Бесконечная дорога (джен)

Когда Гарриет проснулась на следующее утро, Лаванда и Парвати бурно обсуждали, что им сделать со своими волосами. Из-за строгих правил Хогвартса, касавшихся одежды — от украшений до обуви, — прически у девочек оставались единственным пространством для маневра, так что Лаванда и Парвати каждое утро проводили в муках выбора.

— Гарри? — спросил голос Гермионы сквозь толстую ткань балдахина. — Ты проснулась?

— Ага, — Гарриет села и потянула за шнур, открывая занавески.

— Хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенное лицо Гермионы обрело четкость — Гарриет надела очки. — Тебе сегодня надо будет отдыхать?

Гарриет мысленно проверила себя. Она чувствовала себя довольно слабо и сомнительно, но желания проваляться весь день в постели не было.

— Думаю, все будет нормально.

— Хорошо, я тебе на всякий случай зелье от боли в сумку положу…

Гарриет не могла не заметить, что волосы у Гермионы выглядят лучше уложенными, чем обычно. Они еще и блестели, однако, что бы она с ними ни сделала, это придало им еще больше объема.

— Ой, Гарри, увафно выглядиф, — сказала с полным ртом шпилек Лаванда.

Гарриет знала, что раз даже Лаванда заметила, то выглядеть она должна была действительно жутко. Взглянув в зеркало, она увидела там свое бледное заострившееся лицо и волосы, как у Медузы.

— Может быть, тебе стоит остаться тут, наверху, — встревожилась Парвати. — Ты же не хочешь, чтобы тебя все увидели в таком виде.

— Спасибо, что помогли взглянуть на проблему с этой стороны, — колко сказала Гермиона. — Гарриет, я подготовила твою форму, а вот твоя зубная щетка…

Гарриет оделась, но до того вяло, что закончила одновременно с Парвати и Лавандой. Последние умчались из комнаты так, что ветер поднялся, но Гарриет и Гермиона последовали за ними гораздо медленнее.

— Хочу, чтобы ты мне пообещала, — Гермиона толкнула дверь, ведущую с лестницы в гостиную, — что, если тебе станет хуже, ты об этом скажешь.

Прежде чем Гарриет успела ответить, на нее набросился Оливер Вуд.

— Гарри, вот ты где, — его лицо уже зажглось огнем соперничества. Не успела она и на это ответить, как он продолжил: — Хорошо Рождество провела? Слушай, я хотел спросить, не заказала ли ты уже новую метлу. Мы будем играть с Рейвенкло. Их ловец, Чо Чанг, не так хороша, как ты — у нее было много травм, надеюсь, она еще не долечилась, — но ее хватит, чтобы обойти старую Комету…

Гермиона, глаза у которой сверкали так же ярко, как у Оливера (хотя и совершенно другим светом), его оборвала:

— Гарриет прислали на Рождество метлу, — сказала она с макгоналловской резкостью. — Нет, ее у нее нет, она у профессора Макгонагалл.

Оливер, чуть выпучив глаза, похоже, пытался разобраться с приоритетами. Наконец он определился:

— Какой модели…

— Молния, — выдала Гарриет, не в силах подавить приступ тоскливого разочарования, что ей ни разу не удалось на ней полетать.

— Мо… мо… мо… — Оливер, вылупив глаза, открывал и закрывал рот.

— Профессор Макгонагалл считает, что она может быть испорчена, — быстро проговорила Гермиона. — Метлу вернут Гарриет, когда мы будем уверены, что на ней нет проклятий.

Затем она утащила Гарриет прочь, прежде чем Оливер перестал давиться языком. По бокам от них материализовались Фред и Джордж, заставив их остановиться.

— Не обманывают ли нас уши? — произнесли близнецы хором.

— А нам откуда знать? — устало спросила Гарриет. Может, все-таки стоило остаться в постели… Она и забыла, насколько… буйными все бывают в первый день семестра.

