Бесконечная дорога (джен)

Свет был слишком ярким, голоса — слишком громкими, комната — слишком теплой. На некоторых из стоявших поблизости женщин было слишком много духов, и от них несло, словно от бочек с гниющим цветами. Запах сигаретного дыма обжигал гортань, будя желание закурить.

Он легко нашел Нарциссу. Даже через полкомнаты она была ясно видна — царствовала над колесом рулетки. Какой-то упившийся говнюк, едва дозревший до таких вещей, поджигал ее сигарету и выглядел слишком довольным собой, когда они оказались до того близко, что могли бы соприкоснуться носами. Отсюда Северус не видел ее полуулыбку, но знал, что она должна быть расчетливой и довольной. Нарцисса знала, какой эффект оказывает на мужчин.

Как и Лили.

В данный момент Нарцисса имела слишком большой успех, чтобы в нем нуждаться, а когда он ей понадобится, она отправит одного из своих почитателей — кого-нибудь достаточно добродушного, чтобы этим не возгордиться и не оказаться по этой причине превращенным в тритона. Так что Северус прихватил пачку сигарет с бара, куда какой-то молодой волшебник, флиртующий с заносчивой блондинкой, имел неосторожность их положить, и ускользнул из зеркального сияния.

За пределами главного зала от блеска и сверкания казино переходило к роскошному бархату темных оттенков, обоям с позолотой и теплому свету ламп. Стоило пройти еще немного, и можно было обнаружить богатый выбор темных уголков, сумрачных уединенных балконов и звукоизолированных спален.

Северус миновал несколько балконов, зная, что они будут заняты, пока не нашел себе свободный. Ночной воздух был прискорбно ароматен. Он встал там в одиночестве и закурил, глядя на кончик сигареты, горящий, как огни раскинувшегося в темноте города.

Он ненавидел такие места. Одна лишь Нарцисса пользовалась выгодами его признательности; только она могла вдохновить его на мучения скуки и нервотрепки таких ночей в компании осипших пьяниц. Мало к кому в своей жизни он ощущал хоть каплю жалости, но стоическое, полное страдания спокойствие Нарциссы перед лицом взросления и отдаления Драко смиряло его, как мало что на свете. Она прекрасно перенесла охотное желание Драко провести месяц бесценного лета у дальних родственников на континенте, но когда она вскользь предложила Северусу сопроводить ее в Милан, откуда ей будет возможно аппарировать к сыну, он понял ее скрытое желание и неохотно согласился.

Это был мир Нарциссы. Сам он ненавидел быть рядом с пьяными — любыми пьяными. Он держался подальше от пабов, баров и клубов, сторонился танцев и концертов, избегал даже праздников в компании коллег. Страшнее всего был момент опознавания — когда можно было классифицировать, к какому виду пьяных относится данная личность. Для всех вокруг это был способ отвести душу, расслабиться, повеселиться; для него же напряжение нарастало все сильнее и сильнее, пока не становилось невыносимым. Он никогда не пил ничего крепче воды. Он мог принять бокал меда, вина или бренди, если ему предлагали, но никогда не отпивал и глотка. Он так и держал этот бокал, который ему всучили, в течение вечера методично уничтожал содержимое магией и единственный сохранял полный контроль над собой, с колотящимся сердцем и взмокшими ладонями наблюдая, как все вокруг деградируют — невнятно бормочут, орут, хихикают, шатаются и падают. Никто и никогда этого не замечал. Никто даже не вспоминал о нем.

Алкоголю он предпочел курение. И Темную магию, разумеется. Пожирание Смерти.

Он раздавил окурок первой сигареты и закурил вторую.

На балконе ниже двое занимались сексом. Он стряхнул пепел за перила, но его, наверное, снесло тепловатым ветром, и до них ничего не долетело.

Он всей душой, до одури ненавидел такие места. И все-таки вот он здесь.

