Along a different path (джен)

Оказавшись в кабинете директора, Гарри почувствовал себя практически как дома. Все здесь оставалось как прежде: жужжащие и тикающие приборы, стопки книг на столе, портреты на стенах. Он скользнул взглядом по стенам, отмечая, кто из прошлых директоров спал, а кто — бодрствовал. Финеас Блэк демонстративно отвернулся, директор Диппет приветственно кивнул и приподнял над головой колдовскую шляпу. Гарри улыбнулся ему, но тут его внимание привлекло новое полотно. Заключенное в простую раму, оно висело над самым столом директора; там, на темном фоне в золоченом кресле дремал Альбус Дамблдор. Его знаменитые очки-половинки съехали на кончик носа, борода была зажата где-то под мышкой, а руки — обе совершенно здоровые — сложены на коленях. Кабинет тут же утратил уют. Гарри заметил толстый слой пыли на столе, потускневшие окна и печально повисшие шторы — в них что-то едва слышно жужжало, и Гарри бы не удивился, вылети из-за тяжелых портьер пара докси. Он провел пальцем по подлокотнику кресла и стер с пальца грязь.

— Сюда запрещен вход даже домовикам, — сказал Снейп. — И все же не слишком-то расслабляйтесь. Ведите себя тихо ради вашего же блага, и Мерлин вас упаси обсуждать здесь важные вещи.

Он вдруг поморщился, приложил ладонь к предплечью.

— Темный Лорд вызывает. Пароль от кабинета — «тыквенный пирог». — Гарри удивленно поднял брови, но Снейп остановил его движением руки. — Не хотел нарушать традицию. Покои Флитвика на третьем этаже западного крыла. Вход — за шкафом с чучелом птицы наверху. Постарайтесь не попасться! Я вернусь за вами завтра утром.

Снейп аппарировал — на месте, где он только что стоял, закрутилась вихрем пыль. Гарри вздохнул, прошелся по кабинету. На насесте Фоукса выросла паутина. Ему вдруг стало тяжело дышать. Нестерпимо захотелось уйти, вернуться в лес, но не видеть больше почерневших зернышек в кормушке и муху, нашедшую бесславный конец в паучьей ловушке.

— П-профессор? — раздался за его спиной взволнованный голос Гермионы. — Профессор Дамблдор?

Гарри обернулся. Гермиона стояла на носочках и кончиками пальцев поглаживала полотно — как раз там, где была изображена рука директора. Полотно оставалось безмолвным, только вздымалась равномерно грудь директора и переливались серебром украшавшие мантию звезды.

— Профессор! Проснитесь!

— Он не ответит, Гермиона, — прервал ее Гарри чуть резче, чем планировал. — Это было бы слишком просто, верно? Но Дамблдор не оставил нам ничего простого и понятного.

Он скрипнул зубами — душу вновь наполнила злость. Под руку попалась какая-то статуэтка, и Гарри с мрачным наслаждением скинул ее со столика. Статуэтка разлетелась на мелкие осколки, Гермиона охнула, а Гарри размахнулся и врезал кулаком по небольшому светильнику, примостившемуся на книжной полке.

— Безобразие! Что вы себе позволяете, юноша? — взвился какой-то из директоров прошлого.

Другие портреты тоже ожили — изображенные на них волшебники и волшебницы загомонили, забегали с полотна на полотно. Гарри бросил еще один взгляд на портрет Дамблдора — тот продолжал безмятежно спать, только поблескивали очки — осуждающе, показалось Гарри. Он наподдал по ножке столика, тот пошатнулся — с круглой столешницы слетела еще пара безделушек, — но устоял. Крушить директорский кабинет, похоже, входило у него в привычку.

— Успокойся, Гарри. Профессор Снейп ясно сказал — не шуметь! — прошипела Гермиона. Она стояла, сложив на груди руки и сурово нахмурившись. — Как все это понимать?

