Бесконечная дорога (джен)

Стоило Гарриет уйти, как слабое подобие вежливости между Снейпом и Сириусом полыхнуло синим пламенем (в которое оба плеснули напалма). Они развернулись друг к другу, и трудно было сказать, на чьем лице больше ненависти.

— Да что ты за гад, Снейп, зачем заговорил при ней такую херню!..

— Стоп, то есть ты намекаешь, что не сообщил своей дорогой ненаглядной крестнице, что вы с оборотнем…

— Не зови его так! — от рева Сириуса почти завибрировала ткань палатки.

— Стыдишься этого? Да быть не может, — от того, как у Снейпа заблестели глаза, Ремус мысленно поморщился. — Нет, ну что такого в том, что вы с оборотнем…

Сириус бросился на него; Снейп отступил в сторону, вынимая палочку. Сириус с перекошенным от бешенства лицом сунул руку в куртку.

— Знаете, а я думал поспать, — Ремусу удалось сказать это спокойно. Это оказалось непросто — его взвинчивала ненависть в их голосах. Он не знал, то ли это реакция волка, то ли он просто до того не любит ссориться, что даже от чужих ссор становится неловко. — Причем, как ни странно, без бранных колыбельных.

— Пошел вон, Сопливус, — прорычал Сириус, не подавая вида, что услышал Ремуса.

— Уже бегу, Блэк, — с каждым словом голос Снейпа становился резче и ядовитей, — я же всегда тебя слушаюсь.

— Тебе тут делать нехер! Все равно ты говно бесполезное…

— Да, хорошо, что вы с оборотнем со всем справились, когда я не смог…

— Никто из нас не смог, — резко произнес Ремус, но они оба были слишком заняты тем, что тыкали друг в друга палочками, так что не смогли уделить ему и взгляда. — Поздно выяснять, кто больше виноват.

— Он не должен был говорить этого при Холли-берри, — обращался Сириус вроде бы к Ремусу, но смотрел при этом только на Снейпа. Что, наверное, было к лучшему: похоже, тот был в не меньшей степени близок к тому, чтобы оскальпировать противника. — Долбаный ублюдок!..

— Она ничего не поняла, — Снейп оскалился, как будто против воли. — Если она спросит, ты же, разумеется, сумеешь соврать? Ведь даже мисс Поттер, конечно же, не устоять перед твоей хронической неспособностью говорить правду.

— Это ты у нас замаскировался!.. Лунатик, ты куда?

— Посплю снаружи, — сказал Ремус. — День был длинный, так что я пойду, а вы грызитесь в свое удовольствие.

— Не утруждайся, Люпин, — с глубоким презрением заявил Снейп. — Я ухожу. Не скажу, что было приятно пообщаться.

Снейп покинул палатку, и Сириус наградил брезент потоком виртуозной ругани. Ремус подошел к одной из коек, лег, закрыл глаза — решил дать Сириусу спустить пар. Но когда он уже потянулся за палочкой, чтобы набросить на постель заглушающее, Сириус, наконец, успокоился (а может быть, у него больше не было слов).

— Не выношу этого мудака, — сказал он. Голос прозвучал прямо у Ремуса над головой.

— Никогда бы не подумал, — пробормотал Ремус, не открывая глаз.

— Черт, Лунатик, нечего ему подражать. Серьезно. Не надо, ладно?

— Что, нет настроения на подколки? — Ремус наконец посмотрел на него. На самом деле вопрос означал: «Так сильно зацепило?» — но они всегда прятали серьезные вопросы в других, попроще, чтобы собеседник при желании мог их проигнорировать.

— Мне не нравится, как он обращается с Холли-берри. И то, как она с ним разговаривает.

Ремус моргнул. Его, наоборот, всегда успокаивало то, что Гарриет могла дерзить Снейпу, так как это предполагало, что родственники не слишком ей навредили и что она способна постоять за себя. Сириус меньше всех стал бы возражать против дерзостей в сторону Снейпа, разве что захотел бы от нее чего-то похуже.

— А что не так с тем, как она разговаривает?

— Да это… — Сириус, скривив губы, покрутил рукой в воздухе. — Ну, знаешь.

— Не знаю.

— В лесу она сказала: «По-моему, вам нравится друг друга злить». Ему сказала, — Ремус только уставился на него в полной растерянности, и Сириус всплеснул руками: — Она не должна так со Снейпом любезничать! Как… как со своим! Она его ненавидеть должна!

— Это ты его ненавидишь, — заметил Ремус.

— Такого, как он, любой нормальный человек должен ненавидеть!

— Я не ненавижу. Не то чтобы я с нетерпением ждал следующего отпуска в его компании, — добавил он, так как у Сириуса от безмолвной ярости отвисла челюсть, — просто не ненавижу.

— Лунатик, он тупица и козел!

— Ну, ты сегодня не лучше. Я, кажется, уже привыкаю. — Он не смог понять, насколько искренне оскорбился Сириус, так что на всякий случай продолжил более успокаивающим тоном: — Почему Гарриет должна ненавидеть Снейпа?

— Потому что он полное ничтожество, и он все время над ней издевается и говорит гадости, а еще он мудак и сволочь.

— Мне, вообще-то, всегда казалось, что с ней он довольно сдержан.

— Да на чьей ты стороне? — возмутился Сириус.

— Нет тут никаких сторон, Сириус. — Сириус подавился словами, и Ремус продолжил: — Ты же не думаешь, что я бы спокойно смотрел, прояви Северус настоящую жестокость к Гарриет? По-моему, она держится вполне неплохо. В Хогвартсе большинство учеников крестится, только заслышав его имя.

— Мерзкий старый гад, — пробормотал Сириус, сильно напомнив Ремусу одного из его учеников. — Гарриет умная девочка — зачем ему маскировка, э! Я не поверил этой белиберде про то, что он не хочет, чтобы его узнали Уизли. Да он кончает от счастья, когда народ вокруг разбегается, завидев его сальный клюв.

