Странная (гет)

Утром, благодаря будильнику, я не проспала, но пришлось заварить себе тонизирующий чай, чтобы взбодриться. Не особо надеясь на директора, закинула в сумку по паре пирожков, мне и другу, и поспешила вниз.

В гостиной, сонно зевая и вяло перекидываясь фразами, собрались все семь курсов. Макгонагалл уже с утра являла собой образец собранности. Произнесла пламенную речь, расписав факультет Львов, как самый лучший, пояснила, чего ждет от нас, и объяснила систему баллов и наказаний. Потом все первоклашки — на Гриффиндор поступило десять человек — представились и немного рассказали о себе. На моих однокурсников произвело в большей степени впечатление то, что я иностранка, чем тот факт, что у меня своя комната. По крайней мере, зависти я не заметила, а вот чрезмерный интерес напрягал — многие тут же захотели узнать, как живут маги в другой стране. Но времени на разговоры уже не оставалось, и все в темпе отправились на завтрак.

За столом я с опаской подвинула к себе пустую тарелку и на ней появилась еда. Она ничем не отличалась от остальной, — такие же сосиски и омлет, блюдца с джемом, бутерброды с маслом и кубок с яблочным соком. Но после молитвы она никуда не делась.

То, что она появилась сама, никто не заметил, видимо, действовали какие-то чары отвлечения. Дамблдор лукаво мне подмигнул и отсалютовал кубком, когда я на него оглянулась и посмотрела, чтобы поблагодарить.

Когда мы уже собрались вставать из-за стола, в Большой зал ворвались первокурсники Когтеврана во главе со старостой, — видимо, проспали. Я приветливо помахала рукой Северусу и, получив из рук старосты расписание, подошла к нему и села рядом. Может, так было не принято, но мне и слова никто не сказал.

— О, смотри, Сев, сейчас у нас сдвоенное Зельеварение, а после обеда Травология, — обрадовалась я… — Правда здорово!

Друг что-то одобрительно пробурчал, с космической скоростью наворачивая сосиски.

Потом мы шли в подземелье и разговаривали. Северус был несколько обижен на меня, тем более что шляпа предлагала ему Гриффиндор тоже. Но долго дуться на меня он не умел, и, немного поворчав, успокоился. После чего к нему вернулось хорошее настроение, и он вновь стал самим собой.

Зельеварение у нас преподавал мистер Дин, простоватый и флегматичный мужчина средних лет. Он вел в Хогвартсе три первых курса. Потом его сменял смешной полноватый профессор Слизнорт, но, как говорят, признанный Мастер. Северус уже сейчас мечтал, как он попадет к нему на Продвинутый Курс Зелий.

На первых уроках мы ничего не варили, а прослушали интересную лекцию о технике безопасности, о способах нарезки ингредиентов, и о том, почему инвентарь и котлы бывают разные и какими свойствами обладают. На дом нам задали прочитать все о мази против ожогов и коротенько все законспектировать, — профессор Дин не гнался за длинными эссе, зато обещал частые контрольные.

Травологию вела молодая пухленькая женщина, профессор Стебль. Она выглядела немного простовато, но в своем деле была истинным профессионалом. В ее теплицах росло все, и даже то, что в этих широтах отродясь не водилось. Хищные и опасные тропические лианы льнули к ней, как ласковые котята.

Сам предмет мне не понравился, хотя я вроде как герболог-интуит. Практика показала, что я прекрасно собираю растения, причем действительно на уровне интуиции, но не выращиваю их. Из-под моей руки ничего не росло, правда, и не вяло. Торчало в земле в том виде, в каком я посадила, и в рост не тянулось, и не сохло, чтобы выбросить было не жалко. Профессор это дело заметила и к земле больше не подпускала, сказала, что рука у меня тяжелая. Так что на Травологии я в основном обрезкой и подвязкой занималась, пока однокурсники в земле ковырялись. Травология — это даже не предмет, а такая школьная повинность — сплошная практика и два слова теории.

«Защиту от Темных Искусств» вел профессор Хьюз. Судя по военной выправке, — бывший военный или полицейский, в магическом мире их называли Авроры. Пока мы ничего особо сложного и интересного не проходили, в основном существ, которых в России назвали бы мелкой нечистью: болотные фонарники, блуждающие огоньки, лукотрусы. В общем, на мой взгляд, никакого отношения к темным силам эта мелочевка не имела, и тем более к Искусству.

Чары вел профессор Флитвик, полугоблин, но, судя по ауре, никакой он не «полу», а самый что ни на есть настоящий гоблин, и почему он носил личину человека, мне не известно. Не удивительно, что он считался бессменным чемпионом по дуэлингу, учитывая свирепую гоблинскую природу и опыт ведения войны. Почему-то показалось, он понял, что я догадалась о его истинной природе, уж больно у него взгляд был понимающий и, я бы сказала, оценивающий. Да и мою магию или ауру он, возможно, тоже видел, ведь о гоблинах и их магических способностях магам толком ничего не известно. Так что профессор ко мне пока только приглядывался, но вопросов не задавал, молчал. А мне чужие тайны были не интересны. Хочет притворяться человеком — его право.

