Пропала "Простата", просьба вернуть за вознаграждение (джен)

Снейп был несказанно рад, когда Поттер ни с того ни с сего поспешно распрощался и аппарировал чуть ли не на ходу вместо того, чтобы продолжить скандалить по поводу стирания памяти магглу. Конечно, это был не самый этичный поступок в жизни Снейпа, хотя... тут с какой стороны посмотреть — может, и наоборот.

То, что этика — не самая сильная его сторона, Снейп понял совсем недавно, во время одного из сеансов с герром Штольцем. И все как-то сразу стало на свои места. Ему даже не понадобилось десяти занятий для принятия этого факта, он просто взял и осознал: да, этика — это не его. Он легко смирился с этим и решил, что сможет жить дальше, ведь нельзя же, в самом деле, быть идеальным во всем. Вот, скажем, зелья — не самая сильная сторона Поттера, и ничего, живет. Даже аврором стал, и вроде даже толковым, авось и “Простату” найдет. Должны же были в школе авроров его хоть чему-то научить.

За этими размышлениями Снейп и не заметил, как добрался домой. На мольберте, как обычно, стояла недописанная картина, но рисовать сил не осталось совсем. Прежде чем попасть к Поттеру, Снейп высидел длиннющую очередь к дежурному аврору, который, с трудом сдерживая смех, дважды внимательно прочел его заявление, а потом с облегчением выставил из кабинета, мотивировав это тем, что с такой проблемой надо обращаться к аврору, который занимается преступлениями, совершенными в маггловском мире. Снейп был готов стонать, представляя, что ему придется еще несколько часов провести в коридоре аврората, но в этот раз никакой очереди не обнаружилось, зато обнаружился Поттер, оказавшийся тем самым аврором, к которому Снейпа и отправили, хотя точнее будет сказать — послали.

Впрочем, Поттер был не самым плохим вариантом: по крайней мере, он вряд ли стал бы рассказывать всем и каждому, что Снейп потерял свою “Простату” и теперь никак не может ее найти. Во всяком случае, Снейп искренне на это надеялся. Он предпочел бы, чтобы о его маленьком хобби в магическом мире не знали как можно дольше, ему вполне хватало славы среди магглов, где коллекционеры платили за его картины тысячи фунтов. Понять их логику Снейп даже не пытался.

Он снова перевел взгляд на картину, которая словно смотрела на него с упреком, требуя внимания и пытаясь воззвать к его совести. Последнее было, наверное, бесполезно — ведь герр Штольц уже несколько лет пытался убедить Снейпа в том, что совести у него нет. Однако картина об этом не знала, поэтому, как казалось Снейпу, продолжала пристально наблюдать за ним. Под этим еще не дорисованным взглядом Снейп поморщился и решил, что, наверное, назовет ее “Глаз” или даже “Зеница”. Конечно, вряд ли она будет стоить много, но не повторяться же, в конце-то концов?!

К сожалению, половые органы закончились достаточно быстро, и теперь Снейпу приходилось выкручиваться. Он было попробовал давать им более простые, понятные и благозвучные названия, однако “Свеча” по непонятным Снейпу причинам вызвала куда меньше интереса, чем “Хуй”, хотя по виду своему мало чем от него отличалась. Времени на долгие раздумья у Снейпа не было, поэтому названия для всей серии картин были взяты из каталога секс-шопа, найденного в приемной герра Штольца. Так “Свеча” стала “Дилдо”, “Подсвечник” — “Анальной пробкой”, ну а “Баранка” — его гордость, между прочим — получила имя “Эрекционное кольцо”. Последнее было особенно обидно — он ведь так стремился к правдоподобию, оттачивал работу, можно сказать, до миллиметра, каждый день щупал, пытаясь до малейших деталей запомнить форму — а свести все пришлось к очередной пошлости. Он даже рисовать после этого не мог целую неделю и не ходил на сеансы к герру Штольцу. Но потом деньги закончились, а “Кольцо” оказалось очень популярным у посетителей выставки. Да и предлагали за него весьма внушительную сумму. Так что, скрепя сердце, Снейп оттаял…

Последний год в придумывании названий ему помогал медицинский справочник. Иногда, когда у него совсем не было вариантов, он открывал его на первой попавшейся странице и выбирал там какой-нибудь странно звучащий термин. Так в его коллекции появились “Селезенка”, “Почка”, “Пятое ребро”. Впрочем, по популярности ничто из них не могло сравниться с “Пенисом”. Хотя обычно Снейп все же выбирал названия куда менее поспешно — он долго и внимательно листал энциклопедию перед сном, педантично выписывая подходящие термины и рассматривая красочные иллюстрации, которых в книге было, наверное, даже с избытком. Герр Штольц называл это поисками вдохновения. Снейп предпочитал не спорить — он вообще не любил спорить, кивая и делая все по-своему.

Не спорил Снейп и тогда, когда Штольц взял в моду ходить к нему каждый день в гости, якобы потому, что Поттер проявляет мало рвения в поиске “Простаты”, и такими темпами сам Штольц найдет ее гораздо быстрее. Каждый день он приходил в лондонскую квартиру, которую Снейп пафосно именовал студией, и приносил различные идеи, одну бредовее другой. Особенно порадовало, когда вошедший в кураж Штольц предположил, что картину не украли, а потеряли, и предложил дать объявление в газету. Снейп словно воочию увидел текст: “Пропала “Простата”, просьба вернуть за вознаграждение” — и не выдержал. Кажется, так он не смеялся даже в глубоком детстве.

Но в одном Штольц был прав — Поттер абсолютно не торопился с поисками, и это было непростительно. За две прошедших с момента кражи недели Поттер так ни разу и не отчитался о поисках “Простаты”. Очевидно, у него было слишком много работы и слишком мало времени на столь важное дело. И Снейп абсолютно не собирался мириться с тем, что им настолько пренебрегают.