Still Delicate - Ещё нежнее (гет)

Я меряю шагами приемную офиса Тома, гадая, что, черт возьми, такого он мог накопать на Дэйзи. Конечно, я всегда знала, что было в ней нечто подозрительное. В конце концов, она взялась из ниоткуда и так внезапно захомутала Скорпиуса. Может быть, она нелегальная иммигрантка, а Скорпиус женился на ней, чтобы она могла остаться в стране. А потом научил ее говорить с истинно-английским акцентом… несмотря на то, что в его выговоре заметна шотландская манера речи, его английский тоже весьма и весьма хорош…

Ладно, рассмотрим другой вариант.

Может быть, у нее есть на стороне дети? Может быть, она уже была замужем и бросила своего мужа, чтобы выйти замуж за Скорпиуса. Но на самом деле так и не развелась с ним, и теперь у нее фактически два мужа?! И ей предстоит коротать свои дни в местах не столь отдаленных, ведь ее брак со Скорпиусом с самого начала был недействительным!

М-да, похоже, я просто пересмотрела маггловского кино.

А может быть, она убийца, находящаяся в бегах, которая сменила имя на Дэйзи? Ну, вы понимаете, вряд ли бы кто-то в здравом уме назвал свою дочь «Дэйзи». Хотя, если она убийца, сомневаюсь, что Том сообщил бы мне об этом, думаю, в этом случае он бы скорее связался с министерством.

Следующая догадка поражает меня в самое сердце — а что, если у нее роман? Что, если Том узнал, что у Дэйзи роман с другим мужчиной, и теперь главный аргумент Скорпиуса о «полном и надежном доме» становится фикцией? Ну, этот вариант слишком идеальный, чтобы быть правдой. В этом случае, мне бы больше не пришлось страдать угрызениями совести из-за нашего поцелуя на свадьбе, потому что вина за разрушенный брак будет целиком и полностью лежать на Дэйзи.

Но я не могу избавиться от беспокойства, грызущего меня изнутри. Эта женщина общалась с моим сыном последние три месяца, может быть, даже дольше, а я так мало о ней знаю. Что если она представляет опасность? Как я могла быть настолько глупа, чтобы довериться суждению Скорпиуса о ней, когда он успел принять столько неправильных решений в прошлом? Может быть, я и в самом деле плохая мать, раз разрешила незнакомке столько времени провести наедине с моим ребенком.

Том открывает дверь своего кабинета и приглашает меня войти. Нервное напряжение достигает своего предела.

— Как вы сегодня, Роза? — пытается Том проявить вежливость.

— Просто скажите мне уже, — требую я. — Со вчерашнего дня я все никак не могу перестать об этом думать… пожалуйста, просто скажите.

Том кивает.

— Присаживайтесь.

Я усаживаюсь, складываю руки и готовлюсь услышать правду. Стул, на котором я сижу, старый и неудобный, но сейчас я даже не обращаю на это внимания.

— Верно… во время нашей последней встречи вы сказали мне, что вам практически ничего не известно о Дэйзи, — припоминает Том.

— Да, — согласно киваю я, чувствуя, как стыд захлестывает меня.

— Скажите, а вам известна ее девичья фамилия?

Я на мгновение замираю и понимаю, что не знаю о ней даже такую малость. Неужели я и правда думала, что чем меньше мне о ней известно, тем счастливее буду? От этого она так просто не исчезнет.

— Нет, не знаю, — признаю я, глядя на свои колени.

— Скорпиус никогда не упоминал об этом?

— Я никогда не спрашивала. Я вообще старалась не иметь с ней ничего общего.

Том снова кивает.

— Что там, Том? — спрашиваю я. — Она… опасна? — я никогда не прощу себя за это. Как бы мне хотелось, чтобы в тот момент, когда она только вошла в нашу с Эйданом жизнь, я потрудилась и узнала бы о ней чуточку больше.

Том отвечает не сразу. Вместо этого он листает бумаги на своем столе и достает лист пергамента.