— Молния? — вопросил Рон, оказавшийся за спиной у нее и Гермионы. — Серьезно, настоящая Молния?

— Охренеть! — за плечом у Рона появился с большими глазами Симус, а за другим нарисовался Дин и сказал:

— Круто!

Даже Анджелина, Кэти и Алисия столпились вокруг. У Гарриет закололо в голове.

— Ее у Гарриет даже нет! — громко и недовольно произнесла Гермиона. — Профессор Макгонагалл ее забрала… а теперь не могли бы вы прекратить? Нам надо на завтрак, а Гарриет не была…

В воздухе промелькнула размытая оранжевая фигура, и через долю секунды Рон звучно выругался и качнулся вбок: ему на голову приземлился Живоглот. Пока они стояли, разинув рты, кот, цепляясь когтями, свесился с его плеча и рванул лапой карман, разодрав его, и прямо на пол выпал Короста.

Рон взвыл — от потрясения, боли, злости, а может, от всего сразу, — Живоглот оттолкнулся от его плеч и длинным прыжком устремился за Коростой, а тот, прошмыгнув у всех между ног, бросился к шкафу у дальней стены. Когда Гарриет, Рон и Гермиона протолкались мимо всех за ним следом, Живоглот, хлеща хвостом и прижавшись к полу, бил лапой под шкаф. Рон прицелился его пнуть; Живоглот отскочил, зашипев, Гермиона воскликнула: «Не надо!», и в тот же миг Рон пнул шкаф вместо кота и выругался так громко и грязно, что перепугал компанию первокурсниц, которые стояли неподалеку, открыв рты.

Гарриет сгребла Живоглота — тот попытался снова устремиться к шкафу. Рон стоял на коленях, нащупывая под шкафом Коросту, и таки вытащил его за хвост, но Короста отбивался от него со все таким же полубезумным ужасом.

Живоглот на руках у Гарриет издал протяжное угрожающее шипение, удивив всех троих и заставив Коросту тревожно задергаться.

— Этот чокнутый кот гоняется за Коростой! — яростно сказал Рон, густо покраснев от бешенства.

— Все коты ловят мышей, Рон! — дрогнувшим голосом ответила Гермиона. Она стояла в пол-оборота к Гарриет и своему коту, словно хотела закрыть его собой. — Живоглот не понимает, что это неправильно!

Но Гарриет, как и в прошлый раз, усомнилась. Живоглот у нее на руках сидел совсем неподвижно, только хвост ритмично дергался туда-сюда, как маятник; его желтые глаза с расширенными зрачками следили за Коростой.

— Посмотри на него!

Рон сунул Коросту вперед. Гарриет поняла, что не видела крысу давным-давно: он заметно потерял в весе, а мех у него облез. Он дико дрожал в хватке Рона, выпучив черные глазки, пища и извиваясь из-за близости Живоглота.

Рон перехватил Коросту поперек груди, и тревога на его лице тут же омрачилась злостью.

— Он до смерти напуган этим чокнутым котом! С ним все было в порядке, до того как появился этот монстр!

— Живоглот не виноват! — пронзительно сказала Гермиона. Гарриет всерьез показалось, что на самом деле это значило: «Я не виновата!»

— Отнесу его наверх, — сказала Гарриет, хоть и сомневалась, что кто-нибудь из них ее услышал, и ушла, крепко обхватив Живоглота, чтобы не сбежал.

— Что у тебя не так с Коростой, а? — тихо спросила она, почесывая его за ушами. Он только дернул ими и одарил ее загадочным кошачьим взглядом.

Плотно закрыв за собой дверь спальни, она ушла обратно к Гермионе. Рон уже убежал, когда Гарриет вернулась в гостиную; она успела только увидеть подол его яростно взметнувшейся мантии и услышать, как захлопнулся портрет — так громко, что стало больно ушам.

