Немного солнца в холодной воде (гет)

Джинни

Джинни полулежит на низком диванчике в гостиной, напротив дремлющей тетушки Мюриэль, и читает старый приключенческий роман, который нашла в комнате в шкафу.

Апрельские сумерки, понемногу собирающиеся за окном, кажется, заползают в комнату и окутывают все сонной дымкой. Тихо горят поленья в камине со старинной решеткой.

— Ты вытерла посуду, как я просила? — мать заглядывает в гостиную и смотрит на нее вопросительно. — Ты меня вообще слышишь? Я не могу управляться одна с этой оравой. Потом поднимись наверх, нужно поменять белье.

Джинни молча кладет раскрытую книгу страницами вниз и, зевая, плетется на кухню. Из горячей духовки пахнет запеченной индейкой, щетка усердно трет ковши и кастрюли, и мокрая посуда горкой стоит рядом с раковиной.

Вздохнув, Джинни вяло берет одно из полосатых полотенец и медленно возит по блестящему ковшу, глядя сквозь маленькое окошко на улицу, где ветер качает верхушки деревьев. Уныло и скучно, и от каждодневной бесконечной рутины в запертом ото всех доме она задыхается. Помогают только книги — если заставить себя вчитаться в строки и перестать видеть между ними то знакомое бледное лицо с темными глазами. Даже сны — и те исчезли.

Она продолжает задумчиво смотреть на деревья и вдруг замечает перед зарослями боярышника, у самой кромки рощицы, странную тень. Джинни несколько раз моргает — но тень не исчезает. Потом на мгновение ей видится сноп искр, какие могут вылетать только из палочки, — и сердце с силой ударяет в ребра. Бросив полотенце поверх посуды, Джинни выбегает в гостиную, хватает со спинки стула брошенный утром свитер и, натягивая его на ходу, выскакивает в холл.

— Куда? — скрипит вслед тетушка, и Джинни даже представляет, как двигаются ее морщинистые губы. — Джиневра!

Сапоги хлюпают по апрельской жиже, упоительно пахнущей весной и землей, разбрызгивая грязь во все стороны. Боярышник все ближе и ближе — и тень, которую она видела из кухонного окна, вдруг огибает эти кусты и исчезает за ними. Джинни ускоряет шаг — и, подняв палочку, осторожно касается веток рукой и оказывается лицом к лицу со Снейпом.

— Сэр! И давно вы здесь стоите? — задыхаясь, она не опускает палочку.

Он усмехается, блестя глазами, — совершенно привычно, так что у нее сердце сжимается в комочек.

— Час. И третий раз за последнюю неделю, — отвечает он тихо и на всякий случай оглядывается.

— Где вы первый раз меня поцеловали? — спрашивает Джинни резко, смотря на него пристально и серьезно. Палочка дрожит в ее руке. — Отвечайте, сэр.

Он кривит губы, с удивлением разглядывая ее взволнованное лицо, но все-таки произносит:

— На стадионе. Вы предусмотрительны — кто вас этому научил?

— Римус, — Джинни выдыхает и прячет палочку в карман. И тут же жгуче краснеет.

— Хоть какой-то от него толк, — Снейп морщится и окидывает цепким взглядом ее фигуру, кажущуюся особенно хрупкой в наступивших сумерках. — Вы простудитесь. Возьмите меня за руку.

Джинни послушно берет его чуть выше локтя, и тут же чувствует, как ноги отрываются от земли и ее саму несет куда-то в бешеном водовороте, отчего безумно кружится голова. Не открывая глаз, она осторожно вдыхает затхлый воздух, пахнущий сыростью и деревом. Темно, и в этой темноте губы уверенно касаются губ, и сбивается дыхание.

— Сэр, — шепчет она смущенно.

— Люмос! — лицо Снейпа озаряется неярким светом, отражающимся в глазах. — Вам показалось, Уизли.

Он быстро зажигает свечи, и Джинни тревожно оглядывается по сторонам. Они — в маленькой комнатке с заколоченными окнами, где стоят диван и кресло, на стене висят фотографии в пыльных коричневых рамах, а напротив нее чернеет решетка камина. Снейп подходит к нему и, взмахнув палочкой, разводит огонь.

Джинни, поеживаясь от сырости, рассматривает фотографии: мужчина и женщина в маггловской одежде на фоне природы и между ними — подросток с темными волосами и резкими чертами лица. Снейп похож на него, только глаза — другие.

Она тихо спрашивает:

— Это кто?