— У меня есть старинный друг в министерстве, который оказал мне небольшую услугу. Я попросил его проверить биографию Дэйзи Малфой. Конечно, ему не удалось ничего узнать о Дэйзи Малфой, главным образом потому, что она еще официально не сменила имя, — он отрывается от пергамента: — Простите, Роза, я никогда не предлагал вам чашку чая…

— Забудьте о чае! — шиплю я. — Что узнал ваш друг из министерства?

Том усмехается, заставляя поверить, что чашка чая была предлогом, чтобы оттянуть неизбежное.

— Девичья фамилия миссис Малфой — Питерс. Диана Питерс.

— Диана? — в замешательстве переспрашиваю я.

— Дэйзи — это прозвище, которое она взяла себе, когда училась в Хогвартсе, — поясняет Том.

— Оу, — на самом деле, она могла бы выбрать себе имя и получше. — Ну, многие берут себе другие имена. Как это может нам помочь?

Том награждает меня мрачным взглядом.

— Но и Дианой Питерс она тоже была не с самого рождения.

— Как так?

— Питерс — фамилия ее матери. Лайла Питерс была чистокровной ведьмой, умершей, когда Диане — ладно, Дэйзи, — было всего девять лет. После этого ей пришлось жить в приемной семье.

— А как же ее отец?

— Ну, в нем-то все и дело, — говорит Том и его лицо заметно мрачнеет, — из Азкабана он вряд ли мог хорошо о ней позаботиться.

— Азкабана? — восклицаю я. — Ее отец был в Азкабане?

— Пару лет назад он, наконец-то, сыграл в ящик, — говорит Том. — А теперь, если совсем вкратце. Видите ли, Роза, до того как стать Дэйзи Малфой, а перед этим Дианой Питерс, ее звали Диана Долохова.

Это имя заставляет мое сердце остановиться. Мне даже не надо уточнять у Тома тот ли это Долохов, о котором я только что подумала, все становится совершенно ясно по выражению его лица. Отец Дэйзи был одним из самых верных сторонников Волдеморта. Антонин Долохов был Пожирателем смерти.

Антонин Долохов убил отца Тедди.

— Она внебрачная дочь Антонина Долохова, — поясняет Том, хотя я этого и не прошу. — Это случилось после того, как Долохов и остальные сбежали из Азкабана в 1996 году. Сомневаюсь, что он вообще знал о ее существовании, если честно.

Я медлю, пытаюсь осознать сказанное. Ну не может же на самом деле это быть правдой. Знаю, она корова, но не могла же она быть дочерью Долохова! Как Скорпиус мог спутаться с дочерью Долохова? Долохов же был среди самым отмороженных Пожирателей, как Эйвери, Нотт, Мальсибер и… Малфой.

А потом я понимаю, что и сама забеременела от ребенка бывшего Пожирателя смерти. И что мой сын — внук бывшего Пожирателя смерти.

— При всем уважении, — начинаю я, — для Визенгамота не станет шоком, что Эйдан будет проживать под одной крышей с дочерью Пожирателя смерти. Пусть его фамилия и Уизли, но это не отменяет того факта, что отец у него из Малфоев.

Том наклоняется вперед, положив локти на стол.

— Роза, я хорошо знаком с историей Скорпиуса. И я не говорю, что Малфои были ангелами, но, по крайней мере, они искупили свои грехи. Долохов же был подонком до самого конца.

— Но станет ли это весомым аргументом в нашу пользу? Она не отвечает за поступки ее отца.

— Яблоко от яблони, — пожимает плечами Том, — Долохов убил Ремуса Люпина, — я с грустью киваю. И во мне вспыхивает гнев от той боли, которую пережил Тедди по вине Долохова. — А еще не стоит забывать, что он убил братьев вашей бабушки во время Первой войны. Фабиан и Гидеон Прюэтт были могущественными волшебниками. А еще он несколько раз пытался убить ваших родителей.

— Многие пытались убить моих родителей, — подчеркиваю я. Даже я пыталась убить своих родителей.

