Бесконечная дорога (джен)

После нападения Сириуса Блэка на Полную Даму Гарриет стало намного труднее носить Нюхачу еду. Профессор Снейп начал, как в прошлом году, рычать на нее, когда ловил ее бродящей в одиночестве, да и вообще он не походил на человека, одобряющего кормежку бродячих собак. Он бы наверняка решил, что пес — это замаскированный Сириус Блэк или еще что-нибудь в этом роде. К тому же профессор Макгонагалл попросила мадам Хуч наблюдать за тренировками Гарриет по квиддичу, потому что команда занималась допоздна, а вечера были темными, так как ноябрь насел на замок, словно разозленный дракон. За Гарриет теперь следило слишком много народу, все время съедали тренировки и учеба, и ускользнуть стало невозможно.

Она думала написать Хагриду, чтобы он оставлял еду, но Нюхач казался таким встревоженным этой мыслью, что она не решилась. Отказавшись от разумной идеи из-за собачьих настроений, она почувствовала себя необычайно глупо.

Гарриет была занята множеством вещей (их было примерно на шестнадцать штук больше, чем надо), но показавшийся на горизонте первый квиддичный матч вышел на первый план, хотя бы просто потому, что этого захотел Оливер. А потом, за пару дней до матча, взбешенный и раздосадованный Вуд принес неутешительные новости:

— Мы не играем со Слизерином, — сказал он в ярости. — Флинт только что ко мне подходил. Вместо этого против нас будет Хаффлпафф.

— Почему? — спросила команда.

— Флинт оправдывается тем, что рука у ловца все еще травмирована, — Вуд пылал праведным гневом. — Они просто не хотят играть в эту погоду — думают, что это уменьшит их шансы.

— Малфой притворяется, — зло сказала Гарриет, представляя его самодовольное лицо. — Все у него нормально с рукой.

— Знаю, — горько ответил Вуд, — но мы не можем этого доказать. Но от этого у нас большие проблемы, о чем, я думаю, Слизерин тоже в курсе. Мы основывали тренировки на том, чтобы противостоять тактике Слизерина, а теперь играем с Хаффлпаффом, у которого совсем другой стиль. Их капитан, Седрик Диггори…

Анджелина, Кэти и Алисия хихикнули. Потом выжидающе поглядели на Гарриет и, когда та моргнула, подтолкнули ее.

— Ну, знаешь, — сказала Алисия, — ловец, симпатичный такой.

— Очень симпатичный — и высокий, — добавила Кэти.

— Сильный и молчаливый, — сказала Анджелина, и все они снова хихикнули. В этот раз Гарриет хихикнула с ними — не потому, что знала, о ком речь, а из-за забавного выражения на лице Оливера, да и всех остальных мальчиков.

— Он молчаливый только потому, что двух слов связать не может, — с досадой сказал Фред.

— У-у-у, — протянула Гарриет. — Похоже, кто-то ка-а-апельку завидует.

От этого Анджелина, Кэти и Алисия захихикали еще сильнее, пихая друг друга и Гарриет. Фред смотрел на них с отвисшей от возмущения челюстью.

За день до матча ветер, усилившись, завыл, и в стены и окна замка загремел дождь. Внутри было так темно, что зажгли дополнительные факелы, и, кажется, все сидели на уроках в плащах. Миссис Уизли прислала Гарриет вязаные гетры, и она носила их поверх чулок.

Команда Слизерина ходила самодовольная, и больше всех — Малфой.

— Ах, если б только рука у меня была получше! — вздохнул он под дребезжание стекол и свист сквозняка. Панси Паркинсон висела на его здоровой руке и через зал усмехалась Гарриет.

Джинни знала, кто такой Седрик Диггори, и Кэти оказалась права: он действительно был высокий. Если бы Гарриет встала с ним рядом, ее макушка не достала бы даже до его груди. В нормальную погоду у нее, как менее рослой, было бы преимущество в скорости, но судя по тому, как ветер ломал ветки деревьям в лесу, ее сдует на трибуны, а Диггори тем временем будет беспечно летать под хлещущим ливнем.

