Узы, что нас связывают (джен)

Хан охнул и неловко взмахнул руками, схватившись за больную голову и отбросив пустую бутылку. Противный тюфяк, на котором он валялся, вонял мочой и блевотиной. Мутными с похмелья глазами мужчина определил, что на улице ночь. Последним его воспоминанием было утро, но вот какого дня? Он никогда не мог определить, как долго продлился очередной провал в памяти. Что на этот раз он сотворил?

Дверь со скрипом открылась. Хан знал, кто войдет, еще до того, как она заговорила. После случая, когда однажды один из его подчиненных решил избавиться от босса во время очередного запоя, стремясь захватить власть, и едва не пал жертвой своей безмозглости, Мири была единственной, кто осмеливался подойти к нему, когда он отсыпался после попойки.

— Арнольд? Уже не спишь?

Он снова застонал, и женщина вбежала в комнату с ведром воды и тряпкой. Хан просто лежал, позволяя ей очистить его, насколько получится. Мири была единственной, кто когда-либо беспокоился о нем, и, хотя Хан никогда не говорил, он был благодарен ей за это.

Что такая славная испано-кавказская девушка, как Мири, делает в банде, он никогда не знал. Все, что она получала от этого — помимо того, как переходить с рук на руки любому, кто ее пожелает — лишь избиение и оскорбления. От чего, еще худшего, нежели это, она могла сбежать? А может, ничего и не было, и она просто застряла здесь и сейчас? Он мог бы понять это.

Его собственный отец, властный китаец, избивавший его мать, был худшим воспоминанием из детства Хана, и присоединение к Пурпурным Драконам стало его спасением. Впрочем, находясь уже здесь, пробившись наверх, получив звание Хана и право руководить, он не был так в этом уверен.

Вся его жизнь была преступлением и насилием, тяжким трудом, больше похожим на бесконечный пьяный угар. Возможно, его отец не так уж и плох, но пути назад для Хана не было. Но, может, он есть для Мири?

Арнольд поежился, в то время как она старательно выбирала остатки рвоты из его коротких осветленных волос — еще один маленький бунт против отца. Он единственный, наверное, еще не спал с Мири, и знал, что она благодарна ему за это. Несколько смущена, но все же благодарна.

Они также были единственными в банде, кто знал имена друг друга, а не клички. Ее звали Мириам Бридж, а его — Арнольд Джонс. Среди Драконов же они именовались просто Класси и Хан. Он знал, что ее кличка — своеобразный укол ее кавказской половине, что она — всего лишь классная высокая белая девушка, что водится с азиатской бандой.

Хотя Хан и удивлялся, отчего Мири не в банде, больше соответствующей ее окружению, он понимал, что это могло оказаться не так просто. Помимо прочего, сколько бы этнических группировок ни существовало, Пурпурные Драконы были уникальны. Большинство их принимали в ряды новобранцев исключительно своих, например мелкие китайские, вьетнамские, корейские банды.

Пурпурные же Драконы были невообразимой смесью обычно несовместимых национальностей, принимая к себе всех желающих. Это невероятно взрывоопасное соединение почему-то вылилось в силу и могущество. Ни одна банда не могла сравниться с ними, и Драконы правили на улицах города. В их составе находилось даже несколько неазиатских членов, и это также добавило им силы. Возможно, внутри банды было немало ненависти и жестоких распрей меж ее участниками, но они бесспорно правили городом.

Хан начинал здесь как скромный «мальчик для битья», но упорно пробивался наверх. Он мог быть неподготовленным в какой-то сфере, но взял то, что следовало знать, от многих иных, просвещенных, и объединил это с жесткостью и нежеланием отступать, чтобы стать непобедимым.

Его единственной слабостью была выпивка. И неудивительно, что вскоре все убедились, что он никогда не бывает трезвым. Провалы в памяти были единственным способом Хана вести дела, так что банда была не особо организованной. Его не могли одолеть физически, однако вполне способны были медленно, но верно убить с помощью ликера, тем более что, хотя сам Хан ненавидел признавать это, он не мог остановиться.

Он знал о своих проблемах в этом плане, но был бессилен справиться и ненавидел себя за это. Всякий раз, когда Хан пытался порвать со своей слабостью, на него наседали сильнее, предлагая, соблазняя, бросая вызов, и он не мог сказать «нет». Круг начинался с начала.

