Черный Принц (джен)

Лорд протянул руки и выхватил у Беллатрисы кричащего младенца, нимало не заботясь о том, что пачкает ладони кровью.

— Свершилось... — почти прошептал он, жадно рассматривая маленькое тельце.

— Его надо обмыть, мой лорд... — попытался отвлечь его я, но Волдеморт посмотрел сквозь меня совершенно безумными глазами.

— Нельзя медлить. Час настал.

Схватив с постели окровавленное полотенце, он наспех укутал ребенка, повернулся к Лестрейднжам и коротко бросил:

— Немедленно в Ритуальный зал.

Когда они были уже у самых дверей, он повернулся ко мне и приказал:

— Останешься с ней. Она еще может пригодиться. Если выживет...

И, не сказав больше ни слова, выскочил в коридор.

Когда мы остались наедине, я наконец решился посмотреть в лицо Аоле. Мерлин помоги, ее страшная жертва оказалась напрасной. Ребенок все равно погибнет на алтаре, я ничего не смог сделать для него. Быть может, еще не поздно спасти хотя бы эльфийку? Я бросил взгляд на стену и застонал от отчаянья. Арка медленно исчезала. Ее контур был еще виден, но искрящаяся метель уже исчезла за плотной завесой мрака. Минута, и передо мной была просто стена.

— Северус...

Шепот Аолы вывел меня из ступора, и я склонился над ней:

— Помоги, пить...

— Да, милая, да.

Я схватил со стола чашку с водой и поднес к ее губам. Она жадно выпила все до капли и посмотрела мне в глаза. Я же не знал, что сказать ей в утешение. Ком стоял в моем горле, а к глазам подступала предательская влага.

— Как много вы взяли от людей... — очень тихо, в каком-то полубреду прошептала она. Я склонился еще ниже, пытаясь понять, что она пытается мне сказать. Эльфийка подняла руку и вдруг мягко провела по моей щеке, стирая слезу.

— Все хорошо, Северус. Все хорошо...

Нет, она точно бредила. И я не стал разрушать ее иллюзии, возможно, это были последние минуты ее жизни, ей незачем умирать в отчаянии. Милосердное забытье лучше для несчастной. Вдруг она тихо застонала, прервав мои горестные размышления. Я взял ее за руку:

— Чем мне помочь тебе, только скажи...

— Сейчас, сейчас...

Легкая судорога прошла по всему ее телу, она напряглась как струна, прикусила губу и тут же расслабилась, слабая улыбка осветила ее бледное лицо. В ту же секунду раздался первый крик новорожденного младенца. Не веря своим ушам, я дрожащими руками приподнял подол ее сорочки и остолбенел: меж ног Аолы лежал ребенок. Девочка.

— Надо перерезать пуповину... — слабо прошептала роженица. Да уж, акушер из меня получился первого класса!

Схватив брошенный Беллатрисой нож, я осторожно отрезал пуповину и взял младенца на руки. В отличие от брата, ее кожа была почему-то абсолютно чистой, а белоснежные волосы — практически сухими.

— Дай мне ее, пожалуйста!

Я осторожно положил девочку на грудь Аолы. Эльфийка нежно вглядывалась в маленькое личико и улыбалась.

— Азарика. Моя Азарика. Девочка моя. Какое счастье...

Прижавшись губами к белокурым волосам ребенка, она на минуту прикрыла глаза и затихла. Затем вздохнула, с трудом подняла слабеющими руками девочку и протянула ее мне.

— Возьми ее и исполни, что обещал.

Я принял этот драгоценный дар, осторожно завернул в мягкое покрывало, сорванное с кресла, накинул на плечи плащ и обернулся к Аоле:

— Но как же я оставлю тебя...

Уйти, бросив ее умирать, пусть даже спасая при этом ребенка, казалось мне преступлением. Но она лишь покачала головой:

— Мой час настал. Поспеши. Через пару минут здесь ничего не останется. Спасибо тебе. Я знаю, ты будешь вознагражден за свою доброту.

