Что вам от меня надо? (гет)

Весна выдается на удивление теплой, ученики изнывают и изводят учителей просьбами отпустить их в деревню. О Кэрроу — ни слуху ни духу, в «Пророке» появляется информация, что его видели якобы то ли в Бразилии, то ли в Австралии. Но это — не точно. И МакГонагалл отменяет постановление, позволяя старшекурсникам наведаться в Хогсмид.

Северусу это не нравится. У него масса дел и совершенно никакого желания тащиться в деревню, а вот Грейнджер деловито составляет список покупок и горит нетерпением.

— Я встречусь с мальчишками, даже не верится, — улыбается она.

— Соскучились?

— Конечно. У меня не такой уж широкий круг близких людей, а те, кто остался в магловском мире… — она мрачнеет.

— Я могу помочь как-то решить проблему с родителями? — спрашивает он, ужасаясь сам своему вопросу. Вот кто его тянет за язык?

— Спасибо, но нет. Это связано не только с возвращением памяти. Сами понимаете, перевезти двоих взрослых в Австралию и наладить там жизнь… И что теперь? Знаете, профессор, — она откладывает свои записи. — Если я чего-то и боюсь, так это того, что они меня не простят. То есть сделают вид, что простили, а в душе будут меня бояться. Они и так-то всегда с подозрением относились к магии, запрещали мне исправлять зубы, — она невесело усмехается. — Если быть до конца честной: они всегда боялись этого мира. А теперь есть шанс, что они будут бояться меня. Я не знаю, стоит ли мое желание вернуть их того, чтобы подвергать их стрессу.

Он не знает, что ответить. Минерва могла бы сказать, что была бы счастлива иметь такую дочь, и что родители будут только рады обрести ее снова, но он только бормочет:

— Если я смогу помочь…

— Спасибо, — искренне благодарит она. — Так что мальчишки — это одни из самых-самых близких мне людей. Я их люблю.

Он кивает, понимая, что разговор на этом следует закончить. Она вольна жить как хочет, встречаться с кем хочет и любить того, кого считает нужным.

Поход в Хогсмид проходит как обычно. Хотя на улице и тепло, но ветер дует злой, словно зимний, и взрослые спешат укрыться от него в «Трех метлах» или в «Сладком королевстве». Студенты, возбужденные свободой, снуют от магазина к магазину, стоят на улице стайками и хохочут. Северус заходит в «Три метлы», где его поджидают Сесиль и Минерва, которая в кои-то веки тоже выбралась в Хогсмид. Ей неспокойно, хотя она и делает вид, что все отлично. Северус замечает это и хмурится.

— Мне кажется, у меня начинается паранойя. Мне показалось, я видела кого-то в плаще Пожирателя, — говорит она тихо, когда Северус присаживается за их стол.

— Я могу пройти по деревне, посмотреть, — встает Северус и в этот момент раздается треск, грохот, а на улице кто-то кричит так, что в трактире повисает секундная пауза, а потом все разом устремляются к выходу.

— Стоять! — орет Северус, вторя Минерве, но их никто не слушает или не слышит. Они прорываются сквозь толпу: около входа круговорот из тех, кто хочет выйти и тех, кто наоборот, стремится укрыться в помещении.

Северус пробивается к окну, отшвыривая какого-то пьянчужку: по улице идут Пожиратели Смерти: черные мантии и уродливые маски, напоминающие черепа. Их пятеро и они явно накрыты защитным куполом. Они бьют по всем, кого видят, а заклятия, летящие в них, отражаются от сияющего купола. Знать бы, куда они идут и кто их цель.

— Все назад! — гремит голос МакГонагалл, усиленный Сонорусом и, наконец-то, толпа успокаивается и возвращается в трактир. Двери захлопываются. Северус видит, что Пожиратели останавливаются.

— Надо прорвать купол, ты сможешь? — спрашивает Северус Сесиль, которая стоит рядом и держит его за руку.

— Я… я никогда не бывала на боевых… Только на одном задержании, но там…

— Ты что, боишься, бравый аврор?— спрашивает он, оскаливаясь.

— Нет, просто… — ее колотит. Он встряхивает ее.