А Оливер все продолжал ловить ее между уроками и заваливать советами. Когда это случилось в третий раз, он проговорил с ней так долго, что Гарриет поняла, что на десять минут опоздала на ЗоТИ. Она рванула прочь, не попрощавшись, а Оливер кричал ей вслед:

— У Диггори очень резкие повороты, Гарриет, тебе, наверное, придется пытаться обойти его по дуге…

Она, проскользив по полу, затормозила у класса, запыхавшись, и дернула дверь.

— Извините, профессор Люпин, я…

Но к ней обернулся не профессор Люпин. Это был Снейп.

— Какая радость, что вы, наконец, решили к нам присоединиться, мисс Поттер, — у него опять был тот странный бледный вид, а глаза блестели. — Сядьте, — бросил он и ткнул палочкой на парту в самом начале класса, которая оставалась пустой.

На самом деле, ближайшее занятое место было на третьем ряду. Очевидно, что никто не хотел сидеть близко к учительскому столу, когда за ним был Снейп.

Когда он слегка оскалился, Гарриет не осмелилась спорить или хотя бы спросить, где профессор Люпин. Она как могла тихо поспешила к столу и села, чувствуя себя довольно одинокой и беззащитной.

— Как я говорил, — Снейп сделал паузу, чтобы смерить вынимавшую пергамент и перья Гарриет настолько яростным взглядом, что та застыла посреди движения, — когда, наконец, решила явиться мисс Поттер… Профессор Люпин не оставил никаких записей о том, что вы прошли до сих пор…

— Сэр, пожалуйста, мы прошли боггартов, красные колпаки, капп и гриндилоу, — быстро проговорила Гермиона, — и как раз собирались начать…

— Тишина, — почти прорычал Снейп, так что Гермиона умолкла, как магнитофон, из которого вынули кассету. — Я не просил разъяснений, а всего лишь прокомментировал нехватку организованности у профессора Люпина.

— Он лучший преподаватель защиты от Темных искусств из всех, что у нас были, — смело заявил Дин Томас, и остальной класс согласно загудел. Лицо Снейпа опасно засветилось. Гарриет попыталась незаметно спрятаться за учебник.

— Вам легко угодить. Люпин вас сильно переоценивает. Я бы предположил, что с гриндолоу и красными колпаками смогли бы справиться и первокурсники. Сегодня мы обсудим…

Он выдернул учебник у Гарриет прямо из рук, заставив ее подпрыгнуть, и, раскрыв, громыхнул им об стол. Он провел длинным пальцем по оглавлению и перелистнул в самый конец учебника, до куда, как ему должно было быть известно, они еще не добрались.

— Оборотней, — сказал он и сверкнул глазами злее обычного.

— Но сэр, — сказала Гермиона, словно не в силах была сдержаться, и Гарриет закрыла глаза, — нам еще рано проходить оборотней, мы должны были начать изучать болотные фонарики…

— Мисс Грейнджер, — от голоса Снейпа у Гарриет кожа покрылась мурашками, — мне так казалось, что я веду этот урок, а не вы. И я вам говорю открыть учебник на странице триста девяносто четыре, — он обвел комнату взглядом. — Всем. Немедленно!

Гарриет не посмела обернуться и посмотреть на остальной класс, но услышала приглушенное бормотание. Снейп снова схватил книгу и сунул ей — та уже была открыта на нужной странице. Она уставилась на чернильную гравюру получеловека-полузверя, существа, совсем не похожего на волка. У него были дикие глаза, морда кривилась в усмешке, с оскаленных зубов капала слюна. Он выглядел действительно бешеным чудовищем.

Волшебникам определенно нравились страшные картинки.

— Кто из вас может сказать мне, в чем различие между оборотнем и настоящим волком? — спросил Снейп. Обычно он ходил бы между столов, всех нервируя, но в этот раз стоял, как приклеенный, рядом с Гарриет, чуть ли не вибрируя от напряжения.