Повинуясь порыву, я прижался губами к тонкому запястью Аолы, а она мягко поцеловала меня в лоб.

— Да хранит тебя Великая Праматерь, милый братик.

Ее голос становился все тише и тише, под конец она чуть слышно шептала:

— Ступай. Спрячь ее. Я укрыла ее своей силой, три года она будет в безопасности, на большее меня не хватило... Прощай.

Она откинулась на подушку, закрыла глаза и как будто окаменела. Из ее полуоткрытых губ тонкой ниточкой потекла кровь. Все было кончено. Спрятав ребенка под плащом, я бросился к двери. Уже на пороге в последний раз окинул янтарную комнату взглядом. Как раз вовремя: в тот же миг из тела мертвой эльфийки вырвалось пламя. Очень быстро, я и глазом не успел моргнуть, оно захватило всю комнату. И было таким жарким, что янтарь стал ручьями стекать по стенам превращаясь в первозданную смолу. Я быстро закрыл дверь и стал выбираться наружу. От всего сердца надеясь, что хозяева этого звериного логова еще заняты своим кровавым делом и не смогут мне помешать спасти последнее, что осталось от Снежного эльфа, так неудачно посетившего этот мир после столетий отсутствия.

Мне оставалось лишь добавить, как я подбросил Азарику на пороге случайно найденного приюта. И о визите ее бабушки в Азкабан.

Когда я закончил свой рассказ, то с удивлением обнаружил, что уже начинало светать. Небо на востоке посветлело, а яркие августовские звезды начинали меркнуть. Было, наверное, около четырех часов утра. За всю эту ночь отец не проронил ни слова, хотя мой рассказ нельзя было назвать связным. Я часто путался и надолго замолкал, собираясь с мыслями. Он же продолжал терпеливо ждать конца моей страшной истории. По его лицу трудно было судить о впечатлении, которое я произвел своим откровением. Поэтому, добравшись до финала, я с некоторым трепетом ожидал его первых слов.

— У Ледяных эльфов никогда не рождаются двойни. Это физиологически невозможно, — неожиданно проговорил отец и посмотрел на меня. Честно говоря, я ожидал от него любых вопросов, но никак не обсуждения физиологии Ледяных эльфов. Его познания в этой области удивили меня. Хотя вместе с тем это внушало определенную надежду. Дело в том, что я и по прошествии этого времени не все понимал в событиях, свидетелям которых мне пришлось быть. Хотя и перерыл гору книг в надежде найти хоть какую-то информацию о народе Аолы. К сожалению, ничего конкретного, кроме общих сведений, я так и не узнал. И вдруг такое наблюдение из уст лорда Эварда. Окрыленный надеждой найти разгадку тайны, столько лет терзавшей меня, я перешел к самой загадочной части рассказа:

— Подбросив Азарику в приют, я вернулся в особняк Лестрейджей. Но он оказался пуст. Ни Лорда, ни хозяев. Выхода не было, мое отсутствие и так затянулось, и списать его на банальный страх после пожара в янтарной комнате было проблематично. И я аппарировал в ставку Лорда, мэнор рода Гонт, оставшийся ему после смерти деда. Разумеется, особо теплого приема я для себя не ожидал и решил придерживаться версии спонтанной аппарации от ужаса перед Адским огнем. Магический след от нее выявить было бы невозможно, пламя бушевало будь здоров. Так что эту версию нельзя было опровергнуть. То, что я буду наказан за трусость и нарушение приказа, я даже не сомневался, но надеялся на хорошее настроение Лорда после проведения долгожданного ритуала.