— Роза, поверьте, для Визенгамота будет серьезным аргументом тот факт, что Дэйзи умолчала не только о том, кто она на самом деле, так еще и скрыла, что ее отец один из самых кровавых волшебников за последние сто лет. Волшебника, который убил членов вашей семьи и серьезно ранил не меньше сотен других. Вы правда думаете, что Визенгамот отдаст ребенка под опеку детям Пожирателей смерти?

И тут до меня доходит, из-за чего мама считает, что если кто и сможет выиграть мое дело, так это только Том. Он и правда абсолютно безжалостен. Я не могу помочь, но чувствую некий дискомфорт от всего этого. Я знаю Скорпиуса столько лет, и пусть он иногда ведет себя как самый настоящий придурок, но я бы никогда не сказала, что в нем скрыто зло. Мерлин знает, мы не выбираем наших родителей. И хотя я терпеть не могу Дэйзи, понимаю, что она тоже не плохая. Не настолько плохая. Не настолько, чтобы хладнокровно кого-то убить, как делал не раз ее отец.

— Я говорил вам, Роза, что смогу выиграть это дело, — говорит Том. — Вопрос теперь в том, дадите ли вы мне это сделать?

* * *

Моя голова гудит, когда я прихожу домой после работы. После обеда я только и могу, что думать о Долохове. Я видела его изображения в Ежедневном пророке, когда они каждый год вспоминают события отгремевшей войны. Он на них был таким уродливым и пугающим человеком с бледным лицом. Одной мысли о нем достаточно, чтобы меня начало тошнить. И как бы я не ненавидела Дэйзи, я не могу не жалеть ее. Не думаю, что смогла бы жить, если бы у меня был отец, совершивший так много зла. Но опять же, я привыкла к мысли о том, что являюсь дочерью национального героя, и, возможно, это делает меня слишком самовлюбленной.

— Мам, как ты произносишь «лаять»? Я хочу написать, что моя собака Олли любит лаять, — спрашивает Эйдан с пола гостиной, где он выполняет свою домашнюю работу. Я миллион раз просила его делать ее за столом на кухне, но с него, как с гуся вода. Он устраивается на полу из-за того, что так ему удобнее одной рукой поглаживать Олли. И у меня нет сил спорить с ним.

— «Л»-«А»-«Я»-«Т» и мягкий знак, — медленно произношу я, следя за тем, как он записывает за мной. Брайан сказал мне, что я должна следить за ним, когда он пишет, на тот случай, если он вдруг ошибется. — Чертовски верное утверждение. Наша Олли любит лаять. Вчера она не давала мне спать ночью.

На самом деле, она не шумная. Просто я услышала ее поскуливание, ведь ей надо было на улицу, поэтому и вывела ее. Все равно ведь не спала. Если честно, в последние дни я и так практически не сплю.

— Папа говорит, что он слышит ее лай, когда мы остаемся в его квартире. Я не слышу ее, думаю, вы врете, — говорит Эйдан, махая ногами, пока пишет. Похоже, со сном у Скорпиуса в эти дни тоже не все в порядке.

— Врать плохо, — напоминаю я ему. О, какие же мы лицемерные родители.

— Салли сегодня наказали в школе за вранье, — говорит Эйдан. — Она сказала, что съела свой обед, но потом учитель нашел у нее под стулом бутерброды. А еще она сказала, что сделает всю домашнюю работу…

— Сделала, — поправляю я, — не сделает.

Я словно моя мама. Думаю, у меня даже волосы становятся более курчавыми, когда я произношу нравоучения таким истинно грейнджерским тоном.

— Она сказала, что сделала домашнее задание, но потом, когда учитель проверил его, оказалось, что нет.

— Глупая девочка, — говорю я ему, — домашняя работа очень важна.

Хотя вряд ли их домашнюю работу можно назвать таковой. Ведь все их задания на сегодня — это посчитать три примера на сумму чисел и написать четыре предложения о своем домашнем любимце.

— Учитель написал записку маме Салли

Господи, выслушивать сплетни пятилеток — это так скучно.