— По-моему, никому не нравится, когда его ненавидят, — сказал Ремус. — А Фред и Джордж точно попытались бы подлить ему что-нибудь, от чего он в лучшем случае превратился бы в гигантского фиолетового муравьеда.

— То есть ты просто полностью ему поверил? — пристально посмотрел на него Сириус.

— Нет, — вздохнул Ремус. — Не совсем.

На самом деле, он не поверил вовсе. Вчера, когда они патрулировали лагерь (боже, это было только вчера?), Ремус не заметил ничего необычного, но Снейп был уверен — не подозревал, а был уверен — в личности каждого, кто мог бы надеть маску и присоединиться к Пожирателям. Однако, если Снейп сам был Пожирателем или хотя бы отчасти был верен Волдеморту, он не захотел бы, чтобы остальные увидели его в компании предателей крови и оборотня.

Но если Снейп — Пожиратель смерти, зачем ему помогать Ремусу? Зачем быть с Уизли? Охранять Гарриет? И, если заглянуть дальше сегодняшнего вечера, почему ему позволили преподавать в Хогвартсе и так явно и близко сойтись с Дамблдором?

Мог ли Снейп быть Пожирателем, а потом раскаяться?

Это объяснение казалось все более и более вероятным, — по крайней мере, вероятнее любого другого, которое мог придумать Ремус. Оно объяснило бы секретность, потому что все знали, что попытка порвать с Волдемортом была последним, что Пожиратель смерти мог сделать в своей жизни. Но говорить об этом при Сириусе не хотелось: тот до того ненавидел Снейпа, что вряд ли допустил бы, что тот способен на раскаяние…

До чего же неубедительна честность, — прошептал голос в его разуме.

Да, верно.

— Не совсем, — повторил он. — Но я заметил кое-что любопытное, когда мы вчера бродили по округе…

* * *

Оставить позади Люпина, Блэка и всех этих проклятых Уизли было как закурить после слишком долгого перерыва. И он действительно закурил, пока шел прочь по лагерю.

Ну хотя бы удалось перед уходом ударить эту никчемную псину по больному.

Его собственная подверженность влиянию вейл была унизительна. Он видел вейл раньше (Люциус однажды привез одну в поместье в золоченой клетке), но не трех сразу, не в полной силе. И все-таки они не должны были так сильно на него подействовать, он не должен был допустить, чтобы его так отвлекли, что последствия чуть не стали катастрофичными. Как же он жалок, что вынужден сказать спасибо благоразумию мисс Поттер, оставшейся в безопасности и последовавшей за ним, когда он полностью потерял голову. Выставить себя таким посмешищем перед кем угодно… перед любым учеником… особенно перед мисс Поттер… а Блэка при этом вообще не зацепило…

Черт. Он втоптал окурок в грязь и закурил новую сигарету, до того злой, что готов был с корнем вырывать деревья.

Видно, он расслабился за последние тринадцать лет. Нельзя давать себе так распускаться. Сегодня хотя бы не случилось ничего серьезного. В будущем ставки только вырастут.

Ну, к тому же тебе еще не приходилось противостоять соблазнению.

Кстати о противостоянии… Блэку повезло, что ему не помяли его надменную аристократическую морду. Если бы не глазищи мисс Поттер, он, наверное, проиграл бы этот бой с собой без особого сопротивления. Да, Блэку очень, очень повезло, что мисс Поттер его крестница, что она суетится вокруг него и переживает — особенно когда они сцепились с Люпином. Эти двое ссорились, как старые супруги: такие же ссоры много раз бывали у Люциуса и Нарциссы. И у его родителей. По крайней мере, Люпин, черт его возьми, владел собой. Не стоило мисс Поттер такое видеть.

Он не думал, что они ей не скажут. Теперь это еще одна милая тайна в его арсенале пыток, но хотелось бы знать, почему так вышло. Кто же из них не дал открыть секрет? Люпин привык хранить секреты, но Блэк вырос в мире, где гомосексуализм был такой страшной тайной, что в нем почти никогда не признавались даже сами себе. А уж возлечь с оборотнем…

Северусу стало интересно, знали ли Поттер и Лили. Лили, свободная от предрассудков магического мира, могла бы догадаться, но Поттера воспитывали так же, как и Блэка — с мыслью, что Некоторые Вещи Запрещены.

Он ушел достаточно далеко, чтобы успеть докурить сигарету до фильтра. Хватит.

Затушил ее о дерево и аппарировал обратно в тупик Прядильщиков.

Прошел по берегу несущей мусор реки, ощутив на языке ее застойный дух, нырнул в дыру в заборе между погнутыми прутьями и тихо появился на сумеречной улице.

Ни одна улица в городе не могла быть по-настоящему темной — с неба лился отраженный свет. Электрическое световое загрязнение. На Косой аллее и прочих волшебных улочках Лондона сохранилась древняя чернота, не тронутая маггловским электричеством. Но тупик Прядильщиков принадлежал маггловским рабочим. На нем темнота была неглубокой и тусклой, пропитанной отсветами миллиона неспящих огней.

Он отпирал калитку, когда ему на голову обрушилось нечто темное и пернатое. Он выхватил сову из воздуха — она возмущенно заскрежетала, забила ему по лицу крыльями.

Он швырнул ее в кухню и запер за собой дверь. Зажег свет; сова взирала на него с надменной жестокостью.

Это был филин Нарциссы.

Он мрачно отвязал от птичьей ноги цилиндр в палец длиной и открыл его заклинанием. От письма пахло лавандой, как ото всех посланий Нарциссы. Но, в отличие о многих ее писем, это было коротким, хотя каждый лист такой сатинированной писчей бумаги стоил семь сиклей.

«Приходи в усадьбу как можно скорее. Пожалуйста, Северус».

Он уничтожил бумагу и выгнал сову за дверь, заслужив этим еще один возмущенный крик. Пожалуй, ему тоже стоило уйти сейчас же. Он был слишком взволнован, чтобы уснуть, и теперь ему интересно было проверить, как дела у Люциуса.

