Немного другая легенда (джен)

— Еще одна жертва моего злосчастного изобретения, — смотря на бездыханное тело гномихи, равнодушно произнес облаченный в сталь голем. — Как бы мне хотелось, чтобы об этом умолчали историки.

По велению Каридина отряд каменных воинов вернулся на свою исходную позицию, вновь выстраиваясь в ряд, а сам Совершенный, не с первого раза подняв с земли оружие погибшей, направился в сторону обрыва, где на высокой платформе высился железный вытянутый прямоугольник наковальни, четко очерченный на фоне лавовой стены. Мы осторожно последовали за големом. Теперь... мы потерпели поражение. Бранки не стало, миссия наша по высвобождению ее с троп и сопровождению на Совет — провалилась, а значит, выбор нового короля Орзаммара затягивался на неопределенный срок, и армия, которой суждено было победить Архидемона в час, когда сила его достигнет апогея, внезапно неприятным образом поредела, откинув всякую надежду на несколько добрых десятков миль назад.

— Что должны сделать мы? — обратился к великану Оуэн, бросив косой взгляд на Огрена, все еще сидящего у останков мертвой супруги. Гном был сломлен и растерян, но затем, втянув носом воздух, он поднялся на ноги и отошел в сторону, залпом осушив остатки эля из своей подручной фляги. Видимо... он любил ее. Бранку. Какой-то странной, неясной мне любовью, в которой ненависть мешалась с привязанностью, а затем плавно перетекала в разочарование, теряясь за ширмой напускного равнодушия.

— Холод. Металл разрушает холод. Я понял это нескоро... здесь слишком жарко и даже если столкнуть Наковальню в лавовое озеро, ее магия и сила не истощатся, лишь только усилятся, — ответил Каридин, беря в свободную руку громоздкий молот. — Ну, а пока... я должен как-то отблагодарить вашу жертву, Страж, так? Я выкую корону из меча этой безумной женщины. Пусть она станет знаком моей воли Совету, а ты, Страж, оденешь ее на голову достойного.

Металл зазвенел, прерывая не сорвавшуюся с губ брата фразу. Что он хотел сказать? Согласиться или, натянуто улыбнувшись, тактично отказаться, сославшись на благоразумие гномьего консилиума? Хотя, сомневаюсь, что здравомыслие заденет этот низкорослый народ. Оно, скорее, пройдет мимо, пробежит, по возможности стараясь увеличить расстояние между собой и их упертыми головами, забитыми принципиальной нелепостью, делающей мужчин скорее слабыми представителями этого мира, а не сильной стороной, как они привыкли считать. Конечно, вслух этого озвучивать не стоит, но... про себя вполне можно. Тет-а-тет с внутренним «я», как говорится. В любом случае Оуэн промолчал, поспешно сомкнув губы, и медленно попятился назад, к нам, в конце крутанувшись на пятках и изобразив самую что ни на есть растерянную мину.

— Вы сможете заморозить наковальню? — поинтересовался он у ведьмы и целителя из соображений воспитания. Дайлен, на секунду задумавшись, молча кивнул, а Морриган недовольно фыркнула, мотнув черной челкой.

— Вы пожалеете об этом. Неужели вы потенциал открыть весь Наковальни не хотите? Это орудие творения. К тому же вам армия нужна, а големы сильны. Лишь дураки откажутся от шанса, в который их судьба лицом толкает, — сложив руки на груди, как всегда не теряя привычки говорить с легким намеком на стихосложение, произнесла брюнетка.

— Я пообещал. И слово сдержу, — отрезал младший. Молодая женщина скептически хмыкнула. — В войне все средства хороши, согласен, но в данном случае цена того не стоит. Не нужно быть каменной марионеткой, чтобы победить тварь, прогнившую скверной. Мертвецы не воюют. Им нечего делить. Все решает жизнь и те, кто живет и дышит. Им есть за что бороться, и они это делают, особенно когда знают, чего добьются в итоге, — дернув бровью, словно бы ставя в конце этой крохотной речи жирную фактическую точку, брат обернулся на голема.

Каридин все еще работал, механическими, отточенными движениями стуча по красному от нагрева металлу меча. Как и когда Совершенный умудрился закалить сталь для нас так и осталось загадкой. Лишь только клинок, пылая красным жаром, осторожно и ровно складывался в замкнутый круг, которому вскоре суждено было украсить голову нового правителя Орзаммара.

