Дети тумана (джен)

Время до подъёма Фруд тихо проплакала в подушку. Она ожидала этого от братца, но все равно не могла смириться. Он же ничегошеньки не знает и не особо-то умеет, вечно она помогала. Кроме того, это все равно оказалось слишком неожиданно и больно.

Наверное, ей стоило обидеться. Веель вообще не умел думать о чувствах окружающих, привыкнув к тому, что с него небольшой спрос. Её слова особого эффекта не давали — ведь поведение других людей вечно показывало обратное. Почему ей достался такой дурной брат, о небо?

Причём ведь все равно везучий. Уверенный в своих силах, неплохо управляющийся с магией — если учесть полное отсутствие обучения, часто выходящий сухим из воды. И без матери, которая не нашла ничего лучше, чем, встретившись с восьмилетней дочерью, попытаться оправдаться каким-то мифическим благом для неё, безопасностью и спокойствием. Мамочка, ты правда думаешь, что здесь, здесь может быть лучше?

Сейчас Фруд уже не злилась, смирилась и даже немного попыталась понять — дочь-бастардка это явно не цветок жизни. И вряд ли сильно желанная. Было ощущение, что ей досталось какое-то клеймо, от самого рождения, хоть и не понятно, за что.

Почему-то Веелю было проще. Если он, конечно, поймёт, что не нужно болтать направо и налево о том, что он вообще-то сын одного из советников королевы. Сейчас к этому уже должны были относиться куда легче, но все равно, не стоит. Тётушка Марта как-то предупреждала её об этом, хоть и не была в курсе, что Фруд знает, что она тоже дочь Мефиса Зеула. Просто до Вееля больше никто ничего не мог донести. Пропащий мальчишка.

Ей было шесть. Ему было восемь, и он сидел на чердаке, зализывая раны после очередной драки. У Вееля острый язык — а обиженные бьют больно.

— Будет болеть, — наставительно сообщила Фруд, приближаясь к нему — тихо и медленно.

Но мальчишка вскочил на ноги резко, сжав руки в кулаки.

— Убирайся, а то всыплю, — только голос уже дрожал почему-то. Моргает беспомощно, кажется, не до конца уверенный, откуда голос идёт, слишком уж темно, свет лишь из окошка под крышей.

Фруд аккуратно коснулась тонкой мальчишеской руки.

— Давай помогу, — улыбнулась уверенно. Тётушка Марта говорила, что помогать слабым надо, а сейчас он — слабый.

А ещё у неё руки чесались проверить новые умения.

— Всыплю, — неуверенно уже повторил Веель, вновь усевшись на пол и поджав под себя ноги. — Ты же с девчонками дружишь, — узнал, кажется, по голосу, — я знаю, чего лезешь не в свои дела.

— А ты ни с кем не водишься, — огрызнулась девочка, не обидевшись даже — звучало это не как нападение, как защита, будто зверь раненный.

И тут мальчишка откровенно растерялся и впал почти что в ступор, что не помешало Фруд воспользоваться положением и утащить его вниз.

Или — спустя пару месяцев, наверное. Воспоминания из детства часто не имеют чёткой хронологии, ведь время ещё и не значит ничего.

— Смотри, как интересно, — Фруд пихнула книжку прямо ему под нос.

Веель, моргая часто, сосредоточил взгляд на страницах, но лицо осталось безучастным.

— И?

— Прочитай, — заявила девочка, уперев руки в бока.

— Я не умею, — всё так же безразлично отреагировал.

Тут настала очередь Фруд растеряться. Она уже успела приметить, на каком примерно расстоянии он сам ориентируется, где жестами, где интуитивно (позже поняла — нащупывает с помощью магии, неосознанно, оттого так и скачет «зрение»), а где надо бы помочь, но это как-то уже выходило за область её понимания.

— Я неспособный и безнадёжный, — для убедительности даже добавил Веель, явно кого-то цитируя.

— Так не бывает, — фыркнула сердито. — Значит, я первая научу.

Научила. За год. И прекрасно поняла, почему неспособный и безнадёжный — когда тому становилось скучно, он сразу начинал делать вид, что ничего не может, отвлекаться, ныть, бурчать. Только Фруд, несмотря на малый возраст, оказалась просто упрямее и методично воспроизводила то, как учили её саму, не стесняясь напирать на то, что она вообще-то младше и умеет давно, а он нет.

Ему тринадцать, ей одиннадцать, и она начинает замечать у него чужие вещи или лишнюю порцию вкусностей, достававшихся не так уж редко.

Причём от окружающих он старательно всё это скрывает, знает лишь она.