Однако в маггловском виде идти было нельзя. При свете Люмоса он поднялся по скрипучей лестнице в спальню, которой пользовался так давно, что не мог бы назвать своей. Он так и не переехал из нее — даже после смерти отца и отъезда матери, когда освободилась более просторная комната.

Включив лампу, он снял маггловскую одежду и убрал ее в комод. Затем, потянувшись к шкафу за мантией, увидел то, что показалось на его руке.

Темная Метка, так долго остававшаяся невидимой, чуть потемнела.

Он уставился на нее в полной фабричных шумов тишине дома.

Затем вынул мантию, оделся и выключил свет.

В этот тусклый предрассветный час между ночью и утром усадьба была темна. С подъездной дороги он увидел только легкую рябь света и тени, играющую на окнах верхнего этажа. Но не успел он подняться на крыльцо, как дверь распахнулась, и появилась Нарцисса. Она была в халате, накинутом поверх тонкой развевающейся ночной рубашки, длинные волосы собраны сбоку в косу.

Она встретила его посреди лестницы и схватила за руки.

— Потемнела? — задыхаясь, спросила она. — Твоя тоже потемнела?

— Да. — Ее пальцы стиснули его руки. — Что случилось? — спросил он, так как ей не следовало знать, что он все видел. Первая ложь из многих, которые придется сказать в будущем… Только ведь нет, не первая. Он лгал понемногу уже тринадцать лет.

— Заходи, — она потянула его в дом.

— Это было на чемпионате, — сбивчиво рассказывала она, пока они поднимались по ступенькам на второй этаж. — Кошмар, мерзость… я, разумеется, вернулась домой — как можно спать в этих гадких палатках? А Люциус стал кутить с этим неотесанным сбродом… и они напились до того, что устроили парад посреди лагеря, левитируя магглов, как куча дураков, а ведь там везде шныряли волшебники из Министерства…

Она распахнула дверь библиотеки и бросилась к фигуре перед камином. Люциус сгорбился в кресле у огня, отсветы которого блестели на оконных стеклах. Он уперся в колени локтями и уронил голову в ладони; растрепанные волосы свисали вокруг лица.

— Расскажи ему, — резко произнесла Нарцисса. В свете пламени ее глаза, казалось, превратились в сплошной зрачок, а радужки окончательно утратили цвет.

— Темная Метка, — хрипло отозвался Люциус, не поднимая головы. — В небе. Кто-то ее наколдовал.

— Покажи ему.

Люциус расстегнул и закатал рукав. Северус еле разобрал темнеющую Метку, похожую на синяк. Потом Люциус поднял взгляд — лицо у него поблекло, глаза покраснели.

Северус молча глядел на них, пытаясь притвориться, что его безмолвие вызвано ужасом, хотя на самом деле он растерялся от того, как быстро они сломались. Он знал, что их напугает возвращение Темного Лорда, но не предвидел, до какого ужаса доведет: страх сделал их почти жалкими.

— У тебя ведь Метка тоже потемнела, — мрачно сказал Люциус.

— Всего лишь тень.

— Да, но раньше ее не было видно, — Люциус встал, тяжело оперся на каминную полку. Вжал кулак в ладонь, хрустнув костяшками пальцев. — Как я слышал, Нарцисса порадовала тебя рассказом об увеселениях этого вечера. Никто из нас ее не создавал, Северус.

Нет, вы все побоялись бы совершить такое. Для Пожирателей смерти, избежавших тюрьмы, использовать знак Темного Лорда не легче, чем его имя. Билл Уизли был в этом прав: его возвращение испугало их еще больше… на время. Потом они воспрянут, собираясь с силами и замышляя, как бы заново завоевать его расположение. Пока Малфои напуганы, но вскоре они уже будут готовить планы, приберегая их на тот день, когда они потребуются.

— Расскажи мне все, что знаешь, — жестко сказал он. — Все, Мерлина ради. Кто был с тобой в лагере?

— О, как обычно, — Люциус отмахнулся с презрительным раздражением. — Крэбб, Гойл, Эйвери, Макнейр… Даже Нотт, хотя он и начал сдавать. Это, похоже, только укрепило его решимость напиться…

— Кто еще?

— Как обычно, Северус, все, кому удалось выйти сухими. И мы маршировали, веселились, и все больше и больше наших приятелей, любителей квиддича, присоединялось к нам. Лучше быть на нашей стороне, на стороне порядка, чем лихорадочно бегать по лесу, как перепуганные кролики.

«Знакомая история», — подумал Северус, понимая, что Люциус говорит не только об этой ночи.

— Министерские кретины боялись атаковать — опасались, что мы уроним магглов, но, когда мы увидели Метку… — он вздрогнул. — Я дизаппарировал. Полагаю, что остальные идиоты поступили так же… если они не совсем идиоты.

— А где Драко? — спросил Северус, вспомнив слова Рональда Уизли.

— Я сказал ему ждать меня в лесу. Разумеется, потом я вернулся и забрал его.

Но сперва пришел сюда, верно? Ему мерещится, или у Люциуса и впрямь на щеке отпечаток руки? Вспоминал ли Люциус о сыне до того, как Нарцисса отвесила ему оплеуху?

— Я написала тебе, как только он все мне рассказал, — сказала Северусу Нарцисса. — Северус… это же означает… Драко счел все веселой шуткой.

Ну разумеется — вы же все расписали ему, как благородный крестовый поход.

— Он ребенок, это неудивительно. Он ничего не помнит.

— Если вернется Темный Лорд, Драко будет как раз идеального возраста, — Нарцисса заламывала руки. Он не видел ее такой взволнованной с того самого дня, как она пятнадцать лет назад пришла к нему и сказала: «У меня должны быть дети, Северус, иначе я умру». — Что нам делать?

Люциус, уставившись в одну точку, тер ладонью губы. От него пользы не будет.

— Мы должны узнать об этом событии все, что только можно, — холодно сказал Северус, — а потом рыть дальше. Ничего не принимай на веру, Люциус… Вы все были в масках, любой мог ускользнуть и сделать это.

