Бесконечная дорога (джен)

Обретя дар речи, Гарриет прохрипела:

— Ты знала с самого выхода статьи?

— Ну, как я сказала, с тех пор, как ты сожгла список, — Гермиона чуть отклонилась назад, но все равно сидела так близко, что они с Гарриет соприкасались коленями. — Такое объяснение учитывало все факты.

Гарриет прямо услышала, как у Гермионы над головой повисло: «Хоть и думала, что это полное безумие».

— Ты ничего не сказала. — И как теперь к этому относиться? Как будто ее обошли вниманием? Как будто отсрочили смертный приговор?

— Я… — лицо Гермионы было смутно различимо в сумраке потайной ниши, но ее голос был неплохой заменой заламывания рук. — Я столько раз чуть не упомянула об этом… но ты никогда ничего не говорила, и я подумала, что ты, возможно, не хочешь об этом разговаривать…

Гарриет вспомнила, как ей было стыдно. И разве не она тут паниковала пять минут назад? Но сейчас, когда все вскрылось, стало похоже на случай с хвосторогой: молчание было хуже.

— Не хотела, — сказала Гарриет. Она потерла глаза: они были сухими, но их щипало. — Но это ничего. Просто… просто я страшно от всего устала, понимаешь?

— Что… что ты имела в виду, когда сказала, что профессор Снейп умрет? Книга, что ты читала?..

— Сириус взял с него Непреложный обет меня защищать, — ровно ответила Гарриет. — А если обет нарушить — умрешь.

— Я… — Гермиона была растеряна.

— Волдеморт хочет меня убить. Он уже пытался три раза, и в этом году он как-то втянул меня в Турнир трех волшебников. Снейп не может… — она умолкла, задышала тяжело, чтобы не сделать какую-нибудь глупость — не ударить кулаком в стену поблизости, например.

— Зачем Сириусу о таком просить? — в недоумении спросила Гермиона.

— Они друг друга ненавидят, — рассказывать про думосбор она не собиралась. Она понимала, что Снейп не для того ей показывал воспоминание, чтобы она обсуждала его с кем бы то ни было, хоть и была вполне уверена, что Гермиона осудит поведение Сириуса. Но ее не порадует, что Снейп назвал маму Гарриет грязнокровкой.

И… черт, Гермиона же не знала, что Снейп — Пожиратель и шпион. Если узнает, решит, что Гарриет совсем свихнулась.

— Но это… просить кого-то поклясться жизнью, — сказала Гермиона, — это слишком серьезно.

«А для Сириуса — не слишком», — не могла не подумать Гарриет.*

— Знаю, — ответила она, — но он попросил. Он сам мне сказал, он не стал бы об этом врать.

— А профессор Снейп? Он…

— Я его об этом не спрашивала. Но он, наверное, и не скажет, — пробормотала она.

Гермиона долго молчала. Гарриет жалела, что дала Гермионе убрать книгу на место: ей хотелось узнать об обете все, найти, есть ли какой-то способ…

— Гарриет… — произнесла Гермиона странным голосом — робким, но твердым. — То, что ты чувствуешь к профессору Снейпу. Это… совсем не взаимно, да?

— Почему все меня об этом спрашивают? — простонала Гарриет. — Блин, конечно, это ни хрена не взаимно!

— Все? Кто все?

Гарриет помотала головой. Первым порывом было сказать: «Снейпу все равно, понятно? Ему вообще на меня срать», — но слова застряли в горле, стоило ей осознать весь смысл того, что сделал Снейп: он поклялся жизнью ее защищать. Тут уж никак не скажешь, что ему плевать. Если она это скажет, Гермиона заметит, как это нелогично, и тогда Гарриет будет выглядеть лгуньей, а ложь означала бы…

Стоп, так вот почему Ремус спрашивал ее про Снейпа после Святочного бала? Они уже тогда заключили обет?

— Гарриет? — очень обеспокоенно окликнула Гермиона.

— Да ничего, — Гарриет нахмурилась. — слушай, Снейп… по нему не поймешь, но все не так, как ты подумала, ясно? Он… думает, что обязан моим родителям, — «то ли из-за долга отцу, то ли из-за любви к матери, то ли и то, и другое». — Не знаю, почему, — это не было вполне ложью — загадки жизни ее родителей остались в прошлом. — Но это не из-за меня. Я сама мало что значу.

— Это заведомо неверно, — Гермиона помедлила, а потом взяла ее за руку: — Гарриет, твои родители мертвы.

— Что, правда? — фыркнула Гарриет.

— Нет, я, о Господи, я хотела сказать… их нет. Но ты есть, ты… живая. Может быть, все началось в память о твоих родителях, но именно тебя он на самом деле… защищает. Мне очень трудно поверить, что клятва мертвым значит больше, чем… ну, чем ты.

