Скайвард (джен)

Шутеру не нравилось в Школе Света. Не понравилось заранее, еще когда он только услышал о том, что ему предстоит там учиться. И после личного знакомства она не начала ему нравиться больше.

Даже само сооружение казалась Шутеру слишком большим, слишком массивным, давящим. Но худшим в башне оставались, конечно, ее обитатели. Злые и равнодушные живые были, казалось, напрочь лишены теплоты и интереса к чему-либо в этом огромном мире, кроме войны!

Но одновременно обитатели башни были чуть ли не единственным, что доставляло Лизарду удовольствие.

Изначально Шутер пытался следить лишь за Альреком Драгоном, желая разоблачить его. Мальчику не давала покоя гибель его дяди Обскура. Подозрение в том, что Лорд Света виновен в этой смерти, не покидало Шутера. Но следить за Альреком, везде передвигающимся в сопровождении личной охраны, простому ученику было не под силу. Впрочем, Лизард быстро понял, что, следя за окружением Лорда, тоже можно немало узнать…

Шутер и сам не заметил, как всерьез увлекся этими живыми — и не потому, что наблюдение за ними приближало его к разгадке тайны смерти его дяди. Хотя юный Лизард по-прежнему считал окружающих бездуховными варварами, мысленно сравнивая их с утонченными и добрыми соплеменниками из родного клана, он все же находил их интересными. Каждый был интересен по-своему. Все они хранили истории, от которых стыла кровь в жилах. Они путешествовали по миру — пусть с мечами в руках, но ведь путешествовали же!.. Шутера занимали их эмоции и их тайны.

Если бы подросток сейчас вернулся в родной клан, он наверняка бы извелся от скуки без этих вот — чужих — секретов… Но он не осознавал этого, мысленно сетуя на свою несчастливую судьбу, вынуждающую его ежедневно страдать в стенах сего изуверского учреждения, называемого школой. Да к тому же еще и под аккомпанемент тупых и жестоких насмешек своих сверстников.

Определенно, с появлением Эрика стало неуловимо лучше. Нет, гребнеголовый тоже бесконечно говорил о войне, глуповато восторгался Лордом Света и относился к Шутеру с легким, пусть и неумело скрываемым, презрением. Но в нем по крайней мере было что-то еще помимо этого. Какая-то страсть, любопытство…

Ну и, конечно, Лизард не мог забыть того дня, когда Эрик вступился за него перед Ксандером Мантикорой, не побоявшись неизбежной расправы!..

Шутер, по примеру своего клана, очень серьезно относился к дружбе, полагая, что друг — это навсегда. А потому настоящим другом не мог стать кто попало. Да и не могло быть много друзей — один-два за всю жизнь, и то, если повезет… Зато за настоящего друга полагалось не задумываясь отдавать свою жизнь, доверяя любые секреты и бережно храня все его тайны.

В общем, Эрик, конечно, не стал для Шутера другом. Разумеется, нет! Но все же гребнеголовый был Лизарду ближе остальных в этой башне.

А недавно Шутер обнаружил, что у Эрика даже завелась серьезная тайна — прямо как у взрослых живых!

Шутер часто следил за Эриком. Вот и тем вечером Лизард решил незаметно последовать за объектом своего интереса, когда тот, быстро проглотив свой ужин, поспешил покинуть трапезную.

Лизард, торопливо облизав палочки и бережно убрав их в футляр, прихватил со стола пару лепешек и устремился вслед за Эриком. Вдогонку Шутеру полетело оскорбительное:

— Глядите-ка! А наша ящерица не хочет с нами за одним столом есть! Брезгует!

— Конечно, дубина! Здесь же сверчков с тараканами не подают! Вот он и побежал ловить!

Но Шутер проигнорировал ставшие уже привычными издевки. Да и кто будет обращать внимание на варваров, не понимающих прелести жареных сверчков с солью?!

Ностальгически облизавшись, Шутер юркой тенью поспешил за своей целью. Эрик по своему обыкновению следовал наверх, по всей видимости, чтобы опять спрятаться в библиотеке. Там гребнеголовый обычно забивался в какой-нибудь закуток и часами рисовал что-то странное, состоящее из ломких прямых линий.

Иногда Шутер присоединялся к Эрику в такие моменты. Вначале гребнеголовый немедленно прятал свои наброски при приближении товарища, при этом смущенно розовея и смешно топорща гребень. Но постепенно привык к обществу уткнувшегося в какой-нибудь пыльный том Лизарда и уже не стеснялся черкать бумагу при нем. Хотя по-прежнему не желал объяснять, что он такое делает.