Любой, но не кто угодно. Тот, у кого был доступ к палочке мисс Поттер. Тот, кто был достаточно близко, чтобы ее украсть.

Малфои были в Верхней ложе, сидели прямо за ней. Однако, будь Люциус повинен в появления Темной Метки, ему незачем было бы притворяться таким потерянным.

— Методом исключения? — скривил рот Люциус.

— Большинство старых соратников до сих пор тебя боится, — хладнокровно ответил Северус. — Воспользуйся этим.

— Мне предоставьте жен, — сказала Нарцисса. Она отчасти взяла себя в руки. К тому времени, как она оденется для первой утренней атаки, ее самообладание еще окрепнет, а когда она напугает первую из своих знакомых, то уже будет чувствовать себя вполне собранной.

Пока Малфои будут в порядке. Они долго занимались подкупом и вымогательством просто ради удовольствия, они смогут при необходимости потребовать услуги с тех, кто им задолжал. Будь он более порядочным человеком, его бы обеспокоило то, как усилятся вдвое их скверные привычки, став для них гарантом безопасности.

Возможно, это все-таки немного его беспокоило. Возможно, он был скорее рад убраться отсюда и отправиться к следующему пункту назначения. Не совсем так, как когда сбежал от Блэка, Люпина и Уизли, но все же, как ни странно, рад.

* * *

Люпин во время работы в Хогвартсе всегда ценил тишину, стоявшую глубокой ночью на дороге между Хогсмидом и школой. Всеобъемлющая тишь, казалось, простиралась от земли до небес. Но, как выяснилось, ее очень легко было разорвать хлопком аппарации и шумом неоконченной ссоры.

Ремус и глазом моргнуть не успел, как Сириус дизаппарировал из квиддичного лагеря, но он не зря был знаком с ним столько лет и кое-что — и даже очень многое — выяснил о том, как работает его голова. Так как Сириус не знал, где Снейп живет, он должен был направиться в следующее по списку место.

— Бродяга! — крикнул Ремус тени, различимой в глубокой темноте впереди только благодаря слабому свету его палочки. — Будь добр, пожалуйста…

— Нет! — заорал Сириус. — Он мне объяснит, какого черта он тут устроил!

— Сейчас глухая ночь, Годрика ради! И… да что ж такое, можешь ты трансформироваться?! Тебя увидят!

— Кто увидит? Мне все равно, да как мне может быть не все равно?! Я должен узнать, почему он доверяет этому ползучему, коварному…

— Зря я тебе сказал! — с яростью заявил Ремус. — Зря не держал язык за зубами, раз ты вот так поступаешь…

Сириус наконец остановился, но только чтобы обернуться к Ремусу. Свет палочки проложил на его лице глубокие тени; кого-то другого такой эффект мог бы напугать.

— Если б ты скрыл это от меня, Ремус…

— Ну, у нас сегодня вообще отнюдь не праздник здравомыслия? — бросил Ремус.

— Я встречусь с Альбусом, — рявкнул Сириус, — и пусть он, черт его подери, хорошенько постарается объяснить, почему все эти годы доверял гребаному Пожирателю жизнь моей крестницы.

— Нет доказательств, что он… — но Сириус уже снова топал по дороге. Ремус всплеснул руками и пошел следом.

Ворота оказались закрыты.

— Не надо! — в тревоге сказал он, но Сириус уже поднял кулак и ударил по решетке — и запирающие заклинания, щелкнув, отключились, золотой завесой просияли охранные чары, и ворота заскрежетали и приоткрылись.

Сириус мгновение помедлил, но потом распахнул их. Ремус прошел за ним, и ворота вежливо затворились, а чары сплелись заново.

— Будь так добр, превратись в собаку, — прошипел Ремус, хватая Сириуса за локоть. — Тут не только Альбус! — И, ощутив, что Сириус вот-вот потребует от него отстать, бросил козырь: — Что скажет Гарриет, если тебя поймают?

Сириус стряхнул его руку, но через миг перетек в форму лохматого черного пса. Он зарычал, клацнул зубами у колен Ремуса и, сердито гавкнув, побежал вперед.

Парадные двери тоже были гостеприимны, а лестницы любезно поворачивались так, чтобы путь к кабинету директора был легче и короче. То ли из-за того, что дорога была достаточно долгой, то ли от этих знаков предусмотрительности со стороны Альбуса Бродяга успокоился… в некоторой степени. От него тянуло мрачным молчанием, но он хотя бы перестал распространять ауру пылающего бешенства.

Бродяга остановился у стража директорского кабинета. Он низко и протяжно прорычал на неподвижную гаргулью, а та уставилась в ответ с (ха) каменным лицом.

— Пароли Альбуса всегда связаны с конфетами, — заметил Ремус, не удивившись, что заслужил этим сердитый взгляд. — Ну-ка, последний был… мышки-ледышки?

Гаргулья ожила, дверь, скрипнув, отворилась. Ремус удивился, что Альбус не сменил пароль за две недели… но ведь их, в конце концов, ожидали?

Бродяга не стал ждать приглашения. Его хвост скрылся из виду еще до того, как Ремус сдвинулся с места. Поднявшись по лестнице, постучать он тоже не потрудился. Не потому, что сложно стучать лапами — он перекинулся на середине дороги, не задумываясь, кто может оказаться наверху, и распахнул дверь уже человеком, с выражением лица настолько грозным и неприступным, каким его только могли сделать столетия чистокровного порицания.

Несмотря на то, что была половина пятого утра, Альбус, полностью одетый, стоял у окна, выходящего на темные пришкольные земли (хотя кто его знает, что он там мог рассмотреть во всей этой черноте). На руке у него сидел феникс, и он ласково поглаживал его перья.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал он прежде, чем Сириус успел набрать воздуху и разразиться тирадой. — Впрочем, «доброе» — всего лишь дань вежливости… Несмотря на то, что мне, разумеется, всегда приятно вас видеть, я полагаю, что события прошедшей ночи не позволяют назвать это утро действительно добрым.