— Мой отец и его родители, — Снейп останавливается рядом с ней и тоже смотрит на фотографию. — Мы сейчас как раз в их доме. Я прихожу сюда иногда, когда нужно побыть в одиночестве.

Джинни переводит на него любопытный взгляд.

— Как вы меня нашли? Дом защищен заклятием Доверия.

— Дом я не видел, — Снейп придвигает кресло и диван поближе к огню и кивком приглашает ее сесть. — Просто знал, где он примерно находится.

Джинни садится напротив и с удовольствием протягивает руки к огню.

— Дамблдор, верно?

Его лицо становится серьезным.

— Вы проницательны.

— Я сложила некоторые факты, — она с наслаждением ощущает волну тепла. — Тайный ход, портрет Дамблдора в кабинете, который частенько смотрел на вас, да и все ваше поведение… Я сделала вывод, что вы не имеете отношения к убийству профессора — и что вы все еще на стороне Ордена.

Снейп усмехается, глядя в ее взволнованное лицо.

— С последним не поспорю, Уизли. Что до убийства, то оно на моих руках. Я потом вам объясню, когда сам разберусь с тем, что чувствую. Все совсем не так просто, как вам кажется. И может быть, может быть, вы мне понадобитесь, если не боитесь рискнуть.

Джинни мгновенно выпрямляется, и в глазах светится решимость.

— Я готова рискнуть, сэр. Вы поэтому меня искали?

Он качает головой и на мгновение отворачивается, как будто хочет спрятать лицо.

— Я боялся, что вы вернетесь в замок и привлечете слишком много внимания, к себе и ко мне. А вы, кажется, и думать о школе забыли. Чем вы там занимаетесь?

Джинни грустно улыбается. Он думает, что она о нем забыла? Значит, ему не все равно.

— Готовлю, убираюсь, развешиваю белье, вытираю бесконечную посуду, слушаю недовольства тетушки касательно моих способностей и фигуры. У тетушки свои идеалы красоты, мы с Гермионой в них никак не попадаем. У Гермионы лодыжки некрасивые, у меня — веснушки на лице, да и лицо слишком круглое. Пожалуй, только Флер и удостоилась небольшой похвалы.

Снейп приподнимает брови:

— Поэтому ваша тетушка так одинока?

Джинни тихо смеется и ворошит поленья длинной кочергой.

— Возможно. Она никогда не рассказывала, почему так и не вышла замуж. И еще она постоянно называется меня «Джиневрой».

— Скучно вам, наверное.

— Без вас особенно, сэр, — Джинни подается вперед и кладет руку поверх его руки, лежащей на подлокотнике дивана. Снейп вздрагивает, но не пытается освободиться. — Я постоянно вспоминаю о тех вечерах в вашем кабинете. Помните короля? И зелье мы так и не успели сварить, чтобы разбудить лягушку.

Снейп легонько сжимает ее пальцы, и уголки его губ дрожат.

— Вам пора, Уизли.

— Уже?

— Вас станут искать, — он и сам наверняка не хочет ее отпускать. — И не найдут. Кто-то видел, что вы уходите?

— Тетушка, — Джинни огорченно вздыхает. — Мне так не хочется уходить, сэр.

— Мне не хочется, чтобы вы уходили, — отзывается он. — После месяца наедине с собой эти жалкие полчаса — просто насмешка.

— Вы еще придете? — в ее глазах мелькает вопрос и надежда. — Если можете. Меня никуда не выпускают, только в сад. И все эти дела, одни и те же, изо дня в день — я скоро с ума сойду. И разговоры про одно и то же.

Не выпуская ее пальцев, Снейп тихо спрашивает:

— Вы не видели Поттера?

— Нет, — Джинни некоторое время пристально разглядывает выражение его лица. — Вы боитесь, что я встречусь с Гарри?

Снейп быстро поднимается с дивана и отходит к заколоченному окну. По его глазам, полным смятения, она понимает, что права.

— Я ничего не боюсь, Уизли. Сейчас сделаю портал, и вы вернетесь туда, откуда я вас забрал. Соврите что-нибудь, как вы умеете. Никому не рассказывайте обо мне — до самого конца. Если получится, я заберу вас сюда еще раз. И чаще выглядывайте в окно… Вы изменились. Словно стали взрослее.

— Вы тоже, сэр, — Джинни смотрит на него снизу вверх. — Всего-то месяц прошел, а вы выглядите таким усталым, как будто совсем не спите. В Хогвартсе все плохо?

