Томми Аткинс (джен)

Элджернон Нотт-старший явился в Литтл-Хэнглтон в воскресенье — в компании племянника с женой, Марка Гринграсса, Абраксаса Малфоя и Флимонта Поттера.

— Джентльмены… и леди, — Прюэтт хмыкнул. — Не стану утверждать, что не рад вас видеть, но…

— Молодёжь желает развлечений — насколько помню, по воскресеньям на вышку у вас пускают всех желающих, — ответил Поттер. — Ну а мы, будучи членами Попечительского совета, собираемся сперва побеседовать с мистером Риддлом, а затем, пожалуй, присоединимся к молодёжи — за себя, во всяком случае, ручаюсь.

— Хм… — выдал Прюэтт. — Ну что ж, не буду мешать.

— Собственно, к вам у меня тоже есть просьба, — сообщил Нотт. — Возможно — только возможно — мы предпримем некоторые… действия на следующем Визенгамоте. Нам хотелось бы быть уверенными в вашей безоговорочной поддержке…

— Я надеюсь, вы не собрались взорвать этих болтунов вместе с залом? — вздохнул Прюэтт. — Нет, я не против, но вы не справитесь, а у меня нет столько взрывчатки…

— Заманчиво, но нет, — покачал головой Нотт. — Значит, вы согласны? Что ж, весьма вам благодарен.

Захлопнув сейф и смахнув бумаги в ящик стола, Том поднялся и кивнул:

— Проходите, джентльмены, — сказал он. — Располагайтесь, если получится…Полагаю, у вас новости из Хогвартса?

— Именно, — Флимонт кивнул. — Диппет расхворался, так что ему посоветовали отправиться в Бат на всё лето… и он немного поторопил события.

— То есть, в Хогвартсе распоряжается Дамблдор, — кивнул Том. — И отвечать ему придётся перед вами напрямую, за Диппета не спрячется… Неплохо, неплохо… Кстати, джентльмены, а знаете ли вы, что у него за палочка?

— Вроде бы из бузины, — пожал плечами Нотт. — Выглядит довольно потрёпанной…

— Это палочка Гриндевальда, — сообщил Том, -им украденная у Грегоровича, а тот, в свой черёд , вырвал её из руки Эдварда Элмера на руинах Пашендаля…

— Да, Эдвард погиб спустя всего несколько часов после того, как спас мне жизнь, — вздохнул Флимонт. — Жаль, но он был записным дуэлянтом, и… погодите-ка! Неужели эта палочка — та самая?..

— Именно, — кивнул Том. — Игрушка из того же набора, что и ваша мантия, друг мой.

Нотт, возившийся с оконной задвижкой, замер. Затем развернулся к Тому, ослабил галстук и вполголоса спросил:

— Вы хотите сказать, что у Дамблдора сейчас та самая палочка Антиоха? Вы уверены?

— Я видел её своими глазами, так же близко, как вижу вас, — ответил Том. — И поверьте, это нельзя спутать ни с чем… Многие уже догадались, но как думаете, что будет, если эти слухи подтвердить?

Вопрос был риторическим — все трое прекрасно понимали, что тогда жизнь Дамблдора окажется хоть и яркой, но довольно короткой. Дамблдор, разумеется, понимал это не хуже — и вряд ли такая перспектива его устраивала. Это Том привык ходить со Смертью за плечом… И малейший намёк на то, что это может случиться, заставит Дамблдора умерить пыл.

Если, конечно, это потребуется.

— Не думаю, что нам потребуются подобные меры, — сказал, наконец, Поттер. — В конце концов, Попечительский совет он игнорировать не сможет, и даже будь он директором — всё равно не смог бы. И я обязательно подниму вопрос об отставке Диппета — всё равно он всё свалил на Дамблдора… Впрочем, ладно — все наши официальные дела окончены, так что я, с вашего позволения, присоединюсь к молодёжи.