— Доброе утро, Альбус, — ответил Ремус. Так как Сириус не начал сразу же поносить Снейпа, Ремус встревоженно на него посмотрел — но Сириус был странно молчалив. Губы у него были сжаты так крепко, что стали почти не видны, и он тяжело глядел на Альбуса. Может быть, инстинктивно вспомнил, что Дамблдор — один из тех немногих, кого он всерьез уважает, и решил вести себя соответственно? Так бывало в прежние времена, но Ремус боялся, что это тоже осталось в прошлом — вместе со многими старыми привычками Сириуса.

— Я подумал, что вы можете зайти отчитаться о произошедшем, — Альбус с любопытством переводил взгляд с одного из них на другого. — Хотя, признаюсь, я не рассчитывал увидеть вас так рано. Или так поздно? Ну да ладно, в любом случае, я приготовил завтрак. Прошу извинить, исправлю свою оплошность: не желаете ли присесть?

— Было бы чудесно, спасибо, — ответил вечно голодный Ремус. Одна из черт оборотня. Ни тебе прироста силы, ни тонких чувств — ему достался только сверхчеловеческий аппетит.

Альбус жестом пригласил к массивному старинному столу — за таким, наверное, мог бы рассесться целый монастырь средневековых монахов. Один из его краев был завален книгами. Сириус ссутулился в одном из разномастных кресел — подавленный, возмущенный и немного грозный. Нельзя сказать, что такие черты придал ему Азкабан: в Сириусе всегда была эта темная жилка. Просто теперь он хуже ее контролировал.

Через несколько минут на столе появились закрытые блюда, дразнящим облаком распространяя аппетитные ароматы. Ремус еле дождался приглашения Альбуса («Можно без церемоний, джентльмены») и сразу навалил себе на тарелку сосисок, яиц, жареных помидоров. Только десятилетия тренировок позволили ему не скатиться к облику дикого зверя, дотерпеть, пока он возьмет тарелку и вилку и не начать есть прямо с блюда. Он мог поглотить полную тарелку сосисок за сорок пять секунд. Лили говорила, что это почти как сидеть за одним столом с тасманийским дьяволом.

— Мармеладу? — предложил горшочек Альбус. У горшочка были крошечные ножки, они дрыгались в воздухе.

— Я хочу знать, правда ли, что Снейп был Пожирателем смерти, — заявил Сириус.

Ремус не перестал есть, несмотря на то, что голос Сириуса царапнул слух, как гранит. Было глупо отказываться от хорошей еды только потому, что кому-то захотелось разбирательств прямо за завтраком.

Альбус и глазом не повел. Заботливая вежливость ему не изменила, но в ней появился оттенок серьезности.

— Это, естественно, дело громадной важности. — Он поставил горшочек на стол, и тот немедленно удрал за блюдо с яйцами. — Я понимаю, почему оно привело вас ко мне посреди ночи.

— Так был или нет? — спросил Сириус, подаваясь вперед. Он не мог приказать Альбусу ответить на вопрос, но и не отступился бы, не добившись ответа.

— Ремус, ты, кажется, не удивлен этим вопросом, — сказал Альбус.

— Это он его поднял, — ответил Сириус, то ли потому, что ему не понравилось, как Альбус уводит разговор, то ли потому что у Ремуса был полный рот бекона, а Сириусу не хотелось ждать. — Был, нет?

Прежде чем ответить, Альбус некоторое время глядел на него молча. Пауза была короткой, но Ремус знал, что Альбус способен думать достаточно быстро и не нуждается в паузах, чтобы собраться с мыслями. Он медлил намеренно — и Ремус мог бы поклясться, что Альбус заготовил ответ недели, если не месяцы, назад.

— Вам известно, что во время прошлой войны у нас было несколько ценных шпионов в стане Лорда Волдеморта, — произнес он, и от того, что он сказал «прошлая война», не просто «Война», как говорили все, вилка Ремуса чуть не замерла. Слышать это от Альбуса было особенно отрезвляюще.

— Я думал, большинство из них было убито, — сказал Ремус, проглотив бекон.

— Это так, — мрачно отозвался Альбус. — Лорд Волдеморт слишком умело обнаруживал шпионов, внедренных в его ряды. У нас был только один — пришедший к нам с его стороны.

— Снейп, — произнес Сириус так твердо, что это прозвучало резко.

— Северус, — не дрогнув, подтвердил Альбус. — Да. В 1981 он пришел ко мне с информацией, переломившей ход войны. Вы должны помнить, как серьезно мы тогда проигрывали.

— Какой информацией? — спросил Сириус.

— Этого я вам сказать не могу. Северус пожелал, чтобы это осталось между нами. Я дал ему слово.

— Вы доверяете этому злобному ползучему…

— Да, — отрезал Альбус таким тоном, что Сириус замолк. — Доверяю. Готов доверить ему собственную жизнь и безопасность.

— И Гарриет тоже доверяете? — продолжил Сириус. Гарриет — не Холли-берри. Это важно.

— Гарриет — больше всего.

— Почему? — ярость Сириуса была так велика, что граничила с горем.

— Это наше с Северусом дело, — мягко сказал Альбус.

— К черту это все, — Сириус со звоном оттолкнул пустую тарелку. — Охренеть, Альбус, она моя крестница, Джеймс и Лили хотели, чтобы я за ней присмотрел, и мне полагается позволить этому убийце…

— Сириус, — очень серьезно прервал его Альбус. — Ты не доверяешь моему мнению?

— Не знаю, — резко сказал Сириус. На миг он сам казался этим удивленным, но не остановился. — Больше нет… только не в этом.

Альбус помолчал, но не отвел взгляда. Ремус подумал, не перестать ли ему есть. Возможно, это бессердечно — жевать копчености с тостами, пока за тем же столом поднимают вопросы такого размаха. Но он слишком часто оставался без завтрака, чтобы сдаться такта ради. Он понадеялся, что ему это простят.