— Там дети, мы несем за них ответственность. Мы — должны. Быстрее! Ну, знаешь как порвать защитный купол? Черт, вас этому учили?

— Да, да, — ее взгляд проясняется. — Да, я готова.

— На счет три!

Они оказываются с Минервой у входа одновременно, дверь распахивается и они вылетают наружу, в них летят заклятья, Северус успевает отразить их, пока Минерва и Сесиль с двух сторон лупят по защитному куполу и тот с громким чавкающим звуком лопается. Драка выходит что надо. Северус взмахивает палочкой и невидимый хлыст отсекает правую руку одному из Пожирателей, который тут же кулем оседает на землю, а Северус в пару приемов кромсает следующего. Минерва и Сесиль не отстают. С другой стороны — он видит — бегут Поттер, Грейнджер и Уизли. У Пожирателей нет шансов, и скоро все они корчатся на земле.

Раненых — не сосчитать. У Северуса подкашиваются ноги и дико хочется сесть, а лучше лечь. А еще лучше — выпить, и он обещает себе напиться, как только окажется в подземельях, но пока что — нельзя. Поттер и Уизли берут на себя доставку Пожирателей в аврорат. Конечно же — стоит ли удивляться, что один из них — Кэрроу. О, теперь Северус жаждет вызова на допрос, он уж выяснит — сам ли Кэрроу умудрился организовать такое, или кто-то другой. Он помогает раненой Розмерте, которая так не вовремя решила сбегать в соседний магазинчик, когда к нему подходит Грейнджер и трогает за плечо.

— Профессор, у вас кровь, вам тоже нужна помощь.

— Отстаньте, — он выдирает руку, но она шепчет заклинание, которое грубо, но закрывает рану.

— Это заклинание надо снять и промыть рану, когда…

— Ради Мерлина, исчезните, — бросает он сердито, она отшатывается и уходит помогать тем, кто действительно в этом нуждается. Он краем глаза замечает Сесиль, которая уводит учеников в Хогвартс.

В больничном крыле оказывается с десяток студентов, жители Хогсмида отправлены в больницу святого Мунго.

— Есть убитые? — спрашивает Поппи.

— Двое, — отвечает Грейнджер.

— Кто?

— Девочка с Хаффлпаффа, Роз-зи, Рози Карлайн… и мальчик, который ее… Эдвард Ша-шафик… — она сглатывает, с трудом дышит. — Простите, — и поспешно уходит, не желая продолжать разговор.

— Мерлин, бедные дети… — Поппи качает головой, сжимает руку Северуса. — Сколько смертей они уже пережили?

Вопрос не подразумевает ответа и Северус просто стоит, стараясь не думать о детях, которые вот только что были полны жизни, а теперь…

— Тебя надо перевязать, Северус, — Поппи трогает его за руку и кивает на пропитанный кровью рукав сюртука.

— Сам справлюсь, — устало говорит он. — У тебя и так много работы. Я пойду. Все зелья, — он показывает на список, который они составили только что, — будут у тебя в срок, как только приготовлю. Некоторые уже… есть. Я передам через камин.

— Хорошо, Северус, — кивает Поппи, вытирая подступившие слезы. — Мерлин мой, когда же это кончится?

Он уходит, не ответив. Он сам не знает — кончится ли это когда-нибудь, перестанут ли гибнуть ученики даже в мирное время.

Он успевает содрать с себя сюртук и рубашку, которые ни на что уже не годны, когда к нему снова вламывается Грейнджер.

— Что вам надо? — он, не таясь, достает бутылку огневиски.

— А мне… можно?

— Нет, нельзя, вы студентка.

— Пожалуйста, иначе меня снова вывернет.

— Огневиски вас от этого не спасет, — он наливает себе почти полный стакан.

— Дайте мне это чертово огневиски и все! — она тоже повышает голос. — Хотя сначала я все-таки вас перевяжу. Это та самая экспериментальная мазь, — поясняет она спокойнее, вытаскивая из сумки банки.

— Так бы сразу и сказали, что хотите на мне поставить опыт, — он все-таки садится и позволяет заняться его лечением.