Больше всего понравилась Трансфигурация, которую вела наш декан. У меня даже произошел на уроке забавный случай.

Как профессор, Макгонагалл была безупречна, но стиль ее объяснений подходил, скорее, для колледжа, чем для школы, да еще для первокурсников. Я ее понимала только потому, что у меня взрослое сознание и опыт учебы в высших учебных заведениях. Ее высокозаумные объяснения навевали скуку и вводили в сонный транс, не хуже лекций профессора Бинса, — местного приведения и по совместительству учителя Истории Магии. Самой женщине, видимо, казалось, что она дает информацию четко, по существу и в полном объеме, но как по мне, так можно было объяснить гораздо проще и интересней. Если коротко, то в этом предмете всего несколько формул.

Неживое в неживое. Неживое в живое. Живое в живое. Живое в неживое. Вот и все. Четыре формулы.

В них подставлялись два обозначения — из чего и что должно получиться. Но нам преподавали эту формулу в развернутом виде. Конечно, потом, когда мы будем проходить тройные превращения, где необходимо понимание самого процесса, это объяснение будет уместно, но сейчас лишние знания только мешают. Когда у меня получилось превращение раньше всех в классе, профессор казалась очень довольной.

— О, Мисс Эванс, вы смогли превратить спичку в иголку так быстро, — довольно улыбнулась она, — видимо, у вас талант к моему предмету.

— Что вы, профессор, мой талант не больше, чем у других, — ответила я, — просто я умею выделить суть и не брать во внимание лишнее, в моей прошлой школе нас этому учили.

— Вы хотите сказать, что мои объяснения слишком сложны и расплывчаты? — прищурилась женщина.

— Что вы, профессор, они идеальны, — я улыбнулась, — просто детям нашего возраста сложно их понять. Нам бы что попроще…

— Мисс Эванс, — подумав, сказала Макгонагалл, после того как по ее просьбе я превратила иголку в вилку, а вилку в нож. — Я бросаю вам вызов, наглая девчонка. Если вы победите, то я сама буду вас обучать дополнительно, а если проиграете, то в наказание вас ждут отработки у мистера Филча до конца года. Ну же, беретесь? — азартно блестя глазами, сказала она.

— Хорошо, мэм, я принимаю ваш вызов, — отважно ответила я. Было интересно, что она придумает. Профессор всегда держалась холодно и с достоинством, но когда она вот так увлекалась и показывала другую свою сторону любопытного и азартного исследователя, зрелище было завораживающее.

— В таком случае, после звонка вы сами проведете урок, — победно воскликнула она, — и к его окончанию у всех в этом классе должно получиться превратить спичку в иголку.

Все в классе зашумели, как бурное море, но я была спокойна.

— Трансфигурация — это довольно простой предмет, — начала я свою вводную лекцию. В то время как женщина в удивлении округлила глаза.

— То есть, я хочу сказать, пока простой, — уточнила я. — Чтобы сварить зелье, надо много чего помнить, потому, что в книге пишут только сам рецепт. В чарах нужно запоминать не только саму формулу заклинания, но и движение палочкой, а для успеха в трансфигурации нужно только запомнить формулу и иметь хорошее воображение.

Я подошла к доске и разделила длинную формулу пополам.

— Делите формулу пополам, в конце первой части после этого значка подставляете название того, из чего будем превращать. В данном случае — слово «спичка». После пропускаем эти три значка и в начале второй части формул подставляем обозначение того, во что превращаем. В данном случае — слово «иголка». Произносим всю формулу целиком с ударением на этих вот значках. Вот и все. Теперь попробуйте. Для результата нужно хорошо представить себе конечную цель, не обращая внимания на исходник.

К концу урока у всех в классе, кроме двух человек на столе лежали иголки.

— Что же, неплохо, мисс Эванс, — сказала заинтригованная женщина, — но ваш подход не научен. В нем не отображено ни законов трансфигурации, ни их сути, ни понимания формулы.

— Это все так, профессор, — возразила я, — но мы дети. Нам всего одиннадцать, и все, что мы хотим после вашей прекрасной демонстрации — это побыстрее превратить спичку в иголку. А чтобы понять суть и законы, у нас еще семь лет, успеем.

— По пять баллов каждому, у кого получилось, — помолчав, ответила декан. — Мисс Эванс, пятьдесят баллов за нестандартное мышление и отработка с мистером Филчем в эту субботу, — не без ехидства добавила она. — Так же жду вас каждый вторник и четверг после ужина на индивидуальные занятия, — бросила она, скрывая улыбку и отворачиваясь к своему столу.