— Что же мне, по-твоему, делать, Сириус? — спросил наконец Альбус. — Когда война возобновится — а она возобновится — Северус будет необходим мне так, что не выразить словами.

— Вы ходите отправить его обратно шпионить? — Ремус так растерялся, что его тост замер на полпути ко рту.

— Он согласился за это взяться, — ответил Альбус. Лицо его было невозможно прочесть.

Ремус опустил тост.

— Он при этом выживет?

— Мы верим, что Лорд Волдеморт не захочет терять своего шпиона — шпиона в Ордене, в Хогвартсе.

— То есть вы думаете, что он ваш шпион, а Волдеморт думает, что его, — лицо Сириуса было каменно-твердым, как у гаргульи внизу, — а чей он на самом деле?

— У меня уже есть ответ на этот вопрос, Сириус, — ответил Альбус тоном, не допускающим дальнейшие расспросы. — Не позволяй своим личным чувствам к Северусу затмить твой рассудок, иначе это приведет к…

Он прервался — стеклянный шарик у него на столе мигнул зеленым. Альбус моргнул на него — и опечалился.

— Ох нет, — пробормотал он.

— Это у вас дверной звонок? — поинтересовался Ремус.

— Позволяет узнать, кто идет. Я настроил цвета, так что я знаю, кто… ты все еще в списке, Ремус, поэтому я открыл тебе гаргулью…

— А кто зеленый? — с подозрением спросил Сириус.

Посетитель Альбуса открыл дверь и вошел без стука. Сердце у Ремуса чуть не разорвалось от испуга, и он подскочил, чтобы сунуть Сириуса под стол — но потом увидел, кто явился.

Снейп остановился и посмотрел на них буквально в ужасе.

— Господи, нет, опять ты.

— Доброе утро, Северус, — улыбнулся ему Альбус. — Завтрак?

— Странно, но, кажется, он вдруг испортился, — отозвался Снейп, и усмешка заняла свое уютное местечко на его лице.

— Это он тебя увидел, — бросил Сириус, на заслужив первое место в конкурсе ребячества за текущий час.

— Джентльмены, для меня вы оба достаточно молоды, чтобы заставить вас писать строчки, — вмешался Альбус, заслужив два скептических взгляда. — Северус, присаживайся. Сириус, вернись, пожалуйста, на место. Судя по тому, что Ремус перепробовал все, — последовала улыбка в сторону Ремуса, — полагаю, что домовые эльфы превзошли себя. Кушайте, — добавил он с легким нажимом.

Сириус проткнул сосиску с такой злобой, что чуть не опрокинул тарелку Ремусу на колени, а Снейп соизволил взять тост, но держал его так, что можно было решить, будто его готовил Хагрид.

— Замечательно, — произнес Альбус снова с таким же почти незаметным нажимом. — Чаю? Угощайтесь, — добавил он, так как Сириус только жевал сосиску с еще большей злобой, прожигая Снейпа взглядом через стол, а Снейп рвал корочку с тоста с таким видом, словно мечтал, чтобы это были веки Сириуса. Альбус управлял посудой с чаем, сливками и сахаром, устроив целый балет, и вовсе не подавал виду, что замечает атмосферу ненависти, пытающуюся разъесть стол, словно кислота.

— Приношу извинения, что не ждал тебя, Северус, — сказал Альбус, и четыре чайные чашки полетели к своим местам, — но когда Ремус и Сириус показались без тебя, я подумал, что ты, возможно, этой ночью уже не придешь.

Снейп недоверчиво покосился на Сириуса и Ремуса; его длинные ловкие пальцы методично рвали тост на все более мелкие кусочки.

— Мы просто зашли спросить Альбуса, не был ли ты одним из дружков Волдеморта, — Сириус оскалил зубы в пародии на улыбку. А может, и нет. Может быть, он воображал, как вгрызается Снейпу в лодыжку.

— Наверное, Люпин догадался, — с насмешливой скукой ответил Снейп. — Ты же весь день был занят, нюхал у себя под хвостом.

Сириус ответил такими выражениями, что Ремус горячо порадовался, что их не слышит Гарриет — она уже достаточно набралась от этих двоих. Он мог бы поклясться, что Альбус воздел глаза к потолку.

— Уверен, ты в этом разбираешься, — сказал Снейп Сириусу.

— Что тебя задержало, Северус? — твердо спросил Альбус.

— Малфои хотели меня видеть, — ответил Снейп, демонстративно игнорируя Ремуса и Сириуса.

— Малфои? — отвращение на лице Сириуса стало еще сильнее, чем при виде Снейпа.

— Твои кузены, жертвы кровосмешения. Хотя, впрочем, у вас все семейное древо такое…

— Клал я на тебя, Снейп, ты сам только от кровосмешения и мог родиться, с такой-то страшной рожей…

— Я узнал новое и очень сильное заглушающее заклинание, — сказал Альбус. — Кто-нибудь желает посмотреть? Нет? Это очень интересно, так что, может быть, в следующий раз. Продолжай, пожалуйста, Северус. Я весь внимание… и несколько футов бороды.

— Метка Люциуса потемнела.

Ремус не знал, что это означает, Сириус тоже, но на Альбуса это определенно произвело впечатление. Он как будто собрался; настороженность наполнила его до самой сердцевины. Глаза словно стали ярче, внимание — пристальней.

— Можно? — к растерянности Ремуса спросил он Снейпа.

Снейп отложил измочаленный квадратик тоста и закатал левый рукав. Не взглянув на Ремуса и Сириуса, он протянул обнаженное предплечье Альбусу, и тот легко к нему прикоснулся. Ремус увидел какое-то пятно, похожее на синяк. Сириус же встал и наклонился над столом, чтобы рассмотреть получше.

— Что это? — спросил он с омерзением. — Выглядит как чертова…

— Да, это Темная Метка, — произнес Снейп скучающим тоном, не вполне соответствующим выражению его лица.