— Вы и сами догадались бы, — сообщает она, обрабатывает его раны на плече сначала заклинаниями, затем настойкой (тоже их совместной разработкой), и только потом аккуратно наносит мазь. Она гладит его по плечу, и он видит, как постепенно, но быстро начинает затягиваться рана. Действие у зелья потрясающее, они не зря потрудились.

— Опять вы меня спасаете...

— Фигня, — отмахивается она. — Я думаю о том, что нам надо приготовить для мадам Помфри много всего. А если у вас будет болеть рука…

— Не продолжайте, вы убедили меня, что с милосердием вы покончили, — усмехается он, — теперь вами управляет меркантильный интерес. Растете! — и протягивает ей стакан, в котором на донышке плещется огневиски.

— И это все? — спрашивает она, очень знакомо и очень смешно выгибая бровь.

— Вам хватит, поверьте.

— Вы что, студентом не были? — шепчет она, — вы думаете, мы крепче сливочной шипучки и не пили ничего?

— Оставьте свои секреты при себе, Грейнджер, — отвечает он ей тоже шепотом.

— Ваше здоровье, профессор, — и она выпивает огневиски, морщится и вздыхает, рассматривая пустой стакан.

У него стакан полон наполовину, Северус опрокидывает его в себя, закрыв глаза. Не открывать бы их вовек. Он хочет напиться и хоть на время выпасть из реальности, но для этого надо выставить Грейнджер. А она зачем-то гладит почти затянувшуюся рану.

— Что вы хотите там увидеть? — спрашивает он, так и не открыв глаза.

— Если бы такую мазь мы придумали раньше… — говорит она умиротворяюще тихо, — то этих шрамов бы не было… — она едва-едва дотрагивается до рубцов, оставшихся после укуса Нагайны. Он думает, что Сесиль ни разу не прикоснулась ни к ним, ни к блеклой метке, предпочитая делать вид, что их и вовсе нет. Он не открывает глаз, а Грейнджер — вот это жажда познаний! — разве носом не водит, изучая все отметины на его теле, оставленные и Волдемортом, и Нагайной, и подростками маглами когда-то давным-давно, в другой жизни.

Он открывает глаза и оказывается с Грейнджер нос к носу. Он видит как, наверное, от испуга увеличиваются ее зрачки, как они почти сливаются с радужкой и при этом Гермиона так и стоит, склонившись, не делая ни одной попытки выпрямиться, чтобы прервать эту неловкую ситуацию. Он должен что-то сказать, что-то хлесткое, чтобы она задрала нос и ушла, но он тоже молчит, и даже не шевелится, словно боится ее спугнуть. Он смотрит ей в глаза и даже не используя легиллименцию, понимает, что если он потянет ее на себя, совсем немного, и их губы встретятся, то она… она не будет против. Но правила, въевшиеся под кожу, верещат: «Нет! Не смей! Нельзя!» и он глухо произносит:

— Грейнджер, уходите, Мерлина ради.

И она, кивнув, уходит, даже не сострив напоследок. Она сбегает, а он вытягивается в кресле и снова закрывает глаза. Пустой стакан в его руке подрагивает.

Он сидит в кресле ещё с четверть часа, а потом, хотя ему и не хочется, встает: Поппи ждет зелья. Он добрым словом поминает Грейнджер, если бы не она — не было бы у них подготовленных баз, а значит работа заняла б вдвое больше времени. Он готовит зелья, сверяясь со списком и с горечью отмечает, что притупляющее чувства действие огневиски закончилось.

Приходит Сесиль и встает у порога, обнимая себя за плечи.

— Северус, нам надо поговорить, — она смотрит куда-то сквозь него.

— Не лучшее время и не самое подходящее место. Я занят, — отвечает он.

— И все-таки сейчас. Потом я не смогу, снова начну себя уговаривать, что все, в общем, нормально, но это же не так! Ты… ты можешь не отвечать, но выслушай. Я знаю, ты считаешь меня поверхностной и, наверное, глупой, куда мне до… впрочем, не важно. Но я… я…

— К чему все это? Что ты хочешь сказать? Мы же оба все знаем и понимаем, — он даже рад, что она завела этот разговор, сам бы он на него не решился. — Сесиль, все же очень просто: я тебе подвернулся под руку. Ты сама говорила — в Хогвартсе выбор не богатый.