Хотя бы это не был Хогвартс. Ему необходимо было свалить оттуда нахрен. Необходимо было побыть в обществе взрослых людей, даже если это были безответственные наркоманы и пьяницы — необходимо было провести время с хотя бы одним человеком, который, как он знал, был так же разозлен случаем с василиском и риском для одного конкретного ребенка — пусть даже они думали о разных детях.

— Как он мог, Северус? Подвергнуть опасности моего малыша, единственного ребенка, который у меня когда-либо будет! Я убила бы его, хладнокровно убила бы…

Позже Нарцисса прислала за ним официантку. Ее каштановые волосы были уложены узлом, платье мало как минимум на размер; она пахла духами и одеколоном, дымом и потом. Глаза у нее были остекленевшие и рассеянные — она что-то приняла. Он почувствовал это в ее дыхании: резкий запах раздавленных цветов. Чистокровные называли их медовыми фиалками.

Он оттолкнул ее, как только она прикоснулась к его руке, и оставил там. Пот с ее плеча испачкал его ладонь, и он, проходя через зал, вытер ее о шелковую занавеску.

— Ты же знаешь, необязательно было приходить сразу, — сказала Нарцисса, когда он нашел ее на диване в одной из карточных комнат потише. С ней сидел пожилой мужчина, которого женщины бы охарактеризовали как привлекательного и утонченного, а другой, намного моложе, смазливый и скучный в равной степени, ревниво нависал сзади. — Иначе я отправила бы за тобой официанта.

— Так ты и впрямь послала ее, — ответил Северус. — Я не был уверен, что она ищет именно меня — до того она была накачана наркотиками.

— О нет, — пробормотала Нарцисса. — Что ж, раз ты уже здесь… Джулиан, — обратилась она к пожилому, и: — Ларксон, — к тому, что помоложе, — боюсь, что на сегодня я вынуждена вас покинуть.

— Останьтесь, пожалуйста, — Ларксон изобразил страдающего недоумка.

— Схожу за твоим плащом, — сказал ей Северус, скорее, чтобы избежать мелодрамы, чем из искреннего рыцарского порыва. Он оставил лукаво усмехающуюся Нарциссу и направился в гардеробную, где нагло пробился в начало очереди. Когда он вернулся, Джулиан умело лишил Ларксона шанса помочь Нарциссе накинуть плащ, и она одарила обоих прощаниями — нежными и блистательными, предоставив молодому унывать, а пожилому — посмеиваться над ней.

— Уверяю, я ничего девушке не давала, — проговорила Нарцисса, когда они ушли. — Она выглядела… дружелюбно. Только поэтому я ее и послала.

Северус хмыкнул.

— Спасибо, что провожаешь меня, лапушка, — Нарцисса просунула руку ему под локоть. — Я знаю, как ты этого не переносишь, но обещаю все компенсировать. Может, стоит сходить в клуб? У меня есть обширный круг знакомых, над которыми ты можешь безнаказанно поизмываться.

Предложение измывательств было соблазнительно, к тому же он знал, что Нарцисса ушла из казино только затем, чтобы пойти куда-нибудь еще, так что он согласился. Нарцисса поцеловала ему руку, и они пошли дальше прогулочным шагом — точнее, прогуливалась Нарцисса, а Северус приноравливался к ее поступи. Он не был уверен, что хоть раз в жизни расслаблялся достаточно для прогулок.

Несмотря на ночное время, магический квартал Милана нельзя было назвать полностью темным. Обрывки черноты, настолько глубокой и тихой, что они прямо излучали концентрированную тайну, перемежались со взрывами ошеломительного света и звука. Иногда они встречали людей, которых Нарцисса царственно приветствовала, прочих миновали, ни удостаивая ни слова, ни взгляда. В волосах Нарциссы, на ее шее и руках блистали драгоценности; под распахнутыми полами плаща во мраке светилась брошь с голубыми бриллиантами. Ограбления Нарцисса, однако, не боялась. Она путешествовала с Северусом не потому, что нуждалась в защите — ей нужно было лишь сопровождение, так как дочь Блэков никогда не перенесла бы бесчестья путешествия в одиночестве.