Почему-то вид ее произвел намного больший эффект, чем предположения о лояльности Снейпа, даже больший, чем признание Альбуса. У него на руке был знак Волдеморта. Снейп действительно был Пожирателем смерти.

Ремус задумался, не это ли ощущают люди, узнав, что он оборотень. Большинство отшатывалось в отвращении, хотя Сириус и Джеймс этого не сделали. Была ли у них, тем не менее, та же рефлекторная реакция? Может быть, им помог в суждении их более добрый нрав, перечисливший все хорошее, что они знали о нем, все, что делало его их другом? Снейп не был другом Ремуса, но он не мог не вспомнить, как Снейп защитил Гарриет в лесу прошлой зимой. Он был готов на укус оборотня, на любые ранения, даже на смерть — лишь бы уберечь Гарриет. И его патронус… он призвал патронус такой силы, что тот прогнал сотню дементоров. Разумеется, это значит больше, чем тень на его руке? Какая разница, кто ее там оставил… Никакой, конечно.

Ремус взглянул Снейпу в лицо. Глаза у того странно, нехорошо блестели, и был там призрак не до конца скрытого… удовлетворения. Почти как если бы он давно ждал, чтобы они, наконец, узнали это о нем.

— Поверить не могу, — голос Сириуса, поначалу такой тихий, что Ремус с трудом его расслышал, становился громче с каждым словом. — Я поверить не могу, что вы пустили какого-то сраного убийцу и предателя…

— Прекрасно, Блэк, — сказал Снейп. — Цитата из газетных вырезок о тебе, любимом?

Сириус вскочил так резко, что опрокинул кресло. Не какой-то там тщедушный обеденный стул — тяжелое кресло, с подлокотниками, деревянным каркасом и щедрой обивкой.

— Джентльмены! — голос Дамблдора утратил всякую снисходительность. — Северус, ни слова больше. Сириус — за мной. Я поговорю с тобой наедине.

Он встал и пошел к двери, частично скрытой за книжной полкой. Сириус пошагал следом, пронзив Снейпа взглядом, полным такой ненависти, что он стоил угрозы, высказанной вслух. Снейп, не дрогнув, проследил, как тот уходит, все с тем же своеобразным удовлетворением на лице.

Дверь за ними защелкнулась. Ни звука не нарушало тишину. Вероятно, дверь была запечатана постоянными заглушающими чарами.

Ремус снова взглянул на Снейпа — тот подобрал брошенный квадратик тоста и снова стал методично его рвать.

— Я никогда не слышал о Темной Метке, — сказал Ремус. — В смысле… на руках.

— Разумеется нет, идиот. Это должно было быть тайной. Они исчезли, когда пропал Темный Лорд.

«Последователи зовут его Темным Лордом, — вспомнил он слова Снейпа, сказанные той ночью в лесу, с Питером. — И никогда не смеют произносить его имя».

— Так что нельзя было выследить их после того, как он пал, — медленно проговорил Люпин. — Но почему мы не знали во время войны?

— Лишь немногие избранные носили Метку. Подумай, Люпин. Если бы это знание было широко распространено среди вас…

— То твое положение оказалось бы под угрозой. Понял, — он постарался не пялиться на руку Снейпа. Все равно рукав уже опустился.

— У Люциуса Малфоя она выглядит так же, как у тебя? — спросил Люпин.

— Да, — от тоста остался квадратный дюйм, но Снейп продолжал его терзать.

— Он не знает, кто…

— Нет. Он был готов поклясться, что это не был никто из тех дураков, что развлекались вместе с ним, но, кажется, мне удалось убедить его не быть полным кретином. Нарцисса готовится пустить в ход свои таланты по… добыче информации и выяснить все возможное.

— Нарцисса?

— Мало же ты знаешь о чистокровных женщинах. Нарцисса — умелая шантажистка и вымогательница.

— Вижу, я многое упустил за те годы, что был отлучен от светского общества. Что ей движет?

— У нее почти взрослый сын. Ты как думаешь?

— Но ведь это может работать в обе стороны, разве нет?

— Темный Лорд обращается со своими последователями почти так же плохо, как с противниками, — в его голосе было пренебрежение, но лицо опять говорило иное. — Нарцисса достаточно умна, чтобы это заметить.

Ремус помолчал, размышляя над этой непривлекательной полезностью Малфоев, как бы эгоистична она ни была.

— Думаешь, они могут что-нибудь выяснить?

— Нет, — Снейп наконец превратил тост в крошечный огрызок и отбросил его. — Все, кто не попал в тюрьму, будут вести глубокую двойную игру. Я бы сказал, что это Петтигрю, если б не применение палочки мисс Поттер.

— То есть это должен быть кто-то из Верхней ложи… возможно, воспользовался моментом.

— Да.

— Малфои там были, — отметил Ремус.

— Тогда им незачем было бы изображать, что они напуганы, — возразил Снейп со своим знаменитым презрением. — Напротив, они, скорее, послали бы за мной, чтобы сегодня же отпраздновать — если бы они были ответственными за это идиотами.

Ремус вздохнул и потер лоб.

— У меня ощущение, что мы упускаем что-то очевидное.

Снейп не ответил, однако нахмурился на дверь, за которой скрылись Альбус и Сириус.

— Я не собираюсь ждать всю ночь, пока Блэк закончит жаловаться на жизнь. Передай директору, что я дома. Если он когда-нибудь сможет оторваться от блестящего остроумия Блэка, пусть пришлет записку.

— Сириус беспокоится за Гарриет, — сказал Ремус и тут же почувствовал себя глупо, что попытался выставить ненависть Сириуса в более выгодном свете.

Впервые на лице Снейпа мелькнуло отвращение.

— Да, — он оскалился, — уверен, что он прекрасно освоил этот навык в тюрьме. Может быть, однажды его амбиции крестного перейдут от мести и агрессии к чему-то, что действительно будет молодой женщине на пользу.

Попрощавшись таким возвышенным способом, он ушел, хлопнув дверью. Ремус остался с осознанием, что, хотя Снейп полностью прав, он все равно полная скотина.