Она оглянулась на Гермиону: та подняла руки к своему лицу. Вытирала слезы?

— Я в порядке, — сказала она подозрительно хриплым голосом прежде, чем Гарриет успела задать вопрос. — Пойдем… пойдем на завтрак? Умираю с голоду.

Гарриет молча кивнула и пошла следом за ней из гостиной. Она внимательно следила за Гермионой, но та избегала ее взгляда.

С другой стороны портрета сэр Кадоган поднимался с земли и пытался развернуть как положено шлем. Мощь ухода Рона, похоже, сбила его с ног.

— Доброе утро, Гарри. Ужасно выглядишь. Это для тебя, — немедленно сказала Джинни и подала Гарриет свернутый лист пергамента, запечатанный каплей воска. — Сова не захотела ждать. Кстати… — она понизила голос и свела брови: — Что с Роном на этот раз?

Гарриет взглянула через стол и без удивления обнаружила, что Рон сидит с Фредом, Джорджем и Ли Джорданом и так терзает яичницу, словно это она оцарапала ему шею и напала на его крысу.

— Потом, — пробормотала она краешком рта, так как с другой стороны от нее сидела Гермиона. Перед ней была открытая книга, и она скорчилась за нею, так что волосы закрывали ее лицо. Она так ни слова и не сказала после того, как они вышли из гостиной.

Джинни покосилась на Гермиону и вернулась к своим помидорам и тосту. Гарриет занялась письмом.

Снаружи на нем было написано: «Мисс Поттер», — блестящими черными чернилами, острым почерком Снейпа. «Что у него за проблемы с черным цветом?» — подумала она. Даже капля воска, запечатывающая письмо, была черной.

Внутри Снейп коротко извещал: «За вашим заданием — в мой кабинет, сразу после ужина».

И все. За учительским столом Снейпа не было. К этому времени там не было большинства учителей. Даже ученические столы почти опустели.

— Нам надо идти, — пробормотала Гермиона, когда уже и Джинни встала, чтобы уйти со своими друзьями. — Мы, наверное, опоздаем на прорицания…

— Ничего, — сказала Гарриет. — Не сомневаюсь, профессор Трелони уже это предрекла.

* * *

К концу дня Гарриет измучилась. У нее болела голова, хотя не так, как было от мигрени: просто сильная боль, особенно у висков. Полчаса порисовав ложкой в миске супа унылые узоры, она встала и пошла вниз, встречаться со Снейпом.

Гермиона вообще пропустила ужин. Гарриет ее не винила: Рон так демонстративно и некрасиво ее игнорировал, что даже Дин и Симус с середины ухода за магическими существами принялись его избегать. Но и его тоже не было на ужине.

По крайней мере, в кабинете Снейпа для пущей жути был приглушен свет. Это могло бы уменьшить ее головную боль.

Недружелюбный голос пригласил ее внутрь, а сам Снейп сурово посмотрел на дверь, когда Гарриет проскользнула в его кабинет. Лаванда и Парвати сказали бы, что этот страшненький зеленоватый свет совсем не подходит к тону его кожи. «Господи, — понадеялась она, — пусть это просто у меня от мигрени голоса».

— Сядьте, — коротко сказал он, и она послушалась. Он осмотрел ее с легкой подозрительностью на лице. Гарриет слишком устала, чтобы задуматься о ее причинах, или чтобы вести себя возмущенно, или вызывающе, или еще что-нибудь. Ей просто хотелось в постель.

— Вам все еще нехорошо? — внезапно спросил он.

Гарриет осознала, что не настолько устала, чтобы быть не в силах смущаться и краснеть всем лицом. Хорошо хоть, что Снейп выглядел таким же смущенным (и удивленным, как будто сам не ожидал, что это скажет). Она никогда раньше не видела у него такого выражения лица — ей даже понадобилось какое-то время, чтобы понять, что оно означает. Не сказать чтобы оно его особенно красило, но, как ни странно, ей стало спокойнее.