Гарриет не могла говорить, так что покачала головой. Ей хотелось бы в это поверить, но она знала, как выглядит патронус Снейпа. Это, разумеется, гораздо лучше клятв и намеков показывало, что у него в душе.

Мягкий свет залил нишу: Гермиона включила подсветку на своих часах, чтобы видеть их лица.

— Нам пора бы вниз, пока не закончился ужин. Ты… ты как, в состоянии?

— Конечно, — ответила Гарриет, внезапно ощущая усталость. Надо что-нибудь съесть и заползти в постельку, и в жопу этот поганый день.

Было трудно поверить, что всего лишь утром она чувствовала чуть ли не оптимизм, когда говорила: «Послушаем, что хотят сказать эти дурацкие русалки».

Она отодвинула гобелен и вышла в коридор — прямо перед Снейпом.

Гермиона пискнула — Гарриет, отскочив от него, в нее врезалась.

— Мисс Поттер, — оскалился Снейп. Он выглядел просто чудовищно — тени на лице, как синяки. Гарриет уже много раз видела его таким… когда по школе ползал Василиск, и когда ее вроде как преследовал Сириус Блэк, и когда ее имя вылетело из дымящегося кубка…

— Гарриет, — простонала сзади Гермиона, вцепившись в ее свитер.

— Что? — спросила Гарриет.

— Я спросил, мисс Поттер, чем вы тут, по-вашему, занимаетесь, — прошипел Снейп, прямо-таки вибрируя от не слишком скрытых эмоций.

Гарриет нахмурилась.

— Это коридор у библиотеки.

— Это не библиотека, — отрезал Снейп. — Если только ее не уменьшили и не перенесли.

— Да нет, это ниша. — (Кулаки Гермионы у ее спины дрожали. Точно: влюбилась она или нет, а такие разговоры с учителем, наверное, доведут Гермиону до обморока.) — Мы на ужин шли.

— Так идите дальше.

Гарриет пошла, пожав плечами.

— Вам бы тоже лучше поесть, — заметила она через плечо, уводя за собой Гермиону.

Снейп ничего не ответил, но Гарриет почувствовала, как его взгляд вымораживает воздух позади нее. А ведь в коридоре было холодно.

— Ты невозможна, — слабо произнесла Гермиона, когда они отошли подальше.

— Он не сможет скормить меня русалкам, у него обет.

— Думаю, нам надо еще раз украсть ту книгу, — голос Гермионы обрел силу — она вернулась в ту область, где была сильнее всего: учебную. — Я всерьез хочу побольше узнать про этот обет…

Гарриет задумчиво помычала. Это навело ее на мысль… Не из-за обета ли он помогал ей с Турниром? Да и нужна ли ему причина для этого? Он же заботился о ней с первого курса. А раз это правда… зачем он тогда вообще поклялся?

«Похоже, надо просто у него спросить».

В глубокой задумчивости она села за гриффиндорский стол.

— Гарриет?

Кто-то помахал рукой у нее перед глазами. Она заморгала и увидела Гермиону.

— А?

— Она тебя уже сто лет зовет, подруга, — заметил сидевший напротив Рон.

— Я положила тебе поесть, — Гермиона суетливо поставила перед Гарриет тарелку: запеканка и трайфл, ее любимые блюда.

— Спасибо, — голос вышел хриплым — Гарриет почувствовала, что снова готова разрыдаться, но, черт, не за гриффиндорским же столом.

Гермиона улыбнулась. Гарриет увидела через плечо, как Снейп вошел в зал и направился к преподавательскому столу. Профессор Макгонагалл, кажется, удивилась его приходу, но он ее как будто не заметил: он взирал на гриффиндорский стол. Гарриет сунула в рот щедрый кусок запеканки.

Она и правда запуталась… было ясно только, что ей хочется подойти прямо туда, к нему, и убедиться, что он хоть что-нибудь съест. Вспомнилось позапрошлое лето, когда они жили в соседних комнатах. Она хоть раз видела тогда, чтобы он ел? Он бывал в Большом зале, но чтобы вот прямо класть в рот еду?.. Это вряд ли. Очень в его духе — жить на кофе, сигаретах и баллах, снятых с Гриффиндора.

— Гарриет, — Гермиона трясла ее за плечо.

— Э?

— Я спросил, как дела у Нюхача, — с обеспокоенным видом повторил Рон.

— А, — Гарриет поморщилась, хотя сегодняшний пирог был на редкость воздушным и сочным. — Нюхач, ну да, нормально он. А вот Лунатик не очень.

По выходным на ужине всегда было не так людно, как в будни, так как домовики накрывали стол на более долгий срок; ближайшие гриффиндорцы были за несколько шагов от них, и никто не обращал внимания на нее, Рона или Гермиону. Ну, кроме Снейпа.