— Как Люциусу нравится Брюссель? — спросил он с иронией. Его рука в кармане напряглась при воспоминании о дрожи от примененных им заклятий — там, на лестнице, после того как домовик попытался выставить Люциуса.

— Совершенно не нравится, — пальцы Нарциссы, лежавшие на его руке, сжались; ногти царапнули сквозь ее перчатку и его рукав. — Насколько я поняла, мать очень недовольна им, бедняжкой, — он подверг опасности преемственность рода.

«Ее недовольство даже рядом не стояло с моим».

— Не уверен, что я хоть раз видел его мать действительно недовольной. Ее волосы становятся змеями, а взглядом она обращает в камень?

— Да, полагаю, что-то в этом роде, — улыбка Нарциссы блеснула, словно ее брошь.

«Что ты делаешь, Северус?»

«Показываю тебе цену амбиций».

Дамблдор тоже был бы очень им недоволен, если бы узнал. Северус едва не признался ему в содеянном — просто чтобы заставить его себя почувствовать настолько же преданным и разочарованным, как он сам в то Рождество. Но Дамблдор мог бы снять заклятия, а Северус наложил их не только для собственного удовольствия.

Люциус не вспомнит, что с ним сделали, а сами заклинания не отслеживаемы. Если… когда Темный Лорд вернется и начнется гонка за его одобрением, девочке будет угрожать на одного Пожирателя меньше.

— И все лишь бы не дать хода магглозащитному законопроекту этого убогого циркового уродца, Арнольда Уизли, — с цивилизованной брезгливостью проговорила Нарцисса. — Люциусу надо было просто отравить предателя крови и не вмешивать в свои дела моего сына.

— Я убежден, что он даже не подумал, что один из оставленных Темным Лордом предметов может повредить настолько чистокровному ребенку, как Драко, — ответил Северус и про себя добавил: «Мудила безмозглый».

— Люциус — жопа бабуина, — холодно отозвалась Нарцисса. Использование подобных просторечных вульгарностей поразило бы три четверти ее знакомых по самые гланды, но он слышал от Нарциссы слова и похуже. Большинству из них он сам ее научил. — Он даже не знал, что делает этот мерзкий дневник. Призвать василиска, Мерлина ради — да как Драко мог быть при этом в безопасности?

Но в этом же весь Люциус, подумал Северус. Сперва творит все подряд, лишь бы вырваться вперед, а потом ловит лбом последствия.

В данном случае — последствия… недовольства самого Северуса.

— Двенадцать лет назад он ничему не научился, — продолжила Нарцисса. — Он думает, что Темный Лорд исчез.

Северус ощутил на себе ее взгляд, но отвернулся. Он глядел на черные стекла витрин закрытых магазинов, чувствовал густую волну аромата жасмина от кустов, взбирающихся по стене ночного ресторана. Пальцы Нарциссы снова на мгновение напряглись.

— Северус, как ты думаешь, он мертв?

— Полагаю, события этого года доказывают обратное, — ответил он, не встречаясь с ней взглядом.

— Но ведь эта девочка, Поттер, уничтожила то, что было в дневнике.

— Да, — он не рассказывал ей про Квиррелла. Это было бы слишком опасно, да и зачем лишний раз ее беспокоить. — Но Дамблдор не верит, что с ним покончено. И какого бы низкого мнения ты ни была об этом человеке, — добавил он, когда она издала негромкий пренебрежительный звук, как бы дурно мы оба иногда о нем ни думали, — в прошлом он никогда не ошибался насчет Темного Лорда.

В этом году он тоже оказался прав: дух Темного Лорда действительно завладел ученицей и принудил ее творить зло. Он был полностью прав. И с Квирреллом тоже.