— Он… — Гарри обвиняюще ткнул в портрет Дамблдора пальцем и захлебнулся словами. Столько всего хотелось сказать: выплеснуть обиду, злость и непонимание. Почему Дамблдор столько скрыл от него? Почему не был честен? Что из всех его рассказов и объяснений было правдой, как Гарри действовать дальше, если тот, кого он считал непогрешимым и мудрейшим из волшебников мира, имел тайны — и весьма скользкие тайны? — Он мог бы и сказать хоть что-нибудь! В конце концов, это по его заданию мы с тобой рискуем жизнями!

— Это всего лишь портрет. — Гермиона устало потерла переносицу.

— Портрет — отпечаток души мага! Он не был честен со мной тогда, он молчит сейчас!

— Дамблдор любил тебя.

— Хороша любовь, — гаркнул Гарри. — Я не знал даже, что у него была сестра! И про его отца… ни слова!

— А ты спрашивал?

— Что?

— Ты хоть раз спрашивал его о чем-то, что касалось бы его? — Гермиона помолчала немного, затем продолжила немного обвиняющим тоном: — О его семье, о привычках, о том, что он любит, в конце концов?

Гарри молчал — в голове крутился разговор у зеркала Еиналеж. Тогда он задал личный вопрос, слишком неуместный, и сам испугался своей наглости, но Дамблдор ответил. Был ли он честен тогда? Гарри очень сомневался.

— Не обижайся, Гарри, но все эти годы Дамблдор носился с тобой, как с хрустальной вазой. Большинство студентов ни разу за все семь лет в школе не говорили с ним лично. Но не ты! Ты, Гарри, провел в этом кабинете времени даже больше, чем близнецы Уизли!

— Это все из-за него, — Гарри резким движением убрал волосы со лба, открывая шрам. — Из-за пророчества, из-за моей проклятой избранности!

В кабинете повисла тишина. Стало слышно, как тикает и позвякивает что-то за пыльными стеклами в шкафах.

— Ну, так и что теперь? — первой нарушила тишину Гермиона. Она говорила медленно, словно подбирая слова. — Что это меняет?

— Это меняет все! — Гарри наступил на осколок плафона от светильника и с силой надавил на него подошвой. Кусочек стекла жалобно хрустнул.

— Мы не знаем всей правды, Гарри. Ни о чем. Когда-нибудь, возможно, что-то прояснится, но сейчас… Мы можем верить только себе. Что меняют тайны Альбуса Дамблдора в наших с тобой жизнях сегодня?

— Я не понимаю.

Гермиона присела на краешек стола.

— Ты передумал искать… — Она оглянулась на портреты, большинство волшебников, нарисованных на них, даже не пыталось делать вид, что спит. — Искать то, что мы ищем?

— Н-нет…

— Лично я собираюсь идти до конца, — она тряхнула волосами, и Гарри вдруг очень живо вспомнил девчонку, которой Гермиона была — упрямую, решительную, самоуверенную. — Мне плевать, кто и что скрывал, какие планы строил. Это нечто большее, чем абстрактная борьба добра и зла. Это личное, Гарри, уже личное. И я сделаю все, чтобы война закончилась, раз уж знаю, что для этого нужно делать. А теперь, прости, я, пожалуй, посплю.

Она плюхнулась на кресло, подняв в воздух клубы пыли, подтянула ноги, свернулась калачиком на широком сидении и затихла. Гарри стоял, не решаясь шевельнуться. Ее слова пробудили в памяти разговор с Дамблдором. Его не тащили на арену. Гарри давно уже сам решил, что выйдет на эту арену биться — за родителей, за Сириуса, за Грозного Глаза, за Седрика, за всех, кого он потерял. Он снова посмотрел на портрет — полотно оказалось пустым, но злости не осталось. Гермиона как всегда была права — все происходящее стало личным, и Дамблдор уже не играл тут особой роли.

Гарри осторожно переступил через осколки и сел в нелепое кресло в цветочек. Он сомневался, что сможет уснуть — в голове роились тысячи мыслей, но, стоило ему снять очки и смежить веки, как он провалился в сон.