Она негромко рассказала Рону и Гермионе про путешествие Ремуса и Сириуса. Гермиона зажала рот ладонями, на глазах у нее блестели слезы, а помрачневший Рон даже отложил вилку.

— Бедный профессор Люпин, — прошептала Гермиона.

— Вот дрянь, — сказал Рон. — Это зелье, оно… как думаешь, сколько они будут искать это, как его… имя волка?

— Не знаю, — говорить вслух «лучше бы поскорее» не хотелось. Ни Рон, ни Гермиона не видели Ремуса в последнее время. Они не знали, насколько он болен, каким он выглядит хрупким и изможденным — таким, словно следующая луна может его…

Черт. После того, как Сириус рассказал про обет, она побежала прямиком в библиотеку и не отыскала Ремуса — где бы он ни ждал. Что если это была ее последняя возможность?..

— Карта еще у тебя? — спросила она у Гермионы, со звоном роняя вилку.

— Конечно, — Гермиона вынула карту и развернула под столом, а Гарриет ее активировала. Она осмотрела все этажи, ища Ремуса Люпина, но не увидела его…

Надо послать за ним Хедвиг. Срочно.

— Мне надо сбегать в совятню, — сказала она, засовывая карту в карман. — Еще увидимся.

— А… могу я одолжить… — Гермиона опустила голос: — Мантию?

— Хорошо…

Еще немного скрытной возни под столом, и Гарриет ушла.

Она промчалась на семь этажей вверх, до Гриффиндорской башни, потом по последней винтовой лестнице до спальни. Там она схватила письмо Ремуса с прикроватного столика и просмотрела его. Так и есть, был еще абзац под тем, на котором она бросила читать — Ремус просил подождать его у статуи одноглазой ведьмы на третьем этаже.

Зная, что это бесполезно, она нашла это место на карте. Там была ведьма, четко нарисованная карандашом (ниже шел туннель с подписью «В Хогсмид»), но точки «Ремус Люпин» не было. Дерьмо.

Она оторвала кусок пергамента от лежавшего в чемодане рулона и начала писать. Хедвиг найдет их, где бы они ни были…

* * *

Было бы нехорошо преследовать девочку по школе. Кто-нибудь заметил бы — и даже если Дамблдор знал причину, гадких подозрений Северус вовсе не хотел.

Но Метка…

Он не собирался преследовать ее снова, всего лишь вышел из кабинета Дамблдора, чтобы ее найти. А она буквально выскочила на него из какой-то ниши вместе с Грейнджер. (Зачем им понадобилось скрываться в подобном месте? В случае этих двоих очевидный ответ казался маловероятным.)

Она вела себя нахально, но без… отвращения. Он ждал ненависти, презрения, негодования. Она же видела, что он сказал ее матери. Да, она нахмурилась, когда посмотрела на него, но он знал, как выглядит отвращение, и его у нее на лице не было…

Вот дурочка… о чем она только думает?

Он пошел на ужин, просто чтобы не терять ее из виду. А затем она убежала одна, оставив Грейнджер и Уизли вместе.

Он мысленно прочел наизусть вступительный монолог Глостера из «Ричарда III» — старинный способ, который он изобрел для убийства времени, а затем вышел из Большого зала.

Куда она пошла?

(Она побледнела, как он решил, от страха, и попросила у Грейнджер какой-то предмет, который ей недостаточно скрытно передали под столом. А после второй нелегальной передачи она сразу ушла.)

Что они затевают теперь?

(Он прижал ладонь к рукаву, под которым излучала тьму Метка.)

Начнет он с Гриффиндорской башни.

* * *

Сжимая в руке впопыхах написанное письмо Ремусу, Гарриет выбежала из спальни — и тут же бросилась обратно, потому что забыла карту на кровати, у всех на виду.

Подойдя за ней, Гарриет заметила точку у портрета Полной Дамы.

Точку с подписью «Северус Снейп».

Гарриет уставилась на нее, потом прищурилась. Точка отступила и двинулась по коридору. Остановилась. Гарриет знала, что с этого места можно увидеть, кто входит и выходит из гостиной.

Значит, Снейп ее преследует…

«Ты и впрямь сошла с ума, — заметила ее Гермионоподобная часть. — Кто бы тебя ни преследовал, первой реакцией не должно быть удовлетворение!»

Однако так оно и было, потому что теперь будет проще прижать его насчет обета. Снейп, конечно, будет стоять насмерть, но раз уж он по своей воле расположился к ней ближе, чем за семь этажей — значит, у нее есть фора.

Перед Гриффиндорской башней она этого делать не будет. Лучше где-нибудь, где их вряд ли подслушают…

«Нельзя планировать такие вещи с учителями!» — сказала Внутренняя Гермиона.