Единственное, в чем Дамблдора его интеллект подвел — Гарриет Поттер.

* * *

Гарриет никогда раньше не была в Уотерстоунс. Тетя Петуния и дядя Вернон не читали беллетристику: они считали, что количество противоестественных вещей в ней непереносимо для здравомыслящего человека. Всю дорогу этим ясным летним вечером родители Гермионы спорили о преимуществах библиотек перед книжными магазинами. Джин считала, что лучше сберечь деньги и поддержать местные библиотеки, а Дэниэл говорил, что приобретение книг полезно для души.

— Это же как играть с чужим питомцем вместо того, чтобы завести своего, — заявил он.

— Они всегда так, — шепнула Гермиона Гарриет. Они шли впереди. — Куда бы мы ни пошли — в книжный или в библиотеку.

Но потом они добрались до магазина, и Гарриет была просто потрясена всем этими книгами. Библиотека Хогвартса была огромная, но, откровенно говоря, жутковатая — из-за этих толстых мрачных гримуаров и мадам Пинс, сердито поглядывающей из-за своего стола. Но здесь книги были веселыми, беспорядочными, хаотичными — и до чего же их было много.

Прогуляв, как ей показалось, несколько веков, начитавшись удивительных названий вроде «Мило и волшебная будка» и «Левая рука Тьмы», она забрела в очень познавательный отдел.

— Эй, Гермиона… погляди…

— Что там?

— Просто погляди.

В проходе показалась покачивающаяся стопка книг с Гермиониной густой шевелюрой. Гарриет предполагала, что где-то там скрывалась и сама Гермиона, но кроме волос и книг ничего видно не было.

— Ты что, собираешься все это купить? — спросила она в восторге. — Обошла весь магазин?

— Ну конечно нет, весь не обошла, — Гермиона присела на корточки, чтобы осторожно сгрузить стопку на пол. — В этом отделе, например… — она смерила обложки (в основном розовые) взглядом, полным презрительного превосходства. — Здесь для меня точно ничего нет. А ты-то что тут делаешь? Это же женские романы.

— Правда? — Гарриет демонстративно взглянула на обложку книжки, которую она держала в руках — на ней женщина с желтыми волосами, плещущимися на ветру, как раз собиралась вывалиться из платья прямо на руки потерявшему рубашку парню. — Эта обложка вдруг стала намного понятнее.

— О, ха-ха, — Гермиона закатила глаза. — Надеюсь, ты не это хотела мне показать.

— Не сомневайся, это самое, — Гарриет перевернула книгу и прочла низким прочувствованным голосом: — Не заставляй меня тебя любить, прошептала она, и ее непреклонный взгляд убеждал Таннера в серьезности этих слов, даже когда ее податливое тело уже отзывалось на его обжигающие поцелуи.

— Буэ, — сказала Гермиона, и выражение ее лица стало точно у Снейпа при виде Невилла. — Что за чушь.

— Называется «Невеста страсти», — с непроницаемым лицом ответила Гарриет. — Они оба — добровольные узники своей страсти. Она жаждет отдаться невыразимому наслаждению его объятий.

— Пожалуйста, скажи, что ты не собираешься ее покупать, — Гермиона принялась разбирать свои книги — все они были толстыми и со строгими обложками.

— Покоренная его страстью, она стала заложницей любви, — прочла Гарриет. — Точно куплю.

Гермиона недоверчиво покачала головой.

— Гилдерой Локхарт, — лениво произнесла Гарриет.

Гермиона порозовела.

— Ой, заткнись, — пробурчала она, раскрыла книгу и спрятала за нее лицо.

* * *

Клуб Нарциссы тоже был украшен бархатом, позолотой и хрусталем. До конца ночи ему стоит ждать мигрени.

— Вон там Бленкинсопы, — шепнула Нарцисса, раскрывая веер — невероятно эфемерное сооружение из кружев. — Пойдем к ним? Им не повредит, если ты их немножко словесно обкорнаешь.

