Черный Принц (джен)

Сентиментальная старая ханжа. Это самое точное описание моей милой собеседницы.

У несчастного христианского бога жуткие невесты. Или кем там считаются монахини по христианским канонам? Не суть. В общем, добиться чего-либо вразумительного от стаи этих черно-белых кур было дьявольски трудно. Ни адреса магглов, удочеривших Азарику, ни вразумительного ответа, когда это произошло, я не получил. Пользоваться волшебной палочкой для сбора информации я поостерегся. Чем меньше меня смогут отследить по магическому следу, тем лучше. Так что приходилось действовать так же, как обычному магглу. Правда, очень настырному. С огромным трудом мне в конце концов удалось попасть на аудиенцию к самой матери аббатисе, хранительнице этого благотворительного ковчега под названием Слезы Христа.

И вот теперь я битый час выслушивал назидательную речь о падении нравственности в нашей благословенной стране. По моей легенде Азарика — дочь моей бедной заблудшей сестры, ступившей на стезю порока и бросившей девочку на пороге этого приюта. Лишь на смертном одре, две недели назад, грешница якобы призналась мне в своем преступлении. И я обещал ей позаботиться о племяннице. Так что мой долг — найти ребенка или, по крайней мере, убедиться в том, что она получает достойное воспитание.

Напрасно я нагородил эту слезливую белиберду. Теперь расплачивался. Проникнувшись ко мне искренним сочувствием или, что более вероятно, в надежде на щедрое пожертвование от столь ревностного католика, которым я постарался казаться, достойная сестра Мария не переставала сетовать на распущенность молодежи, попустительство родителей и безбожие, царящее в обществе. И да сметут нас скоро четыре всадника Апокалипсиса под звуки ангельской трубы. Аминь.

Наконец она выдохлась, и мне удалось вставить слово:

— Я целиком согласен с вами, матушка. Все это ужасно. Тем более я волнуюсь за судьбу моей бедной племянницы. Если бы она осталась в вашем приюте, у меня не было бы ни малейших сомнений в надежности ее воспитателей. Но поскольку ее здесь нет, мне необходимо знать хотя бы, куда увезли девочку. Это мой долг.

— О разумеется, сын мой, разумеется. Смею вас уверить, вам абсолютно не о чем беспокоиться. Мы очень тщательно отбираем людей, которым отдаем на воспитание наших бедных крошек. Все они честные католики, достойные люди.

— Я вовсе не сомневаюсь в этом, дражайшая матушка! У меня и мыслей не было усомниться в ваших действиях. Но все мы смертны. Могло так случиться, что этих достойных людей настигла смерть или тяжелая болезнь. В чьи руки мог попасть тогда несчастный ребенок? Я не буду знать покоя, пока лично не удостоверюсь в благополучии моей племянницы. Я поклялся у смертного ложа сестры. Помогите мне, во имя милосердия!

Да, я так скоро буду проповеди читать. Спасибо нищему детству, в свое время я изрядно наслушался высокопарного слога достойных дам-благотворительниц, курировавших наш бедный район. Кроме поношенной одежды, они приносили в наш дом душеспасительные беседы, чем изрядно веселили мою ведьму-мать.

Аббатиса смерила меня задумчивым взглядом и со вздохом произнесла:

— Я понимаю ваши опасения. К сожалению, я связана строгим правилом о неразглашении имен приемных родителей. Это необходимо для их спокойствия и для блага усыновленных детей, как вы понимаете. Многие из них не подозревают о не кровном родстве со своими семьями. Мы не имеем права вносить смуту в их неокрепшие души. Однако для вашего спокойствия я могу посмотреть картотеку и ответить на вопрос о состоянии здоровья ее опекунов. Вы знаете точную дату, когда девочка поступила в наш приют?

— Двадцать первое декабря семьдесят девятого года. Точнее, в ночь на двадцать второе.

— Прекрасно, что вы так точны.

Монахиня надела очки и придвинула к себе толстую книгу, все время лежавшую на столе. Если бы я знал, что ответ так близко, точно бы не удержался и заглянул туда сам. Лишнее Обливиэйт не слишком бы отяготило мою совесть. Которой, в общем-то, и не было. Но в маггловском районе подобные проклятия могут привлечь внимание. Так что пришлось набраться терпения, пока монахиня найдет нужную графу.

Внезапно сестра Мария как-то странно вздрогнула и подняла на меня свои бесцветные глаза.