Но, едва войдя в особняк, я почувствовал неладное. Никого из приближенных не было видно, хотя обычно в это время, а прибыл я около восьми утра, уже кто-то обязательно слонялся по коридорам в ожидании аудиенции. Сегодня же как будто все вымерло. Войдя в гостиную, я наткнулся на лежащую на диване Беллатрису. Ее всю трясло, и я сразу распознал последствие Круциатуса. Движимый более любопытством, чем жалостью — трудно было испытывать теплые чувства к женщине, хладнокровно отдавшей всего несколько часов назад новорожденного на смерть, — я подошел к ней. Она практически ничего не соображала, ее руки и ноги сводила судорога, дыхание было хриплым. Поколебавшись, я извлек Зеленое зелье из кармана — единственное зелье, способное хоть как-то уменьшить последствия Непростительного, — нажал пальцами ей на скулы, чтобы заставить расцепить зубы, и вылил содержимое флакона ей в рот. Через пару минут ей полегчало. Она даже попыталась встать, но я удержал, не хотелось поднимать ее потом с пола. Через пару минут она заговорила:

— Это все проклятая эльфийка и ее червивый плод...

Я недоуменно посмотрел на Беллу. А она лихорадочно продолжала, как будто старалась вылить весь пережитый ужас на кого-то еще:

— Мы принесли его в Ритуальный зал. Все давно было готово. Мы все сделали так, как нам приказал Повелитель. Никаких ошибок не было! Он же сам все проверил...

Она застонала, перевела дыхание и продолжила:

— Мерзкий выродок не прекращал вопить, пока мы не положили его на камень. Все было давно готово, оставалось дождаться нужного часа. В тот момент, когда созвездие Орион достигло своего зенита, мы начали ритуал. Повелитель читал древние катрены, и с каждой минутой я чувствовала, как огромная сила наполняет зал. Магия была такой мощной, что мне трудно было дышать. Этот эльфийский выродок лежал в своей тряпке и слабо шевелился, я видела это краем глаза, хотя и не обращала на него особого внимания, было не до того. Ты не представляешь, как прекрасен был наш Повелитель, когда магия цветной спиралью стала закручиваться у него над головой!

Глаза Беллатрисы увлажнились от слез восторга, а я с трудом удержался от желания напомнить ей, кто именно довел ее до такого состояния. Просто от досады на неудавшийся обряд. Если бы Лорд хоть на секунду подумал, что в срыве его грандиозных планов виноваты Белла или ее супруг, они были бы уже мертвы. Но влюбленной идиотке было, по-моему, все равно. Она продолжала захлебываться от восторга:

— Я не могла отвести от него глаз. Он читал очень долго, его звучный голос даже слегка охрип, но он стойко держался. Я видела, как темная магия повинуется каждому его движению, как искры мощи срываются с его пальцев. Это было так прекрасно! Наконец ритуальный круг вокруг нас вспыхнул, и Повелитель подошел к алтарю. Время жертвы пришло! Он откинул покрывало с этого проклятого ублюдка и занес руку с ритуальным кинжалом. Потом... Я ничего не поняла... Повелитель вдруг уронил кинжал и отшатнулся. Вместо ребенка на алтаре лежал непонятный сгусток мяса с кровью. Я не знаю, как это произошло!

Под конец она почти визжала, ее опять затрясло. Я насильно влил ей снотворное, и она наконец забылась тревожным сном. Я же сел у нее в ногах, чтобы все обдумать.

Честно говоря, никаких дельных мыслей по этому поводу у меня не появилось. Единственное мое предположение тогда, да и теперь: Аола каким то образом сумела забрать с собой сына. То есть он умер, конечно, но не от ритуального ножа. Она упоминала, что это губительно для хрупкой души новорожденного, вот и забрала его с собой. Не смогла спасти жизнь, но хотя бы забрала с собой за грань. Ничего более правдоподобного мне больше не приходило в голову.

— Нет.