Ему снилось, что он, совсем маленький — не больше пикси, стоит у ног Дамблдора и кричит, надрывая горло, но директор не обращает внимания. Он заносит ногу, чтобы сделать шаг, его мантия переливается серебром, а борода так длинна, что подметает пол. Гарри уворачивается от огромной остроносой домашней туфли и хватается за бороду. Дамблдор шагает, таща Гарри за собой как на буксире, но пол под ними вдруг резко проваливается, и они падают в темноту — Гарри кричит, но не слышит своего голоса. Рядом безмятежно парит директор, падают камни и чадящие факелы, с оглушительным лязгом мимо его головы пролетают рыцарские доспехи.

Гарри вскочил — его сердце билось в бешеном ритме, а руки дрожали. Воздух звенел — судя по всему, что-то упало с одного из многочисленных столиков. В неверном свете луны Гарри заметил, что у стены метнулась какая-то тень, но разобрать, человек это, призрак или другое существо, не получалось — очки остались на подлокотнике кресла, и мир вокруг предательски расплывался.

— Кто здесь? — крикнула Гермиона. — Покажись!

— Экс… Экспелиармус! — раздался откуда-то из темного угла смутно знакомый голос.

Красная вспышка на миг осветила комнату, луч врезался в большую модель луны, и она с грохотом полетела со стола. Гарри развернулся на вспышку и взмахнул палочкой, тут же послышался глухой стук упавшего на пол тела. Гермиона зажгла «Люмос».

Глаза с трудом привыкали к яркому свету. Гарри бросил взгляд на Гермиону — она была бледна, но выглядела решительно. Выразительным взглядом Гермиона указала в угол кабинета. Гарри кивнул, перехватил палочку поудобнее и осторожно двинулся туда, где, по их расчетам, должен был лежать обездвиженный чужак.

Гарри понадобилась всего пара шагов, чтобы различить худую женскую фигуру, пеструю юбку и огромные очки на осунувшемся лице.

— Профессор Трелони?

Гарри на миг усомнился в том, что проснулся. Возможно, это был один из тех снов, когда действие резко меняется и от предыдущего сюжета не остается даже следа. Он потряс головой, и боль в затекшей шее тут же дала знать: все это наяву. Профессор Трелони, пусть без бус и привычных браслетов, закутанная всего в один пуховый платок, лежала у самой стены, а у ее ног валялись золотой кувшин и пара кубков. Очевидно, их профессор и свернула на пол в темноте, разбудив Гарри и Гермиону.

— Вы? — За спиной Гарри остановилась Гермиона.

Свет ее палочки упал на лицо Трелони, подчеркивая глубокие тени, залегшие под большими глазами, и скорбные морщины в уголках рта.

Гарри подобрал палочку профессора и медленно, чтобы она не пропустила ни слова, проговорил:

— Сейчас я вас расколдую. Даже не думайте убегать или выкидывать еще какие-нибудь фокусы. Ясно?

Трелони перевела взгляд с него на Гермиону и обратно. Гарри подумал, что другого знака от обездвиженного человека ждать глупо и еще раз взмахнул палочкой, снимая заклятие.

— Мальчик мой, — выдохнула профессор, с трудом поднимаясь на ноги и потирая ушибленный при падении бок, — знаки предвещали нам скорую встречу, но я не могла поверить, что такое возможно.

Гарри нетерпеливо мотнул головой.

— Что вы увидели в моей чашке на первом уроке Прорицаний?

Губы Трелони дернулись, она непонимающе уставилась на Гарри, и ему пришлось поторопить ее, нетерпеливо покрутив палочкой в воздухе.

— Сокол — смертельный враг, — медленно, как будто с трудом припоминая, заговорила Трелони, — череп — опасность в дороге, дубинка — нападение, Грим — вестник смерти. Всегда смерть, бедный мой мальчик.

Ее глаза вдруг наполнились слезами. Она еще бормотала что-то про смерть, но Гарри не слушал — этой чепухи ему хватило еще в школе.