Корона Избранника — неплохое имя для обруча, которому придется безвольно лечь на шапку чужих волос, верно? Но выбирать «Того самого» так сложно. Когда половина «против», половина «за» и ты стоишь в одиночестве на узкой черте, не зная, куда сделать шаг... со всех сторон жужжат чужие голоса, и чьи-то мозолистые руки тянутся к тебе, хватаясь за одежду. Кроме как безысходностью, иначе подобную ситуацию не назовешь. Но, как показывает практика, и не из такого выкручивались. Надеюсь и в политике не сядем лицом в лужу. Очень сильно надеюсь. Ведь кроме этого... больше ничего не остается.

Смолк последний удар, звенящей тишиной зависнув в ушах. Девять пар заинтересованных глаз воззрились на облаченного в сталь каменного великана. Каридин отошел от наковальни, все еще сжимая в правом кулаке рукоять молота. Во второй же руке, на распахнутой ладони спокойно покоилась железная корона, выкованная из меча некогда великой Совершенной, первой за многие поколения гномов. Той самой женщины, которая, поглощенная своими амбициями и мечтами, сведшими ее с ума, нашла такой бесславный конец, не добежав до волнительной цели какой-то смешной десяток шагов.

— Вот и все, — произнес голем. — Забирай, Страж. И пусть твой выбор будет правильным. Печальна мысль ухода из Мира, который трещит по швам, рассыпаясь гранитной крошкой.

Подойдя к кузнецу, Оуэн благодарно забрал у него царский венец. Некогда острая сталь теперь была ровно подбита и чуть загнута наизнанку. Отливая оттенком мистического золота, она по краям вливалась в кровавую, схожую с цветом лавы, окантовку. Вот уж, действительно, древний мастер, владеющий давно забытым и потерянным во времени молотобойным искусством, к которому, как мне кажется, все же примешивалась толика странной, непонятной мне и моим соратникам магии.

— Теперь сдержи слово, Страж.

Сложив руки на груди, Морриган театрально скривилась, выражая свое недовольство и отказ участвовать в уничтожении столь ценного инструмента войны, и отошла в сторону, с нескрываемым любопытством разглядывая мертвое тело, растянувшееся на песочно-сером граните земли. Дайлен же поудобнее схватился за рукоять посоха и уверенно направился в сторону возвышения. Холодное белесое облако материализовалось в воздухе, заключив в свои объятия набалдашник жезла, и тут же стремительно поплыло в сторону Наковальни, въедаясь в грубую, закаленную сталь острыми ледяными когтями. Рука мага напряглась, чуть подрагивая, дыхание участилось. Тонкая, чуть мутноватая корка, покрытая белыми трещинами снежинок, обволакивающей пленкой затянула железный прямоугольник, но, стоило только целителю на секунду расслабиться, поверив в то, что вся задумка удалась как нельзя лучше, — лед треснул, струйками воды стекая на сухой камень.

— У тебя с собой зелья были, верно? — обернувшись, окликнул темноволосую женщину Амелл. — Лириумное. Дай, будь так добра.

Ведьма молча проигнорировала эту просьбу.

— Морриган! — довольно резко произнес Оуэн. — Раз так волнуешься за армию големов, может быть, ты хочешь к ней присоединиться? Женщина из камня, как тебе такая идея?

Воцарилась напряженное, зыбкое затишье. Даже Клык помалкивал, внимательно следя за действиями хозяина. Внезапно развернувшись, магесса вытащила из сумки небольшой флакон и швырнула его в Дайлена. По счастливой случайности склянка упала точно на вытянутые руки целителя. Усмехнувшись, маг кивнул, откупорил зелье и залпом его осушил.

— Так-то лучше, — холодно заключил брат. Слишком... сурово, как мне показалось. Но в данном случае каждая сторона была по-своему не права. А я? Я как всегда старалась придерживаться мирного нейтралитета. Неконфликтная я девушка. Отчасти.

Новая попытка. Клубок леденящего пара, излучающий ощутимые волны прохлады; наколенный и полный неясной магии металл Наковальни, пытаясь безвольно сопротивляться, медленно тускнеет, зажатый в лапы белого льда; Совершенный, замахнувшийся молотом над своим творением и удар... два... три удара... Удача! Прямоугольник с шумом рассыпается на неровные осколки, исчерченные на внутренней стороне тонкими зеленовато-голубыми полосами. Искусство испарилось, кусочками хрупкого металла скатываясь с обрыва в бурлящее озеро лавы. Короткое «Спасибо», прозвучавшее из уст каменного великана, полное признательности и тоски, и он, шагнув за край и раскинув руки в сторону, отправился вслед за своим великим произведением, которое некогда запечатлело имя «Каридин» на страницах многовековой истории этого мира. Мира, который в очередной раз медленно погибал, отдуваясь за свои грехи и ошибки.