— Скажите мне, мистер Таккер, ваша сестра успела исповедоваться перед смертью? Она приняла Святые дары?

— Разумеется, матушка. Отец Рональд сделал все для успокоения ее души. Но почему вы спрашиваете? Вы меня пугаете!

— Она не упоминала имя отца девочки или какие-нибудь обстоятельства ее рождения?

— Нет. Сказала лишь, что она плод греха и ее отец не подозревает о рождении ребенка. Но почему вы спрашиваете, ради всего святого? Что-то не так с моей племянницей? Она больна?

— О нет, сэр, дело не в этом. Я даже не знаю, как вам сказать, но...

Она внезапно замолчала и с опаской посмотрела на меня.

Слава Мерлину, мене хватило ума прийти под Оборотным. Мой собственный внешний вид вряд ли бы внушил доверие богобоязненной старушке. А так она видела перед собой ничем не примечательного худосочного субъекта, с редкими русыми волосами и блекло-голубыми глазами.

— Вы меня пугаете, матушка! Что с ребенком?

Молчание затягивалось, но затем, видимо, приняв непростое решение, она произнесла:

— Вы еще так молоды, мистер Таккер. Ужасно в столь юном возрасте сталкиваться с такими вещами. Но на все воля Божья. Не перебивайте меня, я расскажу вам о вашей племяннице, да смилуется над ней Господь.

Вы правы, ее нашли на нашем крыльце два с половиной года назад. По виду ей было, наверное, полгода. Это была очаровательная девочка. Просто куколка: синие глазки, розовые губки, очень светлые волнистые волосы. Вот только одна странность — один локон у самого виска был абсолютно черного цвета. Такая вот необычная аномалия, я никогда такого не видела, но не придала тогда значения.

Обычно такие красивые дети недолго остаются у нас. Всегда найдутся желающие удочерить девочку. Так было и в тот раз. Уже через месяц достойная семейная пара попыталась взять ее домой. Но у них ничего не вышло. Просто Промысел Божий: сначала заглох мотор их машины; они вызвали такси, но у него лопнули сразу три колеса. Последней была попытка увести ребенка на обычном троллейбусе, но вы представляете, заискрились провода и он встал на полдня. После всех злоключений они отказались удочерить вашу племянницу и взяли другую малютку, и знаете, их машина тут же завелась, и они благополучно уехали.

Примерно через месяц появились другие желающие. Они жили неподалеку, и с переездом девочки проблем не возникло. Ее просто увезли в коляске. Но в тот же день в их доме стали происходить странные вещи: со всей округи сбегались бродячие коты; стоило открыть окно или форточку, туда сразу же влетали голуби, а через неделю огромная колония бабочек облепила весь дом, и это в начале марта, представляете? Об этом даже писали в газетах. В общем, промучившись около месяца, они вернули девочку. Молодая леди очень плакала тогда, ведь дитя было ни в чем не виновато.

Около года мы не подавали ее документы на удочерение. Девочка подросла, мы называли ее Мэри, хотя первые опекуны и дали ей какое-то странное имя, которое и значилось в документах. Так вот, маленькая Мэри начала ходить, потом бегать. Никаких странностей больше не происходило. Просто милый, развитый ребенок. Хотя и очень молчаливый. Нет, говорить она начала рано и сразу очень правильно, но предпочитала молчать.

— Я не услышал пока ничего ужасного, просто совпадения, — счел возможным вмешаться я. — Просто девочке не повезло.

— Мы тоже тогда так подумали. Я сама решила, что пора найти ей семью. Люди охотнее берут совсем маленьких детей, вы меня понимаете. Почти сразу нашлась подходящая пара, на этот раз солидные люди среднего возраста. Они пришли ко мне в кабинет, а сестра Агата привела Мэри. Обычно сиротки радуются, когда за ними приходят мама и папа, но малютка Мэри, а ей было тогда около двух лет, вдруг подошла ко мне и, глядя прямо в глаза, сказала:

"Я не могу с ними идти. Это не мои мама и папа. Я должна ждать здесь. Он придет за мной".

Дорогой мистер Таккер, я никогда не видела такого взгляда у ребенка, у меня буквально мороз пошел по коже! Я сразу поняла, что в нее вселился злой дух.

Сестра с ужасом перекрестилась, и мне пришлось последовать ее примеру.