— Просто устала, — пробурчала она, стараясь не смотреть на него.

— Последствие мигрени после того, как прекратилась боль, — сказал он так резко, что она задумалась, не отругал ли он ее. — Вам не следовало сегодня посещать занятия. Сходите к мадам Помфри. Идите, — повторил он, потому что она просто на него уставилась.

— Но… встреча? — тупо сказала она.

— Сегодня ее в любом случае не было бы, и я точно не заставил бы вас присутствовать в таком состоянии. В лазарет, немедленно, — приказал он.

— Она просто заставит меня провести ночь в Больничном крыле, — заметила Гарриет. — Ненавижу там быть. Я просто выпью еще зелье и лягу в постель, когда поднимусь наверх.

— Когда вы принимали зелье в последний раз? — нетерпеливо проговорил Снейп.

— Эм… на прорицаниях этим утром. Примерно в 9.30, по-моему, — ее там чуть не стошнило от благовоний Трелони.

— Тогда вам пока нельзя принимать новое. Между ними должен быть двенадцатичасовой промежуток. Следует соблюдать осторожность, особенно если учесть, что вы приняли… — «О Боже, только бы он его не назвал вслух», — другое весьма сильное зелье вчера. Употребление слишком большого количества мака может давать неприятные побочные эффекты.

Он вдруг умолк, прищурившись на нее. Затем бросил:

— Ждите здесь, — с резким скрежетом отодвинул свой стул и ушел в кладовку. Она слышала, как он там повозился, а затем вернулся, неся маленькую баночку из — вот так сюрприз! — черного стекла.

— Если все еще будете плохо чувствовать себя завтра, выпейте это. Возвращайтесь завтра в то же время, чтобы обсудить мисс Гринграсс.

В полном недоумении Гарриет забрала зелье и ушла. Ей стоило сказать спасибо, но она даже в этом не была уверена. Ее несчастная больная голова шла кругом. Было почти похоже, что Снейп вел себя… заботливо. Или что-то вроде. Нет, заботливо — это уж слишком, может, лучше сказать — внимательно?

Точно, это голоса от мигрени.

Как только сэр Кадоган открыл портрет, Гарриет по ушам ударил шум очень серьезной ссоры. Ей понадобилась всего пара секунд, чтобы, поморщившись, распознать в повышенных голосах Рона и Гермиону.

Гарриет протерлась сквозь толпу; все в основном выглядели веселыми и довольными и собрались вокруг Рона и Гермионы, которые стояли на расстоянии нескольких шагов и кричали друг на друга. Рон держал… свою простыню?

Гарриет не позаботилась спросить, что происходит: она подошла прямо к Рону, вырвала у него из рук простыню, скомкала и отшвырнула. На гостиную пала тишина — ее нарушил только мягкий звук приземлившейся на пол простыни. Она ухватила Гермиону за руку, развернула ее и утащила вверх по лестнице.

Она забыла, что дверь открывается на себя, и потратила пару секунд на ругань, что та не открывается, тем временем как вся гостиная оставалась погруженной в мертвую тишину. Но потом ей все-таки удалось открыть, и она помчалась вверх по ступенькам с молча следующей за ней Гермионой.

В своей спальне Гарриет сбросила сумку, осторожно поставила зелье Снейпа на тумбочку и развернулась посмотреть на Гермиону. Глаза у той были огромные.

Еще мгновение держалась тишина. Потом у Гермионы задрожали губы.

— Рон чуть не лопнул от злости, — сказала она высоким писклявым голосом.

И разрыдалась.

Гарриет пришла в ужас и заговорила:

— Прости! Извини! Я не хотела…

— Это… не ты… виновата… — хныкала Гермиона, прерывисто дыша. — Я… просто… так… устала… я…

Гермиона легла вниз лицом в свою постель и завыла в подушку, а Гарриет гладила ее по спине. Она попробовала сказать, что Рон уродский идиот, но Гермиона только завыла еще громче, и Гарриет не знала, что можно сказать и уж тем более — сделать. Так что она просто сидела рядом с Гермионой, пока та плакала, лежа на постели, и гладила ее по спине, ощущая себя самым бесполезным человеком в мире.