«Я же не целоваться планирую, — подумала Гарриет, покраснев при одной мысли об этом слове. — Тут дело жизни и смерти».

Сунув карту в карман, а Внутреннюю Гермиону — в воображаемый ящик, она подошла к портрету Полной Дамы и остановилась, чтобы подготовиться. Снейп бывал особенно изобретателен, когда требовалось организовать ученикам неприятности. Если он, к примеру, замыслит запереть ее в Гриффиндорской башне, способ у него найдется. Ей надо все продумать наперед.

Хорошо, что она это уже сделала. Она подозревала, что Снейп не захочет привлекать к себе внимание. Значит, ей надо просто…

Она распахнула портрет (проигнорировав возмущенный возглас Полной Дамы) и рванула к совятне.

Зная, что Снейп вряд ли побежит, Гарриет через несколько этажей остановилась и проверила его точку на карте.

Точка двигалась… медленно, в ее сторону.

Внутренняя Гермиона заламывала руки, а Гарриет улыбнулась и потрусила дальше.

* * *

Черт возьми, куда это она помчалась в такой спешке?

Он шел по тому маршруту, который казался самым логичным, лихорадочно надеясь, что из-за этих вопросов жизни и смерти он не станет себя чувствовать преследователем-педофилом. Он не стал спрашивать у портретов, не видели ли они пробегающую ученицу: хоть ими и можно было пользоваться в явно опасных ситуациях, портреты всегда были зачарованы так, чтобы помешать следить за учениками. Замок оберегал своих детей.

На пятом этаже он помедлил у разветвляющегося коридора, гадая, который путь она могла выбрать (если предположить, что он все еще ее не потерял), и понял: совятня. Блэк и Люпин, согласно Дамблдору, недавно ушли. Именно поэтому она могла так отчаянно спешить.

А совятня, отделенная от школы, слишком грязная для ученических свиданий, слишком холодная для прогулок в такую погоду, в данный момент должна быть совсем пустынна…

Он пошел по правому коридору.

* * *

— Если подумать, может, и стоило выбрать место, где нет такой холодрыги, — пробурчала Гарриет.

Хедвиг ухнула с укором, потому что замерзшие пальцы Гарриет слишком долго возились, прикрепляя к ноге совы письмо.

— Прости, девочка, — Гарриет погладила ее по перьям. Хедвиг, щурясь от света ее Люмоса, слетела вниз сразу же, как Гарриет ступила в совятню, и стало ясно, что не стоит ее спрашивать, не лучше ли воспользоваться школьной совой. Нужно было быть безумнее Гарриет, чтобы вообразить, что у волшебных сов нет гордости.

— Я не знаю, где будет Ремус… но ты все равно его найди, — сказала она, чувствуя себя глупо. Хедвиг ухнула ей, все еще ворчливо, и ущипнула за ухо.

Наконец письмо было привязано. Гарриет отнесла Хедвиг к открытому окну.

— Счастливого полета, — сказала она, когда сова оттолкнулась от ее руки.

Облака на небе разошлись, показав луну, и ее серебряный свет залил ночь, проложив глубокие тени. Поток серебра блестел на озере, но лес на берегу был черен как смоль. Хедвиг — яркая, светящаяся точка на небе — полетела на восток.

Гарриет, дрожа, развернула и проверила карту. Она наделась, что Снейп шел достаточно близко и не отстал, потому что долго болтаться тут ей вовсе не хотелось. Даже на ледяном зимнем воздухе совиный помет не стал пахнуть лучше.

Точка Снейпа находилась у подножия винтовой лестницы, ведущей в совятню.

Идеально… если только он не сбежит, когда услышит, что она спускается.

Осталось только сделать так, чтобы он поднялся к ней.

Она пошла по обледеневшим ступенькам, держась за присыпанные снегом перила и поглядывая на карту по мере осторожного спуска. Пока что Снейп ее не слышал. Надо подождать… подождать, пока…

Его точка сдвинулась. Теперь он ее слышал. Хорошо.

— Ох! — воскликнула Гарриет, с силой топнула по снегу, скопившемуся по лестнице. Теперь самое сложное.

Она шлепнулась на ступеньки, словно упала.

— Ой, — сказала она, уже не слишком фальшиво. — Блин, — ступеньки, как оказалось, были очень твердыми.

Сидя прямо на льду, она проверила карту. Точка Снейпа замерла, но по лестнице пока не поднималась

«Гад, — подумала она возмущенно, — его что, не волнует, что я упала и ударилась?»

— Оу-у-у, — добавила она жалобный стон.

И только тогда точка Снейпа наконец-то стала подниматься.

Улыбаясь, Гарриет убрала карту, склонилась над лодыжкой и постаралась не сдерживать дыхание.