Иногда Мири жертвовала собой, отвлекая от него подстрекателей, когда знала, что Арнольд пытается остаться трезвым, но этого было недостаточно, хотя он и ценил ее усилия. Это место было слишком жалким и преждевременно погубило бы их обоих. Неожиданно Хан заметил, что женщина перестала обтирать его и теперь сидит рядом в неловком молчании.

— Мири? — его голос еще немного заплетался.

— Арнольд, мне нужна твоя помощь.

Ее слова шокировали его. За все годы, что Арнольд знал ее, Мири никогда ни о чем его не просила.

— Что эт-то?

Она нахмурилась.

— Мне нужно выбраться отсюда. Сама я не смогу. Только не по своей воле. Они поймают меня, и… — она замолчала, и сердце его замерло. Арнольд не знал, что, если все удастся, он будет делать без нее. Почему Мири захотела уйти? Ну, кроме самых очевидных причин. Она задержалась здесь на долгие годы и, кажется, привыкла к своим мучениям. Почему сейчас?

— Куда ты хочешь пойти?

— У меня есть подруга. Она приютит меня. Она предлагала это уже несколько лет, а я не слушала. Но теперь…

— Теперь?

— Это больше не для меня. Я беременна и не хочу такой жизни для ребенка.

Мгновение он не знал, что сказать. При том, что каждый желающий мог получить ее, такой исход рано или поздно был неизбежен, однако почему-то такого не случалось раньше. Не ирония ли судьбы, что в попытке побега она ищет помощи того, кто не мог быть отцом ее ребенка?

Хан не хотел думать о своем будущем без нее, о том, как сопьется в одиночестве в этой чертовой дыре. Он понимал, почему Мири делает это. И он поможет ей.

— Дай мне переодеться, и я отправлюсь с тобой куда пожелаешь. Никто не скажет и слова, если ты будешь со мной.

Она облегченно улыбнулась ему, и это немного его утешило.

* * *

Он сидел за небольшим обеденным столом в крошечной квартирке, пытаясь привыкнуть к странному чувству нормальности, воплощенному здесь. Хан так редко покидал территорию банды, останавливаясь, как правило, в заброшенных зданиях, что забыл, что это такое.

Он слышал, как девушки плакали и утешали друг друга в маленькой спальне Габриэль Пузорелли, и решил остаться в гостиной, давая им уединение. Имя хозяйки показалось Арнольду странным. Оно звучало по-итальянски, в то время как выглядела она как шведка. Не то что он, наполовину китаец, наполовину северный европеец. Добро пожаловать в Америку, Арнольд.

Чайник засвистел, и шаркающий звук известил его о приходе Габриэль. Арнольд старался не смотреть на нее, однако даже отказываться от бесплатной выпивки казалось легче. Ее длинные светлые волосы были завязаны в хвост, а нежная кожа почти сюрреалистически блестела в тусклом свете квартиры.

Габриэль не была высокой или полногрудой, но Арнольд чувствовал, что ему адски жарко просто смотреть на нее, одетую в пижамные брюки и безрукавку. Он никогда в своей жизни не желал женщину так мгновенно и сильно, а когда ее серо-голубые глаза встретились с его, мужчина понял, что чувство было взаимным.

Однако сейчас не время для этого. Сначала надо помочь Мири, и Арнольд старался держаться так, словно Габриэль — помощник его подруги. Он лучше, чем кто-либо, знал, что самоконтроль — не его конек, особенно когда приходится отказываться от чего-то особо желанного.

Он собирался уйти, как только убедиться, что о Мири позаботятся, но после встречи с Габриэль все откладывал и откладывал свой уход. Она была как магнит, притягивающий его. Он не мог сбежать от нее и не хотел этого.

Вдобавок мысль о возвращении к Драконам удручала его все сильнее. Хан знал, что вернется. Это единственная жизнь, которую он знал. Что он будет делать без них? Для него нет ничего иного, вернуться придется. Просто иначе никак. Габриэль налила чай в его чашку и удивила гостя, сев рядом с ним. Арнольд вопросительно посмотрел на нее.

— Сейчас она спит.

— А что собирается делать потом?

Габриэль вздохнула.

— У нее есть тетя в Чикаго, которая возьмет ее к себе. Я позвоню ей утром и оплачу поездку на автобусе.

— Ты можешь себе это позволить?

Она снова пожала плечами. Арнольд пошарил в кармане джинс и вытащил пригоршню грязных банкнот, в основном двадцатидолларовых, и выложил на стол.

— Не спрашивай. Просто возьми.

В ее глазах заблестели невыплаканные слезы.