Нет, если подумать, самый бесполезный — Рон. И все те, кто стоял в гостиной и улыбался.

— Он… он… он… — всхлипывала Гермиона.

У Гарриет онемела правая рука, так что она сменила ее на левую.

— Он ска-ска-сказал, что Живоглот… съел Коросту, — выдавила Гермиона. — У него на… простыне была… шерсть Жи-живоглота и к-к-кровь…

— Так вот почему простыня, значит. А то я не поняла, — слабо проговорила Гарриет, а Гермиона снова безмолвно зарыдала.

— Смотри, — попыталась Гарриет. — Ты уже говорила, что Короста плохо выглядел еще до того, как ты купила Живоглота. Ему сколько там, двенадцать лет? Или около того — он сперва был крысой Перси — так что он, наверное, старый и больной, а Живоглот пристал к нему, потому что у всех вокруг совы, крыс в башне мало, а Короста все равно больной. Ты не виновата, что кот ведет себя, как все коты.

— Это было т-так мило, — совсем неверным голосом проговорила Гермиона, сбив Гарриет с толку. Что такого милого она сказала? — В этом г-году, на прогулках в Х-хогсмид… почти как будто… но он т-так… так злился… И столько времени проводил с Дином и Симусом… и я просто скучаю по тому в-времени, когда мы все дружили, и к-когда у меня не было столько дурацкой домашки, и С-сириус Блэк не п-пытался тебя убить, и Р-рон не ненавидел меня, потому что мой кот съел его Коросту, в смысле крысу…

Гермиона снова залилась слезами, а Гарриет тем временем укладывала все это в голове. В ней сменялось множество эмоций — скорее световых волн, чем настоящих мыслей — до того быстро, что она не могла все их опознать. Но одна из них пульсировала ярче прочих, складываясь в слова: «Вот мама посоветовала бы мне, что говорить». Ее мама, конечно, знала, что ей надо сделать. Для этого же и есть мамы, да? Они здорово умеют разбираться со сложностями. А у ее мамы наверняка были плачущие друзья, и она знала, что для них делать. Может быть, у нее и не было подруги, плачущей из-за того, что она ходит на четыре урока одновременно с другими уроками и потому что ее кот съел крысу мальчика, который ей нравится, но она точно придумала бы что-нибудь утешительное.

— Думаю, тебе надо попросить профессора Макгонагалл разрешить тебе бросить парочку предметов, — сказала наконец Гарриет, когда рыдания Гермионы превратились в редкие мучительные икания.

Гарриет так и не поняла, правильно она сказала или нет, но Гермиона подняла голову и принялась вытирать глаза.

— Нет, — ровно произнесла она. — Я… я хочу хотя бы этот год закончить.

— Ты же только вчера говорила, что хочешь бросить маггловедение, потому что оно глупое и превосходительное, — напомнила Гарриет.

— Снисходительное, — машинально поправила Гермиона, — то есть выражающее превосходство…

— Ладно, — терпеливо согласилась Гарриет. — Но почему бы тебе просто не взять да и бросить его? Если все равно уже хочется.

— Нельзя, чтобы в моем отчете было написано, что я просто бросила предмет посреди года, Гарриет, — страдальчески сказала Гермиона, словно ей стало физически больно от этой мысли. Гарриет подумала, что могла бы и сама догадаться, что так будет. Но зато теперь Гермиона хотя бы расстраивалась из-за отчета, а не из-за Рона, правильно?

— Ладно, — повторила она. — Ты права. Плохая идея.

Гермиона вытерла глаза покрывалом.