— Что вы тут делаете, профессор? — спросила Гермиона сухо.

Гарри понимал ее — он был бы рад встретить кого-нибудь из школьных учителей, строгую и чопорную Макгонагалл, малютку Флитвика, профессора Спраут, но никак не Трелони с ее траурными посулами. Предвестников беды вокруг них было слишком много и без предсказаний.

— Что делаю? — Профессор, неловко переступая между разбросанными кубками, подошла к вычурному стульчику и присела на самый краешек. — Прячусь, конечно же.

— От кого? — Гермиона зажгла светильники и наконец погасила палочку.

— Вы вроде были довольно умной девочкой, пусть и без проблеска Дара. От кого может прятаться провидица в наше смутное время? — Трелони понизила голос. — От Пожирателей смерти. Представьте, насколько больше зла они смогут причинить, если заставят служить себе человека с незамутненным внутренним Оком. Меня спрятал тут Северус Снейп.

Гарри с Гермионой переглянулись. Их посетила одна и та же мысль — пророчество. После неудачи в Министерстве Волдеморт вряд ли забросил идею узнать его полное содержание. Единственным, кроме Дамблдора, кто обладал информацией, пусть и не помнил этого, оставалась Трелони. Пока директор был жив, добраться до нее не представлялось возможным, но после его смерти она становилась легкой добычей. Но почему Снейп не сказал им, что Трелони прячется в покоях директора?

Профессор тем временем продолжала рассказывать:

— Вначале я не хотела идти с ним, он ведь, вы знаете, убил директора! Но он поклялся одной из самых страшных клятв, а кому как не мне знать всю силу таких обетов? К тому же он был очень взволнован — эти ужасные Кэрроу уже рыскали по замку, а карты предупреждали, что я получу помощь из неожиданных рук. Так что я решила довериться воле Судьбы. И она привела меня сюда.

Трелони вздохнула.

— Северус запретил мне выходить, и до этого дня я послушно следовала его наказу. Все нужное мне доставляет эльф-домовик. Но сегодня меня словно вело шестое чувство. Из директорской спальни я услышала приглушенный шум, и, хотя разум твердил затаиться, интуиция звала меня вниз, сюда…

Она замолчала на миг, с наслаждением втянула воздух кабинета, бросила взгляд в окно.

— Грех жаловаться, но столько месяцев взаперти в чужой спальне! Ах, как мне не хватает башен! Семь лет я провела в башне Рейвенкло, еще семнадцать — в моей уютной комнатке в Северной башне…

Гермиона с шумом выдохнула и посмотрела на Гарри, округлив глаза так сильно, что они стали размером с галлеон. «Рейвенкло», — прошептала она.

— Но что мы все обо мне, — спохватилась профессор Трелони. — Мальчик мой, вы в Хогвартсе! Не проходило дня, чтобы я не раскладывала карты, и всегда они говорят одно и то же — предательство, опасность, смерть. Такое чудо увидеть вас после всех этих мрачных предзнаменований!

— Да-да, — отмахнулся Гарри, — профессор, так вы учились на Рейвенкло?

Трелони моргнула растерянно, словно смена темы выбила ее из колеи.

— Да, Распределяющая шляпа сказала, что развить мои таланты можно только среди людей, устремленных к знаниям. Не скажу, что это были простые годы, далеко не все однокурсники верили в мои способности…

Трелони, очевидно, очень страдала в одиночестве без собеседников и теперь, когда ей подвернулись живые люди, спешила выплеснуть на них все эмоции и мысли, наговориться всласть.

— Простите, профессор, — Гарри наклонился к ней и внимательно посмотрел в глаза, заставляя сосредоточиться на его словах, — я сейчас задам вам один вопрос. Это очень важно, постарайтесь вспомнить. Вы слышали что-нибудь о реликвиях Ровены Рейвенкло? Какой-то вещи, принадлежавшей ей при жизни?

Трелони с обидой поджала губы.

— Конечно слышала. Каждый рейвенкловец лицезрел эту реликвию в башне.