Лорд Эвард прервал мои разглагольствования впервые за все это время. Я с удивлением и некоторой надеждой посмотрел на него. Все-таки эта тайна, повторюсь, терзала меня уже ни один год. Ну не могла Аола выглядеть такой счастливой, когда обнимала Азарику, если знала, что ее сын сейчас умирает на холодном камне! Ее поведение перед смертью напрочь сметало построенную мной теорию. Так что, если бы отец выдвинул другую версию, более правдоподобную, я был бы искренне ему благодарен. Терзаемый любопытством, я осторожно переспросил:

— Что ты хочешь этим сказать? Ребенок остался жив?! Но Белла четко видела то, что осталось от его тела. А Лорд был в такой ярости, что чуть не запытал до смерти и ее, и ее мужа. Да и мне, честно говоря, досталось, хотя и гораздо меньше, он уже успел остыть. У меня нет оснований не верить свидетелям.

— Не было никакого ребенка, — просто ответил лорд Эвард. А я от удивления не знал, что сказать. Он что, издевается?! Как это не было?!

— Не смотри на меня так! У Ледяных эльфов не может родиться двойня. Очень редко рождаются близнецы, но они, как ты знаешь, всегда одного пола и похожи как две капли воды. Ты же сказал, что первым родился мальчик, а уже затем — Азарика. Это невозможно!

— Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?! Я же все видел собственными глазами!

— Ты видел окровавленного ребенка, которого эльфийка рожала несколько часов. Правильно?

— Да.

— Насколько мне известно, эльфы рожают почти безболезненно. И разумеется, бескровно. Я было подумал, что она рожала в муках из-за того, что ребенок полукровка, плод преступления перед магией, но твое описание появления на свет Азарики опровергло это предположение. Она-то как раз родилась, как все маленькие сиды: бескровно и почти безболезненно. Ведь так?

Я только кивнул. К чему он клонит, оставалось для меня полной загадкой.

— Так вот, как мне кажется, все происходило так: Аола знала, что не сможет уйти с ребенком через портал. После встречи с Алозарой ты сам убедился, что девочку не оставили бы в живых. Причину их стойкого неприятия полукровных детей я объясню тебе как нибудь потом. Так вот, у нее был только один выход, чтобы спасти ребенка — пожертвовать собой. Тем более, она увидела тебя. Это придало ей уверенность — все получится. Но было одно очень серьезное, почти непреодолимое препятствие: никакое ментальное воздействие не заставит и Лорда, и Лестрейнджей оставить тебя наедине с ребенком даже на минуту. А уж после явного похищения тебе и вовсе было не выжить. Твоя смерть, поверь мне, вовсе не входила в планы Аолы. Вот она и решилась наложить Заклятие Отторжения на саму себя.

Лорд Эвард на секунду прикрыл глаза и потер виски:

— Ты не представляешь, как это страшно. Какие ужасные муки. Я преклоняюсь перед ее мужеством. Это по силам только любящей матери, готовой на все ради спасения дочери.

Он замолчал. А я едва удержался, чтобы не схватить его и основательно не потрясти. Я ничего не понимал!

— Какое Заклятие Отторжения? Что это вообще такое?!

— Как тебе объяснить? Чтобы Лорд ушел, нужен был ребенок, ничто другое не могло отвлечь его внимание, правильно? Создать ребенка из ничего, да еще и так, чтобы такой сильный маг не усомнился ни на минуту — невозможно. Кроме того, было необходимо, чтобы младенец считался его живым еще какое-то время. И Аола нашла выход: наложила на себя Заклятие Отторжения. Под его действием отделяются внутренние органы человека, все или какой-то конкретный. Очень медленно, очень болезненно. Это действительно напоминает схватки. По сути, грубо говоря, она родила собственную печень, отторгнув ее из себя. Именно поэтому агония длилась так долго, а " ребенок" был весь в крови. Печень, живая плоть, средоточие человеческих эмоций, как верили наши предки; чтобы придать ей облик мальчика — а Лорду был предпочтительнее ребенок мужского пола, — понадобилась колоссальная мощь. Но Аола не зря берегла силы до последнего часа. И все случилось так, как она задумала: Волдеморт забрал гомункула — а это был именно он, хотя и не совсем обычный — и оставил тебя с умирающей, дав возможность забрать настоящего ребенка, то есть Азарику. То, каких мук это стоило самой Аоле, не хочу даже представлять, но она с честью все пережила. Бедная девочка.