Но в этот раз, к удивлению Шутера, Эрик спешил не в библиотеку. Миновав череду пролетов парадной лестницы, гребнеголовый повернул не к большой зале книгохранилища, а куда-то вглубь сумрачных коридоров, на территорию первых.

Что же, подобное тоже случалось не впервые. Эрик вообще, кажется, к удивлению Лизарда, находил какое-то удовольствие в общении с первыми. Это было совершенно непонятно Шутеру. Что за интерес мог быть в беседе с безграмотными невеждами?.. Но в этот раз Эрик уверенно петлял по каким-то уж совершенно немыслимым местам, где, наверное, даже первые не бывали годами. А гребнеголовый уверенно шел, не стесняясь ни паутины, ни пыли, ни даже кромешной темноты… А конце концов и вовсе нырнул в какую-то дыру, пробитую в одной из тяжелых деревянных дверей.

Шутер аккуратно заглянул внутрь. Груды укутанного паутиной хлама были всем, что Лизард сумел разглядеть. Но здесь, по крайней мере, был свет… Прислушавшись, Шутер уловил какое-то шуршание. Было безумно интересно, что же Эрик здесь такое делает? И Лизард поддался любопытству, ныряя вслед за Эриком в эту дыру. Не успел Шутер сделать и пары шагов, не успел даже как следует рассмотреть, куда попал, как наткнулся на изумленный взгляд Эрика Драгона, стоящего чуть поодаль с метлой в руках.

Лизард попался! Уже второй раз он попался этому юнцу! Это было позором для представителя клана Лизардов! Но, пока Шутер растерянно пытался придумать, в какую сторону ему бежать, Эрик заговорил. Парень выглядел на удивление смущенным, хотя было бы более уместным, если бы он злился...

— Ты опять следил за мной? — спросил гребнеголовый, — А я и не заметил…

— Следил, — подтвердил Шутер очевидное и поспешил успокаивающе протараторить, — Не бойся, я никому не скажу об этом месте!

— Правда? Я был бы тебе за это очень признателен, — произнес Эрик, нервно теребя рукоятку метлы.

— Конечно, — торопливо закивал Шутер, боясь спугнуть удачу. Лизард сделал шаг вперед и, с любопытством оглядываясь, спросил: — А что это за место? И что ты тут делаешь?

— О, ну… — промямлил Эрик, затем, тряхнув головой и с вызовом посмотрев приятелю прямо в глаза, заявил: — Я хочу здесь сделать свою тайную мастерскую!

— Свою тайную мастерскую? — озадаченно повторил Шутер.

— Да, — решительно подтвердил Эрик. — Пойдем, я покажу тебе. Здесь, наверху.

Только теперь Лизард заметил приставную лестницу, ведущую куда-то вверх, на антресоли. Следуя за гребнеголовым, Шутер поднялся по ней и — о чудо! — оказался на целом новом этаже. Здесь был низенький, как будто игрушечный, стол, сделанный из доски, ящика и бочонка. Окошечки словно бы были украдены из кукольного домика одной из кузин Шутера — крошечные и круглые, похожие на цветы. И здесь повсюду валялись те эскизы, что во множестве рисовал Эрик.

Уловив неподдельный интерес гостя, гребнеголовый принялся рассказывать — сначала неохотно, но потом все более увлекаясь. Он тараторил что-то о жердях, тросах, восходящих потоках и креплениях.

— Так что ты все-таки здесь делаешь? — не выдержав, перебил приятеля Шутер.

— Ты еще не понял?! — изумился Эрик. С горящими глазами и широкой, такой несвойственной ему улыбкой на лице он провозгласил: — Я делаю крылья! Крылья, чтобы с их помощью летать!

В первое мгновение Шутер не понял, но потом, осознавая, уже по-новому оглядел богатства Эрика. Наброски, длинные палки и веревки уже не казались хламом.

Лизард поразился дерзости замысла. Во все глаза он уставился на Эрика. Тот был, как и обычно, худым, немного чумазым, встрепанным — но теперь Шутер видел лихорадочный блеск в глазах и что-то еще трудноуловимое и непонятное. В этот момент юному Лизарду вдруг подумалось, что, возможно, он хотел бы когда-нибудь по-настоящему назвать этого гребнеголового своим другом…

Если тот, конечно, не будет больше смотреть на него с таким презрением и жалостью, как накануне, на тренировке, когда он, Шутер, споткнувшись во время спарринга, упал, выронив меч и разбив в кровь коленку!..