— Что ж. Больше нам здесь делать нечего, — покачнувшись, заключил рыжеволосый мужчина в синей мантии и тут же поспешил ухватиться за плечо близстоящего человека, стараясь не упасть от истощения или от побочного действия лириума, который принимать, к слову, ему было строго противопоказано. И почему я позволила!?

— Уходим. Надеюсь... без приключений, — поддержав друга, согласился младший. — Хотя о чем это я? Задница... смертельные внезапности... неразделимые вещи. Эх, размечтался... — мы с Дайленом едва-заметно улыбнулись, и я зашагала вслед за Оуэном. Во мрак и жару тоннеля, через старые новые ловушки, через порождений, плотоядно скалящих зубы по ту сторону огромного валуна, который нам еще предстояло сдвинуть, мимо Легиона Мертвых, если они были еще живы, через заброшенные тайги... наружу. Хотелось увидеть высокой свод Орзаммара, фонари вдоль борта, услышать голоса кричащих торговцев, живых, непринужденных, и выпить что-нибудь. Да. Именно. Хотелось ощутить обжигающую горечь, охватывающую горло, увидеть черные точки, мечущиеся перед глазами и сильно-сильно закашлять, пытаясь прийти в норму. Просто хотелось почувствовать себя живой. Увидеть, что жизнь продолжается, течет, а не замыкается в темноте бесконечных ходов и шорохов, раскатами грома звучащих в узких каменных коридорах.

Я не думала, что так может быть. Нет, я, конечно, надеялась, что ловушки Каридина обладали свойством единоразовости, но никогда не акцентировала на этом внимание, думая, что всерьез такое слишком маловероятно. И все же — я ошиблась. Големы спали, газовая комната была пустынна и чиста, а стрелы, после неловкого или же ловкого нажима на выпуклую половую плиту, не вонзались в щит, покойно затихнув в своих уютных ложах. Словно кто-то невидимый повернул волшебный рычаг, отключающий опасные ребусы и ушел, не выдав себя. Быть может этим «кем-то» был сам мастер-кузнец, с гибелью которого ушла и сила ловушек, быть может, все дело в тех головах, одна из которых рассыпалась в мелкую гальку после точного и сильного удара... я не знаю. Да и нужно ли? Как сказал Огрен: «чем тише — тем безопаснее». И в данном случае я с ним полностью солидарна. Хотя... вопрос все равно довольно спорный.

— Есть идеи? — хмуро поинтересовался Алистер, рассматривая невеселый огромный камень, заградивший отверстие тоннеля. Несколько тонн гранита, за которым широкая металлическая пластина и с полсотни разгневанных разномастных Порождений. А здесь — узкий высокий коридор с двумя пологими стенами, с одной из которых свисает край канатной лестницы, заканчивающийся где-то на середине.

— Магией это не сдвинуть. Разве что головой разбить, — отозвался Амелл, тут же обернувшись на Стэна.

— Нет, — коротко произнес кунари. Мне немного претила эта серьезность, хладнокровие и невозмутимость, с которой наш рогатый спутник реагировал на практически любые важные решения. Казалось бы... воин Кун, неужели у него нет своего мнения? Почему он не спорит, если какой-то шаг вызывает у него сомнения, почему не предлагает что-то разумное в ответ... почему не отказывается и не отворачивается, уподобляясь Морриган? Неужели все дело в мече, который мы обещали помочь найти? Или... за всем этим, закопанное очень глубоко, лежит что-то иное? Что-то, чего я пока не понимала. Смирение? Терпимость? Долг?

— Можно попробовать подсадить женщин, — предложил блондин. — На стену. Осмотреться. Как-то же Бранка оттуда за нами следила. И тот ход. Помните, она говорила? Тайный.

— А у Благородства прозрения, — усмехнулся Оуэн. — Похвально. Дамы... на вас вся надежда. Блондин помогай.