Смутное подозрение зародилось у Гарриет. Уж не подумал ли он, что она опоздала, потому что откуда-нибудь из-за доспехов выскочил Сириус Блэк и зарезал ее в коридоре?

Гарриет взглянула на его лицо, оно было смертельно бледным. Глубоко запавшие глаза потемнели, черты обострились. От него распространялся знакомый запах, но она не могла его сразу вспомнить… это что… сигаретный дым?

Она поразилась. Представлять курящего Снейпа было почти как думать о том, как он влюбился в ее маму (да в кого угодно, в самом деле): это означало, что у него была другая, неизвестная, взрослая жизнь.

— Вы хотите сказать, — продолжил он, глядя не на Гарриет, а на класс, — что профессор Люпин не рассказал вам основные различия между…

— Мы же говорили, — вмешалась Парвати. — Мы не дошли еще до оборотней, у нас пока…

— Молчать, — рявкнул Снейп до того злобно, что тишина в классе повисла плотнее прежнего. — Даже не думал, что встречу третьекурсников, не способных узнать при встрече оборотня…

«Это я бы узнала, — подумала Гарриет. — Если это не вымысел художника».

— Сэр, пожалуйста, — почти простонала Гермиона. — От настоящего волка оборотня отличает несколько признаков. Морда оборотня…

— Вы в третий раз говорите без разрешения, мисс Грейнджер, — голос Снейпа сочился обещанием неизбежного страдания. — Пять баллов с Гриффиндора за то, что вы невыносимая всезнайка.

Гарриет прожгла его взглядом. В ее горле уже созрел яростный ответ, но тут Рон выпалил:

— Вы задали вопрос, она знает ответ! Зачем спрашивать, если не хотите слушать?

Гарриет уронила лицо в ладони. Снейп наконец-то отошел от ее стола, приблизившись к столу Рона так медленно и тихо, что его почти не было слышно.

— Отработка, Уизли, — сказал он мягким и очень опасным тоном. — И если я еще раз услышу, как вы критикуете мои методы преподавания, вы об этом. Очень. Пожалеете.

После этого до конца урока никто не издал ни звука. Все делали заметки об оборотнях, Снейп дергался туда-сюда рядом со столом Гарриет. Иначе это было никак не назвать: он ходил взад и вперед, ни разу не отходя от стола дальше чем на несколько футов, поворачиваясь так резко, что воздух чуть ли не звенел.

Когда прозвучал звонок, он задержал их, чтобы буркнуть:

— Каждый из вас напишет и сдаст мне эссе о том, как распознать и убить оборотня. Я хочу по два свитка пергамента по теме к утру понедельника. Уизли, останьтесь, нам надо назначить время отработки.

Гермиона поймала Гарриет у ее стола, и они вышли из комнаты вместе за остальным классом, который ушел вперед, негодуя на Снейпа.

— Сегодня он был в особенно плохом настроении, да? — сказала Гермиона. Если она и восприняла то, что Снейп назвал ее невыносимой всезнайкой, Гарриет этого по ней не заметила: Гермиона выглядела более-менее нормально, то есть бледной и усталой. Как и всегда в последние дни.

Гарриет начала было говорить:

— Думаю, он беспокоился за… — как вдруг их догнал Рон, переполненный бешенства, и она прервалась.

— Знаете, что этот сукин сын заставил меня делать? — спросил он.

— Рон! — с укором сказала Гермиона.

— Отправил меня чистить утки в лазарете — без магии! — кулаки у него были стиснуты, и он дрожал от ярости. — Ну вот почему бы Блэку не спрятаться в кабинете Снейпа, а? Прикончил бы для нас этого ублюдка!

* * *

Когда утром субботы на горизонте забрезжил рассвет, окна заливала такая плотная стена дождя, что рассмотреть что-либо было невозможно. Северус не возражал против предложения Флинта перенести матч (на самом деле, он его поддержал), но обнаружил, что ему не хочется, чтобы гриффиндорцы были такими жертвенными страдальцами. Оказалось, что освободившееся место занял Хаффлпафф — у Рейвенкло, как и у Слизерина, было здравомыслие.