Отсутствие в Хогвартсе Диппета несколько упрощало дело, хоть и не радикально — палочка всё же оставалась козырем, который стоит придерживать в рукаве до последнего, да и охота на Дамблдора сейчас больше помешает, чем поможет… Но раньше конца мая и экзаменов Блэквуда вряд ли уволят, так что торопиться не стоит — лучше обдумать как следует. Кто рискует — побеждает, но риск должен быть оправдан и просчитан, а ломиться в открытую дверь и вовсе не стоит. Лучше туда гранату закинуть, а то мало ли, зачем эту дверь открыли…

Фыркнув, Том извлёк из ящика бумаги и снова принялся за работу — в запасе чуть больше месяца, а надо привести всю эту проклятую канцелярию в порядок — сменит его Джерри, а подставлять старого товарища было бы, как минимум, невежливо. Тем более — так подставлять: Джерри, конечно, парень умный, но всё-таки непривычный к бюрократии. Впрочем, нужда есть учитель всем вещам, а известный ещё шумерам принцип «не можешь — научат, не хочешь — заставят» творит чудеса. Особенно в армии, где и так ничего не делается по-человечески. И, кстати говоря, надо бы взглянуть, что там гости делают — дежурит сегодня Оуэн, а с учётом явившейся компании… Будет хорошо, если вышка вообще уцелеет.

Вышка не пострадала, прыгуны тоже, и даже Оуэн не натворил ничего -разве что каким-то загадочным образом ухитрился набрать гинею-другую. Проверяли его регулярно, но с ценой он не хитрил и тем более не обносил отряд — а всё-таки лишние шиллинги у него откуда-то брались… Солдатская смекалка, что тут скажешь.

Гости же были счастливы — как местные, так и маги. Маги — благодаря новому развлечению, а местные — благодаря магам. В самом деле, делать в Литтл-Хэнглтоне решительно нечего, а тут такие важные господа приехали — и не агитируют ни за кого, а особенно — за консерваторов. И с вышки прыгают вместе со всеми. А уж морской офицер в этой компании — это событие покруче коронации, пошли господь долгую жизнь Его Величеству Георгу…

На самом деле, хоть Том в этом и не признался бы — Глинде разве что — но Литтл-Хэнглтон ему нравился. Маленький захолустный городок — отличное место для отдыха после очередной безумной миссии. К тому же — кому придёт в голову искать в таком городишке секретное даже по меркам SAS подразделение? Тем более, что парашютисты тут и так есть… Нет, если кто и додумается до такого — скорее всего, он и так будет знать про них достаточно, просто по долгу службы, и с этим ничего не поделать. Равно как и с фантазиями начальства — а ему оное начальство перед Хогвартсом наверняка подсунет какую-нибудь гадость…

Том угадал — во только масштаб гадости превзошёл его самые смелые ожидания.

Спустя неделю после визита магов его неожиданно вызвал Прюэтт, протянул фотографию и спросил:

— Знакомое лицо?

— Хм… — светловолосая женщина лет сорока определённо попадала в его поле зрение, но когда? — Вероятно, мельком, но я это лицо видел, вероятно, на снимке или портрете… Да, определённо на снимке…

Том прикрыл глаза, сосредоточился… Да.

— Она была на одной из фотографий, фигурировавших на процессе над Гриндевальдом, — сказал он. — Правда, её имя названо не было…

— Куинни Гольдштейн, — Прюэтт забрал фотографию. — На неё есть приказ… И это всё осложняет. Её сестра — жена Ньюта Скамандера и мой хороший друг. Кроме того, такой же приказ есть и у авроров… А она отличный боевик и легилимент. И к тому же…

— Была любовницей Гриндевальда?

— Да. Так что вряд ли её удастся захватить, — вздохнул Прюэтт. — Постарайтесь хотя бы убить её без лишних мучений, лейтенант.

— Так точно, сэр, — Том отдал честь, внимательно прочитал протянутую майором записку и смял её в кулаке. — Разрешите приступать?

— Разрешаю.

На эту операцию Т ом отправился один, взяв только палочку и пистолет. Будь у него выбор, он вообще не лез бы в это дело, но как раз выбора и не было… Сойтись в бою не просто с человеком, которому нечего терять — с женщиной, потерявшей всё… Аврорам очень повезёт, если они опоздают.