* * *

Куда там плану Темного Лорда, девочка способна отыскать неприятности на треклятой лестнице. А Темный Лорд слишком драматичен, чтобы послать кого-нибудь ее столкнуть: нет, в его стиле скорее отправить ее на турнир, где ее поджарит дракон или утопят русалки. Вот он, дар мисс Поттер по причинению себе вреда.

Северус миновал очередной виток лестницы и увидел ее — она сидела на ступеньках, дрожа и потирая лодыжку. Это та же, которую она подвернула прошлым вечером на склоне? Люпин что, даже с простыми чарами обосрался?

— Что это вы тут делаете? — бросил он.

Мисс Поттер одарила его наглым взглядом безо всяких следов удивления.

— С лестницы падаю. А на что похоже?

Да, на что? Она должна была удивиться, увидев его… удивилась же раньше, в коридоре у библиотеки. Более того, сейчас она должна была удивиться сильнее. Одна встреча была совпадением. Две — закономерность, двух быть не должно было. Даже она должна это понимать.

— У меня и в мыслях не было, — он прищурился, — подозревать скрытые мотивы. Но, возможно, вам было известно, что я здесь? Не осветил ли мой путь некий зачарованный объект — скажем, карта?

Вот теперь она удивилась, как и положено, но быстро взяла себя в руки.

— И это ваш ответ, когда вы меня нашли лежащей на ледяной лестнице? Что я сделала это нарочно, чтобы поговорить?

Это уже нелепо. Но мисс Поттер летала с драконами и сражалась с Василисками. Она игнорировала угрозу таящихся в тенях убийц, чтобы броситься к закрытым дверям Северуса, когда ей понадобился разговор, которого он избегал.

— Да, вы же так застенчивы.

— Ну, это было бы тупо. Я бы не стала правда себе вредить. Ненавижу лазарет, знаете ли. Я бы не стала планировать туда попасть.

— Тогда вы должны быть в состоянии встать.

— Наверное, — она встала, отряхивая джинсы. Подняла на него взгляд; на стеклах очков блеснул лунный свет. — Вроде цела. Кстати, Сириус мне сказал, что вы дали Непреложный обет меня защищать.

Так.

Многого он ожидал

* * *

,

но только не этого. Снейп опять повторил ту штуку: замер, словно застыл во времени. Гарриет это не удивило. Он обычно так и делал, когда она швыряла его секреты ему в лицо.

Она вежливо ждала, пока он более-менее отойдет.

Из-за теней и лунного света было не так заметно, насколько больным он выглядит. В свете ламп были видны следы бессонных ночей и нерегулярной еды, но луна подчеркнула темноту его глаз. Чернильно-черные волосы сливались по цвету с мантией; лицо было белым как мел. Он выглядел точь-в-точь как человек, который может поклясться жизнью или присоединиться к Темному Лорду: грозный, пугающий, несгибаемый. Он не был похож на того, чей патронус — серебряная лань. Однако был и тем, и другим.

Между ними со вздохом пролетел ветер, закружил вокруг ног снежинки и замерзшие кусочки сухих листьев. Снейп продолжал молчать.

— И я поняла, что будет на Втором туре, — сказала она. — Вы оставляли подсказки в конспектах по зельям.

Снейп медленно моргнул. Но он продолжал стоять неподвижно и смотрел прямо на нее, по-настоящему смотрел. Ощущение от этого было такое, словно резали горло.

— Вы не скучаете, — произнес он голосом, словно доносящимся из какого-то глубокого, темного, холодного места.

— Ага, тот еще денек.

Снейп не отвел взгляда — тоже словно исходящего из темного, холодного, глубокого места.

— Зачем вы это сделали? — тихо спросила она.

— Ваш прогресс в подготовке ко Второму туру, по-видимому, пал жертвой вашей некомпетентности.

— Ну да, конечно, — она чуть не закатила глаза. — Спасибочки. Я говорю про обет.

— Вам не приходило в голову, что ваш крестный пес — лжец?

Гарриет перевела эти слова со снейпового на человеческий:

— Может быть. Но это еще не значит, что он солгал насчет этого.

Усмешка Снейпа была как нож в темноте.

— Откуда вам знать?

— Оттуда, что очень на него похоже — взять с вас обет, который убивает, если его нарушить.

Ветер шевельнул волосы Снейпа, плеснул их чернильной чернотой ему на лицо. Он стоял всего на несколько ступенек ниже нее. Она могла бы протянуть руку и прикоснуться к нему, но не стала бы, потому что их разделяли миллионы миль. Станут ли они когда-нибудь ближе?

— Вы уже меня защищали от… всякого, — продолжила она с досадой и чем-то еще, сильнее досады. — Вы в том году чуть не умерли. Зачем еще и этот чертов обет?