С того урока я стала ее любимицей, хотя при всех она меня не выделяла. Первокурсники с тех пор, все как один, успевали по ее предмету, и если в теории еще плавали, то практику сдавали все. А я стала ходить к ней на дополнительные занятия.

Больше всего меня пугали полеты на метлах. Сесть на палку и подняться в воздух мне представлялось идеей сомнительной. Но, как оказалось, все не так страшно. На самом деле сидеть приходилось не на самом древке метлы, а как бы на воздушной подушке, ощущая метлу только ногами в области коленей и руками. Все маневры производились наклонами в разные стороны, в зависимости от того, чего ты хочешь добиться. От постоянного напряжения болело все тело, особенно спина и ноги, как после хорошей нагрузки в тренажерном зале. Теперь понятно, почему у Квиддичных игроков такие прокачанные тела.

Летать мне не особо понравилось, но зачет я сдала, после чего забыла о полетах навсегда. Сев был со мной солидарен, и хоть высоты он не боялся, но мысль о полетах его не привлекала. Больше всего в полетах отличился Поттер. Ему даже обещали место охотника в команде, вместо Литла, семикурсника, выпускающегося в следующем году. Это преисполнило его гордости, а самомнение просто зашкаливало. Они с Блэком сдружились со своими соседями по комнате, Питером Петтигрю и тем вежливым мальчиком, что мне сок налил, — Римусом Люпином. Он, кстати, судя по ауре, — оборотень. Почему не анимаг? Потому, что его аура похожа на моего индейского друга, а не на декана в его анимагической форме. Ведь других примеров превращения мне видеть не приходилось. Вообще, в этой школе у многих были какие-то тайны.

Глория связалась со мной через неделю.

— Милая, ну что могу тебе сказать, — сказала она, — не волнуйся, тебе нечего опасаться этих существ. Это не бесы, что есть слуги демонов. Это низшие духи, населяющие Инферно. Слуги слуг, так сказать. Я проконсультировалась с Мэтром Норфолком — демонологом. После призыва они заключают контракт с призвавшим их магом и через него берут силу для своего служения, но как темные, они негативно влияют на человеческий организм. Просто влияние отсроченное, незаметное, и действует оно на репродуктивную функцию. Конечно, магия не разумна, но она живая, и ей надо воплотиться в потомках, поэтому хоть один наследник рода, но должен родиться, а вот появление на свет других детей под вопросом. Все зависит от личной силы мага и от количества домовиков у него в маноре. У кого их нет или мало, то шанс родить второго ребенка выше. В этом случае, в выгодном положении дети-полукровки и маглорожденные. У них нет маноров и, соответственно, домовиков, да и летом они отдыхают от их негативного влияния. Больше всех не повезло директорам Хогвартса. Они все бездетные, ведь в школе самая большая колония этих существ, а силу источника они берут через директора, иначе бы они его не слушались. Да и в обычных учителях, долго работающих в школе, происходят необратимые изменения, и детородная функция нарушается навсегда. Но на детей до малого совершеннолетия эти существа влияют минимально, ведь организм еще не созрел и репродуктивная функция тоже, но вот после пятого курса беги из Хогвартса бегом.

— Как же так, Глория, — растерялась я, — но почему волшебники не принимают никаких мер, они же вырождаются. Может, все сказать Дамблдору, чтобы предупредил остальных?

— Не вздумай, — отрезала женщина, — никто не должен знать, что мы общаемся, никто. Иначе я не смогу тебе помочь, случись что. Что до остального, так тебе не поверят. Маги за столько лет привыкли к услугам домовиков, а когда демонологию и ритуалистику запретили, то и вовсе забыли, откуда все берется. Это не нашего ума дело, Лили, просто поверь мне и не вмешивайся. Пока, родная, будут новости или странности — сразу ко мне.

Я долго думала над словами Глории, но потом пришла к выводу, что нужно оставить все, как оно есть. И впрямь, не дело малолетке лезть во взрослые дела.

В целом учиться в Хогвартсе мне нравилось. Каждый день было что-то новое. С Севом мы несколько отдалились друг от друга, но прежней связи не потеряли и все свободное время проводили вместе. Он в магии делал заметные успехи, значительно опережая одногодок. Лучше всего ему давались зелья. Я даже подумала, что он может быть зельеваром-интуитом, уж больно похоже было на то, как его директор описывал. Даже простые рецепты школьной программы он доводил до ума, постоянно чиркая в учебнике, что-то меняя, убавляя, добавляя. Благодаря тому, что уроки зелий у нас были общие, а пользовалась я его учебником (мы сидели вместе), то результат у меня тоже был идеальный, как и у моего гениального друга, и учитель нас постоянно хвалил.