Так Шутер Лизард разделил с Эриком его тайну…

* * *

Но это была не первая тайна обитателей этой башни, которая заставляла по-иному взглянуть на живых вокруг и найти для них в своем сердце что-то, кроме равнодушия и неприязни. Например, познакомившись с пьяным Ольгердом Драгоном, Шутер даже проникся к «грубому вояке» симпатией. Или вот Квара Рейвен…

Все началось, конечно, с ее сундука. С дразнящего и волнующего ящика, оказавшегося на поверку хранилищем памятного старухе мусора, складом бесполезных вещей, оставивших след в ее памяти… Но среди прочего Шутер обнаружил там письмо — и оно заставило Лизарда иначе взглянуть на старую каргу Квару, фанатика дела Света.

Как следовало из письма, старуха происходила из темного клана. И не просто происходила! Она провела в этом клане детство и юность, она вышла замуж за темного и ждала от него ребенка!.. А потом родной клан, любимый отец нанесли Кваре удар. Потребовали принести в жертву жизнь ее мужа.

Шутер не знал точно, но предполагал, что жертва оказалась для Квары слишком велика. Что женщина не простила свой клан за содеянное. И именно потому так сильно и как-то лично ненавидела темных. Это были лишь домыслы, но Лизард незаметно для себя уверился в верности своих выводов.

И теперь, когда Шутер знал, как драматична и жестока была судьба старухи, он не мог не проникнуться к ней сочувствием. Эту грубую, язвительную, злую женщину хотелось как-то поддержать.

* * *

Однажды Шутеру предоставился повод выразить свою поддержку делом. Это было после одного из многих, похожих друг на друга как братья, занятий. Богатый интонациями голос черноглазой нахохлившейся рассказчицы напоследок хлесткой плетью велел «бездельникам положить свои каракули на стол и выметаться».

Шумно складывая письменные работы неровной кипой, ученики торопились выполнить вторую часть приказа Квары. Шутер, не любящий толкаться локтями, выжидающе отступил чуть в сторону. Но вот Ксандер Мантикора радостно распахнул настежь дверь, спеша покинуть это унылое скучное место. Он едва ли обратил внимание на сквозняк, быстрой волной прокатившийся по кабинету, с громким шуршанием растрепав кучу работ и отправив их в полет по всей комнате. С тихим шелестом листки бумаги закружились, устилая пол и столы.

Гневный окрик Квары едва ли мог задержать спешащих вырваться из классной комнаты учеников. А вот Шутер задержался и, не дожидаясь просьб или, вероятнее, требований Квары, быстро принялся собирать разлетевшиеся по классу листки.

— Еще один Лизрад, да? — проговорила она, — Я помню много твоих соплеменников.

Это заявление не требовало никакого ответа — и, если бы Шутеру не довелось прочитать того злополучного письма, он бы непременно промолчал. Но новоприобретенный интерес к Кваре развязал его язык и заставил изречь с осторожностью:

— Я очень люблю свою семью.

Кашлянув, та проговорила:

— Что же, тебе повезло с семьей…

Шутер услышал за этой дежурной фразой гораздо больше, чем этого можно было ожидать. Он услышал: «Мне очень плохо без близких». И еще: «Это очень больно, когда родные люди наносят неожиданный удар». А главное, Шутер услышал печальное: «Я чувствую себя очень одинокой...»

Не исключено, что Квара ничего подобного в свою простую реплику и не вкладывала. Но Шутер наполнил ее слова собственным смыслом, и это побудило его произнести фразу, которую он и не чаял когда-либо произнести и в которую не верил ни на полмонетки. Лизард утешающе сказал Кваре:

— Здесь, в Школе Света, можно найти единомышленников — а это почти так же хорошо, как семья.

Шутеру было очень неловко произносить такую лживую сентиментальную ерунду. Но на Квару его слова произвели удивительное воздействие. Она вся вдруг выпрямилась. Подбородок ее резко поднялся вверх, и она каркнула:

— Да! Свет всегда готов дать нуждающемуся поддержку!