— Спасибо. Извини. Не думаю, что говорила это раньше. Ты спас ее, а я даже не поблагодарила тебя.

Арнольд покачал головой.

— Ты должна была позаботиться о ней. Это важнее.

— Почему ты помогаешь ей?

Первым порывом стало увильнуть от вопроса благовидным ответом, но что-то в этой женщине заставляло его быть честным с ней.

— Она мой друг. Единственный друг.

Габриэль, казалось, удивилась, но приняла это. Наверняка она гадала, не он ли был отцом ребенка Мири.

— Я не делал этого с ней, — глаза Габриэль изумленно расширились. — Меж нами было иное. Она просто… мой друг. Это не вполне обычное дело там, откуда я, и это значит… многое. Если ей нужна помощь, я помогу.

Габриэль кивнула.

— А что теперь?

— Теперь, когда я знаю, что она в хороших руках, я вернусь.

— В место, где нет друзей?

Арнольд угрюмо кивнул.

— Почему?

— Больше некуда.

Явно порывистым жестом она положила свою руку на его, и Арнольду показалось, что его сердце сейчас остановится.

— Ты можешь остаться здесь, со мной, если хочешь.

Мужчина выглядел потрясенным ее словами ровно настолько, насколько и был. Очевидно, это предложение не было спланированным, но Арнольд видел, что Габриэль имела в виду именно это. Он может не возвращаться к Драконам? Как он выйдет из положения? Кем станет? Сейчас, когда он смотрел в ее глаза, это не имело значения. Он найдет способ. Как-нибудь. Сжав ее руку в ответ, Арнольд улыбнулся.

— Да, хочу.

* * *

Арнольд удовлетворенно вздохнул, возвращаясь в квартиру Габриэль от станции метро. Он был усталым и грязным, но чувствовал себя отлично с тех пор, как выходил с захламленного двора, где обнаружил, что умеет ремонтировать автомобили, и каждый раз, возвращаясь к самой прекрасной женщине в мире.

Он все еще не мог поверить, что это на самом деле. После того, как Габриэль помогла ему пройти интенсивное лечение от алкоголизма и направила в Общество анонимных алкоголиков, Арнольд уже несколько месяцев не пил ни капли и не жалел ни об одной минуте трезвости. Даже о связанных с жестоким абстинентным синдромом.

Теперь у него была она и спонсор, что помог устроиться в хоккейную команду, чтобы закрепить трезвый образ жизни, и Арнольду понравилось это занятие. Оказалось, у него есть способности в этом. Может быть, даже настолько, чтобы построить карьеру. Он и не знал, что жизнь может быть настолько прекрасна.

Открыв дверь, Арнольд ощутил напряженность, и его радость немного угасла. Он быстро нашел Габриэль в ванной комнате, сидящей на крышке унитаза и смотрящей в никуда. Встревоженный, мужчина опустился перед ней на колени.

— Габриэль?

Та дернулась, удивленная, увидев его вдруг материализовавшимся перед ней.

— Что-то случилось?

Габриэль нервно улыбнулась ему и показал пластиковую палочку со знаком «плюс» на ней. Это, очевидно, что-то должно было означать, но Арнольд понятия не имел, что именно. Видя его замешательство, она наконец пояснила:

— Я беременна.

Арнольд замер, и на мгновение время словно остановилось. Он станет отцом? Как он может им быть? Он же ничего не знает об отцовстве и детях. Он смотрел в глаза Габриэль, видя, как та нетерпеливо ожидает ответа с неуверенной надеждой.

На мгновение Арнольд мог видеть свое будущее. Оно было полно Габриэль и этим ребенком, и он желал этого больше, чем чего-то иного когда-либо в жизни. Арнольд протянул руку и обнял Габриэль, не обращая внимания на машинное масло на своем комбинезоне.

— Ты не расстроена?

— Нет. Я счастлива. Ты понятия не имеешь…

Она вздохнула с облегчением.

— Но как мы будем…

— Не знаю, но мы найдем способ. Я не отдам тебя или ребенка никому и ничему.

— Арнольд?

— Ты и этот ребенок — мое будущее. Будущее, которое я хочу.

Арнольд отстранился, и Габриэль улыбнулась ему. Да. Он знал, чего сейчас хочет. Почему он ждал так долго? Взяв ее за руку, мужчина опустился на одно колено.

— Выходи за меня, Габриэль. Я хочу, чтобы мы были семьей, сейчас и навсегда.

Свободной рукой та закрыла рот, подавляя радостный всхлип.

— Да, я тоже этого хочу.