Индивидуалист. Курс четвёртый (джен)

За оставшееся до начала учебного года время я не только успел сварить все заданные зелья, но и позаниматься боевой магией. Живя и работая вдали от Лондона, я мало что знал о происходящем в мире: с одной стороны, меня это не особо интересовало, с другой — меня окружали люди, у которых хватало насущных проблем, чтобы тратить время на то, что их не касается. Ну а с третьей — Чарли был единственным взрослым, к кому я мог обратиться с вопросами, а из-за ситуации с родителями в последнее время наши отношения стали слегка натянутыми, появились нежелательные темы. В общем, я старался лишний раз не заводить каких-либо серьёзных разговоров, опасаясь совсем испортить нашу дружбу.

Но теперь этот пробел в знаниях исправили. Нет, мне не рассказали ничего такого, о чём не знали бы все остальные интересующиеся, но если бывший Пожиратель смерти тренирует своих детей защищаться и атаковать — это показательно.

Мистер Гойл сам пригласил меня присоединиться к Грэгу и Фел, сказав, что это будет небесполезно, и отказываться мне не пришло в голову: где бы я ещё получил возможность научиться столь нужному навыку? До Грегори мне было далеко, да и Фелисия уже умела многое, несмотря на то, что была младше на два года, но я неплохо справился, заслужив одобрение мистера Гойла. А по дороге в школу выяснилось, что не только Гойл, но и отец Теодора занимался с сыном… Значит ли это, что Тёмный Лорд вернулся? Что метка на Чемпионате — сигнал всему миру? Или отцы моих друзей перестраховываются?..

Прямо спрашивать я не осмелился, но решил последовать мудрому примеру и тоже перестраховаться.

Школа встретила нас шумом, от которого я здорово успел отвыкнуть. Первым делом мы убедились, что место директора по-прежнему занимает Дамблдор, да и остальной состав преподавателей не изменился, и тут же утратили интерес к официальной части, обсуждая планы на ближайшее время. Когда кончилось распределение, мы уже определились с количеством тренировок по боевой и защитной магии, которые станем проводить в тайне ото всех в каком-нибудь пустующем помещении в подземельях, и потому объявления директора слушали почти внимательно.

Узнав об отмене квиддича, школа взвыла, и последующие слова о Турнире многих удивили — это было странно, особенно то, что и на Слизерине нашлись те, кто впервые слышал о предстоящем. Неужели кто-то на самом деле серьёзно отнёсся к секретности проекта?.. Бросив взгляд на гриффиндорский стол, я увидел радостное изумление на лицах близнецов и вздохнул: мой собственный отец оказался одним из этих «кто-то».

В середине речи директора волшебный потолок прошила молния, которую сопровождал ужасный гром, несколько девчонок испуганно заверещали, все подняли головы… А когда опустили, обнаружили шагавшего по проходу между столами Аластора Грюма, и в Большом зале стало тихо.

Ещё до школы я слышал рассказы о легендарном авроре — грозе тёмных магов, и хотя и удивлялся, что член Ордена Феникса не навещает родителей, как другие, в глубине души к по-детски наивному восхищению примешивалась изрядная доля страха. Я видел его изображения в старых номерах «Пророка», читал, что он поймал половину преступников, что ныне населяют Азкабан… Не узнать его теперь было просто невозможно — уж очень характерной внешностью тот обладал. Осторожно скосив глаза на соседей по столу, я понял, что не ошибся — слизеринцы смотрели на Грюма с плохо скрываемой ненавистью.

— Позвольте представить моего хорошего друга и вашего нового преподавателя по защите от Тёмных искусств, — провозгласил Дамблдор, — Аластор Грюм!

— Кажется, даже оборотню хлопали больше, — прошипел кто-то в тишине, сопровождавшей представление.

— Говорят, он помешан на бдительности, — донеслось из-за стола Гриффиндора.

— Зря от оборотня избавились, — хмыкнул Малфой. — Впрочем, я напишу отцу, может, и от этого избавимся.

* * *

На первом же уроке защиты я подвергся расспросам Грюма: мол, как так, Уизли — и на Слизерине. Скажу честно, мне не понравилось. Если он мне, ни в чём не замешанному студенту, устроил такой допрос, то можно только посочувствовать подозреваемым. Да и сам урок был мягко говоря странным — первой темой были выбраны непростительные.