— Северус, я…

Он подходит к ней ближе, вытирая руки о старое полотенце.

— Ты любишь меня, Сесиль?

— А ты меня? — отвечает она, сводя брови. — Все я и я. А если б не я — то ничего бы и не было? Я ждала, что ты… что ты будешь идти мне навстречу. Я думала, тебе это тоже важно. Я ждала, но ты…

— Ты хочешь, чтобы в нашем расставании был виноват я? — спрашивает он, с трудом сдерживая злость. — Хорошо, я готов взять на себя вину за все, если тебе будет легче…

— Не притворяйся благородным, — щурит она глаза, — тебе просто наплевать. Наплевать на меня, на то, что думают окружающие. Может, только мнение Грейнджер тебя и волнует, а так… Бог мой, — она нервно смеется, — а я-то наслушалась о тебе сказок! Благородный герой!

— Прости, что не оправдал, — он отворачивается. — Поппи ждет лекарства, прости, я должен работать.

В ответ он слышит лишь хлопок двери.

Он устает. Можно было бы вызвать на подмогу Грейнджер, но Северус только стискивает зубы: сейчас предпочтительнее одиночество. Едва он успевает передать Поппи очередную порцию лекарств через камин и заметить мелькающую на заднем плане макушку Грейнджер, как его уже вызывает МакГонагалл.

— Это моя вина, я не должна была отменять распоряжение, — начинает Минерва, когда все учителя собираются в ее кабинете. — Но сделанного не воротишь, правда, не знаю… не знаю, чем могут закончиться разбирательства. Моим заместителем остается профессор Снейп, и если я…

— Минерва, все будет в порядке, виноваты они, те, кто напал, но не ты, — тихо говорит Синистра, забыв от напряжения об официальном обращении.

— Мы должны организовать прощание. Родители погибших учеников прибудут через несколько часов. Мы должны почтить память, мы… — Минерва выпрямляет спину, встает, опираясь на стол. — Я не хочу, чтобы дети стали бояться снова.

— Это неизбежно, — тихо замечает профессор Вектор.

— И все же. До каникул осталось совсем немного времени. Пятому и седьмому курсу, вместе с теми, кто доучивается, в первую очередь надлежит думать о экзаменах. Я прошу вас увеличить нагрузку, в пределах разумного. Свободное время сейчас — это не то, что им поможет. Итак, профессор Стебль…

В Хогвартсе то и дело кто-то гибнет, редкий год обходится без этого. Схемы, по которым действовать после этого, отработаны, но разговоры и обсуждения позволяют пережить шок и вернуть себе иллюзию контроля над ситуацией. Вот и сейчас, стоит облечь весь ужас смерти в повседневные одежды, с обсуждением кто за что отвечает и что когда надо сделать, и становится хоть немного, но легче. По крайней мере все, сидящие здесь, себя в этом убеждают.

Как только возникает возможность, Северус ссылается на работу и сбегает к себе. Он не успевает вытащить очередную бутылку огневиски, как вспыхивает камин и Грейнджер, уставшая и бледная, шагает к нему из кабинета больничного крыла.

— Нам надо приготовить модифицированное противосудорожное.

— Грейнджер, у вас что, нюх на алкоголь? — возмущается он. — Стоит вытащить бутылку, вы тут как тут!

Она не спорит, и это плохой знак, пожимает плечами и садится, а точнее оседает на его диван.

— Словно опять… как после битвы, — выговаривает она через силу. — Я не выдержу.

— Какого дьявола вас понесло в больничное крыло? Больше некому помочь? В замке сейчас полно народу!

— Но никто не ухаживал столько за ранеными, сколько я, — она поднимает на него глаза, обведенные темными кругами.

— Сидите, сейчас приготовлю ваше модифицированное, — он сует ей в руки стакан, где огневиски налито чуть ли не на дюйм и старается не думать о нарушении школьных правил. Он сбегает в лабораторию, еще раз велев Грейнджер сидеть и отдыхать.

Но она его не слушает, как обычно, и приходит за ним в «их» кабинет.