Аппарация Дом обрывает рассказывающего о своем дне Эйдана. У этой девушки отсутствует любое представление о хороших манерах, что меня всегда удивляло, ведь родители у нее достаточно строгие.

— Привет, Блонди, — приветствует Дом Эйдана, который показывает ей в ответ язык. — Роза, тебе бы не помешало привить этому парню хороших манер.

— Эйдан, будь вежливым, — предупреждаю я его.

— Привет, Дом, — уныло приветствует ее Эйдан. Олли вьется вокруг Дом, обнюхивая ее со всех сторон, пока Эйдан не забирает ее к себе в комнату, чтобы я могла поговорить с Дом наедине. Честно, я думала никому не рассказывать о том, что сообщил мне Том, но просто не могу держать это в себе. И я знаю, что Дом никому не скажет, если попрошу ее об этом. А вдобавок ко всему, мне нужно хоть с кем-то посоветоваться. Может ли наследственность Дэйзи сыграть какую-либо роль в воспитании Эйдана?

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — начинаю я.

— Хорошо, но прежде чем ты расскажешь, мне тоже надо с тобой кое-чем поделиться, — прерывает меня Дом. — В пятницу вечером между Перси и твоей мамой будут дебаты. По словам бабушки Молли, никто из семьи не должен занимать ничью сторону. Это, видимо, из-за того, что все и так на стороне твоей мамы.

— Хм… а разве ты не могла мне рассказать об этом по телефону? — спрашиваю я, удивляясь, почему мама мне не сказала о предстоящих дебатах. Она, вероятно, была слишком занята своей предвыборной кампанией. Интересно, папа там еще жив?

— Наверное, могла бы, но как бы мы тогда их съели? — улыбаясь, достает она коробку конфет из сумки. Как же я ненавижу, что она остается такой стройной, не смотря на те тонны шоколада, которые нашли пристанище в ее прожорливом организме. — Это Брайан мне подарил.

Мы уничтожаем шоколад, пока я рассказываю ей о том, что узнала от своего адвоката, и прошу держать все в секрете. Она выглядит слишком шокированной, когда я заканчиваю рассказывать, гораздо более шокированной, чем я думала. Обычно, это я раздуваю из мухи слона…

— Дочь Долохова? — восклицает Дом. — Я всегда знала, что с ней что-то не так. Интересно, Скорпиус в курсе? Мы просто не можем дать этой женщине находиться рядом с твоим сыном!

— Ну, я не знаю, известно ли об этом Скорпиусу… и не похоже, что она вообще когда-либо знала своего отца. Ты же понимаешь, это не ее вина… мы же не можем выбирать родителей…

— Роза, — поднимает руку Дом, обрывая меня. — Ты же сейчас это не серьезно. Как ты можешь защищать ее? Она дочь Пожирателя смерти!

— Да, а Скорпиус — сын одного из них, — напоминаю я.

— И я всегда буду с осторожностью к нему относиться, — вызывающе говорит Дом, напоминая сейчас моего отца. — Не могу поверить, что ты даже не собираешься использовать это в суде. Это же лишний раз доказывает, что ты совершенно ничего не знаешь о Дэйзи, Диане или как ее там, черт возьми, будут звать на этой неделе! — она с усилием переводит дыхание. — Роза, прости, но это слишком важно.

— Почему это важно? Это ведь не она совершила все те убийства…

— Что ты вообще о ней знаешь?

— Я хочу ее ненавидеть, Дом. Но мне нужна веская причина. А я не уверена, что эта причина такая.

Дом выглядит такой злой, что это меня пугает. Она слишком непоследовательна. Или это я? Я понятия не имею, какой должна быть нормальная реакция. Ладно бы, если бы Дэйзи воспитал Долохов, и она проявила наклонности садистки, а не просто стервы, то, возможно бы, я могла признать правоту Дом.

— Ее отец — причина, по которой Ремус Люпин мертв, — твердо говорит Дом. И у меня такое чувство, словно только что мне отвесили хорошего пинка. — Как думаешь, Тедди будет таким же понимающим, как и ты? А как к этому отнесется бабушка Молли? Или дядя Гарри? Или твои родители?