Я замер, пораженный до глубины души. Она родила собственную печень?! Как? Как такое возможно?

— Ты уверен?..

— Насколько может быть уверен человек, не присутствовавший там лично, да. Но если ты сомневаешься, мы можем слить твои воспоминания в Думосбор. Возможно, разумнее было бы поступить так с самого начала. Но мне показалось, что тебе надо выговориться, а не переживать все второй раз. По всем симптомам, описанным тобой, это было именно Заклятие Отторжения. Страшная вещь. Разумеется, воочию я с ним никогда не сталкивался, только читал о нем в Хрониках. Обычно его, конечно, испытывали не на себе, ты описал, наверное, первый случай в истории, когда оно послужило для благих целей, своего рода — парадокс. Ведь это Истинная темная магия, во всей своей ужасающей форме. Требующая больших энергетических затрат. Что, по-моему, служит защитой целостности этого мира; к счастью, не много найдется магов, способных наложить его. К тому же нужно действительно сильно ненавидеть врага, чтобы пожелать ему такой смерти. Медленной, мучительной и совершенно неотвратимой. Именно поэтому уже более тысячи лет его не используют и помнят о нем лишь немногие. И слава богу, если честно.

Кстати, то, что перед концом Аола вызвала Посмертный огонь, лишний раз указывает на то, что она не хотела, чтобы вскрывали ее тело. А Волдеморт, разумеется, не предал бы ее земле, не забрав все мало-мальски пригодное для ингредиентов на зелья. И давать такому знатоку черной магии пищу для размышлений наверняка не входило в ее планы.

Я сидел как громом пораженный, изо всех сил пытаясь собрать свои мысли воедино. Ничего не получалось. От осознания, что довелось испытать Аоле прямо у меня на глазах, слегка мутило. А я просто смотрел на это. Просто смотрел, считая происходящее обычными родами! Немыслимо! Страшно...

Вдруг отец встал с кресла, подошел ко мне вплотную и коснулся пальцами моих висков. Я удивленно поднял голову.

— С тебя достаточно размышлений и переживаний на сегодня. Слишком много горя и боли ты пережил, Северус. Тебе надо отдохнуть, — твердо произнес он глядя мне прямо в глаза сверху вниз. — Отпусти свое прошлое. Очисти сознание. Доверься мне, я помогу.

И я опустил ментальные щиты. Сразу же после его слов. Без раздумий. Сделал то, что не позволял себе никогда, сколько себя помню. Просто открыл свой разум, полностью доверившись человеку, смотревшему мне прямо в душу. Черная воронка глаз лорда Эварда закружила меня, и я с благодарностью отдался на милость теплым волнам его магии. Все вокруг поплыло, проблемы, так волновавшие всего секунду назад, относило от меня течением все дальше и дальше, мне становилось легко и спокойно. Минута, и мир померк. Наверное, я просто отключился.

Я лежал на траве, под деревом. Греясь под лучами теплого солнца, пробивающимися сквозь зеленые ветви. Воздух был наполнен ароматом полевых цветов и пением птиц. Никуда не хотелось идти, просто лежать и чувствовать дыхание ветра. И самое прекрасное — я был не один. Моя голова покоилась на коленях Лили. Она нежно перебирала мои волосы и улыбалась мне. Наверное, так выглядело мое счастье: солнце, теплый ветер и Лили. Больше ничего не надо, просто смотреть в ее зеленые как весенняя трава глаза, любоваться, как солнечные зайчики путаются в золотистых локонах, знать, что она здесь, со мной. Как хорошо. А Лили все перебирала мои волосы, пропуская их между пальцами. Я нежился от ее мягких прикосновений, как кот под рукой хозяйки. Но в минуту, когда я уже был готов заурчать от удовольствия, она неловко дернула прядь у самого виска. Я вздрогнул и проснулся...