Тут Шутеру только и оставалось, что скомкано попрощаться, складывая перед Кварой собранные им с пола работы. Потому что подобный фанатизм всегда вызывал в мальчишке лишь смущение пополам с робостью.

* * *

Только всего и было. Но с тех пор Шутер ощутил неуловимое изменение в отношении к нему Квары Рейвен. Чуть чаще, чем раньше, останавливался на нем взгляд блестящих черных глаз. А «балбес» и «олух», обращенные к нему, обрели какую-то странную мягкость. Все это были мелочи, недостойные упоминания. Но эти детали позволили Шутеру допустить, что Квара не прогонит его, если он наберется наглости задать ей интересующие его вопросы.

И однажды Шутер спросил ее:

— Вы знаете, как умер мой дядя, Обскур Лизард?

Квару Рейвен не рассердил вопрос. Напротив, она, казалось, смотрела на своего ученика тепло. Или ему только чудилось так из-за солнца, что наполнило угольные перья живой неожиданным блеском.

— Обскур Лизард умер как герой, — произнесла Квара. — Я не знаю подробностей, потому что твой дядя выполнял тогда секретное поручение самого Лорда Света. О таких вещах не докладывают обычным учителям. Но я знаю, что Обскур Лизард был достойным светлым и всегда до конца выполнял свой долг.

Квара, должно быть, рассчитывала своим ответом пробудить в Шутере гордость за дядю, но мальчик услышал в ее речи другое.

«Поручение Лорда Света! — услышал Лизард. — Об этой смерти известна лишь та ложь, что соизволил поведать миру Альрек Драгон!»

Шутер Лизард не верил Лорду Света. Ему иногда казалось, что остальные просто помешались, не видя очевидного — Альрек Драгон вовсе не был идеален!

Однако вслед за первой беседой с Кварой последовала и вторая. А затем еще и еще. Вначале эти «беседы» были не более чем кратким обменом репликами после занятия. Но постепенно ответы Квары становились все более обстоятельными, а вопросы Шутера — все более смелыми. Однажды ученик спросил старуху, за что та столь явно не любит Эрика Драгона?

— Гребнеголовый! — выплюнула Квара так, будто это все объясняло. — Тебе бы тоже следовало его любить поменьше!

— Но почему? — спросил Шутер. — Нет, я слышал, конечно, что гребнеголовым верить нельзя, но почему так говорят?

Квара Рейвен выглядела взбешенной дерзостью мальчишки, но Лизард уже научился не пугаться вспышек ее раздражения. Старуха вообще была не такой уж и злобной — сколько бы ни сверкала глазами и не ругалась. Вот и теперь, проворчав что-то про «слишком дерзкого мальчишку, который, вместо того, чтобы слушать старших, задает дурацкие вопросы», Квара предложила:

— Если хочешь узнать больше про гребнеголовых, то я расскажу тебе. Но не сейчас — тебе уже пора идти на обед! Я имею привычку каждое утро гулять. Ты можешь присоединиться ко мне у старого дерева в лекарском саду. Я всегда встречаю рассвет у его подножия.

* * *

Вот так и получилось, что Шутер встретил утро в компании старухи Квары в лекарском саду. Спутанные, беспорядочно переплетающиеся нити растений были нанизаны на живописно змеящийся призрак дорожки, ныне почти неразличимый в траве.

Нынешний доктор, мастер Мур, находил своему времени лучшее применение, чем возня с растениями.

И среди всего этого хаотичного окружения высилось старое скрюченное дерево, а под ним пряталась тяжелая каменная скамья, покрытая сбоку кляксами мха. На ней и сидела Квара Рейвен, неподвижно созерцавшая полоску посветлевшего неба на востоке.

Заметив Шутера, она призывно постучала рукой по скамье рядом с собой. Было немного неловко садиться рядом с ней. А тем более — прерывать то молчание, в которое старуха была погружена. Шутер понимал: ему оказали небывалое доверие, позволив разделить этот ежеутренний ритуал. И он не знал, как себя вести, чтобы не оскорбить Квару неблагодарностью.

— Ты хотел узнать, чем же так опасны гребнеголовые, — заговорила Квара наконец. Шутер горячо закивал. — Что ж, я расскажу тебе…

Голос рассказчицы привычно изменился, приобретая глубину.

— ...В 802 году, когда случилось ужасное, и мудрый порядок мироустроения был нарушен, клан Василисков, как и многие другие кланы, пошел по пути Тьмы. Они не приняли главенства Драгонов, отринули единство живых.