— Разумеется, я не послушала ее и сразу отдала в эту семью. Но через месяц ее опять вернули нам. И с тех пор девочка стала совершенно неуправляемой. Она практически не разговаривала и как будто всячески мстила нам за то, что мы ее отдали. Любой несчастный случай, любая неприятность были непременно связаны с ней. Билась посуда, ломались стулья и кресла, газон за одну ночь покрылся крапивой и репейником. У мальчика, попытавшегося дернуть ее за волосы, все лицо покрылось фиолетовыми пятнами. Дети, даже те, что постарше, стали бояться ее. Она могла часами стоять у окна, как будто действительно ждала кого-то, так терпеливо ждала, и это в неполные три года! Всегда была спокойна, никогда не плакала и не смеялась, не боялась, если ее ругали, и никак не реагировала на ласку. Все сестры были уверены, что она одержима дьяволом! И этот ее черный локон, просто печать Сатаны!

Сестра вновь перекрестилась и продолжила:

— Мы предприняли очередную попытку удочерения. Каюсь, на этот раз хотели просто избавиться от маленького монстра. Ее взял к себе отставной полковник. Человек строгих правил. Сторонник сурового воспитания. Он привел ее через три месяца. По его словам, любая попытка как-то повлиять на ребенка кончалась ничем. Она его игнорировала. Он мог запереть ее в комнате и через полчаса найти в саду, при этом окна и двери оставались закрытыми на ключ. Когда он попытался отшлепать непоседу, у него просто отнялась рука. Но последней каплей стал потоп в его доме. Из-под пола стал бить фонтан воды высотою в метр.

Сейчас девочка опять в семье. Я отдала ее месяц назад и с ужасом жду, когда ее вернут назад. Надо было сразу после второго возвращения настоять на вызове экзорциста, но отец Джон запретил. Он считает, что ребенок должен подрасти. Ее душа просто не выдержит вмешательства.

Я не случайно спросила об обстоятельствах смерти вашей сестры и отце девочки. Я надеялась, что это прольет хоть какой-то свет на все эти ужасные случаи. Но коль скоро мать ребенка, слава Богу, ушла в мир иной упокоенной, да и сама девочка приняла таинство крещения, сразу после поступления к нам, без происшествий, я не знаю, что и думать. Не мог же Отец зла поселиться в ее душе в нашем заведении Божьем? Ужасно, что он находит своих слуг среди самых невинных.

Монахиня прижала платок к совершенно сухим глазам. А я печально покивал головой.

— Спасибо вам за правдивый рассказ. Это просто ужасно! Я чувствовал, что мне необходимо отыскать мою племянницу, и оказался прав. Поверьте, я найду способ вырвать ее из лап Гонителя человеческого и вернуть в стадо смиренных овец Божих.

Выслушав ответные причитания заметно повеселевшей сестры Марии, я передал ей конверт с пожертвованием и заручился клятвенными заверениями немедленно уведомить меня, как только моя племянница переступит порог этого дома. Уж в это я поверил сразу; никто не будет держать ее здесь дольше необходимого.

Выйдя из здания приюта, я остановился у памятного вяза и задумался.

Девочку ни в коем случае нельзя оставлять среди магглов. Ее магия просыпается слишком быстро. Гораздо быстрее, чем это обычно бывает у детей даже чистокровных волшебников. Хотя, учитывая ее происхождение, это и не удивительно. Еще год, от силы полтора, и это будет очевидно. Очень скоро Дамблдор — а ничто выходящее за рамки не оставалось без его внимания — заинтересуется необычным ребенком. Ведь нашел он в таком же приюте маленького Тома Реддла. А догадаться об истинной магии девочки при личной встрече ему не составит труда. Остается придумать, как скрыть маленькую сиду-полукровку от зорких глаз директора в подземельях Хогвартса. Практически невозможно, но иного выхода у меня нет. И я найду этот способ. Ведь смог же я невольно запечатать ее след даже от Снежных эльфов! Но нужно решать проблемы по мере их поступления, а значит, надо сначала забрать ребенка.

* * *

Мое условно-досрочное освобождение из Азкабана произошло спустя четыре с половиной месяца после памятного визита Алозары. Почему-то я был практически уверен в грядущем визите Дамблдора. Наш дорогой директор не привык отказываться от своих планов. А на меня у него определенно были свои виды. Первое сражение принесло победу Светлым силам, но война еще не закончилась, я ни на секунду не верил в полную капитуляцию Темного Лорда. А значит, потерять не выявленного шпиона, пусть и со строптивым характером, Альбусу пока не с руки. Вот промариновать его какое-то время в застенках, чтобы спеси поубавилось, а также для приобретения необходимого алиби для стана противника, это как раз в духе Пресветлого интригана. Следовательно, мне оставалось набраться терпения и ждать.