О Мерлин, это был только сон! Я застонал от разочарования и открыл глаза.

Оказалось, что я лежу в собственной постели, хотя абсолютно не помнил, как до нее добрался. Должно быть, лорд Эвард как-то перенес меня сюда. Очень надеюсь, что он не тащил меня на руках.

Было позднее утро, ближе к обеду, солнце стояло уже высоко, и его лучи, пробиваясь сквозь неплотно задернутые шторы, усыпали мою постель десятком солнечных зайчиков. Возле меня на подушке сидела Азарика и, от усердия прикусив пухлую губку, что-то вплетала в мои волосы. Теперь понятно, почему сон был так реален! Увидев, что я открыл глаза, она бросила свое занятие и пролепетала:

— Северус, ты проснулся? Я не хотела тебя будить! Честно-честно! Дедушка сказал, что тебе надо поспать...

— Все в прядке, моя маленькая, я выспался.

Я прижал ее к себе, вдохнул ее неповторимый детский запах, так похожий на аромат полевых цветов, и поцеловал розовую щечку. Она вырвалась из рук и проворно взобралась на мой живот, внимательно на меня посмотрела и восхищенно выдохнула:

— Северус, ты такой красивый получился!

А вот это утверждение вызвало во мне смутное беспокойство. Я ощупал свою голову: так и есть, косичка у виска была не одна. Аккуратно ссадив с себя Азарику, я встал и подошел к зеркалу. Да уж, таким красивым я не был, наверное, никогда. И искренне надеюсь, что никогда не буду!

Я стал обладателем, наверное, самой оригинальной прически в Британии. Мои волосы были заплетены в десяток косичек разной толщины, с ленточками, цветочками и даже какой-то брошкой. А над ухом торчало большое перо Синей птицы, которое мы собирались подарить лорду Эварду, но пока не донесли. Дополнял картину яркий макияж, выполненный, наверное, новыми акварельными красками. Фиолетовые брови, бордовые щеки и лиловый нос. До губ она почему-то не дошла. Красавец! Но самый главный сюрприз ждал меня впереди. Когда я попытался снять розовую ленточку с косички у виска, оказалось, что она не вплетена, а просто приклеена к моим волосам.

— Я не умею крепко привязывать, они все время спадали. Роззи показывала, как надо плести пальчиками, но у меня не получилось, — объяснила Азарика, увидев, как я пытаюсь отодрать украшение с головы.

— Чем же ты их прикрепила?

Сцепив зубы, чтобы банально не засмеяться, поинтересовался я.

— Смолой. Там в лесу ее много. Мне ее Лиана принесла. Правда, красиво получилось?

— Божественно, — подтвердил я, оставив попытку оторвать цветок ромашки со своей макушки и направляясь в ванную. Пусть я оказался никудышным воспитателем, но выговаривать ребенку за попытку придать мне привлекательный вид, пусть и несколько экстравагантным способом, я просто не мог. Да и после вчерашних воспоминаний такая мелочь, как смола и перья в волосах и акварель на щеках, не могли вызвать во мне никаких эмоций, кроме смеха. Похоже, отец заблокировал мне часть мозга, ответственный за серьезное отношение к жизни. С него станется! Вот и пускай его после этого в голову! Хотя, что там говорить, он здесь ни при чем: я просто устал и просто хочу счастья. А разве не счастье, проснувшись утром, обнаружить, что твоя любимая, шальная девочка вплела в твои волосы перо Синей птицы? И еще много чего... При помощи смолы... Да, даже счастье у меня не совсем нормальное получается.

Еще раз полюбовавшись своим отражением в зеркале и отдышавшись от нового приступа хохота, я решил, что надо делиться с ближним своим. Особенно хорошим настроением. И отправился на поздний завтрак при всем параде. Шелестя ленточками и роняя лепестки.