— Как они хоть что-нибудь в этом увидят? — услышал он обращенные Минерве слова Люпина, когда они открывали парадные двери. Ветер рвал створки из рук, пытаясь их захлопнуть. Порывом ветра у Спраут сорвало шляпу, а Флитвика сбило с ног.

— Надеюсь, они не перемерзнут насмерть, — проговорила Спраут, поднимая из замерзшей лужи свою шляпу и Флитвика.

Северус тоже на это надеялся. Снаружи был холод и ледяной ветер. Если у девочки будет переохлаждение, он убьет Оливера Вуда.

Если бы не необходимость присматривать за ней, он остался бы в подземельях — как бы холодно там ни было, по сравнению с этой завывающей бурей там было тепло и сухо, как на южном побережье Франции. Однако большинство его слизеринцев направилось на улицу, настолько увлеченные межфакультетской враждой, что были готовы праздновать поражение Гриффиндора даже в таких отвратных условиях.

Он миновал Дафну Гринграсс. Она натянула из-за дождя капюшон и умоляла младшую сестру:

— …останемся внутри. Астер? Тут холодно, и дождь, и квиддич…

— Не ходи, если не хочешь, пожалуйста, — сказала Астерия Гринграсс, сражаясь с большим зонтиком. — Просто у меня есть странное желание пойти и посмотреть… Знаешь, я никогда раньше не смотрела игру в квиддич…

— Это ужасно скучно, Астер… и я сомневаюсь, что мы хоть что-то рассмотрим в этом гадком холодном дожде…

Астерия Гринграсс, вероятно, шла посмотреть на свою новую героиню. После того, как дочь Лили ударила в лицо мальчика, который мучил Астерию, она… нет, не изменилась. Она все еще была такой робкой, что на ее фоне Лонгботтом выглядел драконоборцем. Она все так же глядела на Северуса, бледнея от ужаса, даже когда он стоял в десяти футах от ее котла, а во вторник Минерва перепугала ее вопросом, обращенным к ее соседу по парте — она подумала, что спрашивают ее. Мадам Помфри посоветовала им обоим быть «менее страшными».

Возможно, персоналу школы следовало доверить благополучие Астерии Гарриет Поттер. Если она могла трижды победить Волдеморта и убить его гигантскую ручную змею, следующим шагом неизбежно должен был стать великий подвиг по преодолению робости Астерии Гринграсс.

Северус поймал себя на том, что с того самого события то и дело возвращается к этой мысли. Обнаружил, что думает: Лили заступалась против гриффиндорцев за слизеринца, но только за друга. А когда он перестал быть ей другом, она больше никогда за него не заступалась.

Он попытался вспомнить, защищала ли когда-нибудь Лили или хотя бы попыталась защитить любого другого слизеринца, не его. Не вспомнил. Это его тогда не волновало — или, наверное, даже расстроило бы, потому что ему хотелось, чтобы она заботилась только о нем. Ему и сейчас было все равно, что она не делала этого для других. Однако ее дочь делала. Кем была для нее Астерия Гринграсс? Девочка даже не знала ее.

Раньше он никогда не думал, что она похожа на Лили. Глаза, разумеется, были те же, по крайней мере по форме и цвету, хоть и не выражением; на этом для него сходство кончалось. Теперь он впервые мог сказать, что она сделала нечто, что давало возможность назвать ее дочерью Лили не только по имени… и в то же время поступок был совершенно другим. Астерия Гринграсс не была подругой девочки. Возможно, в этой ситуации Лили поступила бы так же, а может, и нет.

Этого он не знал.

И вот они вместе с Астерией Гринграсс идут под ветер и леденящий дождь смотреть, как девочка летает кругами над квиддичным полем.

Несмотря на водоотталкивающие чары, он промок насквозь, пока добирался до преподавательских трибун, а ясно рассмотреть удавалось только собственное клубящееся паром дыхание. Трибуны гудели от колотящего по ним дождя и, вероятно, от криков учеников, но ливень так грохотал, что было невозможно разобрать отдельные звуки.