Как оказалось, я был совершенно прав. День уже клонился к вечеру, когда легкий скрип двери оповестил меня о визите посетителя. Я как раз сидел на своем ложе и пытался по памяти восстановить рецепт зелья "Тайная смерть". При появлении в моей скромной обители Великого волшебника полузабытый рецепт как по волшебству полностью восстановился в моей памяти, причем с несколькими вариациями его усовершенствования.

— Северус, мальчик мой.

Да, в приветствиях дорогой учитель совсем не оригинален. Мой желудок скрутило от рвотного спазма, но выучка у Темного Лорда помогла взять себя в руки и даже подняться навстречу гостю.

— Здравствуйте, господин директор.

— Ты прекрасно выглядишь. Признаться, в прошлый визит я опасался за твои здоровье и рассудок.

О да! Прямо весь распереживался и рыдал в подушку по ночам!

— Я пришел в себя, господин директор. Хотя нервный срыв, к сожалению, имел место. Но сейчас все в порядке. Простите, что могу предложить вам лишь этот убогий стул, располагайтесь.

С сомнением оглядев предложенное ему "кресло", директор все же разместил на нем свою достаточно громоздкую тушку. Я сел на кровать и выжидательно посмотрел на него. Пауза явно затягивалась.

— Я давно хотел навестить тебя, Северус, — наконец произнес он. — Увы, это было совсем не просто. Обвинения, выдвинутые против тебя, достаточно серьезны, и я не смог опровергнуть их полностью. Твоя служба Волдеморту неоспорима, и даже мое заявление, что ты добывал для Светлых сил очень ценные сведения, не переубедило большинство судей. Твой приговор оставлен пока без изменений. Десять лет заключения.

— Что ж, в принципе, они правы, — я постарался говорить спокойно. Хотя свой приговор слышал впервые. — Мои преступления привели к гибели многих людей. Я не рассчитываю на снисхождение. Слишком поздно я понял, на чьей стороне сражался. И моя незначительная помощь вам ни в коей мере не умаляет моей вины. Кроме того, я не знаю, как жил бы на свободе после гибели Лили. Ее смерть целиком на моей совести.

— Ты не должен винить себя, мой мальчик.

Дамблдор прямо весь светился от переполнявших его чувств. Еще бы! Я ведь говорил именно то, что он хотел услышать.

— Смерть Лили и Джеймса — тяжелая потеря. Мы все виноваты, мы не смогли уберечь их. Но предавший их Сириус Блэк пойман и находится в Азкабане.

Однако! Значит, Шавка где-то рядом. Что-то мне слабо верится в его предательство. Во всяком случае, я его никогда не видел среди Пожирателей и даже не слышал о нем. Но об этом стоило поразмыслить позже. Сейчас главное: убедить директора в своей лояльности и покинуть этот гостеприимный кров.

— Ты сделал все, что мог, мой мальчик, — продолжал тем временем приговаривать директор. — Я виноват гораздо больше тебя. Я не смог их уберечь. Я не выполнил данные тебе обещания.

И что я должен сделать?! Зарыдать у него на плече и отпустить все грехи?! Да, драккл меня подери, ты обманул меня, старик! Но он явно ждал несколько иной реплики.

— Вы не могли предвидеть предательство Блэка, профессор. Нельзя все предвидеть...

— Увы, да. Страшно, когда предают ближайшие друзья. Они были так дружны с Джеймсом. Кто бы мог подумать?!

Так значит, Шавка станет козлом отпущения и это дело решенное? Почему-то дорогой учитель стремится убедить меня в виновности Блэка. Чтобы мне было кого ненавидеть, ну, кроме себя самого, конечно? Не то чтобы я испытывал теплые чувства к Бродяге, скорее, наоборот, но я никогда не поверю, что он вот так взял и сдал любимого дружка. С какой это стати? Здесь явно что-то не так.

— Но я пришел сегодня не только рассказать о предательстве Сириуса, мой мальчик. Я хотел убедить тебя не падать духом. Еще не все потеряно. Завтра я встречаюсь с Министром магии и приложу все усилия, чтобы он поверил в твое искреннее раскаяние и отдал тебя мне на поруки. Кроме того, уже сейчас я добился, чтобы тебя не посещали по ночам дементоры. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

Вот так и знал, что визит дементора после последнего посещения директора — его личная инициатива!

