Трудности перевода (джен)

Все мы путешественники в дебрях этого мира, и лучшее, что мы можем отыскать во время наших странствий — это честного друга.

Роберт Льюис Стивенсон

Для эльфов время течёт не так, как для всех остальных.

Я понял это во время долгого ожидания в Лориэне. Мы живём здесь намного дольше, чем должны бы, в этом я уверен полностью, но не могу точно вспомнить, сколько дней мы здесь провели. Время растягивается до бесконечности, и по этому времени бродят эльфы.

Арагорна это, похоже, не расстраивает, его не беспокоят потерянные дни. Должно быть, за годы, проведённые в Имладрисе, он привык к этому бесцельному убийству времени. Хоббиты счастливы; приходят в себя после трудной дороги, передышка им в радость. Только нас с Боромиром раздражает вынужденный отдых. Каждый день мы недовольно ворчим, он громче, я тише, но толку нет. Приходится сидеть без дела.

Конечно, есть ещё один из нашей команды, Леголас, но он нас бросил. О нём мне известно мало. Он приходит и уходит, кивает при этом Арагорну, но бывает с нами настолько редко, что я почти забыл, что он один из нас. Такая вот у него легковесная эльфийская душа. Подозреваю, что наше долгое ожидание его совершенно не волнует, он проводит дни, забавляясь со своими новыми друзьями. Да что ему до нас? Не знаю, почему я ожидал чего-то другого, он же эльф, и полагаться на него нельзя.

Вот почему я удивился, вернувшись с завтрака и увидев, что он меня ждёт. Сначала я решил, что ему нужен кто-то другой. С чего бы именно я?

— Арагорн скоро будет, — говорю коротко. Я не в настроении разводить политесы, тем более с таким легкомысленным эльфом.

А он даже не моргает.

— Я не его жду, — говорит, — а тебя.

— Зачем ждёшь? Что за дело может быть для нас двоих? — думаю, это закономерный вопрос. Даже до этой скучной эльфийской задержки мы не были друзьями и не рвались общаться. Терпели друг друга ради Братства, как необходимое зло, с которым следует смириться ради большого дела.

— Мне кажется, ты мог бы пройти со мной, — отвечает он, и хотя я жду подробностей, он ничего не говорит.

— Пройти с тобой — куда? — в конце концов мне приходится спросить самому.

Он насмешливо глядит на меня, наклонив голову на сторону, будто бы считая меня странным.

— Да туда, куда мы можем пойти, разумеется, — говорит, и я понимаю, что никакого смысла из него не выжму, а потому тяжело вздыхаю и сдаюсь. Может, во время прогулки день пройдёт быстрее, и неважно, насколько неприятна компания.

— Если сейчас я пойду с тобой, потом ты оставишь меня в покое? — спрашиваю я недовольно, не желая показать, что сдаюсь слишком легко, и он бросает на меня ещё один странный взгляд:

— Ну да, тогда не будет причин поступить иначе.

Он отмахивается от моего недовольства и не ждёт, чтобы я продолжил ворчать. Вместо этого он ныряет в лес и скрывается в ветвях деревьев. Похоже, он думает, что я последую за ним, но у меня нет шансов, пока он лазает так высоко. Я знаю, что он где-то там, но не вижу его.

— Тебе придётся спуститься, эльф! — кричу ему. — Я тебя не вижу и не собираюсь карабкаться за тобой по деревьям. Я тебе нужен на этой прогулке или нет? А то у меня и другие дела найдутся!

Негромко шелестят листья, расходятся передо мной ветки, и почти без единого шороха он спрыгивает с дерева, под которым я стою, мягко приземлившись передо мной.

— Ты хочешь, чтобы я шёл по земле? — спрашивает он, как будто это не было очевидно, и я начинаю, далеко не в первый раз, сомневаться в наличии у него разума.

— Разумеется, я хочу, чтобы ты шёл по земле, как все нормальные смертные ходят.

— Я не смертный.

— Но ходить-то ты можешь! — отрубаю я. Мы прошли только несколько шагов, а я уже сожалею, что согласился на эту авантюру.

Он поворачивается ко мне спиной и молча шагает вперёд, но на этот раз по крайней мере не скачет по веткам. Буду считать, что победил, хотя приходится поторопиться, чтобы не отстать. Это самая странная прогулка из всех, в которых я участвовал.

