1+1=0, или Правило исключающего ИЛИ (джен)

— Доброго дня те, Анна Григорьевна! — радостно поприветствовал нас сидящий у стены старик. На вид то ли бомж, то ли алкаш, то ли и то и другое вместе взятое. — Румянец-то какой, а? Прям цветешь!

Так моя новая знакомая приобрела имя. Я уже с новым интересом взглянул на бабку и обнаружил, что она и впрямь как-то слегка помолодела. Или это просто в тени она выглядела старше?

— И тебе не хворать, Палыч, — сдержанно отозвалась Анна Григорьевна, с достоинством поправляя сумку на плече. — Чего хочешь-то?

— Вид у тя такой, будто насосалась ты, мать, на два года вперед! — хохотнул бомж, то есть Палыч. — А меня не пригласила, эх, старая ты ведьма!

— Как будто ты меня приглашаешь! — немедленно взвилась Анна Григорьевна. — Ишь чего захотел! Да и не хватило бы на двоих, помер бы!

Как будто они друг дружку по ресторанам водят… Я все еще следовал за бабкой, как привязанный, хотя здравая часть меня искренне недоумевала, почему я до сих пор не ушел бодрым шагом, а лучше вприпрыжку, а еще лучше просто бегом, домой.

Палыч приосанился, оправил полы замызганной черной куртейки, с натужным хеканьем поднялся на ноги, отряхнул спортивные штаны некогда синего, а сейчас серо-сизого колеру и вразвалочку подошел ко мне, заглядывая в лицо. Пахнуло запахом старой одежды и немытого тела, и я, тактично не меняя выражения лица, задержал дыхание.

Палыч педантично разглядывал меня, подслеповато щуря и без того узкие глаза, крупный мясистый нос его беспрестанно шевелился, морщился, ноздри раздувались.

— И-и-и, мать, да ты ж убила его! — протянул он наконец. — Ну и хлюпик… Григорьевна, ты совсем что ль, ум потеряла?

Я осторожно попятился.

— Как убила, так и оживила! — зашипела оскорбленно Анна Григорьевна. — Думала, молоденький, студентик, с него не убудет! Кто ж знал, что молодежь нынче такая плюгавая? Соплей перешибешь, тьфу!

Тут я начал подозревать, что речь действительно идет про меня. Часть мозга, отвечавшая за самолюбие, немедленно глубоко оскорбилась и опечалилась. Богатырской статью я и впрямь не отличался, как, впрочем, и ростом. Когда нас строили по росту, я вечно неопределенно мотался где-то посередине, то примыкая к "каланчам", то задумчиво рассматривая чужие затылки.

А вот что значит "убила"?.. Судя по ощущениям, я все еще пребывал на этом свете. Криминал тщедушной Анне Григорьевне вменить было сложно, слишком уж одуванчиковый вид у нее был. Хоть накачанностью я и не отличался, чисто физически был мощнее.

— Как его звать-то? — обернулся Палыч к бабке.

— Петенька, — неохотно протянула она. — Стой на месте покамест, Петенька!

— Пе-е-етенька! — бомж расплылся в щербатой неприятной улыбке и снова заглянул мне в глаза. — Ну что ж, Петенька… на учет тебя ставить будем скоро. Знаешь, кем ты теперь стал, а?

— К-кем? — я осторожно отклонился назад.

Мне очень хотелось дать деру из этой психушки, но ноги как будто приросли к месту.

— Кровососиком, — Палыч ухмыльнулся. — Маленьким таким упырьком. Дура-а-ашливым покамест!

— Э-э-ы?.. — ничего более связного мне из себя выдавить не удалось.

— Ах ты!.. Молчи уж лучше, старый хрыч! — вдруг взвизгнула Анна Григорьевна.

Палыч ее благостно проигнорировал, засеменил вокруг меня, осматривая со всех сторон. Остановился у меня за спиной, я с замиранием сердца почувствовал прикосновение грязной руки. Палыч пальцем отвел волосы от моей шеи, и кожу обдало теплой волной чужого дыхания. Меня передернуло от омерзения и беспомощности: как я стоял, так и оставался стоять на том же месте. Что-то не давало мне даже отстраниться, дернуться… — оставалось лишь терпеть.

— Вот они, дырочки-то! Вот, родимые! — радостно осклабился Палыч, все еще мусоля пальцем по моей коже. — Аккуратно работаешь, Григорьевна! Ювелирно! Не то что я!

— А ты думал! — польщенно прищурилась разом успокоившаяся Анна Григорьевна. — Теперь мальчика учить так же буду, что поделать? Чтобы не орудовал, будто мясник ополоумевший!

А может, мне все это просто снится? Эта мысль согревала, дарила надежду на то, что скоро все войдет в привычную колею. Вот-вот я проснусь, продеру глаза, полежу минут пять, глядя в потолок и набираясь решимости вылезти из-под одеяла. Потом гляну на время и день недели, и либо подскочу как ужаленный, впрыгну в брюки, дерану расческой по волосам и выскочу из дому, отмахнувшись на бегу от бабушки; либо перевернусь на другой бок, просплю еще часиков шесть, потом лениво прошлепаю на кухню, мимоходом включив компьютер. Чтобы после вернуться к верному другу уже с чашечкой кофе и в меланхолично-байроническом расположении духа приняться за святое действо нынешней молодежи...