Снейп кивает, задумчиво глядя поверх нее. Потом подходит к камину и, взяв с него статуэтку ангела, какие часто продаются на маггловских рынках, смахивает с нее пыль.

— Еще несколько студентов перебрались в Выручай-комнату, и Аберфорт делится с ними едой. Как долго это будет продолжаться — я не знаю. Все висит на волоске, Уизли. Все может закончиться в любую минуту. Если я больше не приду — не ищите меня. Есть вещи, которые не зависят от нас. Я хочу только, чтобы вы держались от всего этого как можно дальше.

Джинни смотрит на него долгим взглядом, удерживая подступающие слезы.

— Я буду вас ждать, сэр.

И смело касается портала.

Северус

Уизли сидит на стареньком диване, в пушистом красном свитере и синих джинсах, и на ногах у нее — разноцветные шерстяные носки. Блики камина играют на ее лице, попадая на веснушки, и отражаются в лежащих на плечах волосах. Она смешно морщит губы, копируя тетку, и с удивлением рассказывает, как той нравятся изобретения близнецов.

— Вы меня не слушаете, сэр, — Уизли садится боком и обхватывает колени руками.

— Я на вас смотрю, — Северус с некоторым удовольствием замечает, как мгновенно розовеют ее щеки. — Вы уставшая. Я отправлю вас домой.

Она испуганно машет руками и отчаянно трясет головой.

— Я не хочу домой. Мама в последнее время в таком напряжении, что постоянно срывается. И я попадаю под руку. Все делаю не так. Мне, конечно, не нравится это место — уж слишком оно мрачное, и вы здесь мрачный, но это гораздо лучше, чем у тетки. Только холодно здесь, сэр. Может быть, сделаем чай?

Северус поднимается и проходит в крошечную кухню, слыша легкие шаги Уизли за спиной. Он сам почти не помнит этот дом — родители приехали сюда только несколько раз: забрать старые вещи и книги да посмотреть на состояние комнат. Продать дом было уже нельзя, поэтому они заколотили все окна и никогда больше сюда не приезжали. Во всяком случае, мать.

— Воды нет, — он открывает скрипучий шкафчик над плитой и быстро осматривает содержимое. — Но есть вино, думаю, ничего с ним за это время не случилось. Правда, вам нельзя.

Уизли смотрит на него воинственно и одновременно — лукаво.

— Мне и здесь нельзя быть. Тем более, с вами. Особенно — ночью. А приправы есть? Дайте, я сама посмотрю.

Северус, хмурясь, наблюдает, как деловито она копается в ящике с приправами, покрытом пылью. И он понимает, как они похожи: он вырывается из кабинета в Хогвартсе, который вдруг стал таким сиротливым без нее, без ее глаз и ярких волос. И ей не терпится сбежать из дома, где все только и говорят — или молчат — о войне и предстоящих событиях. Даже Дамблдор с некоторым сомнением назвал ему примерное расположение дома Мюриэль. Если за ним следят — то в очередной раз убедятся, что Северус верен господину, если нет — и замечательно.

— Есть гвоздика, правда, засохшая, и немножко корицы, — Уизли высыпает пряность на ладонь, пробует языком и довольно кивает. — Подойдет. Сядьте, сэр, я сама все сделаю. Только достаньте с полки бокалы, мне не дотянуться... Вы помните тех людей, что жили здесь? Какими они были?

Северус послушно садится за столик с двумя облезшими стульями и качает головой.

— Нет. Они умерли до моего рождения, от бомбежек во время маггловской войны.

Уизли палочкой вытаскивает пробку из бутылки и выливает кажущееся тягучим вино в небольшой ковшик с медной ручкой. Добавив немного пряностей, она ставит ковшик на плиту и разводит огонь.

— Они были магглами? — спрашивает она с любопытством и, сев на краешек стула, сдувает упавшую прядь волос со лба. — Как и ваш отец?

Северус кивает, наблюдая за меняющимся выражением ее лица. Уизли хмурится, что-то соображая, потом бросает взгляд на него и тут же отводит глаза.

Он усмехается, поправляя мантию:

— Спрашивайте.

— Вы полукровка?

— Да, — в воздухе приятно пахнет нагревающимся вином и корицей. — Вас это удивляет? Или отталкивает?

Уизли задумчиво постукивает пальцем по губам, которые все время хочется поцеловать, и интересуется:

— Тогда как вы оказались среди Пожирателей? Вам-то какое дело до чистоты крови?