И Нарцисса повела их через выряженную толпу — так умело, что казалось, будто это он ее ведет, но вдруг остановилась и втянула воздух.

— Корнелиус, — сказала она. Она это буквально выдохнула, и на мгновение Северус ощутил, как ее пальцы стиснули его руку. Но ее беспокойство было настолько неуловимым, что даже самый остроглазый светский лев ничего бы не заметил; Северусу помогло только то, что он очень хорошо ее знал — и еще знал, почему Нарцисса бледнеет и заикается при виде Корнелиуса фон Риттера.

Все звали его Барон. Технически так оно и было, хотя размер его состояния соответствовал скорее герцогу. Он был последним из знаменитого австрийского рода, которому некогда принадлежала половина Европы, и он дважды едва не стоил Нарциссе всего.

— Он тебя не видел, — ответил Северус, притворяясь, что богатство окружающих его совершенно не трогает.

— Мне надо его поприветствовать, — шепнула Нарцисса. Оба говорили настолько тихо, что никто вокруг этого не замечал. — Если я этого не сделаю, возникнет слишком много вопросов.

— Он ничем тебя не скомпрометирует.

— Разумеется нет, дорогой, — голос Нарциссы был то ли тоскливый, то ли обиженный. — Ты же отлично знаешь, что я не из-за этого… Карлотта, милейшая Карлотта, как ты поживаешь?

Карлотта, кем бы она ни была, носила платье до того невыносимого лаймового цвета, что Северусу пришлось отвернуться, спасая зрение. Естественно, его взгляд тут же упал на Барона фон Риттера, которого частично закрывала толпа болтливых женщин, чьи головы украшали страусиные перья. Барон был не слишком высок, так что Северус его бы и не заметил, не укажи на него Нарцисса: страусиные перья почти полностью скрывали его из виду.

Но потом одна из страусиноголовых женщин уронила сумочку и наклонилась ее поднять, дав Северусу возможность свободно рассмотреть объект единственной разрушительной любовной связи Нарциссы (если не учитывать Люциуса с его пожирательскими делами), и Северус пожалел, что проклятая баба наклонилась.

— Черт, — сказал он.

Нарцисса, вероятно, услышала, потому что с совершенно естественной любезностью отослала Карлотту и обернулась к нему.

— Что, дорогой?

Он обдумал, стоит ли промолчать, но Нарцисса обладала упорством стальных тисков. Если она потащит его встречаться с Бароном, она все равно все выяснит.

— С фон Риттером женщина, — прямо ответил он. Хотелось поскорее с этим закончить и не терять время. — Она раньше работала у Мелисандры.

Мгновение Нарцисса выглядела искренне изумленной; потом метнула быстрый взгляд на Барона, который наклонил голову к женщине с узлом темных, глинистого оттенка волос. Когда он видел ее в прошлый раз, ее волосы были эффектного темно-рыжего цвета. На самом деле она совсем не была похожа на Лили, но ее волосы оказались достаточным поводом предпочесть ее остальным.

— Когда? — спросила Нарцисса. Вопрос был настолько уклончивым, что он не сразу догадался, что именно она хотела узнать.

— Не меньше семи лет назад. Она никого долго не держит, — именно так: некий оттенок свежести был важнее всего в бизнесе, который именно свежесть уничтожал так же быстро и неизбежно, как луна притягивает приливы.

— Что же, — лицо Нарциссы было томным, но, когда она распахнула веер, Северусу померещился свист падающей гильотины. — Как я вижу, за это время она многого достигла. Пойдем поздороваемся, лапушка моя.

Северус чуть не спросил: «А может, не надо?» — но с таким же успехом можно было спорить с Дамблдором. Он привык к унижению. По крайней мере, он сам достаточно его испытал.