Нога неуверенно встает на сложенные крест-накрест руки двух мужчин. Затем вторая. Неясная, но понятная сила приподнимает меня над землей, заставив покачнуться. Руки вытягиваются вверх, стараясь дотянуться до перекладины лестницы. Именно в этот момент я по-настоящему пожелала, что не была двух метров ростом. Кончики пальцев осторожно касаются дерева, пытаюсь подняться и я тут же пластом висну на ступени, ощущая себя самой настоящей букашкой, пытающейся взгромоздиться по внутренней отполированной поверхности ванны, чтобы распахнуть маленькие черные крылышки и скорее упорхнуть восвояси, радуясь, что жива. Мышцы чуть подрагивают, грудную клетку тянет вниз, но я же сильная, верно? Всегда ей буду. Должна.

— Ненавижу это, — вместо громкого возмущения выходит шепот, и я растягиваюсь на холодном граните, дав себе секунду отдыха. — Ненавижу скверну, камень, подземелья, жару, темноту...

Но бессмысленными стенаниями делу не поможешь. Пока Лелиана и Морриган поднимались следом за мной на вершину, я уговорила себя встать на ноги и осмотреться. В общем и целом — ожидания, как всегда, не оправдались. Здесь была палатка, темно-серая материя которой уже порядком поистрепалась, угольки старого костра, сложенные в кучку чуть в стороне, стопка ржавого оружия, пара каких-то коробок и горсть обглоданных костей, источающих отвратительный запах. Проще говоря: ничего такого, без чего нельзя было бы обойтись.

— Оуэн! — короткий обход по краю и внимательный осмотр периметра, даже целых два осмотра, вселили некоторою надежду. — Вдоль стены направо. И еще раз. Есть нечто, похожее на ступени.

Гранит — многогранен. Нет, не потому что из него путем инструментов и рук, растущих из правильного места, можно много всего вытесать. Все дело в идее. И во времени. Как долго был этом мир? Как он возник? Создатель дал толчок, но все остальное развивалось самое, поэтапно. Равнина становится холмом, холм вырастает в гору, а гора трещит по швам где-то внутри себя, не выдерживая своего веса, и рассыпается изнутри на кучи каменных соколков, валунов, земля под которыми раз за разом дрожит от натуги, мешая их меж собой и тем самым перетасовывая пространства пещер. Одна стала больше, другая меньше... один тоннель исчез, у другого появилась надежда, вместе с трещиной меж серых спин, ускользающей куда-то во мрак и бесконечность.

Там был ход. Наперекор неверию и безысходности, он существовал. Вытянутый рваный овал, затесавшийся меж одной из ступеней и плоским покатым гранитом. Низкий, так что передвигаться по нему приходилось осторожно, держась рукой за острые выпуклости потолка. Неудивительно, что Стэн вновь был недоволен. Рога — ужасно неловкая штука, а в комплекте с широким лезвием секача, которое кроме как на плечо, больше деть некуда... совершенно нестерпимое. Приплюсуйте ко всему этому спертый горячий воздух, мигающий огонек светоча, едва заметный за спиной идущего впереди Дайлена, странные звуки, знакомо звучащие откуда-то извне и тихое, где-то на периферии, шипение — это полосы лавы мерно стекали в пустому где-то в замкнутых полостях, сформировавшихся меж коридорной стеной и толстым камнем, — и поймете каково было кунари, вновь замыкающему нашу вереницу, подобно суровому и бесстрашному телохранителю. Коротко говоря — несладко. То ли дело Клык. Ему было глубоко фиолетово, или зелено, как мы там вообще. Пес — разведчик. Забежав в неизведанный ход самым первым, он, громко лая, умчался вперед, вынюхивая опасность. Успокаивало то, точнее говоря вселяло надежду на спокойствие, что тоннель тянулся вперед не разветвляясь, и выходил куда-нибудь в тайное безопасное место. К слову сказать — так оно и было.

Я, помнится, все не могла взять в толк, каким образом та изуродованная гномиха буквально испарилась на моих глазах в комнате саркофагов, в крепости Мертвого рва. И только теперь поняла: там была плита. Самая что ни на есть обычная железная толстая пластина, чуть наклоненная к стене. Изрисованная строчками старинного наречия, покрытая слоев пыли и песка, мелкими крупинками витавших в воздухе. Геспит, так ее, кажется, звали, усмехнулась тогда, наверное, и, дождавшись, когда я на секунду отвернусь, юрко скользнула в проход, оставив меня теряться в догадках, всерьез задумываясь о том, не свихнулась ли я. Конечно, стоит сделать скидку на сумасшествие, которое принесла в ее голову и тело скверна. Но о мертвецах не говорят плохо. Это неправильно. Потому промолчу.