— Долгая история, Уизли.

— Я не тороплюсь, — она изящно поднимается и, помешав вино, наливает его в два низких бокала с толстым донышком. — Осторожно: горячо, сэр.

Северус опасливо придвигает к себе напиток. Вино может сыграть с ними обоими злую шутку, поэтому он, не притрагиваясь к бокалу, осторожно замечает:

— Мои отношения с отцом были не самыми лучшими. Так бывает, да. Не все семьи счастливы, как ваша. Поэтому у меня долгое время была, так скажем, неприязнь к магглам.

Уизли, обжигаясь, делает глоток и жмурится от удовольствия.

— При этом тот ваш друг был магглорожденным.

Северус от неожиданности вздрагивает.

— Откуда вы знаете?

— Догадалась, — она делает еще несколько маленьких глотков и передергивает плечами. — Я всегда внимательно слушаю, что вы говорите, сэр. Это плохо?

— Отнюдь. И, кажется, вы вообще единственный человек, который не только слушает, но и слышит.

Они молчат, разглядывая друг друга при тусклом свете нескольких свечей. От вина глаза Уизли становятся блестящими и еще более дерзкими, и Северус, сделав несколько глотков, чувствует, как его голова тяжелеет, но вместе с тем по телу разливается приятное и давно забытое тепло. Целый месяц без Уизли вернул его во времена абсолютного одиночества, и разговоры с Дамблдором не помогали, только каждый раз напоминали, что он проводит вечера наедине с портретами. Он попробовал достать из книги фотографию Лили, но перед глазами каждый раз всплывало лицо Уизли с россыпью веснушек и этим изгибом губ, который он уже целовал. Северус слишком хорошо знал это чувство: тоска и постоянное желание прикоснуться к человеку, которого нет рядом. Он плохо спал и практически махнул рукой на порядки, которые установили Кэрроу. И только за завтраком замечал измученные лица студентов.

И Дамблдор сдался. Назвал примерное местоположение дома Мюриэль, но предупредил, что на доме лежит заклинание Доверия. Северус стоял там три вечера подряд, ощущая себя снова одиннадцатилетним, когда он точно так же смотрел на дом Эвансов из зарослей шиповника. Только теперь он и дом не видел. И когда Уизли сбежала с крыльца своей легкой походкой, в одном свитере, в густых апрельских сумерках, он признал: она действительно нужна ему. Сильнее, чем ему это казалось теми вечерами в кабинете.

— Вы опять где-то витаете, — она робко улыбается, обнажая жемчужинки зубов. — Вкусно, правда? Это меня Гермиона научила варить.

Северус не отвечает и допивает напиток до дна. Скоро придется расстаться, но Уизли еще об этом не знает. Расстаться до конца, пока не вернется Поттер и не закончится война. Вчера он заметил подозрительный взгляд Эйвери, когда рассказывал о школьных делах и о том, что он пытается найти дом, где прячутся Уизли.

Уизли это расставание будет отрицать всеми силами. Но она должна получить воспоминания — и тут же уйти. Лорд слишком непредсказуем, и трупы тех, кто был наказан за побег Поттера, еще гниют в углу гостиной. Если гнев доберется до него — мальчишке некому будет передать информацию, которая спасет не только его самого, но и многих волшебников. Нужен запасной план, и это — Уизли. В конечном итоге Дамблдор снова прав: он использует девочку.

— Чем вы занимаетесь, помимо домашних дел? — спрашивает Северус тихо.

— Читаю, играю в шахматы, спорю с тетушкой, — Уизли трет глаза, но делает вид, что не устала. — Смотрю в окно. Представляю, как вы ходите по кабинету или проверяете документы. Мне нравится, когда у вас сосредоточенное лицо, как будто одухотворенное какими-то мыслями.

Северус отодвигает бокал к стене, покрытой обоями в мелкий цветочек, и понимает: это — их последний вечер. Нужно передать воспоминания — и исчезнуть. Из-за его прихоти она может попасть в беду. Из-за его амбиций Лили умерла. Если что-нибудь случится с Уизли просто потому, что он слишком эгоистичен, чтобы вытерпеть эту невыносимую тишину в кабинете?

Не нужно жалеть о предстоящем разрыве. Осталось немного. После войны ничего не будет, и его самого наверняка уже не будет. Уизли и так раскрасила его бесцветное одиночество яркими цветами, и это само по себе больше, чем он мог представить до Рождества. Нельзя хотеть невозможного и ждать от нее и от самого себя чувств, которых не может быть. Ни с ее стороны, ни с его.