— Я ненавижу ее отца, — говорю я Дом. — Так же, как я ненавижу отца Драко Малфоя. И как ненавижу всех остальных Пожирателей смерти. Но, повторюсь, мы не выбираем родителей…

— Перестань уже быть такой правильной! — кричит Дом. — Просто прекрати! Долохов причинил нашей семье столько боли, и ты это знаешь! И если ты не имеешь ничего против его семьи, значит, ты против нашей.

Она уходит после этих слов. А я чувствую, что на меня только что вылили целую прорву грязи. Я не предательница, но я знаю, что обвинять Дэйзи в том, в чем она не виновата — неправильно. Если бы у меня была хоть тень сомнения, что она разделяет взгляды своего отца, я бы согласилась с Дом. Но, может быть, она такая же, как Скорпиус, которой просто не повезло родиться в семье с плохой репутацией и которая вынуждена жить с этим. Мама всегда учила меня, что мы не должны судить людей за поступки их семьи, а только за их собственные. Папа же всегда учил меня, что все Малфои — мерзавцы.

Не удивительно, что у меня такая каша в суждениях.

* * *

В пятницу мы все отправляемся в министерство магии, чтобы посмотреть на дебаты мамы и дяди Перси. Здесь собрались самые влиятельные фигуры волшебного сообщества — бывшие министры, чиновники департаментов, верхушка Аврората (конечно же, во главе с дядей Гарри), директор Хогвартса профессор Флитвик и другие профессора, главный целитель Уортон из Мунго, члены Визенгамота. А еще просто прорва репортеров, расположившихся прямо перед сценой, на которой установлены две трибуны с инициалами «Г.У.» и «П.У.».

Следуя указаниям бабушки Молли, сегодня здесь присутствует вся семья. Я впервые вижу Ала и Дженни после того, как они вернулись из медового месяца: Ал машет мне, а Дженни сидит на расстоянии двух рядов и упорно делает вид, что не заметила меня. Как же это мелочно. Мы с Хью сидим на первом ряду около отца, прямо напротив нас расположились Одри, Молли и Люси. Люси вежливо машет нам — слава Богу, хоть кто-то в их семье оказался настоящим Уизли, а то я уже начала волноваться. Большая часть семьи расположилась позади нас, показывая, что они определенно заняли сторону мамы. Однако бабушка Молли ничего на это не говорит, беседуя с мамой и дядей Перси перед началом дебатов.

Через проход я замечаю семейство Скамандеров, и тетя Луна улыбается мне немного мечтательной улыбкой, когда случайно замечает мой взгляд. А вот за ними сидит семейство, которого я, если честно, совсем не ожидала здесь увидеть, — Малфои. Драко, Астория, Скорпиус и Дэйзи сидят рядышком. Интересно, за кого они проголосуют. Я всегда думала, что дядю Перси они ненавидят практически так же сильно, как и маму.

— Там папа и Дэйзи! Я могу поздороваться с ними? — взволновано спрашивает меня Эйдан, тоже заметив их. — И бабушка с дедушкой Драко тоже здесь!

— Мы сможем с ними поздороваться, когда твоя бабушка выступит, хорошо? — говорю я ему. Я почти чувствую, как Дом испепеляет меня взглядом, но я знаю, что она никому ничего не рассказала о происхождении Дэйзи. К счастью, Дом держит свое слово с твердостью достойной настоящей гриффиндорки.

Временно исполняющий обязанности министра магии Тимоти Рассел встает, чтобы представить обоих кандидатов перед дебатами. Он выглядит гораздо более изнуренным, чем раньше. Могу только представить, насколько напряженной должна была быть его работа… и насколько уставшей будет мама, если она выиграет.