Способ Нарциссы «ходить здороваться» был, однако, окольным. Она обошла комнату по кругу, часто приближаясь к кучкам людей для обмена приветствиями с родственниками, в равной степени дальними и презираемыми, так что менее знакомый с ней человек посмел бы надеяться, что до конца вечера она не доберется до Барона и… он был абсолютно уверен, что в прошлый раз она назвалась «Флоривет». Это наверняка даже близко не было ее настоящим именем. Но эти двое были целью Нарциссы, а ей лишь дважды в жизни серьезно помешали. Рано или поздно они должны были дойти до Барона и Бывшей Флоривет.

И дошли. Или, точнее, Барон дошел до них.

Северус почувствовал на плече чужую руку, что было удивительно в этом месте, где с ним всегда обращались, как с сырным клещом-переростком.

Обернувшись, он обнаружил Барона, улыбающегося тепло, довольно и приветливо.

— Мастер Снейп, — произнес он, протягивая руку. — Сколько лет, сколько зим.

Флоривет отцепилась от руки Барона, и правильно сделала. По ее лицу Северус понял, что она его узнала. Что ж, наверное, он был достаточно жалок и уродлив, чтобы запомниться. Она была одета по итальянской моде, с завышенной талией и глубоким декольте, потемневшие волосы собраны свободными мягкими кудрями. Этот цвет ей откровенно больше шел, чем рыжий.

Она улыбнулась ему легкой, тайной улыбкой, и это объяснило Северусу, что, в какой бы роли она тут ни была, то уж точно не как скромная и пристойная компаньонка Барона.

— Миссис Малфой, — Барон отпустил ладонь Северуса, принял руку Нарциссы и поклонился с учтивой грацией. — Слышал, в казино вас преследовал успех.

— Лорд фон Риттер, — Нарцисса сделала легкий реверанс. — Уверена, вы не станете возражать — вышло прекрасно.

Может быть, она подразумевала игру, а может — что угодно еще. На самом деле, вполне могло оказаться, что она говорит одновременно о трех вещах, а то и больше.

— Позвольте представить вам мою спутницу, Оливию Лакурт, — сказал он, и Бывшая Флоривет склонилась перед Нарциссой в глубоком реверансе, до того смиренном, словно она была дочерью торговца, представленной Марии Антуанетте.

Остаток разговора шел в основном между Нарциссой и Бароном. По крайней мере, вся его словесная часть — Северус симулировал интерес к лепному потолку, а Флоривет-Оливия до упора изображала элемент декора и молчаливую спутницу. Он не знал наверняка, что рекомендует этикет при повторной встрече со снятой семь лет назад высококлассной проституткой, но он так или иначе был полным бездарем в этикете.

Когда Барон и Нарцисса решили, что они достаточно наговорились для подобающего приветствия (никак при этом не упомянув замятый четырнадцать лет назад скандал), они разошлись, освободив Северуса из бесконечного заточения. Хотя бы из одного из заточений.

— Разве она не прелесть? — спросила Нарцисса, хотя она, возможно, могла бы сказать «больная девка». Она лениво взглянула вслед Барону, томно обмахиваясь веером. — Была ли она хороша, когда ты с ней познакомился?

— Приемлема, — большего он все равно не мог вспомнить. Он никогда особенно не наслаждался такими знакомствами. Разве что на телесном уровне, а тот быстро сходил на нет.

— Ты неисцелимый романтик, голубчик, — Нарциссе, казалось, стало слегка смешно.

— Она обо мне сказала бы и того меньше, — конкретно это Северуса действительно не заботило.

— Знаешь, — Нарцисса снова постучала по нему веером, — тебе полагалось получить удовольствие, Северус. Правда, я никому не расскажу, что тебе удалось повеселиться четверть часа семь лет назад.

— Жутко хочется курить, — сказал он вместо ответа.

— Мерлин, и мне, — и они пробрались через клуб к одному из многочисленных балконов.