Гарри показалось, что его окатили кипятком. Неужели все было так просто? Стоило только спросить кого угодно — Луну, Эрни, Чжоу — и забрать ее? Гермиона, очевидно, подумала о том же, потому что ее пальцы вцепились Гарри в предплечье, чуть пониже локтя.

— Она все еще там? — спросил он нетерпеливо. — В башне?

— Да, — Трелони кивнула. — Высеченная из мрамора копия диадемы Ровены Рейвенкло венчает ее статую в общей гостиной факультета.

— Копия? — Пальцы Гермионы разжались. Волдеморт не стал бы тратить время всего лишь на копию.

— Оригинал утерян сотни лет назад. А жаль, по легендам диадема наделяла того, кто ее надевал, необычайным умом. — Она помолчала, только смотрела на Гарри внимательно и даже как будто жадно. — Я понимаю, зачем она вам. Думаете, это поможет уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть? Вы же Избранный, мой мальчик? Правду говорят, что вам самой Судьбой уготовано…

— Избранный, избранный, — отмахнулся Гарри.

Он подхватил Гермиону под руку и отвел в сторону, не замечая, как оживилась после его последней фразы Трелони.

— Черт, а я на мгновение подумал, что нам повезло, — буркнул он, склоняясь к самому уху Гермионы. Ее прическа растрепалась, и волосы щекотали Гарри нос.

— Я тоже, — шепотом ответила Гермиона. — Но это было глупо, надо признать. Чтобы Реддл оставил часть своей души у всех на виду?

— И мы снова остались ни с чем. Оригинал утерян сотни лет назад… Думаешь, мог Реддл отыскать его?

Гермиона пожала плечами.

— Наверное, если кто и мог, то только он. Других вариантов у нас все равно нет.

Она выглянула из-за плеча Гарри и обратилась к Трелони, которая что-то бормотала и разглядывала на своей ладони.

— Профессор, вы можете нам рассказать, как выглядит диадема?

— Диадема? — Трелони сфокусировалась на лице Гермионы. — Ну, она выглядит как тиара… с крупным камнем посередине. Это мог бы быть сапфир, не зря цвет факультета синий… Я не мастер в описаниях, лучше бы вам сходить в гостиную Рейвенкло и посмотреть самим.

Взгляд профессора вновь перебежал на Гарри. Она сглотнула и встала со стула.

— Мальчик мой, такая редкость! Отмеченный Судьбой, позвольте хоть мельком… — затараторила она, приближаясь к Гарри.

Он не понимал, чего от него хотела Трелони, правда, опыт подсказывал, что ничего хорошего ждать от нее не стоило. Гарри сделал шаг назад, но наткнулся на Гермиону, та зашипела и запрыгала на одной ножке, обхватив пострадавшую от неловкости Гарри лодыжку руками. Трелони воспользовалась секундной заминкой и ухватила Гарри за руку.

— Что вы делаете? — возмутился он. — Отпустите меня!

Гарри попытался вывернуть руку из пальцев Трелони, но ее хватка оказалась неожиданно крепкой.

— Всего минуту, мой мальчик, дайте взглянуть. На вашей ладони должен быть знак Судьбы, если вы и вправду Избранный, — сказала она.

Вдруг Трелони выпрямилась, словно задеревенела. Ее пальцы еще крепче сжались вокруг запястья Гарри. Он посмотрел ей в лицо и похолодел: он уже видел этот пустой, словно направленный в никуда взгляд и отпавшую челюсть. По всему выходило, что профессор вот-вот изречет еще одно пророчество.

— Нет-нет, — Гарри затряс головой, — хватит с меня этого дерьма!

Но Трелони уже отрывисто заговорила резким и громким голосом, так не похожим на ее собственный загадочный тембр.

— Запятнанная злом, секрет среди секретов... Станет на шаг ближе к смерти и уйдет под руку с ней... Ни один не будет жить... Мальчик, которому суждено, вернется, чтобы закончить...

Гермиона издала непонятный звук: то ли бульканье, то ли хрип, и Трелони вдруг очнулась. Она оглядела комнату рассеянным взглядом.