— Раз вы уже считаете, что я готов и на это, ответ должен быть вам известен, — холодно ответил Снейп.

— Да, считаю. Не только в том году — вы спустились в Тайную комнату, где сидел проклятый Василиск — потому что там была я. Я, может, и не знаю русалочьего, но кое-что все-таки могу увидеть за несколько лет, особенно если оно прямо на виду.

После этого Снейп отвел взгляд. Прижал к себе правую руку, накрыв ладонью запястье левой, потом обхватил себя за локоть.

Она пыталась понять, почему он не уходит. Если она приставала к нему в его кабинете или апартаментах, он просто не мог бы вышвырнуть ее достаточно быстро. Но он всегда без проблем от нее уходил. Любой повод сгодился бы.

— Это из-за моей мамы?

Снейп склонил голову, опустил плечи. Продолжая держаться правой рукой за локоть, он закрыл левой глаза — словно хотел сам в себя завернуться.

— Только не снова, — голос у него был до невозможности усталый, но совсем не удивленный.

— У вас патронус, как у нее.

Тут он уронил руку: глаза были как всепоглощающая тьма.

— Спросили Блэка с Люпином?

— Нет. — (Не похоже, что это его успокоило.) — Они мне сказали, какой был у нее, а вашего я сама видела. Они об этом не знали.

Снейп опустил обе руки.

— Мисс Поттер, — он снова говорил устало, — Блэк, возможно, рассказал вам о своей части обета, но не о моей. А я вам рассказывать не собираюсь, — добавил он, когда она попыталась заговорить.

Глаза Гарриет внезапно обожгли слезы, колючие, как сосульки на морозе.

— А если вы умрете?

— Если вы думаете, что я хотел бы вас пережить, вы чудовищно глупый ребенок.

Гарриет уставилась на него. Судя по тому, как он оскалился, ее удивление его разозлило.

— Вы что думали? — прошипел он, и лицо его исказилось. — Что я готов рисковать собой ради ерунды? Что мне больше заняться нечем, кроме как ждать, пока восстанет психопат, чьей целью последние тринадцать лет было убийство ребенка? Я делаю это, потому что у меня нет выбора. Не существует мира, где вы умрете, а я выживу. Клясться жизнью, словно она хоть чего-то стоит, кроме службы вот этому, — он сжал пальцы на запястье, — даже не обязательно — и не стоит сожалений. Вы просто глупая малявка, если считаете, что мне есть, ради чего жить, кроме того, чтобы беречь вас. А теперь идите внутрь, — рявкнул он, — пока ненормальный, который против воли отправил вас на смертельно опасное соревнование, не решил, что ждать незачем.

Онемев с головы до ног — так вот что он чувствовал, когда она ответила на те вопросы? — Гарриет шагнула вперед. Ноги словно шли по дну чистой лесной заводи, где пели для нее голоса русалок. Подошва соскользнула с края ступеньки.

Вдруг оказалось, что она движется очень быстро, а время несется мимо. Снейп был прямо перед ней

и она его обнимала.

— Ну и кто тут глупый, — прошептала она.

А затем побежала вниз; ледяной воздух колол прямо в сердце, голову переполняли свет и тьма — словно тени и лунное сияние.

* * *

Северус стоял неподвижно, слушая затихающее хруп-хруп-хруп шагов девочки. Затем прислонился к стене, коснулся лбом заледеневшей кладки.

— Что же понадобится, — обессилев, произнес он про себя. — Что же…

Да уж, обет, не обет, но эта девочка станет ему погибелью.

* * *

— Померещилось, — бормотала Гарриет. — Вот говно, скажите мне кто-нибудь прямо сейчас, что мне померещилось.

— Вот уж! — возмущенно фыркнула Полная Дама. — Лично я точно хотела бы знать, что вы задумали, юная леди.

Гарриет что, уже и правда дошла до башни? Последнее, что она запомнила — как она обнимала Снейпа. Обнимала Снейпа, ради всего святого. Но это же все было у нее в голове, да? После того, как она встала из-за гриффиндорского стола, на самом деле ничего не произошло.

Господи, она и правда обняла Снейпа. Он наговорил чего-то настолько ужасного и душераздирающего, что она вот прямо взяла и обняла его.

— …чуть не вытряхнула меня из рамы, а теперь вернулась в этом возмутительном состоянии…

— Нельзя вас вытряхнуть, — сказала Гарриет. — Вы же, блин, портрет. Ad astra, — оборвала она причитания Полной Дамы. Портрет распахнулся, и Гарриет забралась внутрь.

Рон сидел в гостиной один — в смысле, без Гермионы, так-то народу хватало. От нахлынувшего шума Гарриет осознала, насколько она устала, но в постель пока не хотелось. Она сомневалась, что сможет уснуть, и ей совсем не улыбалось остаться наедине со словами Снейпа, крутящимися у нее в голове.