— О чем спорите?

— Я хочу играть в «Гарпиях», а она убеждена, что женщина должна заниматься домом, — Уизли зевает, прикрывая рот ладонью. — А я думаю, что у меня получится и то, и другое. Меня от вида мокрой посуды уже тошнит.

— Вам пора домой, — говорит он ровным голосом, стараясь не выдать огорчения. — Который час?

Уизли приподнимает рукав свитера и бросает взгляд на маленькие наручные часики с простым ремешком. Подарок отца, а может — Поттера. Ему такая роскошь непозволительна — дарить подарки.

— Два часа ночи, — шепчет она и тепло улыбается, отчего у него по коже бегут мурашки. Какое забытое ощущение! — А у меня кружится голова, сэр. От того, что вы сидите напротив, и от уютно горящих свечей, и от того, что вы вот так просто со мной разговариваете. Не перестаю этому удивляться.

Северус только поджимает губы.

Он сам удивляется тому, как много солнца она привносит в его темноту.

Привносила.

Джинни

Джинни сразу понимает, что что-то случилось: трансгрессировав, Снейп тут же выпускает ее руку и отворачивается, чтобы разжечь камин. Волосы скрывают его лицо, и только видимое напряжение во всем его теле подсказывает ей, что вечер сегодня будет непростой.

— Сэр? — тихо произносит она, дрожа от сырости, хотя на улице уже тепло, и через неделю наступит долгожданный май.

— Я сегодня вас не задержу, Уизли, — он оборачивается к ней, и она мгновенно замечает этот черный лед в его глазах, который так давно не видела. — В этом пузырьке — мои воспоминания. Я рискую очень многим, отдавая их вам, но мне нужен запасной план. Без омута памяти посмотреть вы их не сможете, разумеется.

— Думаю, они не для меня, — Джинни берет теплый пузырек из его раскрытой ладони. — А для Гарри, если я верно угадала. Мне нужно передать их?

Снейп на мгновение сжимает губы, медля с ответом.

— Только если случайно увидите его. Искать Поттера — не надо. Его Темный Лорд не мог найти с прошлого лета. Это все, Уизли.

Джинни растерянно прячет пузырек в карман джинсов и замирает. Сердце резко подскакивает вверх и падает обратно.

— В каком смысле все, сэр?

— Мы больше не встретимся, — голос Снейпа звучит глухо, и он сам снова отворачивается к камину. — За мной начали следить. Я не хочу втягивать вас в неприятности.

Джинни вздрагивает всем телом, и ее голова трясется из стороны в сторону, как воздушный шарик на ветру.

— Я не согласна.

Его голос остается глухим, словно он говорит через силу.

— Так нужно, просто поверьте мне. Я не спрашиваю вашего согласия. Явитесь в школу — погубите нас обоих. А время еще не пришло.

Джинни сжимает ладони в кулаки, подходит к нему и осторожно заглядывает в лицо.

— Чего вы боитесь, сэр?

Снейп смотрит на нее искоса и тяжело выдыхает.

— Я боюсь за вас. Сейчас наступило то время, когда вам нужно оставаться дома. Постоянно. Вы даже не представляете, что в этом пузырьке. Я больше ничего не могу вам предложить, кроме этого доверия. Вы попадете в беду, Уизли — из-за меня, если мы с вами еще раз увидимся.

Ее лицо бледнеет — настолько резко и мгновенно, что он вздрагивает.

— Не смейте этого говорить, — Джинни зло откидывает волосы на спину — Мне все равно, сэр.

— Мне не все равно, Уизли, — у него дрожат пальцы, касающиеся темных волос. — Вы понимаете? Моя жизнь не имеет значения, я каждый день готов к смерти. К этому привыкаешь.

Джинни болезненно морщится — словно слышит это все уже не в первый раз.

— Просто скажите — я вам нужна? — ее глаза отчаянно мечутся по его лицу. — Нужна?

Снейп поворачивается к ней всем корпусом.

— Разумеется. Вы нужны мне, Уизли. Дьявол разберет, как мы оба пришли к этому мгновению, но отрицать — бессмысленно. Не думайте, что я здесь только ради пузырька.

Он, очевидно, ждет всего, чего угодно — но только не этого странного, загнанного выражения ее лица с яростно сверкающими глазами.