Резкий тычок в спину вернул меня в эту сумасшедшую реальность. Я с сожалением открыл глаза. Бабка с бомжом никуда не делись. Ноги по-прежнему не желали отрываться от земли. Кошмар продолжался.

— Ну что, Петенька, — Анна Григорьевна подошла поближе, цепко схватила сухонькими пальцами за подбородок, не позволяя отвернуться. — Не держи зла на меня, дуру грешную! Вампиром я тебя сделала… на всю жизнь это. Будешь учиться жить с этим грузом.

— Ага, да здравствует бессмертие, — ошалело протянул я. — А суперспособности будут, не?

— Будут, — спокойно кивнула Анна Григорьевна и неожиданно отвесила мне увесистый подзатыльник. — Не о том тебе думать надо, а о том, как не загрызть кого!

— Ну ладно тебе, Григорьевна, — миролюбиво прогудел наконец отваливший от меня Палыч. — Чё пацана пугаешь? И чья б корова мычала про «загрызть»!

— Да отвалите от меня вы оба! — вскрикнул я и отчаянно дернулся: безрезультатно. — Психи! Чокнутые!

— Молчать! — тихо процедила Анна Григорьевна.

Челюсти мои сами собой захлопнулись, аж зубы лязгнули. И немедленно, заразы, заболели. С зубами у меня всегда было грустно, дырки в них появлялись с незавидной регулярностью, и примерно месяц в году я проводил, слоняясь по квартире, невнятно подвывая и глотая пачками обезболивающее.

Вот и сейчас десны заныли, как будто я от сырой морковки откусить попытался. Нехорошо так заныли… В общем, я заподозрил, что проснусь с очередным обострением, и следующие полтора месяца лета пойдут псу под хвост.

— Скажем так, Петенька, — очень ласково протянула Анна Григорьевна. — Либо ты во всем слушаешься меня и живешь своей привычной жизнью с небольшими вариациями, либо сгораешь под первым же солнечным лучом в страшных мучениях…

— У-м-мы-у-у! — протестующе замычал я и попытался помотать головой, однако пальчики Анны Григорьевны держали не хуже намордника.

— Не верит… — как-то горестно протянул Палыч. — Григорьевна, ты это, придумай, как его убедить-то? Нас же вместе с ним заметут, если он того, сорвется!

— Верь мне, Петенька, — проникновенно проговорила Анна Григорьевна, отпустив наконец мой несчастный подбородок. — Поверь сейчас, пока не поздно! Поверь…

Пока не поздно… Правильно, верить надо. Почему бы вампирам и не существовать?.. Вон сколько передач, сколько книг и фильмов — на пустом же месте не возьмется. А Анна Григорьевна добрая, соком напоила, ей-то верить больше всех надобно, она пустого не скажет…

Я моргнул. Психами эта парочка больше не казалась. В речах их даже появилось какое-то рациональное зерно, логика.

…Анна Григорьевна плохого не сделает, она вообще зла никому не желает. А уж мне, Петеньке, особенно. И вампиром быть не так уж плохо, только надо слушаться. Во всем слушаться и не перечить, иначе и впрямь загрызу кого. Что сделано, того не воротишь, а вот дальше жить как-то надо. Значит, придется волей-неволей учиться и у Анны Григорьевны, и у Палыча…

Что-то не нравилось мне в этом потоке мыслей, что-то было неправильным. Какая-то деталь постоянно выскальзывала, будто намыленная. Однако общая картина была стройной, безукоризненно логичной, и сопротивляться ей было глупо.

— Ну не бойся, не бойся, — Анна Григорьевна легонько похлопала меня по плечу. — Все хорошо будет. Можешь уже и отмереть.

Я приоткрыл рот, но вовремя остановился и просто тихо кивнул. Впервые за все это время я наконец сумел оторвать ногу от земли и сменить позу.

— Пойдем ко мне, чайку попьем, — мирно предложила Анна Григорьевна. — Накормлю тебя. Ты голодный уже, небось. Я борщу сварила как раз. А там и расскажу тебе все.

В животе предательски заурчало, я смущенно отвел взгляд и пожал плечами. Промелькнула мысль, что ходить обедать к незнакомому человеку в чужую квартиру не лучшая идея. Я отмахнулся от нее, как от незначительной. Анне Григорьевне я почему-то теперь верил.

— Мощна ты, Григорьевна! — присвистнул откуда-то сбоку Палыч. — Как присмирел-то сразу, а?

— Все равно развеется через пару часов, но кое-что успеем, — Анна Григорьевна ловко перехватила свою сумку поудобнее и поманила меня рукой. — Хорошего дня, Палыч.

— Хых, — неопределенно отмахнулся тот. — Ну бывай, Григорьевна, пацана не замори там ненароком! Зеленый больно, гы!

Он смачно сплюнул на асфальт, запястьем утер рот и неторопливо поковылял прочь, стараясь держаться подальше от солнечных пятен и абы как припаркованных машин.

Анна Григорьевна же тяжело вздохнула и деловито потянула на себя потертую деревянную дверь подъезда. Я последовал за ней. Зеленый огонек домофона будто проводил нас подозрительным взглядом. Дверь захлопнулась за моей спиной со звучным многозначительным гулом.