— Дамы и господа, — начинает Рассел, — хочу поблагодарить вас всех за то, что сегодня вы пришли на дебаты кандидатов в министры на выборах 2028 года. Кандидатами, выдвинувшими свои кандидатуры, как вам хорошо известно, являются миссис Гермиона Уизли, глава Департамента магического правопорядка, — он делает паузу, пережидая аплодисменты, — и мистер Перси Уизли, старший помощник министра, — аплодисменты раздаются в зале. Молли выглядит весьма самодовольной. И мне очень хочется ударить ее.

Мама выступает первой. Я слышала ее речь раз пять не меньше — сегодня шестой раз. Она тренировалась всю неделю, перечисляя свои обещания в области реформ, мечты о светлом будущем для домашних эльфов и гоблинов. Если честно, все это звучит полной ахинеей, но людям она нравится, и они готовы поддержать ее начинания. Меня беспокоит зацикленность мамы на правах домашних эльфов. Я практически уверена, что единственная причина, по которой я появилась на свет — это то, что когда-то папа предложил маме помочь в ее борьбе за права домашних эльфов, а она уцепилась в этот шанс всеми руками и ногами, и, как итог, вышла за него замуж и родила ему детей. У меня не было ни малейшего шанса, учитывая обстоятельства, в которых я выросла.

Когда речь мамы подходит к концу, зал взрывается овациями, мы все болеем за нее, но бабушка Молли с таким же энтузиазмом приветствует дядю Перси, когда он берет слово. Полагаю, таким образом она хочет показать, что не отдает предпочтение кому-то конкретному. Тем не менее, папа выглядит недовольным, словно она уже предпочла Перси, а не его. Похоже, соперничество между братьями и сестрами никогда не исчезает бесследно.

— Дамы и господа, мой достойнейший оппонент дал вам действительно исключительные обещания. Исключительные и, к сожалению, невыполнимые.

Я перевожу взгляд на Одри, наблюдая, как она произносит слова одновременно с дядей Перси, словно он рок-звезда, а она — его поклонница. И это выглядит отвратительно.

— Освободить всех домашних эльфов — значит, лишить пожилую женщину ее единственного друга, инвалида — помощника, который будет о нем заботиться, прикованного к постели — того, кто будет готовить ему еду. Домашние эльфы хотят служить ведьмам и волшебникам, это заложено в них самой природой. Когда домовики станут свободными, куда они пойдут? Работать на кухню Хогвартса, где они будут получать заработную плату, которая заставит их ощущать себя никчемными? Они ощущают величайшую гордость, служа волшебному сообществу! То, что предлагает Гермиона Уизли подло и бессердечно. Если вам не безразлична судьба домовых эльфов, дамы и господа, то вы проголосуете за меня 19 июля!

Мама выглядит так, словно готова убивать.

В течение следующих пятнадцати минут Перси размышляет о бюджете и снабжении Хогвартса котлами, чтобы ученики не покупали их перед началом учебы. Когда он заканчивает, никто из семьи, кроме бабушки и дедушки, не аплодирует ему. Смехотворно, но, похоже, всю речь целиком ему написала Одри. Дядя Перси очень умный человек, и я не понимаю, почему он позволяет этой старой кошелке помыкать собой. И, честно говоря, когда он подходит к маме и пожимает ей руку после дебатов, мне кажется, что в этот момент он вовсе не искренен.

Он все еще играет на публику.

Эйдан тащит меня к Малфоям, как только все начинают вставать и расходиться по группам, чтобы обсудить программы кандидатов. Когда мы приближаемся к ним, я смотрю на Дэйзи совершенно по-новому. Теперь, когда я смотрю на нее, я вижу только Антонина Долохова. У нее его глаза. Хотя ее глаза намного теплее, чем глаза Долохова на снимках в Ежедневном пророке, — но, полагаю, когда-то и у него они тоже были теплыми. Возможно, она еще не стала жестокой, потому что просто не доросла до этого. В конце концов, ей только немногим больше тридцати. Возможно, Скорпиус тоже изменится со временем, станет настоящим Малфоем, как и Эйдан. Может быть, зло — это то, что передается от отца к сыну или дочери, и мы бессильны остановить этот процесс.