— Спасибо, профессор, но стражники Азкабана меня не посещают уже полгода.

Что, слопал, старик? Вон как морда вытянулась!

— Я рад за тебя, мой мальчик, — он тяжело поднялся и направился к выходу. — Верь мне, не пройдет и пары недель, и я смогу вытащить тебя отсюда. У нас еще много работы, Северус, ты нужен мне, — сказал он у самой решетки двери и вышел, не дожидаясь благодарности.

Как будто я собирался кого-то благодарить!

У меня нет никакого желания описывать свое освобождение из Азкабана. В памяти всплывают лишь серые волны, разбивающиеся о мрачные стены, и огромная стая ворон, кружащаяся над башнями. Впрочем, мне не дали особо рассмотреть окружающий пейзаж. Выпуская меня за ворота, стражник вручил мне коробку из-под печенья. Дамблдор неизменен в своих пристрастиях, даже портключ имел кондитерское происхождение.

Под пристальным взглядом конвоира, который, скорее всего, получил четкие указания на этот счет, я покорно активировал портключ и через секунду уже созерцал стены совсем другого замка. Хогвартс. Среди расцветающих весной деревьев он был гораздо живописнее Азкабана. Что да, то да.

Дамблдор снял для меня защиту на воротах, так что я мог беспрепятственно войти в замок. Здесь ничего не изменилось со времен моего обучения. Как, наверное, не менялось не одну сотню лет. Сумасшедшие лестницы, болтливые портреты. Пустые коридоры. К счастью, пустые. Мне повезло — ученики, должно быть, находились в аудиториях и пропустили сногсшибательное зрелище: мое появление в стенах альма-матер в тюремных лохмотьях. Прямо возвращение блудного сына под отчий кров!

Так что, добравшись до кабинета Дамблдора, я вздохнул с облегчением и произнес:

— Медовые пряники.

Это единственное, что было написано в записке, переданной мне охранником вместе с портключом. К слову сказать, Дамблдор не стал затягивать, и мое освобождение свершилось ровно через девять дней после его последнего визита. Оставалось только надеяться на благоприятные для меня события через сорок дней. Что-то я стал мистиком, нумерологией заняться, что ли? С этими мыслями я переступил порог кабинета директора Хогвартса.

Великий Светлый волшебник ждал меня за своим необъятным столом. Сама приветливость. Само добродушие.

— Северус, мальчик мой! Как я рад тебя видеть!

"А у меня был выбор?" — так и хотелось съязвить мне, но я благоразумно промолчал, склонил голову и уселся в предложенное кресло.

— Простите мой внешний вид, профессор. У меня просто не было возможности зайти домой и переодеться.

— Какие пустяки, мой мальчик, — с этими словами он быстрым движением палочки привел мою мантию в порядок. — Так будет гораздо лучше, не правда ли? Я не стану тебя задерживать. Я понимаю, ты должен прийти в себя и отдохнуть. Взял на себя смелость направить в твой дом домовиков, после обыска авроров и твоего длительного отсутствия он был, прямо скажем, в плачевном состоянии.

— Благодарю вас, господин директор, не стоило беспокоиться.

— Нет, нет, Северус, это самое малое, что я мог для тебя сделать. Но не будем отвлекаться по пустякам, перейдем к главному.

Его неожиданно прервал домовой эльф, левитирующий огромный поднос, сервированный множеством разнообразных блюд.

— О, как кстати, я уверен, ты умираешь с голоду. Угощайся, мой мальчик, не стесняйся! Ты ешь, а я буду рассказывать.

Конечно, не принято принимать еду из рук врага, но выбирать не приходилось. Скорее всего, мне придется пренебрегать этим правилом еще не один год. Так что без лишних слов я принялся за еду, не забывая вслушиваться в рассуждения Альбуса.

Итак, господин директор тоже пришел к выводу, что Темный Лорд еще почтит нас своим присутствием и его целью станет, разумеется, власть над Магической Британией. Новая война будет еще более кровавой, и мы должны сплотить все силы для противостояния. С этим, в общем, я был согласен. Нужно максимально использовать благоприятное время для подготовки к решающей битве. Но вывод, озвученный Дамблдором, меня несколько озадачил. По его мнению, надо делать ставку не на сильную армию и адекватную политику Министерства. Нет! Защитить нас, согласно туманному пророчеству чокнутой Трелони, сможет только ребенок, едва научившийся говорить, и именно на этом завязан гениальный план директора.