Тому случалось видеть таких людей — и это было куда страшнее арнемского моста, стоишь ли ты с ними плечом к плечу или лицом к лицу. Когда любовь отринута, душа уволена, ничто не истина и всё дозволено — тогда идут до конца и дальше, не думая ни о смерти, ни о победе. Куинни Гольдштейн пришла в Лондон, чтобы умереть — но она не собиралась умирать в одиночку… Вот только Том Риддл не собирался составлять ей компанию. Заперев сейф, он проверил запасные магазины, захлопнул дверь и спросил в пустоту:

— Что мы говорим Смерти? — и сам же ответил:

— Не сегодня.

Мотоцикл нёсся по утреннему Лондону, лавируя между автомобилями и приводя в негодование полицейских — связываться с офицером у них желания не возникало, несмотря на то, что пару раз том всё же превысил скорость — а затем и вовсе нырнул в Доклендс, где полиция старалась появляться как можно реже. Здесь уже не погоняешь — а время поджимает, если он не опередит авроров…

Не опередил.

Исковерканные тела в алых мантиях, выщербленные и опалённые стены, оплавленная мостовая — авроры выложились на полную… Остановив мотоцикл, Том пинком опустил подпорку, закурил и неспешно пошёл вперёд, иногда останавливаясь, чтобы закрыть глаза мертвецу. Что ж, у Куинни Гольдштейн сегодня будет хорошая компания на Поляне Скрипача — но без него. Том выбросил окурок, остановился и только теперь взглянул на стоящую в проёме выбитой двери женщину.

— Сегодня хороший день, чтобы умереть, — произнесла она, не шевельнувшись.

— Что мы говорим Смерти? — равнодушно спросил Том, демонстративно достав волшебную палочку.

— И что же?

— Не сегодня, — левой рукой Том выхватил пистолет и нажал на спуск.

Ледяная стена с хрустом рассыпалась, остановив пули, но ещё раньше Том метнулся в сторону, упал и перекатился, послав связку проклятий, завершившуюся щитом. Продержался он всего пару секунд, но этого хватило, чтобы выстрелить ещё дважды и вскочить, выпустив «Бомбарду» в стену. Не то, чтобы крохотная прихожая и так не простреливалась… Но пыль и обломки точно никому не добавят меткости, особенно если не знать пару трюков. Том пронзительно свистнул, задержал дыхание, вслушиваясь — и снова выпустил цепочку проклятий, упал и выстрелил. Едва слышный вскрик, веер лучей над головой, а затем раскатистый треск… Том едва успел перебить заклинанием фонарный столб и свалить его почти на себя — бело-голубая молния опалила щёку, резанула горло запахом озона и с грохотом ударила в металл. Цепная молния — а ведь все считали, что это заклинание утеряно!..

Почти не целясь, Том расстрелял остаток магазина по мелькнувшему силуэту, выбросил магазин, отправил пистолет в кобуру и одновременно вырвал кусок мостовой подставил его под зелёный луч. Жаль, пистолет не перезарядишь…

Том выбросил левую руку вперед, татуировка обдала мягким жаром, воздух дрогнул — и из пролома вылетели клубы пыли, в доме что-то треснуло, захрустело, раздался короткий захлёбывающийся вскрик — и наступила тишина.

Том, не поднимаясь, прислушался — нет, всё тихо — только хруст потихоньку разрушающегося дома да треск огня где-то внутри. Том закрылся щитом, кое-как перезарядил пистолет и снова прислушался — ничего не изменилось. Достал? Вообще-то, такой удар разносил в щепки каноэ, а человека и вовсе должен был размазать, но… Магия может многое, магия, питаемая гневом, яростью и болью — куда больше, и удар мог не достичь цели. В любом случае, придётся идти… Том погасил щит, откатился, выждал несколько секунд, вскочил и, пригнувшись и петляя, бросился к дому.

Зря старался, как оказалось — Куинни Гольдштейн была жива, но жить ей оставалось недолго. Со сломанными рёбрами и тазом, перебитым позвоночником и превратившейся в месиво правой рукой долго не живут…

— Достал… всё-таки… — выдохнула Куинни пополам с кровью. — Сестра?..