— Малфой! Пиши отцу! — приказала Дафна сразу же, как мы оказались в гостиной. — Мне плевать, что там разрешил Дамблдор, но применять непростительные ко мне — не позволю!

Спорить никто не собирался.

— Мне непонятно кое-что, — негромко заметил Забини. — Вот вроде бы непростительные применять нельзя. Бытует мнение, что нужно по-настоящему желать убить или причинить страдания, чтобы эти заклятия сработали. Но Грюм с лёгкость применил и пыточное, и убийственное непростительные. Да, к паукам, но ведь применил! Он — тёмный маг? В нём так много ненависти, что ему даже не нужно сосредотачиваться перед применение непростительного? Или сами непростительные настолько просты в применении? А мы все видели, как легко и непринуждённо он это сделал. И зачем нам вообще подобное демонстрируют? Это что, провокация?

Слова Забини многих заставили задуматься. Мы все знали о непростительных. На уроке мы, конечно, предпочли отмалчиваться, не желая привлекать к себе внимание старого параноика, но — знали. Не могу сказать за других слизеринцев, но сам я не только никогда их не применял, мне даже мысль подобная в голову ни разу не приходила. И вот теперь Грюм продемонстрировал нарочитую лёгкость, с которой можно убить, подчинить, наказать врага… Положим, у меня и врагов таких нет, но на нашем факультете достаточно учеников, лишившихся родных вследствие действий самого же Грюма тринадцатилетней давности. И кто поручится, что та же Розье не захочет отомстить?

Так зачем нам рекламировали непростительные?

Фарли и Маккена выпустились в прошлом году, а нынешние старосты не обладали их авторитетом и не могли (да и не хотели, если уж совсем откровенно) остановить идиотские начинания одним строгим взглядом. С Уоррингтоном связываться охотником было немного, но он был скорее «своим парнем», чем тем, кто вправе отдавать приказы. Вторая же староста — Летиция Розье, в данной ситуации точно не стала бы помогать сохранению порядка, напротив, первой схватила бы факел.

Конечно, это понимал не только я, потому что вечером в нашу гостиную пожаловал декан. Разговор, или, вернее, монолог, вышел тяжёлым. Снейп пытался убедить в необходимости затаиться, настаивал, что в первую очередь нам самим невыгодно нагнетать конфликт с Грюмом, едва ли не просил об осмотрительности, но в отличие от всех остальных случаев, когда Слизерин беспрекословно следовал распоряжениям декана, в этот раз несогласных было слишком много.

Все гадали, что будет дальше, но — вмешался Совет Попечителей.

За завтраком весь Хогвартс изумлённо наблюдал за шествующими бок о бок Люциусом Малфоем и Августой Лонгботтом, единодушно потребовавших увольнения Грюма с должности профессора Хогвартса. О чём Попечители говорили с директором мы, конечно, не узнали, так как Дамблдор почти сразу же предложил переместиться в директорский кабинет, и дальнейшее обсуждение шло за закрытыми дверями, но своего те добились — мы снова остались без профессора по защите. Ну а очередной скандал вокруг имени Дамблдора стал хоть и слабым, но утешением для всех, кто желал отомстить Грюму.

* * *

Почти два месяца всё шло прекрасно. К нашим с Теодором и Грэгом занятиям присоединились и другие слизеринцы, наши знания и навыки росли, с учёбой тоже всё было неплохо, как и в отношениях с сокурсниками — я всё же опасался, что мы с сестрой в свете непонятной ситуации с Тёмным Лордом подвергнемся нападкам… Наконец-то подошло время открытия Турнира Трёх Волшебников.

Появление делегаций Шармбатона и Дурсмтранга произвело впечатление, да и сами студенты смогли заинтересовать — вейла и Виктор Крам! На этих двоих пялились, кажется, абсолютно все ученики Хогвартса…

Не все. За нашим столом пускающих слюни идиотов было меньше всего — окклюменция и ментальные амулеты сделали своё дело, защитив от вейловских чар. Мне повезло оказаться между Фелисией и Джинни, которые пинали меня тотчас же, как мой взгляд стекленел, так что полным кретином я себя выставить не успел, хотя влияние обаяния ощутил.

Речь Дамблдора не затянулась, стоило гостям рассесться за столами, как Кубок Огня был зажжён, правила и возрастные ограничения озвучены (что вызвало горестные стоны со стороны гриффиндорцев вообще, и близнецов в частности), и на этом всё и закончилось.