— Дайте угадаю, — Джинни произносит слова сквозь зубы, вся внутренне сжимаясь. — Нужна вам — но не сейчас. Потом, как-нибудь, когда Реддл исчезнет — и все о нем забудут. Я права?

Снейп недовольно хмурится и качает головой.

— Когда Лорд исчезнет, вы вернетесь к Поттеру.

Ее щеки вспыхивают огнем. Как он только может так считать? Зачем он это выдумывает? Джинни подходит к нему и складывает руки на груди. Ей трудно, и она не знает, как правильно сказать то, что чувствует. Проще сказать правду, которую так страшно выдать.

— Вы действительно считаете, что я на такое способна? Так, развлекаюсь тут с вами, пока Гарри живет в палатке в лесу, мерзнет и голодает? Вы хоть знаете, как тяжело мне было осознать, что я влюблена в вас? Как тяжело было подавить это гнетущее чувство вины?

— Влюблены в меня? Так же, как были влюблены в Поттера? — Снейп приподнимает брови.

Это звучит как пощечина и как удар куда-то под ребра. Морщась, Джинни как-то странно передергивает плечами и размашистым шагом идет к дверям. От этого словесного признания — признания, которое столько раз говорили ее глаза, она пылает изнутри. И от того, что он так насмешливо о нем отозвался, у нее болит сердце.

— Уизли! Куда вы собрались? За этим домом — пустошь.

Она резко оборачивается на пороге.

— Плевать. Думаете, я не умею ждать? Думаете, в этом все дело — в утешении? В моем и в вашем?

Снейп на мгновение прикрывает глаза, и ей сразу становится жутко от вида этого измученного бессонницей и тревогой лица.

— Я не верю и не хочу верить, что я вас чем-то привлекаю.

Джинни криво и безумно улыбается, чувствуя, как бешено колотится сердце. Ее не могут бросить второй раз. Пожалуйста, только не сейчас. Только не так.

— Прекратите строить из себя жертву, сэр. Какого черта вы лезете обратно в раковину?

— Мы больше не должны видеться, — чеканит он медленно и тяжело. — Положение меняется каждый день, Лорд смотрит за мной все внимательнее. Я отыгрываюсь как могу — и пока успешно. Но вы не представляете, что с вами будет, если он хоть что-то заподозрит. Он — или Беллатриса. Я хочу видеть вас живой. И прекратите говорить о влюбленности — это просто невозможно. Я вам… я вам запрещаю даже думать об этом. Мне почти сорок, Уизли. И я слишком много в этой жизни сделал не так.

Лицо Джинни кривится вслед за натянутой улыбкой — и снова бледнеет. Кровь стучит в висках, и грудь больно сдавливает от рвущихся слез, которые она сдерживает всеми силами.

— Замечательно, сэр. Я — вещь, никому не нужная, когда дело доходит до самой сердцевины. Я — вещь, отложенная на потом, я в ящике, вместе с клубком ниток, который спутываю. Вот — нить обрезана. Когда время есть, свободное и беспечное, — я нужна рядом. Но как только все меняется — меня вышвыривают и запирают на ключ. Мной не рискуют. Мне даже не дают право голоса. О, как вы похожи на Гарри! И мне плевать на все ваши запреты — я буду думать о вас, даже если вы никогда больше со мной не заговорите. Мне больно…

Она прижимает руки к груди — и Снейп интуитивно дергается, словно желая шагнуть ей навстречу, но заставляет себя остаться на месте.

— Мне больно здесь, — слезы, которые все-таки невозможно удержать в шестнадцать, бешеным потоком текут по красным щекам, капая на пыльный пол. — Мне кажется, что я сейчас потеряю сознание — и я хочу его потерять — и никогда не просыпаться. Но знаете, я сейчас выпрямлю спину, забуду, что вы отвергли меня, как вещь, — и пойду дальше с задранной вверх головой. Делайте портал, сэр.

Он смотрит на нее серьезно, о чем-то раздумывая.

— Уизли…

— Давайте ваш портал, — выдавливает Джинни зло, повышая голос, и злость смешивается внутри с болью, образуя невыносимо жгучую смесь. — Сейчас.

Снейп, опустив голову, быстро постукивает палочкой по статуэтке, и та мгновенно загорается синим цветом.

— Удачи на войне, сэр, — произносит Джинни быстро, глядя на него нарочито жизнерадостно, и тут же касается портала.

Вокруг Снейпа опускается тишина.

Нить обрывается.

И Лабиринт захлопывается.