— Леголас! — кричу ему, когда этот кросс через лес кажется длящимся уже целую вечность. Хотя кто его разберёт с этим кривым и заторможенным временем, в котором живут эти создания. Знаю только, что я устал, что он не обращает на меня внимания, что за несколько часов мы не перекинулись ни единым словом. Моё терпение на исходе.

— Леголас, куда именно мы идём? Зачем ты меня звал? Мне надоело переться неизвестно куда.

Он оборачивается и смотрит на меня чуть ли не с изумлением. Он что, забыл, что позвал меня с собой? Он вообще настолько странный, настолько чужой, что я не представляю, как мне начать его понимать. И не знаю, зачем это я должен хотеть его понять, напоминаю себе. В конце концов, он мне никто. Просто очередной эльф.

— Прости, — говорит он вдруг. — Я задумался. Мы можем остановиться прямо здесь. Это вполне подходящее место.

— Вполне подходящее — для чего?

Он не отвечает, но забирается на ветку возле моей головы и смотрит на меня сверху вниз. Это приводит меня в полное замешательство.

— Тебе обязательно так делать? — спрашиваю его. Вот что это с ним такое, что делает меня настолько нетерпимым? Почему это он может меня так сильно раздражать?

Как это частенько бывает, он не обращает внимания на вопрос и продолжает думать о чём-то своём.

— Мне уйти? — спрашивает он внезапно, и я его не понимаю.

— Мы только что пришли сюда, ты заставил меня пройти весь этот путь без всякой разумной причины, а теперь собираешься уходить?

— Я не об этом, — он разочарованно качает головой и понижает голос. — Я имею в виду: должен ли я уйти из Братства?

Я в замешательстве. Сначала думаю, что ослышался. Он думает нас бросить? Наш поход только-только начался, а он собирается уйти? Знаю, мы двое уже прошли с хранителем Кольца сколько обещали, но я и подумать не мог, что он собирается дезертировать.

— Ты что, в самом деле такой ненадёжный? — кричу ему. — Такая пустышка? Ты от нас удерёшь? Бросишь барахтаться одних?

Он со стыдом опускает голову, и я не удивляюсь. Ему и должно быть стыдно.

— От меня нет никакого толку, — говорит он наконец так тихо, что мне с трудом удаётся его расслышать.

— Если это всё, что ты придумал для оправдания своей трусости, тебе придётся пошевелить мозгами получше! — кричу ему с горечью, потому что очень зол. Не за себя, а за предательство товарищей.

— Я не ищу оправданий, — его голос тих и очень печален. — Я подвёл. Я подвёл Гэндальфа.

— Мы все подвели Гэндальфа. Почему вдруг именно ты заслуживаешь особого упоминания?

Я не хочу вспоминать Гэндальфа, потому что слишком хорошо знаю: я тоже поучаствовал в его гибели. И мне не нужен эльф, чтобы об этом напоминать. Увидев отвратительное огненное чудовище, я пришёл в ужас и не сделал ничего… Вообще ничего. Кроме того, именно я настаивал на проходе через Морию, Гэндальф туда идти не хотел. Они все страдают из-за моей гордости. Но похоже, что эльф слишком поглощён собственной виной, чтобы подумать о моей.

— Я уронил свой лук, — шепчет он. Слёзы блестят у него в глазах, но не вытекают, и я понимаю, пожалуй, слишком поздно, как сильно он страдает.

— Это не имеет значения, Леголас. Ты ничего не мог сделать против… Этого… Никто из нас не мог ничего сделать.

Боюсь, что моя неуклюжая попытка помочь не имеет успеха. Не знаю, какое мне вообще дело до того, что он несчастен, почему это меня задевает? Да потому что он не должен отвечать за мои ошибки, подсказывает совесть. Потому что я сам, пожалуй, виноват ещё сильнее.

Он всхлипывает на вдохе, и мне видно, как ему трудно взять себя в руки.

— В Имладрисе спорили, стоит ли меня брать в поход, ты знаешь об этом? — сухо говорит он, немного успокоившись. — Представителем эльфийского народа мог стать кто-то другой, более достойный. Меня считали слишком молодым, слишком необразованным, слишком диким.