Фруд поспешных выводов делать не стала — пока не поймала его как-то в прямом смысле за руку, спокойно заявив, что или он всё возвращает, или она говорит воспитательнице, и ей все равно, что, как и почему. Получив испуганную ложь и попытки отмазаться («да никто и не заметил, хочешь я с тобой поделюсь»), просто пожимала плечами и день брата чисто игнорировала. Он вернул. А через какое-то время, вновь заметив воровство, просто дала брату подзатыльник и, на сдержавшись, накричала — в росте они на тот момент сравнялись, и Фруд даже была сильнее. И это оказалось эффективнее.

Никто из них не отличался сильной правильностью, они все равно оставались беспризорниками, но из себя и брата Фруд хотела сделать настоящих людей.

Веель не слушал воспитателей, у него не было друзей, никаких иных родственников не объявлялось, но она свой авторитет многими нудными часами, безнадёжными временами разговорами, характером, силой, себе заработала, как брат ни обижался и ни отрицал. Фруд чувствовала.

А сейчас она дала слабину, и он ушёл. В никуда.

— Эй, ты чего? — раздался голос с соседней кровати.

Фруд поспешно утёрла слёзы и подняла голову. Белла сидела, свесив босые ноги, и смотрела встревоженно.

(Белла — сирота, и всем понятно, что никто нормальный свою дочь в те годы бы таким именем не назвал. И это их в некоторой мере роднит. И из неё Фруд тоже, по привычке, как из Вееля, пыталась лепить что-то правильное, только подруге этого и не потребовалось, они вдвоём стали любимицами тётушки Марты.)

— Ничего, — неуверенно отмахнулась Фруд. — Ничего, правда.

— Что опять сделал этот идиот? — железным голосом вопросила подруга, даже не сомневаясь в причине слёз.

Она никогда не верила Веелю и считала, что Фруд зря с ним так много водится, не заслуживает он этого. Иногда ей очень хотелось согласиться, но природное упрямство мешало. Брат и брат, и всё тут. Друг. Семья. Как хотите называйте, но ей бы просто совесть не позволила бросить этого идиота, почему-то оказавшегося её старшим братом, в одиночестве.

Кроме того, им часто было весело — даже на запретных прогулках и при подготовках к шалостям, во время его попыток выучиться магии, совместных игр и разговоров ни о чём. Что-то было — в отданных ей порциях еды, в этих неуклюжих попытках поделить выгодой от неправильного с ней, в совместном чтении, защите от других дурных мальчишек, неаккуратно, но старательно заплетённых им косах, в общей тайне на двоих.

— Не такой уж он и идиот, — буркнула Фруд. — Сбежал уже, — полушёпотом, чтоб больше никто не услышал и не проснулся. Остальные могли и наябедничать, что она никому не сказала. Здесь каждый за себя.

— Скатертью дорожка, — закатила глаза Белла, пересев к ней, обняла за плечи. — Солнце, он не стоит стольких тревог. Сам не хочет помощи.

— Да, — горько согласилась Фруд, пытаясь не думать о брате. — Может, поможем с завтраком? Или ты хочешь ещё поспать?

Белла согласилась легко. Пока они одевались, заплетали волосы, спускались на кухню — она упорно старалась отвлечь Фруд от грустных мыслей, сыпля шутками, интересными историями и больше ни словом не обмолвившись о Вееле. Это даже немного помогло, дало возможность мыслям переключиться на что-то более лёгкое, и она была очень благодарна подруге за эту поддержку, стала хихикать временами на самые меткие фразочки.

На завтраке отсутствия брата ещё никто не заметил — он регулярно просыпал это время, утомлённый ночными прогулками, проделками или просто бессонницей. Только в этот раз ей не надо было ничего откладывать или с негодованием вламываться в спальню мальчишек. Некому и не к кому.

Тётушка Марта поймала её в коридоре после, когда Фруд уже собиралась в поле, отослав Беллу по какому-то поручению, хоть подруга и не хотела оставлять её одну и постаралась придумать отмазку, но не смогла. Её допросила тщательно, но девочка старательно всё отрицала. Не видела. Не слышала. Нет, ничего о планах не рассказывал. Спала. Утром подумала, что он уже спустился вниз.

А ещё он что-то успел натворить до побега — что именно, ей не сказали, но явно не очень хорошее. Ну кто бы сомневался.

— Будешь скучать, да? — уже в спину ей спросила воспитательница.

Фруд, не оборачиваясь, кивнула. Здесь было нечего скрывать, все знали, как активно они общались последние восемь лет.

— Ты знаешь, он твой…

— Брат, да, — глянула быстро через плечо. В горле застрял комок. — Я знаю, — изобразив беззаботную улыбку, вышла на улицу, надеясь скрыться от слишком пристального взгляда.

Жалея, что не может встретиться взглядом с тёмными мутными другими глазами.