— Так о чем я? — медленно проговорила она. — Ах да, знаки Судьбы. — Трелони провела большим пальцем по ладони замершего Гарри. — Опасность для жизни, тяжелый путь, выбор, страх… Мальчик мой, какая несчастливая ладонь! И смерть, след смерти на всем.

Трелони выпустила руку Гарри.

— Сколько бы я ни смотрела на вас, Гарри, я видела только смерть. Боюсь, из этой битвы вам…

Гермиона громко кашлянула и одновременно дернула Гарри к себе.

— Приятно было увидеть вас в здравии, профессор, — бодро и неестественно сказала она, — но нам пора. Темный Лорд, как вы понимаете, сам собой не уничтожится. Судьба зовет, все такое.

Она хихикнула и потащила Гарри к выходу из кабинета. Он покорно следовал за Гермионой, но не удержался и уже у самой двери бросил взгляд на Трелони. Та стояла, сложив руки в молитвенном жесте, по ее щеке катилась крупная слеза.

Когда они оказались на лестнице, ведущей к каменной горгулье, Гермиона выругалась.

— Старая обманщица! Взять бы эти ее мрачные посулы и засунуть… «Я вижу только смерть», — передразнила Трелони Гермиона.

— Она не обманщица, — мрачно усмехнулся Гарри. — Ты же знаешь, что ее пророчества истинны. И только что мы слышали еще одно.

— Дамблдор говорил, что пророчества не имеют силы, если в них не верят люди! — Гермиона горячилась: она размахивала руками и наступала на Гарри так, что скоро он оказался прижатым к шершавой каменной стене. — Ты не должен думать, что если она что-то там такое изрекла, то теперь все обязательно так и случится!

— Я и не думаю, Гермиона! Я вообще ничего не понял из бреда, что она сказала. Кроме того, что мы и так уже знаем — мне придется убить его.

Гермиона посмотрела на него долгим изучающим взглядом. Тот неприятно напомнил Гарри лето после пятого курса, когда она, видимо, искала в его лице признаки тоски по Сириусу. Гермиона словно знала чуть больше, чем Гарри, и теперь как будто ждала, что его вот-вот накроет осознанием чего-то страшного, и ей придется или утешать его, или успокаивать, или разбираться с последствиями.

— И вот еще что, — продолжил Гарри, стараясь отогнать неприятное чувство, — «Запятнанная злом, секрет среди секретов». Думаешь, это о диадеме?

— Или о ней, или о каком-то другом крестраже. — Гермиона постучала пальцем по губам. — Когда мы уничтожим его, Реддл станет еще на шаг ближе к смерти. Как и сказала Трелони.

Она нахмурилась, потом топнула раздраженно и сказала, будто обращаясь к самой себе:

— И все же это пророчество ничего не меняет. Мы и так собирались искать крестраж, без всяких там… Глупости! — Гермиона тряхнула головой.

Гарри тронул ее холодную ладонь.

— Мне кажется, пора. Нет смысла ждать дольше.

Гермиона кивнула. Гарри вытащил мантию-невидимку и отдал Гермионе. Пока та возилась, натягивая мантию на плечи, засовывая в карман бисерную сумочку и убирая вылезшие из косы волосы, Гарри внимательно осмотрел путь, который им предстояло проделать, по карте Мародеров.

— Чисто, — сказал он. — Слагхорн патрулирует подземелья, Кэрроу — в своих кабинетах. Идем.

Гермиона приблизилась к нему, чтобы накинуть мантию, но вдруг с отчаянной решимостью на лице прижалась к Гарри, обвила его руками и спрятала лицо на его груди.

— Удачи нам, — прошептала она еле слышно.

— Удачи, — вторил ей Гарри.

Тепло ее ладоней, замерших на его спине, быстро распространялось по коже, пробиралось внутрь и проникло, наконец, в самое сердце, прогоняя смутное ощущение беды, поселившееся в нем после встречи с Трелони.