Но позже, когда Лилипут Драгон вошел в силу, многие кланы признали свою ошибку и присягнули Лилипуту на верность. Кто из страха перед его силой, кто — надеясь извлечь из этого выгоду, а кто — признав справедливость его притязаний. Но не таковы были Василиски. Они очень гордились собой, считали свой клан самым сильным и достойным. А все потому, что Василиски были мастерами гипноза да снадобий всяких, волю подчиняющих. Про их эликсиры много небылиц рассказывают, да только сейчас уже не узнать, что из тех россказней ложь, а что — правда. Но точно одно — когда Лилипут предложил им союз, Василиски над Драгоном только посмеялись. Тогда Лилипут рассердился. Ведь под ним лежало полмира, а еще полмира — его боялось. И какой-то чванливый горный клан посмел с пренебрежением отвергнуть его дружбу!.. И наслал Лилипут на них страшную болезнь. Если бы Василиски склонились перед Драгоном, болезнь бы исчезла. Но не таков был этот горный клан. Василиски умирали , но преклонять голову не собирались…

«Все это я и так знаю...» — подумал Шутер, стараясь скрыть легкое разочарование. В этой старой истории он не видел ничего такого, что заставляло бы считать Василисков, а — тем более! — их потомков какими-то особенными злодеями. Но Квара, будто подслушав его мысли, неожиданно заявила:

— Это ты, скорее всего, знаешь и сам. Вот только это ещё не конец истории, а только ее начало.

— Что же было дальше? — встрепенулся Лизард.

— Дальше? А дальше клан Василисков, когда от него уже осталась только жалкая горстка живых, ушел вглубь гор. Там было много пещер, целый тайный подземный город, о котором знали только сами Василиски. Но их тогда было уже слишком мало. И представлялось очевидным, что их клан обречен. Тогда гордецы решили, что коль уж не выживут, то хотя бы отомстят светлым.

Квара замолчала, глядя в пространство — словно бы провалившись в события далекого прошлого. Представляя, как в глубине горной гряды, в сплетении подземных тоннелей, сбившись в кучу, сидят живые, все с такими же гребнями на головах, как у Эрика, и плетут свои коварные планы.

— Они придумали, как отомстить. Следует отдать им должное, — сухо продолжила старуха. — Решили, что если сами не могут отомстить Драгонам, то это получится у их детей. Но среди выживших почти не было женщин. И Василиски решили, что детей им смогут родить перворожденные женщины. Много полукровок зачали эти жаждущие мести живые. И у всех полукровок на головах был гребень. Василиски вложили в души потомков свою жажду мести. И вскоре гребнеголовые впервые проявили себя. Они сеяли раздор и разрушение везде, куда могли дотянуться. Они действовали исподтишка. Светлые, поняв, кто вредит их делам, принялись истреблять гребнеголовых. Но эти твари оказались очень живучими! Шли годы, десятилетия, столетия — а гребнеголовые продолжали появляться то тут, то там! И продолжали гадить, где могли.

— Но вы же не думаете, что Эрик… — запротестовал Шутер. Квара перебила его:

— Я ничего не думаю! Я просто считаю, что лучше было бы не рисковать! Ведь это подозрительно, очень подозрительно — якобы ничего не помнящий гребнеголовый, оказавшийся вдруг прямо в Школе Света! Как много вреда он может нанести Свету, если действительно окажется орудием мести?

Квара говорила так горячо и убежденно, что Шутер и на миг проникся ее правотой… Но потом вспомнил нескладного, вечно лохматого Эрика и засомневался. Уж очень тот не походил на «орудие мести».

— Вижу, что не убедила тебя, — тяжело вздохнула Квара. — Что же, вам, молодым, всегда виднее… Не слушаете вы стариков…

Лизард пробормотал что-то вроде благодарности за возможность приобщиться к мудрости старших, изрекаемой устами уважаемой Квары.

— Лизарды! — беззлобно фыркнула старуха. — Вечно вы не говорите, а будто вяжете кружево!..

Помолчав, Квара добавила:

— Но, если тебе и впрямь в удовольствие послушать мои рассказы, можешь иногда присоединяться ко мне во время моей утренней прогулки… Я буду рада…

«Кажется, она и впрямь очень одинока», — подумал Шутер с сочувствием.

Конечно, он воспользовался более чем щедрым предложением Квары Рейвен. И ни разу об этом не пожалел.