Индивидуалист. Курс четвёртый (джен)

Я постоянно чувствовал на себе взгляды — сотрудники заповедника следили за тем, соблюдаю ли я запрет, — но старательно их игнорировал. Я не мог оскорбиться за недоверие или возмутиться пристальным вниманием, потому что не в моих интересах было накалять атмосферу. Стоило мне сделать неверный шаг, и руководство в лице мистера Дафи вполне могло указать мне на камин — допустить подобного я не мог. И потому молча выполнял свою работу и, как бы мне ни хотелось завернуть к Чами, по широкой дуге обходил его вольер.

Настроение как упало, так и оставалось на самом дне. Мне было жаль и себя, и дракона… Чами, пожалуй, даже больше. Я не видел смысла в том, чтобы ломать его, ведь можно было отучить его постепенно, я сам мог это сделать без излишней жестокости за то время, пока не уеду в школу. А Чами, наверное, совсем не понимал, почему я его бросил… Но спорить было бессмысленно, меня всё равно никто не стал бы слушать, оставалось сжать зубы и смириться.

Лишившись общества Чами, я обнаружил, что у меня стало слишком много свободного времени. Раньше я старался исполнять все обязанности побыстрее (не в ущерб качеству, конечно, к работе я относился очень добросовестно), чтобы иметь возможность с полным правом побыть с драконом подольше, и теперь это время нужно было чем-то занять. Чтобы не накручивать себя, я решил сосредоточиться на учёбе.

Письма со списками ещё не пришли, но меня это не могло остановить. Предупредив Чарли, я через камин отправился в Косой переулок за литературой. За полчаса, что провёл во «Флориш и Блоттс», не только обзавёлся несколькими интересными книгами, но и узнал новости магического мира — неделю назад начался Чемпионат мира по квиддичу.

И Нотт, и Гойл, и даже Джинни писали о желании посетить выстроенный специально для проведения чемпионата стадион, но я не придал этому значения, все мои мысли крутились вокруг Чами. Теперь же, слыша со всех сторон восторженные возгласы, пожалел… Впрочем, попасть на мероприятие такого масштаба мне всё равно было не по карману, а просить Чарли — наглость. Приоритеты я для себя давно расставил, квиддич в них не вошёл, а значит, и грустить нет причины.

Убеждая себя, что увидеть знаменитого Крама — вовсе мне и не хочется, я даже не стал заходить к Фортескью и сразу же отправился обратно в заповедник.

* * *

На день рождения Джинни мы с Чарли не пошли — даже ради сестры я не был согласен посещать Нору, а брат, уставший в тот день на работе сильнее обычного, просто решил пойти у меня на поводу, — но встретились с ней на выходных в Косом переулке. Сначала всё шло хорошо, мы поздравили Джинни, вручили совместный подарок, съели по мороженому, а вот после этого я заметил, что брат с сестрой как-то подозрительно переглядываются.

— Что не так? — прямо спросил я, не желая играть в эти игры. — Что вы скрываете?

Джинни смутилась и отвернулась, а Чарльз вздохнул.

— Рон, мама просила нас поговорить с тобой.

— И о чём же? — язвительно усмехнулся я. — Уж не о том ли, что я — предал семью?

— Нет, Рон! — подала голос Джинни. — Мама поняла, что была к тебе несправедлива…

— Джин, ты сама себя слышишь? — фыркнул я.

Мама никогда не признавала свою неправоту, максимум, что она могла — сделать одолжение и прекратить спор.

— Послушай! — не дала она мне продолжить. — Помнишь, я тебе рассказывала, что высказала ей всё? Это подействовало, Рон. Мама обдумала мои слова и поняла, что была неправа. Она правда хочет помириться. Пару дней назад я случайно услышала разговор родителей, папа сказал, что они не могут и дальше ждать, пока ты сделаешь первый шаг. Мол, ты уже большой, они и так много пропустили в твоей жизни, и шаг к примирению придётся делать им самим. Я так поняла, что они… Ну…

— Ждали, что я приползу? — фыркнул я. — Передай, что мне это неинтересно.

— Рон!

Чарли с Джинни принялись меня уговаривать, но, несмотря на то, что чувствовал, как под воздействием их слов истончается моя броня, пока что я крепко стоял на своём.

Хотелось ли мне помириться с родителями? Даже не знаю. Прошли те времена, когда я без колебаний ответил бы согласием, родители упустили шанс. То есть вслух я и тогда наверняка стал бы отпираться, но сам себе отдавал отчёт, что хочу этого. Сейчас же я в первую очередь видел отрицательные стороны возможного примирения.