— Думаю, да, — Том убрал палочку и достал пистолет. — Знаешь, мне чертовски повезло, что у тебя не было пистолета — иначе бы всё было наоборот.

— Тупой револьвер… не успела… — Куинни закашлялась. — Кто ты?..

— Томми Аткинс, — Том опустился на заваленный мусором пол. — Знаешь, я обещал, что не позволю тебе мучиться, так что…

— Не тяни… — Куинни снова закашлялась. — Скажи сестре, что я люблю её… Всё равно.

— Передам.

— Спасибо…

— Передай привет ребятам из первой десантной, — сказал Том, поднеся пистолет к её виску.

Куинни Гольдштейн едва заметно кивнула, закрыла глаза и — за мгновение до выстрела — благодарно улыбнулась.

Руки дрожали так, что прикурить удалось только с третьей попытки. Никотиновый дым ободрал горло, но облегчения не принёс — ныли перегруженные мышцы, болели многочисленные ушибы и ссадины, пульсировала боль за глазами — но на душе было гаже всего.

Он мог понять, что двигало Куинни Гольдштейн и не мог не восхищаться ей — ей хватило смелости пойти до конца и принять его с достоинством. Любовь отринута, душа уволена, ничто не истина и всё дозволено… Люди любят толковать о свободе, но по-настоящему свободным можно стать, лишь потеряв всё, и настоящая, полная свобода — это свобода выбрать, как ты умрешь. Куинни свой выбор сделала…

— Разрешите обратиться, сэр?

— Разрешаю, лейтенант.

— Сэр, — Том отбросил окурок и уничтожил его привычным взмахом палочки. — Моя просьба, возможно, покажется вам нелепой, но я прошу, чтобы Куинни Гольдштейн была похоронена с воинскими почестями.

— Действительно, странная просьба… Но, видит бог, она это заслужила, — кивнул Прюэтт. — Отдыхайте, лейтенант.

Мотоцикл с рёвом влетел в ворота и остановился. Невидимость и полёт — самые полезные зачарования, без них он потратил бы целый день на дорогу…

Загнав мотоцикл в гараж, Том отдал честь дежурному, отметился и ушёл домой. Сейчас бы напиться в хлам в компании Джерри и Оуэна… Но что-то подсказывало — не стоит. Не тот случай… И Том просто шёл, куда глаза глядят.

Он остановился только у старого камня на холме, который, по местной легенде, притащили по приказу Кнуда Великого. Может, и так — по крайней мере, магии в камне не было… А может, и нет — но кто-то тысячу лет назад поставил здесь этот камень в память о ком-то, и камень всё ещё стоит. Возможно даже, если счистить мох, можно узнать, кто это сделал… Но что скажут имена живших тысячу лет назад людям двадцатого века? Кому-то — ничего, кому-то — многое…

В несколько взмахов палочки очистив камень, Том замер, вглядываясь в выбитый крест и цепочку рун под ним. В Хогвартсе изучали футорк, и некоторое представление о древнеанглийском он имел, но хватит ли его…

«Эадвард поставил этот камень в память о благочестивом брате Мартине, принявшем мученическую смерть от рук ирландских разбойников, но отвратившем их от прочей братии. Да примет Господь его душу.»

Кто они — Эадвард и монах Мартин, в память которого поставлен камень? Что здесь случилось? Кто знает? Да и важно ли это?.. Почти наверняка монах из давно исчезнувшего монастыря пришёл во вражеский лагерь, чтобы проповедью задержать нападавших и дождаться воинов того самого Эдварда, прекрасно понимая, что живым он не вернётся… Может быть, и ему было нечего терять, но…

-Покойся с миром, брат Мартин, — тихо произнёс Том, подняв пистолет.

Три выстрела раскололи тишину майского вечера — салют и безвестному монаху, и Куинни Гольдштейн, и аврорам, и всем, кто так и не дошёл до Берлина…

Когда-нибудь кто-то точно так же помянет и его, Тома Риддла. Когда-нибудь…

Но не сегодня.