Она не знала, что и думать о… о том, что он сказал.

Пока что она предпочла бы вообще об этом не думать.

— Где Гермиона? — спросила она у Рона, плюхнувшись рядом с ним.

— На каком-то секретном библиотечном задании, — ответил Рон. — Ну как, отправила письмо?

— Ага, спасибо, — «пожалуйста пожалуйста пожалуйста не заставляй меня об этом думать».

— В шахматы сыграем? Гермиона сказала, что она, наверное, надолго.

Гермионе, скорее всего, не получится быстро стащить книгу — рядом мадам Пинс, а Гермиона очень осторожна. Наверное, она очень переживала за Гарриет, раз отправилась в Запретную секцию без мантии — даже с картой кто-нибудь мог ее увидеть.

Гермиона вернулась посреди их второй игры. Она выглядела бледной и несчастной, зато под мышкой у нее был древний на вид том. Гарриет тут же почувствовала себя виноватой: это ей надо было украсть книгу. Гермиону нарушение правил слишком расстраивало.

— Что случилось? — спросили Рон и Гарриет, когда Гермиона приблизилась к их столу.

Гермиона только покачала головой.

— Дайте отнесу это наверх, — сказала она подавленно и ушла.

— Как по-твоему, ее мадам Пинс не поймала? — Рон смотрел Гермионе вслед.

— По-моему, из-за этого она бы сильнее расстроилась, — ответила Гарриет. «Точнее, была бы в истерике».

Гермиона вернулась не сразу — просто положить книгу было бы быстрее, но Гарриет предположила, что она надежно прятала ее (и мантию). Если Гарриет просто бросила бы книгу в свой чемодан, то Гермиона, наверное, наколдовала в своем шкафу потайную шкатулку в секретном ящике или что-то вроде.

Присоединившись к ним, Гермиона явно попыталась принять веселый вид, но получилось у нее так себе.

— Нет, она меня не видела, — ответила она на их вопрос. — Никто меня не видел. Все хорошо. У меня все хорошо, — добавила она, заметив, что им хочется узнать, что не так. — «Правда».

Это было, выражаясь ее словами, заведомо неверно, и Гарриет видела, что Рон считает так же. Но раз Гермиона не хотела об этом говорить, они перестали спрашивать и вместо этого обсудили Второй тур.

— Мне надо выучить больше защитных заклинаний, — сказала Гарриет. — Мне же надо будет драться с русалками.

Вид у Гермионы стал сперва удивленный, затем одобрительный и, наконец, задумчивый.

— И с остальным, что есть в озере. Нам известно про гигантского кальмара, но там должно быть много что еще. Любопытно, кто-нибудь изучал, что там водится?

— Разве этого нет в «Истории Хогвартса»? — невинно спросил Рон. — Да, точно нет… иначе ты бы уже знала ответ.

— И нам все еще надо придумать, как мне час дышать под водой, — Гарриет вздохнула. — Хорошо, что у нас еще больше месяца.

К тому времени, как Гермиона составила приемлемый план того, что им предстоит исследовать завтра, гостиная опустела — люди уходили спать. Пожелав Рону спокойной ночи, Гарриет и Гермиона пошли наверх. Лаванды и Парвати в спальне не было, как и их купальных принадлежностей. Гарриет решила помыться утром: в этот вечер она слишком устала.

— Гарриет, — произнесла Гермиона, — я должна тебе кое-что сказать.

Сердце у Гарриет ухнуло в пятки — прямо как будет перед Вторым туром. Голос у Гермионы был неверный, и она заламывала руки.

— Гермиона, я до черта устала, так что если это правда нельзя отложить…

— Я поговорила с Дамблдором о… тебе и Снейпе.

Да, именно это, наверное, почувствовал Снейп, когда Гарриет стала тыкать ему в лицо всякими мрачными тайнами. Все словно замерло… а потом закружилось. Она пошатнулась и ухватилась за столбик балдахина. Гермиона дернулась было к ней, но Гарриет подняла руку, прося ее остановиться. Рука тряслась.

— Я не слышала, что ты только что сказала, — проговорила она. Губы онемели.

— Мне пришлось, — сказала Гермиона. — Я… Гарриет, это же бессмыслица. Я знаю, что он ради тебя поступал очень смело, но он не добрый, даже близко нет! Он очень плохо обращается с людьми, постоянно на грани жестокости, а ты приходила с тех его занятий практически в слезах! И он же взрослый, и он твой учитель, и он вообще не должен помогать тебе с турниром…

— Ты что, хочешь, чтобы я проиграла?