— Это же не могло быть случайностью? — спрашивает она и поясняет: — Кэрроу. Они не могли сидеть там просто и надеяться на удачу. Их кто-то предупредил?

— Кэрроу, поверьте мне на слово, никогда не блистал интеллектом. Мог сидеть и ждать, с него станется.

— А вдруг кто-то за этим стоит? Кто-то более… интеллектуальный? — она подходит и перехватывает, почти что автоматически, у него нож, позволяя ему заняться подготовкой других компонентов.

— Авроры разберутся, я уверен.

— А если они не станут? Если решат, что вот у них — есть беглый Пожиратель и подумают, что все ясно?

— Знаете, Грейнджер, — он переворачивает маленькие песочные часы, и песок тонкой струйкой начинает сыпаться вниз. — Я освобождаю вас от данного слова. Идите-ка в авроры, вас явно ждет успех с вашей-то въедливостью.

— И не подумаю, — она слабо улыбается. — Я обещала, и я не собираюсь лишать вас свободы.

— Как вы там говорили? — он высыпает последние ингредиенты в котел. — Вы не можете меня лишить свободы, это мой сознательный выбор. Я уже ни на что выдающееся не способен: ни на хорошее, ни на плохое. А вы молоды, у вас огромный потенциал!

— Хорошего? — уточняет она.

— И плохого тоже. Но, думаю, вы сделаете верный выбор.

— И все же я останусь здесь. У меня уже расписан план работы. За год я разберусь с тем, что у меня с потенциалом на самом деле. Но мне жаль, что вы уедете, — она так пристально смотрит на песочные часы, что Северусу начинает казаться — под ее взглядом песок потечет вверх.

— Да? Почему? — он хочет и одновременно боится услышать какое-нибудь романтичное признание: он понятия не имеет, что тогда делать. Но Грейнджер — это Грейнджер.

— Наше общение, во-первых, очень много мне дает в плане знаний, а во-вторых, держит меня в постоянном тонусе.

— Ох ты, — он разве что не выдыхает с облегчением, — поверьте, ученики вас будут держать в таком тонусе, который вам даже не снился.

— Да, но… — песок перестает сыпаться и она уменьшает огонь под котлом, но взгляд не поднимает, — но вы же сами знаете, что это не все.

Она стоит слишком близко от него, смотрит на кипящий котел. Северус считает про себя: через полминуты она погасит огонь. И когда это происходит, он протягивает руку, холодея от того, что собирается сделать, кладет ладонь ей на затылок и притягивает к себе. Он осторожен, он дает ей возможность вывернуться, оттолкнуть и уйти, но Грейнджер поднимает глаза и делает движение к нему навстречу.

Он целует ее, едва касаясь губами губ, потом чуть смелее и увереннее и она отвечает на поцелуй и когда поцелуй все же прерывается, нет никакого неудобства, словно они всегда после варки зелья только и делали, что целовались.

— Не сиди в больничном крыле до утра, тебе нужен отдых. Я проверю, — заявляет он, впрочем, уверенный, что она не будет его слушать, но Гермиона кивает и просто отвечает: «Хорошо». Она разливает по фиалам зелье, он их тщательно закупоривает. Собрав все необходимое, она, привстав на цыпочки, целует его в щеку и уходит.

А он стоит посреди их кабинета, до краев наполненный надеждой и не хочет шевелиться, чтобы не расплескать это удивительное чувство.

Ночью он находит предлог — как раз к полуночи готова новая порция лекарств — и перемещается в больничное крыло. Грейнджер почти его послушалась и это наполняет его неизъяснимой гордостью. Нет, она, само собой, осталась в больничном крыле, но зато легла спать. Он подходит к ее постели, но не решается дотронуться, чтобы не разбудить и думает о том, что впереди его ждут тяжелые времена.

На следующий день с самого утра в замок стекаются самые разные люди, в том числе министерские чиновники, попечительский совет чуть ли не в полном составе и, конечно же, бравые авроры Поттер и Уизли. Северус видит, как Грейнджер общается с Уизли в коридоре. И ему мучительно хочется подойти и узнать, о чем они так эмоционально беседуют. Неужели о Кэрроу?