В конце концов, Скорпиус, как мне кажется, с каждым днем становится все более жестоким и злым. И как же я скучаю по тому человеку, которым, как мне казалось, он когда-то был.

Эйдан обнимает каждого из Малфоев по очереди. Астория, мать Скорпиуса, единственная из их семейки, к которой я по-настоящему тепло отношусь.

— Твоя мать была просто удивительная, Роза, и я на самом деле разделяю ее взгляды, — вежливо говорит мне Астория. Эйдан рассказывает явно чувствующему себя не в своей тарелке Драко Малфою, как нашел пару кнатов на полу. — Конечно, и у твоего дяди было несколько хороших аргументов…

— Мой дядя тот еще дурак, — говорю я ей, — не волнуйтесь, вам не обязательно стараться найти в его речи что-то хорошее.

— Да я и не планировал этого, — бормочет себе под нос Драко, на что Астория только закатывает глаза. Она продолжает еще что-то говорить мне, но я перестаю ее слушать. Я просто наблюдаю за Дэйзи, пытаясь найти хоть какие-то признаки, что она такая же ужасная, как и ее отец. Но их просто нет. Она смеется над тем, что ей только что сказала Рокси, держась за руку Скорпиуса, словно пытаясь доказать всему миру, что он действительно ее муж, а не просто знакомый. Это поступок навязчивой жены, а не злобной Пожирательницы.

Каким-то образом, пока люди переходят от группы к группе, я оказываюсь наедине с Драко Малфоем, и мне совершенно нечего сказать ему. Почему-то мне всегда хочется саркастически хмыкать и язвить, когда он рядом, просто из желания его позлить. Это словно хобби.

— Здравствуй, Роза, хорошо выглядишь, — говорит он, даже не глядя на меня.

— Вы заигрываете со мной, мистер Малфой? — спрашиваю я, и он умолкает, сердито прожигая меня взглядом и заливаясь румянцем.

— Да как ты смеешь….

— Не стоит так волноваться, я всего лишь пошутила, — говорю я ему, — ну, вы же знаете, шутки… это такие высказывание, которые должны вызывать смех… вы, вероятно, даже не слышали о таком, это нечто совершенно новое…

— Знаешь, мне кажется, что новая жена Скорпиуса мне все же гораздо больше по душе, — сухо говорит он, — даже если ей сорок семь.

— Тридцать три, — поправляю я, — и, думаю, я приму ваши слова, как комплимент. Мне бы правда не хотелось, чтобы кто-то посчитал нас с вами друзьями. Иначе, вы бы стали приглашать меня на охоту на щенят или бокал бренди.

Прежде чем Драко успевает ответить, я чувствую прикосновение к своей руке и знаю, кто это, еще до того, как начинаю оборачиваться. Я бы узнала его прикосновение где угодно.

— Роза, можно тебя на слово? — тихо спрашивает Скорпиус. Я киваю и иду за ним в укромный уголок, чтобы нас никто не услышал. Могу предположить, что он хочет поговорить о приближающемся слушании. — Мой адвокат сегодня утром связался со мной. Назначена дата заседания.

— Да? Ничего не слышала об этом, — отвечаю я. С другой стороны, я ведь целенаправленно игнорировала звонки Тома на тот случай, если он собрался подтвердить, что Дэйзи и в самом деле унаследовала от отца замашки серийного убийцы.

— Ну… слушание будет 19 апреля, — мое сердце замирает. Это так предсказуемо. — Прости, я пытался перенести дату, но это единственный свободный день на предстоящие семь месяцев. Они собирают эти заседания каждый месяц, но свободный день в ближайшее время только на это число.

— Верно.

— Я не выбирал его, — говорит он мне. На его лице искреннее сожаление. Что ж, полагаю, это и хорошо. — Я надеюсь, что мы придем к консенсусу, хотя… это вовсе не значит, что из-за этого слушания кто-то выиграет или проиграет.

— Тебе легко говорить. Если ты выиграешь, ты получишь его на четыре дня, включая выходные, — шиплю я. — Вряд ли это так уж и справедливо.