— Где моя сумка? — она оглянулась рассеянным, все еще расстроенным взглядом. — Мне пора делать эссе по равночисленным двустишиям…

Гарриет с чувством пожала плечами. Когда она стала уверена — ну, по большей части, — что контролирует свой голос, то сказала:

— Гермиона, я всерьез считаю, что тебе стоит сегодня сделать перерыв в…

— Не могу, Гарри, — дрожащим голосом прервала Гермиона, словно пыталась сохранять спокойствие, но на самом деле была на грани панической атаки. — Мне надо написать эссе по маггловедению про электричество и закончить перевод по рунам с верхнего древне-дворфийского, и еще прочесть следующие три главы про Леонидаса из Александрии по нумерологии…

— Хорошо, — сказала Гарриет, у которой застучало в голове при одной лишь мысли обо всей этой работе. Если бы поставить рядом ее и Гермиону и спросить у постороннего человека, у кого из них двоих, по его мнению, за день до этого была мигрень, то никто, наверное, не угадал бы без подсказки Снейпа или Макгонагалл. — Чем мне тебе помочь?

Гермиона потрясла головой.

— Ты болеешь, — она кое-как открыла сумку с книгами. — Тебе лучше помыться и лечь. Я справлюсь… я сама записалась на все эти уроки, понимаешь, и профессор Макгонагалл не разрешила бы мне, если бы не думала, что я смогу…

Гарриет всерьез взвесила идею поговорить с профессором Макгонагалл насчет того, что та помогла Гермионе достичь саморазрушительного уровня стремления к знаниям.

— Дай я хотя бы тебе работу по прорицаниям сделаю, или хоть что-нибудь.

— Не могу! — Гермиона сильнее потрясла головой. Волосы у нее снова вернулись к кучерявой лохматости. — Со мной все будет хорошо, Гарриет, правда. Отдыхай.

Она поцеловала Гарриет в щеку; кожа у нее была липкая от плача, холодная там, где текли слезы, и горячая — там, где их не было. Потом встала с таким количеством книг в руках, что ей пришлось откинуть голову, чтобы не мешался подбородок, и очень осторожно переместилась к своему туалетному столику. Столики Лаванды и Парвати были заставлены косметикой, но на Гермионином башнями возвышались книги, перья и свитки пергамента. Она села, открыла первый громадный гримуар и принялась читать.

Гарриет приняла душ, вымыла свои более-обычного-лохматые волосы и провела как минимум полчаса, пытаясь расчесать мокрые пряди. (И это после использования специального кондиционера, который, как уверяла Гермиона, помог справиться даже с ее кучеряшками.)

Вернувшись в спальню, она увидела, что Гермиона погасила свет, кроме лампы над своим столиком. Было всего 7.30.

— Тебе не обязательно работать в темноте, — Гарриет сняла очки и аккуратно положила на прикроватную тумбочку, на их обычное место. Она была до того близорука, что не смогла бы их найти, если не знала точно, где они. — А то будет зрение, как у меня.

— Все нормально, — после долгой паузы отозвалась Гермиона; голос у нее снова стал хриплым. Будь Гарриет Снейпом, глаза у нее прищурились бы до бритвенно-тонких щелочек от подозрительности.

— Гермиона…

— Спокойной ночи, Гарри, — Гермиона еще сильнее наклонилась над книгой, скрипя пером. — Приятных снов.

Она, должно быть, тихонько плакала все время, что Гарриет пробыла в ванной. Гарриет захотелось что-нибудь стукнуть. Может быть, Рона. Или маггловедение. Она глубоко вздохнула.

— Я посплю, но ты должна мне кое-что пообещать.

Перо Гермионы замерло.

— Что? — прошептала она.

— Тобой же Волдеморт не овладел?

Гермиона удивленно рассмеялась.

— Нет! — она наконец положила перо и развернулась на стуле. — Я просто устала. И беспокоюсь. О тебе, — Гарриет не видела, какое у нее лицо, но голос был тихий и опечаленный.