Даже при самом идеальном развитии событий — что меня ждёт? Контроль. Осуждение за расходящиеся с ними мнение, остракизм моих друзей и оскорбление их семей, постоянная критика по малейшему поводу (а порой и без него), запрет на колдовство на каникулах… И это только вершина айсберга. А ведь идеально не будет. Уверен, даже если нам удастся помириться и наладить отношения, это продлится недолго. Я с одиннадцати лет предоставлен сам себе, я привык к тому, что сам определяю свои интересы и занятия, что никто мне не указывает… Какова вероятность, что Молли Уизли захочет со мной считаться? Мама даже Биллу и Чарли постоянно указывает, что делать и как жить, а ведь они давно совершеннолетние, оба работают и вообще живут отдельно!

Что хорошего это примирение мне принесёт? Да ничего. Вместо заповедника меня будет ждать задний двор Норы и обезгномливание сада. Вместо изучения магии — чистка картошки, вместо денег за работу — пара кнатов да мороженое при посещении Косого переулка, который, к слову, я тоже смогу посещать только с разрешения родителей — и в их присутствии. Вдобавок можно вспомнить близнецов, наверняка воспользующихся случаем, чтобы припомнить мне и Слизерин, и стычки в коридорах…

Так зачем мне это? Обида разъела сыновью любовь, непонимание, как родители могли так просто от меня отвернуться, подточило фундамент родственных чувств, а то, как мама игнорировала меня в течение трёх лет и постоянные оскорбления братьев в школе обрушили ненадёжную конструкцию под названием семья.

И всё же совершенно иррационально я не находил в себе сил на то, чтобы решительно пресечь уговоры и сказать твёрдое нет.

— Я тебя не выгоняю, Рон, ты в любой момент можешь вернуться, но хотя бы попытайся наладить отношения с родителями! — воскликнул Чарли, понимая, что не может до меня достучаться.

Это стало последним камнем на чаше весов, склонивших моё решение в их пользу.

Я ведь смогу уйти в любой момент…

— Ладно…

— Слава Мерлину! — заулыбалась Джинни.

— …но если я пойму, что мама по-прежнему осуждает меня, я уйду.

— Отлично! Ну что, мороженое мы доели… Идёмте? — радостно произнёс Чарли, ввергнув меня в состояние тихой паники — к визиту в Нору и встрече с родителями я не был готов совершенно.

— Всё будет хорошо, Рон! Вот увидишь!

— Может, хотя бы не сегодня? — жалобно протянул я, уже понимая, что идти придётся.

Джинни шутливо потянула меня к выходу, но хватка её была вполне серьёзной — захоти я вырваться, пришлось бы приложить немалые усилия. Впрочем, я не вырывался. Успокаивая себя мыслями о возможности сбежать в заповедник, я покорно позволял тащить себя в «Дырявый котёл» к камину. Первой переместилась Джинни, улыбнувшись мне напоследок, а затем Чарли крепко сжал моё плечо и подтолкнул к огню:

— Всё будет хорошо, Рон, — напутствовал он меня и сам же бросил дымолётный порошок — наверное, из опасения, что я назову адрес заповедника.

Пламя закрутило меня и выплюнуло в Норе.

Сделав глубокий вдох, я расправил плечи и шагнул вперёд. Раз я позволил Джинни с Чарли уговорить себя на это, приму испытание терпения с достоинством.

— Добрый день, — нейтрально приветствовал я собравшихся перед камином членов семьи Уизли. — Надеюсь, я не помешал?

Начало светской беседы явно произвело не то впечатление, что хотелось бы. В Норе привыкли к совершенно иному общению — неформальному, — о чём я успел позабыть за ненадобностью. На меня смотрели как на незнакомца, то ли не зная, чего от меня ждать, то ли сомневаясь, как самим себя вести, но ни родители, ни братья даже не кивнули в знак приветствия.

Появление Чарли немного развеяло неловкость, мама перестала сверлить меня взглядом, встрепенулась и пригласила всех к столу.

Под перекрёстным огнём взглядов я чувствовал себя не в своей тарелке. Нора давно перестала мной восприниматься домом не только на словах, я не чувствовал себя комфортно в этом месте и в этом обществе. Знакомая до мельчайших деталей кухня ничуть не изменилась, но изменился я сам. И нет, категорически не потому, что успел насмотреться на богатые дома чистокровных магов, в конце концов, Нотт-холл тоже не мог похвастаться достатком. Но весь этот… хаос — он раздражал. Я привык к порядку, к тому, что у каждой вещи есть своё место; да, и в Хогвартсе, и в заповеднике убирали домовики, но мы и сами стремились поддерживать порядок, не бросали вещи где попало, а в Норе грязные чашки с остатками заварки соседствовали с расчёской, а книга вообще лежала под стулом вместе с какой-то тряпкой… Раньше это не задевало, я жил среди этого хаоса с детства и не видел в нём ничего особенного… Ну да, я же ослизеринился.