Он зажег сигарету ей, потом себе, вспоминая, как ему было одиннадцать, а Нарциссе шестнадцать, и она ходила с ним за теплицы, где он прятался, когда с ним не было Лили — чтобы покурить и поненавидеть мир и все, что в нем было (кроме Лили). Нарцисса подкупала его дорогим шоколадом, просила научить ее курить, изучала маггловские ругательства; в ней сплетались две отдельных стороны — одна хотела заполучить Люциуса Малфоя и женить его на себе, а вторая была пошлой и испорченной.

Тридцативосьмилетняя Нарцисса выдохнула дым в сторону городского горизонта, сияющего электрическими огнями. В отличие от многих людей, которых Северус знал ребенком (слишком многих), Нарцисса выросла именно такой, какой всегда хотела стать.

— Я зануда, — сказал он, выкурив сигарету до половины. Это, правда, не заняло много времени — он затягивался, как приговоренный в двух шагах от расстрельной команды.

На лице Нарциссы проступило веселье, едва различимое в сумрачном перемежении теней и света.

— Ну и как мне полагается на это отвечать? Если я стану это отрицать, ты меня высмеешь, а подтвердить было бы жестоко.

— Ты любишь быть жестокой.

— К остальным — разумеется, — Нарцисса не рассмеялась, потому что смех — это вульгарно и обывательски, но он все равно звучал в ее голосе. — Как и ты, лапушка моя.

— Разумеется, — ответил он, что было истинной правдой и зажгло в ее глазах огонек.

Некоторое время они курили вместе на балконе. Нарцисса заказала себе стакан охлажденного джина, и они говорили обо всяких пустяках. Драко нравилось на каникулах у тех дальних родственников с континента, чьих юных дочерей Нарцисса не слишком ненавидела. Она уже присматривала подходящую невестку. Люциус прислал подхалимское письмо, на которое она, возможно, соизволит ответить через неделю, а может, дней через десять. Она спустила в казино шестнадцать тысяч галлеонов и выиграла семнадцать тысяч пятьсот шестьдесят. Ларксон тоже написал ей письмо, полное неподобающих сантиментов и предложений, которые были бы весьма занятны, если бы свежесть воспоминаний о встрече с Бароном не мешала всему в этом роде, пусть и более юному, вызвать что-либо значительнее иронии.

Одна из причин, по которым Северус всегда принимал приглашения Нарциссы сопровождать ее в очередной серии нудных вечеринок и казино, была в том, что благодаря им Хогвартс казался более далеким. С одиннадцати лет десять месяцев в году вся его жизнь проходила в этом месте; в месте, которое он звал домом чаще, чем любое другое, но в котором было столько обязанностей и напоминаний прошлого, столько разбитых надежд и закосневших кошмаров; в котором давящее одиночество смешивалось с неизбежным до фобии присутствием людей. Там он был учителем, родительской фигурой для двух сотен детей, педантичным тираном и жалкой старой развалиной ста восьмидесяти с лишним лет. Его жизнь уходила на то, что его вообще никогда не интересовало, но он сам загнал себя в этот угол двенадцать лет назад.

Как часто ему казалось, что его жизнь — та, которую он должен был вести — уплывала от него, снесенная в океан потоком его наихудших решений; что жизнь, которую он должен был вести, которую он мог рассмотреть издалека, всегда оставалась слишком далеко, чтобы к ней прикоснуться. Иногда ему казалось, что он так и не стал взрослым, потому что выбрал судьбу, отрезавшую его от многого, что связано со взрослой жизнью — от любви, брака, детей, даже всяких безответственных поступков, которые совершают взрослые люди. Его окружали подростки, но он не был педофилом, так что даже милосердие страсти и влюбленностей было для него чуждо. Он периодически занимался сексом, но только с высококлассными шлюхами и только за пределами Англии, потому что британская проститутка с большой вероятностью могла оказаться одной из его учениц, а ученики, как бывшие, так и настоящие, для него были существами совершенно бесполыми. Но это был всего лишь способ сбросить напряжение.

