент Тёмный Лорд решил, что настало подходящее время заявить о себе и отрыто начать войну, Нарцисса была бы ему признательна. Пытка закончилась, когда за последним аврором с лязгом захлопнулась кованая створка ворот, и Нарцисса смогла облегчённо выдохнуть. Она поднялась к себе прилечь, даже не думая в тот момент, что это была всего лишь прелюдия.