Вечером мы всем факультетом гадали, кто станет чемпионом, но к единому мнению так и не пришли. Конечно, всем хотелось, чтобы школу представлял один из нас, но кто именно — с кандидатурой так и не определились. Не в последнюю очередь потому, что лишь понаслышке знали об уровне студентов школ-соперниц, а значит, и каких качеств ждут от чемпионов, понятия не имели.

За завтраком гадания продолжились. Мне тоже было интересно, поэтому я незаметно накладывал на учеников-претендентов те самые чары, которыми в прошлом году определял магическую силу Патил. Никто особенно сильно не выделялся, даже Крам оказался в магическом плане ничуть не примечателен — вполне себе среднячок. Продолжив сканирование, я был удивлён результатами: Нотт почти догнал Малфоя, которого, в свою очередь, успел обогнать Поттер, уступавший, впрочем, тому же Уоррингтону… Хотел заодно и Патил ещё раз проверить, но её не было в Большом зале.

Весь день студенты бегали к Кубку, чтобы бросить своё имя. Уверенные в себе сделали это ещё с вечера, самые неуверенные — под покровом ночи, ну а остальные желающие действовали по мере того, как набирались мужества. Близнецы не могли не выделиться и сварили зелье старения, вследствие чего и обзавелись бородами, насмешив всех вокруг, впрочем, это им не помогло, и свои имена в Кубок они так и не кинули. На обеде гадания перешли во вторую стадию: оценку качеств тех, кто уже бросил своё имя. Но фаворитов Хогвартса пока определить не могли, а потому вечернего объявления ждали с интересом.

Выбор чемпионов других школ не особо удивил: вейла и Крам — в них мы и не сомневались, они и так выделялись в своём окружении, так их ещё и нарочно выделяли. А вот хогвартским чемпионом стал Диггори, хаффлпаффовец, что, кажется, изумило всех. Хлопали без особого энтузиазма, всё же Хаффлпафф не был в числе уважаемых факультетов, да и каждый предпочёл бы видеть чемпионом своего сокурсника. Но если Гриффиндор и Равенкло аплодировали вяло и недолго, то мы своевременно вспомнили прошлогоднее выступление Диггори против Дамблдора, а потому пусть и с задержкой, но поддержали чемпиона и выбор Кубка приняли без возражений.

Первый выбор Кубка.

Когда он зажегся снова и выплюнул в руку директора обгоревший листок ещё с чьим-то именем, в Большом зале стало очень тихо. Турнир Трёх Волшебников подразумевал троих чемпионов, которые уже были избраны, и четвёртое имя…

— Гарри Поттер! — неуверенно произнёс Дамблдор, заставив всех ахнуть. — Гарри Поттер!!! — громче повторил он, и все головы как по команде повернулись к столу Гриффиндора, за которым сидел бледный и растерянный Мальчик-Который-Выжил.

Мы видели, как Поттера подталкивали, сам он, по всей видимости, встать не мог. Наконец, после третьего повторения директором его имени, Поттер поднялся и медленно двинулся к преподавательскому столу. Дамблдор сделал успокоительный жест и скрылся вслед за Поттером в помещении, где исчезали выбранные чемпионы и их директора до того. А в Большом зале все заговорили разом.

В чемпионство Поттера никто не хотел верить. Мало того, что ему не было семнадцати, так он ещё и четвёртым чемпионом стал! Его обзывали обманщиком, требовали непонятно у кого не допускать его к участию в Турнире…

— Видели его лицо? — усмехнулся Забини. — Держу пари, сам Поттер понятия не имел, что его имя вылетит из Кубка!

Слизеринцы принялись гадать, как бумажка с именем Поттера вообще оказалась в Кубке и хотел ли тот стать чемпионом, а я задумался о другом: Поттер был младше на три-четыре года каждого чемпиона, учеником он был посредственным, в силе совершеннолетним магам уступал и заметно, а задания на Турнире были не сказать чтобы простыми — то есть шанс на победу при таких вводных у него был минимален. Я не считал Поттера умным или что-то вроде того, но мне было сложно поверить, что он настолько туп, чтобы не понимать всего этого и добровольно кинуть своё имя в Кубок. Одновременно был ещё один момент — возрастная черта, которую ни один студент из тех, что пытались, не сумел преодолеть — более умные студенты. Так кто же бросил имя Поттера в Кубок? И, что ещё важнее, с какой целью?