Ли Джордан уже был здесь и готов комментировать; с него лило. Минерва скользнула через мокрые трибуны, чтобы сесть рядом с ним. Северус сел ближе к переднему ряду, чем обычно, игнорируя брызги дождя и пытаясь усмотреть девочку внизу, на пропитанном водой поле. Были едва различимы только какие-то красно-желтые фигуры, причем проблемы с обзором были не только у него.

— Они еще подходят? — спросил Джордан у Минервы, а потом сказал микрофон: — И они стартовали! Кажется… Гриффиндор, по-моему, это Гриффиндор, завладел квоффлом…

Одна из алых фигур отделилась от остальных и стала продираться вверх через дождь, чтобы сверху озирать поле. Северус остановил взгляд на ней.

* * *

Воздух прошила ветвистая молния, прогрохотав так громко и близко, что звук чуть ли не оглушил. Гарриет содрогнулась от неожиданности, и ее метла на несколько футов нырнула. Ветер сносил ее влево, и она чуть выровняла метлу, скользя ладонями по мокрой рукояти.

— Гарри! — завопил отчаянный голос Вуда. — Гарри, сзади!

Обернувшись, она увидела, что Диггори мелькнул через стадион к противоположному краю. Гарриет, недолго думая, крутанула Нимбус на сто восемьдесят градусов и помчалась следом, ложась животом на метлу. Дождь стегал по лицу, ветер сбивал с пути.

— Давай, — взмолилась она, вздрагивая от хлещущего дождя, но продолжая гнать метлу вперед. — Быстрей!

Было холодно, так холодно… чем дальше и быстрее она летела через дождь, тем холоднее он, кажется, становился… Ветер ревел так громко, что создавал странную, пустую тишину, накрывшую стадион, и с пронзившей небо молнией стало темнее…

И тогда она услышала, как откуда-то издалека, медленно приближаясь, зазвучал крик: сперва слабо, потом мощнее, и наконец…

Она оторвала взгляд от снитча, от Диггори, и наконец заметила дементоров.

Струясь в воздухе, чернее грозового неба, в трепещущих сгнивших плащах — они двигались странно, не как птицы или летучие мыши, не как плывущие водяные змеи, ни на что не похоже — стелились над трибунами, огибали кольца, надвигались сверху и снизу…

И когда они приблизились, голос превратился в слова.

— Не Гарриет, пожалуйста, только не Гарриет…

— Отойди, глупая девчонка, отойди сейчас же…

— Лучше меня, лучше убейте меня….

Все почернело. Гарриет было так холодно, так страшно, она не могла двигаться, не могла думать.

— Только не Гарриет! Пожалуйста, будьте милосердны…

А потом снова крик, тот, который она уже знала, и в этот раз — высокий холодный смех, зеленая вспышка и…

Чернота.

* * *

— Повезло, что земля была мягкая.

— Я думал, ей точно конец.

— Даже очки не разбились…

Глаза Северуса были закрыты, но он слышал, как шепчутся дети. Они не знали, что он здесь, скрытый за темными ширмами, разделявшими кровати. Позже ему будет вспоминаться, как он ощущал себя каким-то затаившимся педофилом, но в данный момент основной проблемой было сдерживать дыхание. Надо было соблюдать тишину, чтобы они его не услышали.

Как она, обмякнув, соскользнула с метлы и устремилась к земле…

Дети ахнули.

— Гарри! — сказал один из близнецов, словно человек, которого серьезно напугали, но он пытается вести себя нормально. — Ты как?

Девочка ответила не сразу. Когда она заговорила, голос у нее был хриплый и неверный.

— Что с-случилось?

— Ты упала, — сказал близнец Уизли, то ли тот же, то ли другой; их было не различить, даже если бы Северусу этого захотелось. — Примерно с… сколько там было? Футов пятьдесят?

— Мы думали, ты умерла, — сказала Спиннет дрожащим голосом.

Кто-то пискнул, вероятно, Грейнджер.

Девочка снова умолкла. Остальные невнятно шуршали, словно не знали, что сказать.