При всей моей неприязни к Дамблдору, я никогда не считал его глупцом. Более хитрого и умного человека трудно было найти, если уж до конца быть откровенным. А тут такое странное заявление. Что-то явно было не так. Он раскрыл далеко не все карты; я был практически уверен, что главного туза он припрятал в рукаве. Интересно. Но я отвлекся.

Итак, вся надежда возлагалась на этого мальчика. И почему-то на меня. Именно я должен был стать защитником Избранного и тем самым искупить свою вину перед Лили — в этом месте я едва удержался от повторного метания тарелки в лицо Дамблдора.

Так вот, для этой почетной миссии я должен поступить работать в Хогвартс преподавателем Зельеварения, а заодно стать самым молодым в истории деканом Слизерина. На мои законные сомнения, что Поттер вряд ли попадет на этот факультет, Дамблдор уверил меня, что именно в этом и заключается гениальность его плана. Никто не сможет догадаться о моей опеке над Золотым мальчиком. Мало того, все, а особенно сам мальчишка, должны быть уверены, что я ненавижу его так же, как ненавидел его отца. Это обеспечит мне железное алиби среди Пожирателей. Я ведь буду еще и шпионить среди приспешников Волдеморта. А заодно — директор лишь вскользь на это намекнул — в семьях аристократов, чьих детей я буду учить.

В общем, как я понял, меня будет ненавидеть тот, кого я защищаю, и уважать и по возможности доверять те, кого предаю я. Милый план? Мне тоже понравилось!

Интересно, что будет, если я откажусь? Вернее, сколько я в таком случае проживу? Смерть пока не входила в мои планы, поэтому, вытерев губы салфеткой, я предложил:

— Ваш план, безусловно, хорошо продуман, господин директор. Однако до поступления Поттера в Хогвартс еще девять лет, стоит ли мне все это время находиться здесь, при моих, мягко говоря, сомнительных педагогических способностях? Не полезнее ли будет поселиться где нибудь неподалеку от мальчика и присматривать за ним, не привлекая, разумеется, к себе внимания?

— Мальчик живет у своих родственников и находится под защитой крови матери. В твоей охране пока нет необходимости.

Дамблдор, по-моему, не слишком был доволен тем, что я ставлю под сомнения его план. Хотя и не подал вида.

— Ты должен быть в Хогвартсе. За эти годы ты сможешь приобрести авторитет среди учителей. Не надо сомневаться в себе, мой мальчик, я уверен, ты будешь прекрасным преподавателем. Твои знания в области Зельеварения огромны. Ты принесешь немало пользы своим ученикам. Кроме того, тебе будет сложно устроиться в жизни. Чтобы зарабатывать продажей зелий, надо иметь безупречную репутацию. А твоя служба у Тома общеизвестна. Боюсь, это не привлечет к тебе законопослушных клиентов. А что касается черного рынка... Надеюсь ты понимаешь, что малейший поступок, нарушающий закон, и твое условное освобождение будет отменено. И даже я не смогу тебя спасти.

— Что ж, вы как всегда правы, сэр. У меня и в мыслях не было рисковать своим досрочным освобождением. Просто я не слишком представляю себя в роли профессора.

Я позволил себе смущенную улыбку, чем немного успокоил старика. Весь разговор он безуспешно пытался незаметно проникнуть в мои мысли. Не на того напал! Мои ментальные щиты не мог сломать даже Темный Лорд. Теперь же я позволил Дамболдору увидеть краешек моих мыслей. В них я пытался что-то объяснить надменному семикурснику. Эта картина, по-моему, окончательно успокоила директора.

— Я не тороплю тебя с ответом, Северус. То, что я предлагаю, очень сложно. Мне больно, что я опять вынужден подвергать тебя опасности, но доверить такую миссию я могу только тебе. Подумай. А пока отдыхай. Набирайся сил. У тебя есть время до конца июля, раньше я тебя не потревожу. Если тебе что-нибудь будет нужно, не стесняйся, я всегда готов помочь! Да и еще... Это ведь принадлежит тебе?

С этими словами он протянул мне короткую черную палочку. Эбеновое дерево и сердечная жила дракона. Ту самую, которую я получил в одиннадцать лет.