— Я тоже о тебе беспокоюсь, — негромко ответила Гарриет. — Ты все время несчастная.

Гарриет услышала, как Гермиона, прежде чем заговорить, три раза громко сглотнула.

— Спокойной ночи, Гарриет, — сказала она наконец почти ровным голосом. — Утром увидимся.

Затем развернулась обратно, подобрала перо и вновь склонилась над книгами.

Гарриет залезла на постель и задернула занавески. Лампа Гермионы ореолом светилась сквозь темный бархат в изножье постели.

Гарриет, как ей показалось, пролежала немало времени, слушая, как поскрипывает перо и шмыгает Гермиона. Засыпая, она думала о том, знал ли Снейп, что сказать плачущей подруге, раз уж он дружил с ее мамой.

* * *

Ремус проверял карту каждое утро, полдень и вечер, и еще время от времени днем. Сейчас была ночь, и призрачное серебро луны, на этот раз почти полностью поглощенное ее собственной тенью, блестело на снеге и оконных стеклах. Груды непроверенных работ отбрасывали длинные тени на столе в свете свечей.

Пока он ничего не нашел, но это его не удивляло (и, наверное, это было даже к лучшему в дневное время — вряд ли он смог бы убежать сражаться с убийцей, если у него через пять минут по расписанию был урок.) Часто бывало трудно найти на карте человека, если не знать, где он проводит основное время или если он не оказывался часто в одиночестве в изолированных местах. Гостиные были сплошным месивом перепутанных имен, которые невозможно было разобрать. Коридоры на переменах превращались в чернильные потоки.

Но Сириус послал ее ему. Объяснение было только одно.

Почему Сириус хотел, чтобы его нашли? (Могут ли анимаги попадать в спальни девочек с Гриффиндора?)

Сириус, возможно, пытался выманить Ремуса и завести его в какую-то ловушку. Под руководством Волдеморта он вполне мог узнать темные заклинания, подчиняющие оборотней. Они существовали, Ремус об этом знал. Простой Империус на них не работал. Некоторые пытались — близкий друг Поттеров, используй этого жалкого Люпина, легко до них доберешься — и ни разу не преуспели.

Гарриет весь день выглядела весьма больной. Минерва сказала, что она проболела все выходные. Возможно, Северус ее перегрузил работой.

Ремус на самом деле так не думал, но что-то… странное… там определенно происходило. Он не нашел этому объяснения, никаких простых ответов не приходило в голову, чтобы унять это покалывание в сознании — словно камешек, попавший в ботинок. Ничто не подходило, чтобы объяснить то, что он видел и знал. Однако за годы он научился терпению. Ежемесячное ожидание того, как переломаются все кости в теле, меняет человека. Он подождет и увидит.

Он еще раз взглянул на карту перед тем, как ее стереть и отправиться в постель. Свечи догорали, и даже слова на потрепанном, дорогом ему пергаменте отбрасывали собственные тени.

И как раз перед тем, как его палочка коснулась пергамента и он прошептал: «Шалость удалась», — он увидел его в туннеле, ведущем к Воющей хижине.

Сириус Блэк

Мир вокруг словно развалился и уплыл, как будто теперь его отделял бескрайний черный океан.

Сириус Блэк

Сириус

И только глядя на крошечную точку, медленно двигающуюся по туннелю, он понял, что никогда ни в малейшей степени не намеревался кому-либо рассказывать о Сириусе. Его споры с собой были проявлением отрицания, настолько упорного, что он и сам до этих самых пор этого не сознавал.

Он всегда хотел оставить Сириуса Блэка для себя.

Одним безмолвным взмахом палочки он погасил свечи. Кабинет вокруг поглотила полная тьма, нарушаемая только слабым серебристым проблеском луны.

С картой в руке он выбежал из комнаты, направляясь к туннелю и этой одинокой точке.