— Гарриет, конечно нет, — на глазах у Гермионы были слезы. — Этот Турнир — почти жестокость, и я постоянно за тебя боюсь, я просто в ужасе, но почему профессор Снейп? Почему не профессор Люпин…

— Который тоже взрослый!

— Да, но он тебе почти как родной, он тебя любит…

— То есть это ничего, что Ремус меня любит, а Снейпу нельзя?

— Профессор Люпин влюблен в Сириуса, — ответила Гермиона, и Гарриет снова чуть не упала, потому что она-то это знала, но (если честно) только потому, что Ремус ей рассказал. По сравнению с ней Гермиона провела с ним совсем мало времени.

— То есть потому что Снейп, как это, не с Сириусом…

— Нет, — возразила явно огорченная Гермиона, — но дело в том, как ты к нему относишься, и в том, что будет очень нехорошо, если узнают, как именно он тебе помогает, а еще он ходит за тобой по школе!

Гарриет открыла и закрыла рот.

— Он пришел на ужин только потому, что следовал за тобой, — продолжила Гермиона, — и когда ты ушла пораньше, он тоже ушел. Он немного выждал, но за все время ничего не съел, я следила.

Гарриет ошарашенно подумала, что Снейпу надо бы усовершенствовать это его чувств-скрывание, а то Волдеморт его раскроет, и у него даже не будет возможности испытать тот ужасный обет.

Гермиона нерешительно шагнула к ней.

— Я знала, что ты будешь злиться, но я должна была…

— И что? — тяжелым голосом спросила Гарриет. — Что сказал Дамблдор?

Гермиона, потянувшаяся было к Гарриет, уронила руку.

— Он сказал, что профессор Снейп не сделал ничего такого, о чем ему не было бы известно и что шло бы вразрез с его этикой, — она сглотнула, сжала пальцы в кулак. — Так что я рассказала ему про Непреложный обет.

Гарриет закрыла глаза ладонью, как это делал Снейп.

— Он тогда… замолчал, — сказала Гермиона. — Я… я все еще не знаю, знал ли он. Но он сказал… сказал, что он полностью уверен в профессоре Снейпе, и что профессор Снейп, наверное, потому принес обет, что скорее умрет, чем навредит тебе. И он сказал мне, — Гермиона снова сглотнула, — что профессор Снейп был… был Пожирателем смерти и стал шпионом… «с огромным риском для себя», и что он ни разу не дал повода усомниться в своей преданности или храбрости. Он с-сказал, что так и есть до сих пор.

Гарриет поморгала. Гермиону трясло.

— Ты зн-нала, — голос у нее надломился. — Что он был П-пожирателем… да? Ты зн-нала…

— Сириус мне давным-давно рассказал, — ответила Гарриет.

Гермиона закрыла руками рот. Глаза у нее были круглые. Слезы стекали с ресниц, заливали лицо.

— Знаешь, я уже все это проходила, — сказала Гарриет. — Мне и без того было отвратно, а ты снова это все взбаламутила. — Сердце болезненно кольнуло. — Зря я вообще тебе об этом рассказала.

Она развернулась, забралась под свой балдахин и резко задернула занавески. Подтянула к себе ноги в темноте и уткнулась лицом в колени.

Она долго так просидела. Гермиона, может быть, двигалась рядом по комнате, но Гарриет не слышала.

Вернулись как всегда шумные Лаванда и Парвати, принеся запахи клубники и роз. Они не спросили у Гермионы, в чем дело, ради зеленых земель Персефоны, а значит, та уже успела спрятаться под своим балдахином.

Гарриет откинулась на подушку — и что-то бумажное хрустнуло у ее головы.

Засветив палочку, она одной рукой развернула записку. Знакомым почерком с завитушками там было написано: «Требуется немало храбрости на то, чтобы противостоять врагам, но ничуть не меньше нужно, чтобы противостоять друзьям. Не будь слишком сурова к ней, моя дорогая… и к себе — тоже. Там, где есть честность и любовь, не приживется никакое зло. А.П.В.Б.Д.».

Гарриет немного поборолась с собой: в душе бушевала война. Затем вздохнула и села.

(Парвати, заплетавшая косу, подскочила, когда Гарриет распахнула занавески. Лаванда мазала лицо кремом. До чего же у них нормальная жизнь.)

Гарриет подошла к кровати Гермионы, отодвинула занавески и забралась внутрь.

Гермиона, съежившись, лежала к ней спиной. Она выдохнула, и стало ясно, что она плачет. Она не обернулась.

Гарриет легла, осторожно отодвинув волосы Гермионы, и забросила руку ей через плечо. Гермиона на несколько секунд застыла.

Затем ее пальцы схватили руку Гарриет и сжали. Прошло еще какое-то время, и плечи у нее расслабились. Она громко шмыгнула и крепче вцепилась в руку Гарриет.

Гарриет закрыла глаза.