— Она разобьет тебе сердце, — откуда ни возьмись, рядом появляется Сесиль, — жаль, что я этого уже не увижу.

Он молчит, пытаясь придумать достойный ответ.

— Я уеду, как только закончатся экзамены. Мама была права, для французов Англия убийственна. Ваш климат, ваши люди! — она презрительно поджимает губы.

— Ты собираешься порадовать Минерву сегодня?

— О, я не такая сучка, — усмехается Сесиль. — Разумеется, я дождусь, когда все это кончится.

— Спасибо и на этом.

— Не стоит благодарности.

Сесиль уходит в одну сторону, Уизли с Грейнджер, не замечая никого вокруг, в другую. А он остается стоять, размышляя о том, что превращается в дракона, который мечтает утащить Грейнджер в подземелья, закрыть там и никого и никогда к ней не подпускать. Ревность заполняет сердце и никакие здравые мысли о том, что никаких прав на Грейнджер у него нет, не помогают. Он подсчитывает, сколько дней остается до экзаменов и надеется, что ему хватит терпения, чтобы дождаться момента, когда он перестанет быть для Гермионы учителем.

После официальной части, когда все речи сказаны, слезы пролиты и обещания розданы, к Северусу подходит Поттер.

— Директор МакГонагалл сказала, что я должен обратиться к вам, — говорит Поттер так серьезно, что у Северуса не находится ни одной колкости для ответа.

— Я вас слушаю, мистер Поттер, — он делает приглашающий жест, и они отходят чуть в сторону. Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы сын Лили перестал вызвать в нем глухое раздражение и возможно ли это в принципе? Северус успокаивает себя тем, что сделал для спасения Поттера все, и теперь свободен от этого долга.

— Принято решение закрыть все тайные ходы. Это должен делать директор, но…

— Идемте, — вздыхает Северус, — работы хватит на полдня: запечатывать достаточно большие ходы магией работа непростая, тем более Хогвартс может иметь на этот счет свое мнение.

Они идут в молчании, по дороге, откуда ни возьмись, к ним присоединяется хмурый Уизли.

— Профессор Снейп, — здоровается он.

— Мистер Уизли, — Северус едва кивает.

— Как идет следствие? — спрашивает Северус, когда они заканчивают заваливать последний ход. — Кого сумел завербовать этот ублюдок? Или старая гвардия пошла в бой?

— Набрал желающих в Лютном, предложил денег, — отвечает Поттер, — и этот меня сильно смущает. Наши специалисты уверены, что на нем заклятие забвения, и возможно обет, чтобы не проболтался. Обещают недели через две разобраться, — Поттер вздыхает, явно недовольный такой неторопливость коллег.

— Я бы хотел побеседовать с Кэрроу сам, — говорит Северус. — Наедине.

— Он с вами тоже, — заявляет Уизли. — Он полный придурок. Орал на допросе, что дело Лорда будет жить вечно, а те, кто его предали, пожалеют, что родились на свет. Разорялся, что верные Пожиратели возродятся, что он своими руками убьет вас, а потом всех грязнокровок, которые нашли приют в Хогвартсе. Ненормальный.

— Волдеморт тоже был в какой-то степени ненормальным, но это не помешало ему заморочить головы многим вполне разумным людям, — замечает Северус.

— Не понимаю, почему он сначала вас не нашел, чтобы убить, а потом уже всю эту свистопляску на улице не устроил, — говорит откровенный Уизли, не давая Поттеру и слова вставить.

— Сожалеете? — не может удержаться Северус.

— Да нет, — Уизли пожимает плечами, — просто не понимаю.

Поттер смотрит, раздумывает, что для него (по мнению Северуса) не характерно.

— Вы его не убьете и не сделаете ничего, что невозможно поправить, вы можете пообещать мне? — наконец спрашивает спаситель всея Британии.

— Вполне. А вам не придется ждать две недели.

— Я пришлю сову, — Поттер очень похож на отца, но через внешность Джеймса проступает что-то от Лили. Северус кивает и поспешно уходит. Все-таки полдня в обществе Поттера и Уизли — это слишком утомительно.