— Что с… с игрой? — медленно спросила девочка, как будто — по крайне мере, так показалось Северусу — просто для порядка, а не потому, что ей было интересно. Но когда никто не ответил, она добавила, теперь уже с некоторым чувством: — Мы не проиграли?

— Диггори поймал снитч, — сказал Некий Близнец Уизли. — Сразу после того, как ты упала. Он не заметил, что произошло…

Близнец продолжал болтать, но Северус мысленно выключил ему звук. Летящие сквозь дождь дементоры, девочка, соскальзывающая с метлы, Дамблдор, бегущий по полю, чтобы замедлить ее падение, девочка, мягко приземляющаяся на траву, полностью неподвижная — все это по кругу проигрывалось в его мозгу непрерывным потоком ледяного ужаса, словно сквозь него лился дождь.

Мадам Помфри прошуршала мимо места, где он прятался, и принялась разгонять детей. Возвращаясь обратно в кабинет, она взглянула на него, но ничего не сказала и оставила дверь кабинета полуоткрытой.

— Ты в порядке? — спросила девочку Грейнджер дрожащим голосом. Похоже, в палате остались только они двое.

— В порядке, — судя по голосу, это было совершенно не так.

Грейнджер мгновение помолчала.

— Ужасные существа эти дементоры, — произнесла она полушепотом. — Я почитала про них, знаешь, перед началом семестра… они заставляют вспоминать худшие вещи в твоей жизни.

Девочка не ответила. Северус тоже бы не смог. Грейнджер, казалось, предположила, какое именно воспоминание было достаточно плохим, чтобы ее подруга потеряла сознание.

— Это же не первый раз ты… это с тобой не первый раз. Да? — после долгой паузы спросила Грейнджер.

Девочка снова не ответила. Но, что бы она ни сделала или не сделала, этого для Грейнджер оказалось достаточно.

— Ох, Гарри, — невнятно сказала она.

Они остались в тишине, втроем, а за окном лил дождь.

* * *

Мадам Помфри настояла на том, чтобы Гарриет осталась в Больничном крыле до конца выходных. Гарриет не согласилась, но и не спорила. На самом деле, она вообще мало что делала. Все чувства словно вычерпали из нее.

Навестил Хагрид, принес букет желтых цветов, полных уховерток. Цветы закрывались на ночь, но потом в течение дня постепенно раскрывались, показывая яркие белые и оранжевые сердцевинки. Кто-то прислал Гарриет самодельную открытку с красивым рисунком — розовыми и желтыми розами. «Пожалуйста, поправляйся скорее», — было написано в ней витиеватым почерком. Подписи не было.

Гермиона уходила из Больничного крыла, только когда мадам Помфри прогоняла ее к отбою, и всегда ждала снаружи, когда мадам Помфри шла открывать двери с утра. Она даже отложила свою домашнюю работу, чтобы поиграть с Гарриет в дорожный скрэббл, а Рон забросил свою растущую мальчишесность и оставался с ними. Он даже не предлагал поиграть в шахматы. Вместо этого он принес Гарриет каталог метел, который он уже прочел столько раз, что мог перечислить характеристики любой метлы, которая ее интересовала, и даже тех немногих, что ей интересны не были.

Метлу Гарриет разломала в щепки Дракучая ива. Она предполагала, что должна из-за этого расстраиваться, но просто не знала, где найти для этого в себе место: так много вещей ее огорчало. Гарриет хранила обломки у себя под кроватью, хоть они и были теперь мусором. Не позволяла мадам Помфри их выкинуть.

Ночи были хуже всего. Одна в темноте, она часами лежала без сна, бесконечным кольцом проигрывая в сознании голос матери, последние сказанные ею слова. Это были единственные мамины слова, которые она помнила: как та умоляла сохранить Гарриет жизнь в обмен на собственную.

Она думала о том, мог ли патронус найти старые радостные воспоминания, настолько глубокие, что их нельзя вспомнить без помощи магии. Если дементоры и патронус это темное и светлое зеркала души, разве так не могло быть? Если мать так ее любила, что умерла за нее, разве не должны были глубоко в памяти найтись следы этого?