Я, в свою очередь, помогала ему с трансфигурацией, с которой у него были проблемы. Но, видимо, мое объяснение было для него проще, и ему стало вскоре все удаваться. В общем, мы держались вместе, помогали и поддерживали друг друга.

Первые два месяца мой друг постоянно дрался с такими же первогодками со всех курсов. Но не только он. Дрались все и со всеми. Видимо, школьники, таким образом, проверяли друг друга на прочность. Причем поводом служили совершенно разные причины, по типу «дай закурить» — просто, чтобы был повод сцепиться. Когда пацаны разобрались в местной иерархии, драки прекратились, хотя мелкие пакости пользовались популярностью. Северус показал себя серьезным соперником, и его больше не трогали. Хотя Поттер и его компания так и не оставили парня в покое. Им было важно взять реванш и заставить Сева подчиниться и признать их силу, но мой друг не был на такое способен. Поэтому они постоянно цепляли друг друга и дрались — и магически, и по-простому — с переменным успехом. То Северус их, то они его. Я не вмешивалась, видя, что другу это нравится, не то, что его бьют, а то, что он дает им достойный отпор. Видимо, как существуют хорошие друзья, так и бывают достойные враги. В любом случае больничное крыло не пустовало. Я даже язвила, что по нечетным дням в нем отдыхает Северус, а по четным — Мародеры.

Мародеры — это новое название клуба четырех. Поттера и Ко. Когда я впервые услышала это прозвище, то удивилась, и на горделивый вопрос Джеймса о названии, правдиво ответила, что теперь их шестую спальню для мальчиков можно смело переименовать в палату номер шесть. Правда, он меня не понял. Но когда мне открылась вся правда, я долго не могла успокоиться от смеха.

Шла я как-то вечером из библиотеки и наткнулась на приклеенного чарами, связанного Северуса и Поттера с компанией.

— Эй, Эванс, — прозубоскалил Джеймс, — смотри, а мы опять поймали твоего пса.

— Ну, если судить по тому, с каким постоянством ваша банда его выслеживает по всему замку, так, выходит, это вы — свора охотничьих псов.

— Как думаешь, его противную рожу украсят фурункулы? — процедил Блэк, в то время как Питер в предвкушении топтался на месте, а Римус покорно, но с укоризной на лице, стоял поодаль.

— Что, даже не поможешь дружку? — вмешался Поттер, поигрывая палочкой.

— С чего бы это? — удивленно спросила я. — Просто постою, прослежу, чтобы вы, придурки, его не покалечили. Он сам вам прекрасно отомстит потом. Не сомневайтесь. А вот если он сильно пострадает, то я сдам вас декану и всем расскажу, что вы, как шакалы, нападаете стаей.

— Мы — великая четверка Мародеров, — завелся Джеймс, — и твой Снейп должен склониться перед нашей силой.

— Поттер, ты хоть знаешь, что означает то слово, которое ты так безрассудно орешь, — хихикнула я, — лучше не позорься.

— Конечно, знаю, — с ноткой превосходства ответил он. — И мне непонятно, чего тебе в нем не нравится. Хотя ты же девчонка, куда тебе, — снисходительно добавил он.

— Дурак ты, Поттер, — вздохнула я. — Мародеры — это воры. Осквернители могил.

И я в красках описала, как они на поле боя отрубают павшим воинам пальцы, снимая кольца, выбивают зубы в золотых коронках и вскрывают могилы, чтобы поживиться драгоценностями мертвых. В конце рассказа Поттер и Блэк позеленели, Ремус побледнел и судорожно сглатывал, а Петтигрю во всю тошнило в углу, что добавляло истории реализма.

— Ты врешь, — придушенно возразил Блэк, — мне дядя рассказывал историю о четырех мародерах. Они отважно сражались, покоряли женщин и даже спасли королеву. Мой дядя не мог соврать.

— Скажи-ка, Блэк, а в этой истории не шла речь о подвесках королевы? — спросила я, когда до меня стало доходить.

— Точно, — вскинулся Сириус, — вот видишь, я был прав, а ты все выдумала, и теперь мы вздуем за это твоего Снейпа.

— Прости, Блэк, но это ты ошибся, — еле сдерживая смех ответила я, — эти отважные мужчины звались Мушкетерами, а не Мародерами, большая разница. Не веришь, посмотри в библиотеке.

— Пошли, Сев, — сказала я другу, снимая с него чары, в то время как шокированные мальчишки, забыв обо всем, побежали в библиотеку, — завтра отомстишь, им сегодня явно не до тебя будет.

— Зачем ты им рассказала, — спросил нахмуренный друг, — пусть бы и дальше позорились.

— Зато теперь смогу их подкалывать до окончания Хогвартса, — засмеялась я, — ну надо же — Мародеры.