Он существовал на самом краю истинного общества Нарциссы, но отсюда Хогвартс был достаточно далек, чтобы он испытывал от этого облегчение. Даже среди прочих преподавателей Хогвартса он не чувствовал себя взрослым, возможно, потому, что они знали его учащимся и так и не начали думать о нем иначе. И, разумеется, он не слишком им нравился. Да и мало кому он нравился. Не похоже, чтобы он мог этого добиться от них, даже если пытался.

Нарцисса накрыла его руку своей. Ее ладони всегда были сухими и прохладными.

— Так, постарайся не сбросить меня с балкона за то, что я скажу, мой дорогой, — начала она с весьма заметной робостью, — но я считаю, что тебе пора всерьез задуматься о женитьбе.

Северус уставился на нее. Нарцисса спокойно выдержала его взгляд. Ее зрачки в сумраке настолько расширились, что, казалось, полностью вытеснили светлую радужку.

— Мне показалось, что ты не захмелела.

Она не закатила глаза — это было слишком по-плебейски, — но оттенок эмоции был тот же самый.

— Нет, и ты это знаешь. Не переводи разговор, хороший мой.

— Я не перевожу разговор, я не верю своим ушам. За этим заявлением тысяча нелепостей, но начну я вот с чего: на ком, Бога ради, мне предполагается жениться?

— У меня на уме никого нет, — с извечной своей невозмутимостью отозвалась Нарцисса. — Я просто думаю, что тебе пора взвесить… будущие возможности.

— Мерлина ради, зачем? — решился он спросить.

Нарцисса изучающе на него поглядела.

— Ты уникальный человек, дорогой Северус. — Он фыркнул. — Это так, — продолжила она умиротворенно. — Большинству людей либо нужны другие люди, либо нет; каждый следует предназначению. Тебе же… Полагаю, ты один из тех, кто выбирает одиночество, потому что не может быть с теми, чье общество ему действительно приятно.

— Я ненавижу людей, — сказал он. Это не было настоящим ответом, но он терпеть не мог, когда его подвергали психоанализу. — Это раса бесполезных кретинов.

— Да, — Нарцисса погладила его руку. — Но кое-кто тебе нравится. Их в мире исчезающе мало, но они есть.

Он помассировал переносицу.

— Учитывая, что даже болтливым социальным паразитам достаточно сложно найти кого-нибудь, на ком они хотели бы жениться и кто хотел бы выйти замуж за них, мои шансы в достижении той же цели бесконечно малы и могут быть признаны отсутствующими.

— Что ж, — Нарцисса пожала плечами — не так, как будто отказалась от вопроса, а с видом «будь что будет». — Кто знает. Тебе нужна всего лишь удача. Для каждого из нас все в итоге упирается в нее.

— Я никогда в жизни не был удачлив. Поэтому я не играю в азартные игры.

Она покачала головой, замерцав серьгами.

— О, дорогой, большинство игроков худшие неудачники в мире. Ты не играешь потому, что веришь в глубине души в неизбежный проигрыш.

У Северуса что-то оборвалось внутри. Она сказала это почти игриво, но это была сущая правда, и где-то там, под светлой поверхностью ее голоса, была глубинная уверенность.

— Мсье? — скромный голос официанта умело просочился в их молчание, почти его не потревожив. Двумя руками он держал поднос с одиноким конвертом.

Воспоминание о таком же письме, попавшем к Северусу в прошлом году в то же время и тем же способом, резко просигналило в его сознании. Это письмо, однако, было адресовано не Дамблдору, а ему самому. Его имя, написанное знакомым, с завитушками, почерком Дамблдора, темнело на пергаменте.

Он разорвал конверт и вытряхнул записку. В ней была всего одна строка:

Сириус Блэк бежал из Азкабана.