Отведя взгляд от беспорядка, я сделал над собой усилие, но скрыл недовольство. Я не ссориться пришёл, поэтому стоило быть сдержанным. Однако начинать разговор первым не собирался — это же не я был инициатором встречи. Родители, очевидно, догадались об этом, и папа, откашлявшись, попытался рассказать об очередном забавном случае с работы, но тема быстро заглохла — не к месту пришлась. Они все чего-то ждали от меня, но вот чего? Неужто извинений? Если это действительно так… Не дождутся!

Внезапно я почувствовал злость. Сначала эти люди три года меня игнорируют, а потом от меня же ждут первого шага?! Вы хотели, чтобы я пришёл — вот он я, но кто сказал, что я буду действовать в соответствии с вашими ожиданиями? Повернув голову к маме, я посмотрел на неё и прямо спросил:

— Джинни сказала, что ты пересмотрела своё отношение к моему распределению на Слизерин, это правда?

Мама вздрогнула, словно не ожидала, что я вообще заговорю, и бросила на Джин недовольный взгляд. Интересно… Сестрёнка что, нарушила сценарий этими словами?

— Мы с отцом поняли, что ты совсем забыл дорогу домой…

— Или мне пресекли этот путь тем, что покидали вокзал без меня? — ехидно уточнил я. Чарли пнул меня под столом, но я не собирался отмалчиваться. Они хотели поговорить, пусть пеняют на себя! — Не стоит, Чарли, пинать меня. Я буду говорить то, что думаю, я ведь за этим здесь?

— Мы считали, что ты осознаешь, как много потерял, — заговорил папа.

— А что я потерял? — вновь перебил я, глядя ему прямо в глаза. — Давайте на чистоту? Близнецы издевались надо мной всё моё детство, но перед школой превзошли сами себя. Они настолько меня достали, что я не захотел оказаться с ними на одном факультете, и Шляпа услышала эти мысли.

Они заговорили все разом. Фред с Джорджем принялись орать, что я гнилой, иначе бы ничто не отвратило меня от правильного факультета, папа убеждал, что я был неправ в своём желании нарушить семейную традицию, мама кричала на близнецов, один лишь Перси (Чарли с Джинни я не причислял к той части семьи, что отвернулась от меня) смотрел задумчиво и молчал.

— Почему ты сбежал к Чарли? — спросил он, когда все немного угомонились.

— Потому что здесь я был нежеланным гостем, — равнодушно пожал я плечами. — За весь год родители ни разу мне не написали — лишь в сентябре пару раз пытались опозорить перед всей школой вопиллерами. Но нормально поговорить — не настолько я ценен, видимо. Да и на вокзале, если вы забыли, меня никто не ждал.

Все снова заговорили разом, убеждая, что я неверно истолковал отсутствие писем, осуждая за гордыню — я ведь не сделал первый шаг, обвиняя в нелюбви к родителям.

Собственно, я и не ждал иного, даже почти не надеялся. И потому и разочарован не был. Почти.

Разговора не получалось. Было понятно, что мне лучше уйти, пока мы все не наговорили лишнего, того, после чего даже мысль о примирении станет невозможна, но… Я хотел расставить все точки над «и», осветить каждую лазейку и, если она пригодна, перекрыть. Мне надоело балансировать.

Наверное, самое ужасным для родителей было то, что я не орал, брызгая слюной, как все остальные. Я словно со стороны смотрел на происходящее, иногда вставляя реплики в скандал. Было бы ложью сказать, что меня это не трогало, и всё же я держал себя в руках.

Мама заткнула близнецов заклинанием, и стало значительно тише, теперь говорила только она. Вернее кричала. О том, что я должен был понять, насколько ужасное впечатление на них произвело моё распределение, о том, что я должен был сразу же написать домой, о том, что я должен был хотя бы попытаться попросить перераспределить меня. Она обвиняла меня в нежелании общаться с ними, кричала, что они ждали, что я одумаюсь, что своим молчанием старались заставить действовать меня. И в конце концов признала свою неправоту:

— Мы были уверены, что, встретив на вокзале только Чарли, ты испугаешься и наконец-то поймёшь, что был не прав. Но мы ошиблись.

Я встал и молча зашагал к камину. В спину прозвучали удивлённые восклицания, но я не стал оборачиваться — они любили меня, но позволили своим предубеждениям против Слизерина взять верх над этой любовью. Они настолько неумные, что даже не поняли, как сильно ошиблись, сделав вид, что я неважен для них.

Лучше бы они и вправду разлюбили меня.