Но ведь и это воспоминание, вынутое дементорами, было о том же, правильно? Последнее, что сделала для нее мама, она сделала из любви к ней. Как и шрам на ее лбу и защита на коже, оно было отражением чего-то непередаваемого. Как говорила та книга… «Когда ты скорбен, взгляни в свое сердце вновь и увидишь, что оплакиваешь то, что тебя радовало».

По ночам становилось... слишком. Она плакала, прижав к лицу подушку, чтобы не услышала мадам Помфри. И желала, чтобы нашелся кто-нибудь, кто понимает, что такое скучать по кому-то настолько, что знаешь, что тоска не прекратится никогда, даже когда пройдет много, много времени, потому что она навсегда останется частью тебя.

Утром в понедельник она решилась. Гарриет собрала вещи и вышла из Больничного крыла, спустилась вниз, в вестибюль. Но вместо того, чтобы отправиться прямо в Большой зал на завтрак, она пересекла фойе в сторону лестницы в подземелья.

Дверь кабинета Снейпа была закрыта, но под ней был виден свет. Она сильно постучала три раза и встала, мрачно вперившись в древесные узоры.

— Да, что? — отозвался изнутри его голос.

Она толкнула дверь. Он сидел за своим столом, проверяя работы, и не поднял взгляд.

— Давайте быстрее, что бы вы ни хотели, — бросил он.

Что ж, ладно, будет быстрее.

— Мне нужно научиться чарам патронуса.

Тут он поднял глаза, так дернув пером, что чернила брызнули в воздух. Он уставился на нее, словно она была из Непала. Она подумала, что он выглядит даже более измученным, чем когда она видела его в последний раз. Волосы до того засалились, что казались мокрыми, а лицо побледнело раза в два — она сама бы не поверила, что это возможно, если бы не увидела своими глазами.

— Я могла умереть, — сказала она, но он просто продолжал смотреть, ничего не говоря. — В смысле, когда упала с метлы. Мне нужно быть способной защититься.

— И почему вы говорите это мне? — спросил он. Она сомневалась, что он хоть раз моргнул с тех пор, как она вошла в комнату.

Гарриет точно не знала, почему, но признаваться в этом не собиралась. Более того, она собиралась притвориться, что «Я не знаю» никогда не мелькало у нее в голове.

— Вы уже знаете, что я пытаюсь его выучить. Я не хочу заново объяснять кому-то еще. И, кстати, кого еще мне просить?

Он медленно опустил перо, глядя теперь на него. Потом потер пальцами веки. Гарриет ждала, сердце ее гремело.

— Вам представляется, что я могу рассказать вам что-то, чего еще не сказал? — спросил он наконец. — Вы знаете, что надо делать. Задача в том, чтобы сделать.

— Вы могли бы больше мне рассказать про ту штуку с блокированием, — ответила Гарриет. — В смысле, про блокирование некоторых мыслей.

— Я действительно не думаю, что смогу, — после того, как он от нее отвернулся, он, казалось, не хотел больше смотреть на нее снова.

Выбора не осталось. Ей придется применить секретное оружие.

— Пожалуйста? — сказала она.

Взгляд Снейпа снова сосредоточился на ней — внезапно, как бросок змеи. Еще один долгий миг он глядел на нее, как будто это не он, а само время застыло.

— Как пожелаете, — сказал он, когда этот долгий миг наконец миновал в реальном времени. — Следующий выходной в Хогсмиде… эта суббота. До тех пор у меня будет много дел.

Гарриет только кивнула. Сердце ее было переполнено. Она не была уверена, чувствует ли счастье, предвкушение или еще сто вещей; просто знала, что чувствует очень много всего.

Развернувшись уйти, она остановилась и поборола этот клубок эмоций:

— Спасибо.

Затем выскочила, прежде чем он успел ответить. Однако, закрывая за собой дверь, взглянула назад и увидела, что он сидит совершенно неподвижно, глядя в пустоту.