Крепость была пустынна. Мертва, уподобляясь своему имени. На земле пластами валялись бездыханные тела, пронзенные стрелами и клинками, приклеенные к камню лужами высохшей темной крови, больше черной, нежели красной. Как давно это было? Эта битва, эта ярость? Казалось, целую вечность назад. Но усталость никуда не испарилась. Она все еще давила на плечи, ловко запрыгнув на спину. Невидимая, но узнаваемая.

Вымазанные в слизи стены широкого хода, гигантский мост, связывающий берега и некрупная туша, насаженная на флагшток на том берегу. Один единственный легионер. Шлем валялся у ног, а голова вяло покачиваясь на мягкой шее, прижавшись подбородком к груди. Страшные погребальные татуировки, раскрасившие лицо, они его спасли. Ведь смерть — выход, верно? Оглядка — лишь затем, чтобы удовлетворить любопытство, но ничего. Элитный отряд гномов-смертников испарился, сбежал, сверкая пятками, бросив храбреца-часового на произвол судьбы. Воры и каторжники, без командира и учителя они стали не более чем толпой дезертиров, пекущихся за свои жалкие душенки, как за увесистый мешок позвякивающего золота. Ценные, но слишком грязные и опасные, не вызывающие доверия и уверенности. Такими они стали. Кто знает, быть может там, впереди, мы еще увидим их тела, нагнанные порождениями, изжеванные и раскромсанные, получившие удар меж лопаток как самые последние трусы, испугавшиеся заглянуть смерти в лицо.

— Что ты будешь с ней делать? — подсаживаясь к брату, поинтересовалась я.

Короткий перевал и отдых — самое, пожалуй, лучшее, что можно было придумать, дабы успокоить ноющие мышцы ног. Покручивая в руках кольцо короны, брат сидел у костра, задумчиво пялясь на переливы стали. Серебро, золото и кровь. Странный тандем цветов, заворачивающий и пугающий. Он должен быть вселять надежду и уверенность, а вместо этого заставлял в себе сомневаться.

— Отдам королю.

— Которому?

— Не знаю, — чуть помолчав, тихо произнес младший. — Я не политик. Для меня все короли на одно лицо. Знай я кого-то из них лучше, смог бы решить. А так — это как ткнуть пальцем в небо: до голубого покрова целая пустота, полная сомнений и времени.

— Белен — твердый реформист, Харроумонт — за старые традиции, — подходя вплотную, сообщил Огрен. Хороший слух, отсутствие эля и скука — что еще нужно, чтобы невзначай влезть в чей-то трудный разговор, верно? А вообще странно. Наш рыжий проводник так долго молчал и хмурился, я даже подумала, что он затаил в душе обиду. За Бранку. За ее смерть, и за последующие решения. Подозрительно, что вот сейчас вдруг гном решился открыть рот и встрять в диалог. Но, почему бы и нет? Если по делу. — Я ни на что не намекаю, да и сам я не любитель всех этих дрязг, но на стороне королевского отпрыска куда больше бравых и молодых вояк, чем за спиной старика. Младший Эдукан — сильный лидер, не гнушающийся пачкать чужие руки на пути к достижению цели. Харроумонт — немолодой, но хороший управитель, привычный к урегулированию конфликтов, но не любящий принимать чью-то определенную сторону.

— Он мечется между двух огней, в то время как второй, тот, что королевский сынок, уверенно и обдуманно идет напролом, верно? — уточнил брат.

— Ага.

— Хорошо, — вновь устремляя взгляд на корону, Оуэн замолк, покручивая ее в руках.

Он, кажется, сделал для себя какие-то выводы. Что же насчет меня? Я отчего-то сравнила себя с тем гномом-стариком. Он не любил конфликты и споры. Я тоже. Он всегда достигал согласия в диалогах — я тоже к этому стремилась. Но на пути нейтралитета далеко не уйдешь. Рано или поздно тебя прижмут к стенке, вручат нож и заставят выбрать жертву. Страшнее и тяжелее всего, когда по обе руки будут стоять два важных тебе человека. И самым необдуманным и спонтанным решением будет совершить самоубийство, вот только после него ничего не изменится, лишь только узел конфликта намертво затянется, ведя к внутренней войне. К слову, именно ее-то нам и предстояло решить, короновав одного из претендентов. Замкнутый круг, цепная реакция... жизнь, если хотите. В ней никогда ничего не бывает легко.