Этого я не знал. Не знал, что он не был единодушно одобрен. Хотя удивлялся: почему именно он? Почему сын Трандуила? Иногда казалось, что его выбрали просто мне назло.

— Теперь ясно, что они были правы, — продолжает эльф, прервав мои размышления. — Надо было посылать Глорфиндела! Он бы не дрогнул перед балрогом. Он бы сделал что-нибудь, а я должен был хотя бы попытаться! Другие-то могли, те, что жили раньше. Великие эльфы, прославленные эльфы, легендарные эльфы. Если сейчас я уйду, моё место займёт кто-то другой. Тот, кто будет полезнее Братству, чем я.

— Ты слишком строг к себе, Леголас, — говорю. Это что, всё время в Лориэне он раздумывал на эту тему? Именно поэтому он и отгородился от нас?

— Тебе надо обсудить это с Арагорном, — решительно заявляю я. По-моему, неплохая идея. — Он тебе поможет.

Я заметил, что Арагорн очень мудр, особенно когда требуется кого-то выслушать и разобраться с чьими-то проблемами. Он сможет успокоить эльфа и показать, что не так уж он и плох. Непонятно, почему он решил поговорить со мной: я понятия не имею, как ему помочь.

Но Леголас печально качает головой.

— Только не Арагорн, он не скажет мне правды, — он серьёзно и печально смотрит на меня. — Он будет щадить мои чувства, не захочет меня обидеть. Он никогда не скажет, чтобы я отошёл в сторону, даже если захочет, чтобы я убирался прочь. Я спрашиваю тебя, потому что ты ответишь честно. У тебя нет причин меня защищать… Я знаю, что не нравлюсь тебе.

Он попросил меня прийти сюда и выслушать его, потому что уверен, что я его презираю. Потому что верит, что я не стану просить его остаться из чистой вежливости. Потому что думает, что я не постесняюсь высказаться насчёт всех его недостатков, если они найдутся. Это сбивает меня с мысли. А прав ли он? Я его действительно так сильно не люблю?

— Мне нужно, чтобы именно ты, Гимли, — говорит он наконец, и я понимаю, что впервые слышу от него своё имя, — сказал мне, не будет ли Братству лучше без меня? Не должен ли я уступить место достойнейшему?

Я разглядываю его. Словно несчастный ребёнок, он сидит на ветке, обхватив колени руками и опираясь на них подбородком. Уверенный в собственной бесполезности. Так ли это?

Вспоминаю нашу дорогу, его ловкость и оптимизм, его сияющую улыбку — и его силу, когда она нам требовалась. Вспоминаю, как он бежал по сугробам на том проклятом перевале, и мысленно удивляюсь его смелости, которой он сам не замечает. А ведь ему хватило мужества позвать гнома, который всегда был им недоволен, чтобы расспросить о своих недостатках.

Если он думает, что бесполезен, то ошибается.

Он всё ещё смотрит на меня и ждёт ответа. Ещё в начале нашей прогулки я бы ответил по-другому, но сейчас…

— Леголас, я бы лучше продолжил наш путь с тобой, чем без тебя. И мне плевать, насколько прославленной может быть твоя замена.

Он в изумлении. Его лицо принимает крайне удивлённое выражение, но его удивление — это мелочь по сравнению с моим собственным, когда я понимаю, что только что сказал чистую правду.

Я не хочу, чтобы он уходил.

— Ты думаешь, мне следует остаться?

Он не верит своим ушам. Да и с чего бы? Разве он слышал от меня в походе что-нибудь, кроме ругани?

— Думаю, ты должен остаться. У тебя ещё будет целая куча возможностей доказать самому себе, чего ты стоишь, и я знаю, что ты не струсишь. Я уверен в безопасности, когда ты прикрываешь мне спину. Давай вернёмся к остальным, тебя слишком долго не было с нами. Идём прямо сейчас!

Я протягиваю ему руку. Разумеется, ему не нужна моя помощь. Он легко может спрыгнуть с этой ветки, для него это детская забава, и я это знаю. Но всё равно протягиваю ему руку: как знак дружбы, как символ поддержки, и просто потому, что мне этого хочется.

И он без колебаний её принимает.