Когда Альбус вернулся через несколько мгновений вместе с тихо кипящим Сириусом, Ремус невольно заподозрил, что Альбус сразу узнал, когда Снейп ушел.

Сириус прошел мимо стола с завтраком к двери, закрыв ее за собой не хуже, чем это сделал Снейп. Уходя, он не посмотрел ни на Ремуса, ни на Альбуса.

— Полагаю, это мне знак — пора пожелать вам доброго утра и поблагодарить за завтрак, — обратился Ремус к Альбусу.

— Всегда рад. Даже ты не в силах опустошить наши закрома, — он улыбнулся и пожал Ремусу руку. — Как вам живется на ферме?

— Просто великолепно. Благодарю, что позволили нам там осесть. На душе чуть легче от того, что мы недалеко от Гарриет, как мне кажется.

— Как у него дела?

— Настолько хорошо, насколько это возможно.

Голубоглазый взгляд Альбуса пронзил его, как рентгеновские лучи. Мгновение он сохранял интенсивность, а потом снова рассеялся, оставив только дружелюбную и сочувственную улыбку.

— Дай ему время, — сказал он. — Я замечал за собой, что всю весну раз за разом повторял эти слова, пока болели Гарриет и Северус. И сейчас ловлю себя на этом снова. Дай ему время. Иногда это единственное, что мы можем сделать.

Ремус кивнул; Альбус, прощаясь, коснулся его плеча.

«Сколько времени потребуется, — думал Ремус, спускаясь на вращающейся лестнице, — после двенадцати лет горя и отчаяния?»

Небо над головой было тяжелым и темным, только бледный мазок света блестел на горизонте над лесом; Бродяга слонялся перед воротами, когда Ремус догнал его. Охранные чары, вероятно, ждали, когда можно будет выпустить их обоих — и послушно засияли, а через несколько мгновений они с Бродягой снова были на дороге между Хогсмидом и Хогвартсом.

Они в молчании шли через предрассветные сумерки к аппарационной точке. До рассвета уже оставалось недолго, но освещение все еще было призрачно-бледным. Бродяга оставался с Ремусом, пока они шли лесом к поляне, а потом превратился в человека — словно больше не мог выносить молчание.

— Ты считаешь меня плохим крестным отцом?

Ремус взглянул на него. Сириус всегда был прям. В отличие от Малфоев, его выражение лица не было проморожено на милю в глубину. Блэки всегда были переменчивы и вздорны, все их чувства и психозы так близко лежали в их мыслях, что можно было по неосторожности обжечься. Сейчас на лице у Сириуса была смесь тревоги, угрюмости и обиды.

— Я думаю, что ты очень любишь Гарриет, — сказал Ремус.

Сириус как будто нахмурился всем своим телом.

— Я не об этом спросил.

— Это единственная истина, которую я могу тебе сказать. Ты любишь Гарриет. Что же до остального, я думаю, нам обоим предстоит многому научиться.

Сириус фыркнул.

— С первого дня учимся.

— Я ее, по крайней мере, не ронял, — Ремус вдруг ощутил неуместный задор.

— Всего разок, — возмутился Сириус. — И на кровать. И ты поклялся никогда не говорить об этом, Лунатик.

— Сомневаюсь, что нас тут кто-то слышит.

— Я не исключал бы возможности, что дух Лили восстанет из могилы, чтобы прийти за мной, — он умолк — они перелезали упавшее дерево, до того большое, что им пришлось перебираться, пользуясь его ветвями вместо лестницы.

— Я люблю ее, как собственную, — сказал он, спрыгнув на траву на другой стороне. — Как родную по крови, в смысле.

— Знаю, — Ремус задумался, как сложилась бы их жизнь, если бы Джеймс ответил Сириусу взаимностью. Изобразив комичную суровость, он добавил: — Это уже лучше, чем дуться.

— Ой, заткнись, — ответил Сириус (надувшись). — Откуда мне было знать?

— Это верно, никто не мог предугадать, каким сентиментальным ты будешь крестным. Особенно если вспомнить, как груб ты был всю беременность.

— И медовый месяц, и на свадьбе, и пока они встречались, — ответил Сириус тоном человека, которого уже миллион раз подначивали на эту тему. — Ну ладно, Лунатик, до меня дошло.

— Ты захандрил с тех самых пор, как она перестала размазывать десерт ему по лицу всякий раз, когда он приглашал ее на свидание, — Ремус проигнорировал искреннюю, пусть и своенравную, мольбу. — А потом они имели наглость обручиться, и ты начал снова. Бедолага, не успел даже оправиться после свадьбы, как они уже ждали ребенка…

— Ой, заткнись, — повторил Сириус. — У меня уже все прошло. Прошло так далеко, что превратилось в точку, — он посмотрел на Ремуса со значением: — Рад видеть, что тебе немного полегчало.

— О чем это мы? Что полегчало?

— Ты странно вел себя с Холли-берри, — терпеливо пояснил Сириус. — Как будто боялся, что на нее твои волчьи блохи перескочат, — он закатил глаза. — То же самое было со мной и Джеймсом, когда мы узнали про твою пушистую проблемку; не думай, что я забыл. Если кто-то говорит, что ему вообще по фигу, что ты оборотень, ты начинаешь думать, что он с тобой просто вежлив. Каждый раз, когда ты обнимал Холли-берри, ты ее легонько похлопывал — словно боялся, что она взорвется. Ага, я заметил. Рад видеть, что тебе полегчало.

На этот раз замолчал Ремус. Это было правдой, но…

— Я все твердил про себя, что она с тобой и со Снейпом, что с ней все будет хорошо, — тихо сказал он. — Я даже смог себя убедить, пожалуй… пока она не вернулась. Она даже не была ранена, но я вдруг осознал, что могла бы быть, и…

Сириус довольно хмыкнул.

— Давно пора, Лунатик, — он хлопнул Ремуса по плечу рядом с шеей, а потом зарылся пальцами ему в волосы и взлохматил их. — Эх ты, грустный старый оборотень.