Странная (гет)

Новый учебный год ничем не отличался от предыдущего. Нас сразу затянула повседневная рутина: уроки, домашние задания, посиделки в библиотеке и Квиддичные матчи. Правда, со второго года всем в обязательном порядке вменялось вступить в один из клубов. Первые две недели разрешалось выбирать. Я остановилась на «Клубе Правильных Спорщиков» — это что-то типа кружка риторики моей прошлой школы, где учат задавать вопросы, делать доклады и отстаивать свою точку зрения.

Еще я записалась на факультатив по Маггловедению. Сам предмет нам пока не преподавали, и сейчас мне было просто интересно, что он из себя представляет и стоит ли его брать в следующем году. По идее, на нем нам должны не только рассказывать о жизни простых людей, но и о традициях магического мира, сравнивая магглов и магов. Будет интересно послушать.

Так же два раза в неделю я посещала кружок магического домоводства. Очень годный предмет — даже я, с детства знавшая множество бытовых чар, открыла для себя много нового.

От чар вязания, когда можно задать спицам или крючку размер и рисунок, а дальше они будут уже вязать сами, до чар готовки, когда за десять минут без усилий с помощью магии можно приготовить ужин. В последствии именно на этом клубе я и остановилась, отказавшись от всех остальных.

Маггловедение вела мисс Эмилия Уилсон. Чистокровная в десятом поколении, она знать не знала ничего про «этих простецов» и шарахалась от всего маггловского как черт от ладана. Ее кабинет был завален разными предметами, которые она использовала для наглядного пособия, чтобы показать, как «бедным» магглам трудно живется и до чего им приходится додумываться, чтобы облегчить свое существование без волшебства. Это была просто песнь — прославление магии. Короче, как по мне, так этот предмет был создан, дабы отвратить наследников древних родов от любопытства по поводу всего немагического, привить магглорожденным гордость за то, что они теперь тоже избранные, и постепенно вызвать у них презрение к собственным родителям. По крайней мере, этот вывод напрашивался сам собой после пространных рассказов мисс Уилсон. Когда она продемонстрировала нам доисторический велосипед с меня ростом, века этак девятнадцатого, с пояснением, что мол, так вот вынуждены передвигаться те, у кого нет магии, вместо того, чтобы аппарировать или воспользоваться метлой, я поняла, что мне здесь делать нечего.

Общество спорщиков вполне оправдывало свое название, но темы, которые в нем поднимались, были уж очень специфическими. Именно там, в хорошо изложенном докладе меня и еще троих магглорожденных, выбравших по незнанию этот клуб, просветили насчет того, что аристократы о нас думают.

Таких, как я, называли «грязнокровками» и относились так же, как коренные жители относятся к приезжим эмигрантам — презрительно и потребительски.

Северус чуть не подрался с Винсентом Крэббом — здоровенным чистокровным придурком на два года нас старше, который этот доклад написал и озвучил. А остальные снобы радостно его поддержали.

Его старший брат Этьен, бывший председатель общества, выпустился в прошлом году вместе с Малфоем, и его братец чувствовал себя в клубе как дома. Тем более, что туда входили только аристократы со всех факультетов и несколько полукровок. Отказать желающим подать заявку председатель не мог, чтобы не накалять обстановку с дирекцией, потому принимали всех, а потом спокойно выживали неподходящих, напоследок как следует облив помоями. Я в полной мере осознала, как чувствовали себя черные в прошлом, когда на кафе или магазине было написано «только для белых».

Повезло, что во мне взрослое сознание, иначе заработала бы себе кучу комплексов. Потому я просто улыбнулась и взяла слово, ведь именно цивилизованный спор и являлся целью данного клуба.

— Моя мама очень любит женские романы про рыцарей и аристократов, — поведала я с ноткой иронии, — и я, как ни странно для маглорожденной, до недавнего времени считала, что чистокровные — это оплот любого общества. Культурные традиции, этикет, благородство, знания. Но, как оказалось, я ошибалась… Похоже, все эти качества у нынешних наследников родов не в чести. А то, что некоторые и на учителе этикета стали экономить, нам доказал мистер Крэбб, когда произнес то самое слово, которое в приличном обществе не произносят, если не хотят прослыть невоспитанным. Кроме того, от господ Слизеринцев я ожидала большей гибкости в суждениях и взглядах, а также хитрости, предчувствия выгоды и дальновидности, коей всегда отличались наследники Дома Салазара. Но, похоже, эти качества, как и деловое чутье, вкупе с умением манипулировать к собственной выгоде, тоже канули в лету.

— Волшебники живут около двухсот лет, как я слышала. Это значит, что любая маглорожденная, выйдя замуж за полукровку, а может и за чистокровного во втором или третьем поколении, в конечном итоге станет пра-пра-бабушкой чистокровной в пятом поколении, на которой не брезгуют жениться отпрыски самых древних родов. Настраивая своим презрением пришлых волшебников против себя, вы сами лишаете своих потомков возможности усилить свой род свежей кровью. И только потому, что когда-то обозвали кого-то грязнокровкой, а бабушка своевременно шепнула эту вопиющую историю своей внучке.

— Так же по справедливости признаю себя грязнокровкой, имея ввиду тот факт, что у меня нет собственного источника, наследий и рода, — всего, что так ценится в магическом мире, а не потому, что мои родители магглы. Если для местного общества я считаюсь грязнокровкой, да будет так, но не воспринимаю это слово, как оскорбление — просто констатация факта. Ведь поселись я в мусульманской стране, то тоже буду считаться «неверной» за свои религиозные убеждения. Но это не делает меня хуже, а их —

лучше, просто у нас разные дороги, цели и мышление.

— Еще я считаю некорректным называть обычных людей простецами только за то, что в них нет магии. В Америке, откуда я родом, магию считают даром, более желанным, чем другие, но одним из многих. Я бы еще поняла, если таким эпитетом людей наградил Мерлин, но никак не современные волшебники, которые не обладают подобной ему магической силой. А если у мага забрать палочку и поселить в обычном мире, то он и пары месяцев не протянет. В то время как человек выживет везде, только благодаря приспособляемости и смекалке. За сим прощайте. Спасибо за внимание.

Моя речь произвела много шума в клубе, но последствий для меня не наступило, может потому, что через неделю после моего выступления, прямо за ужином, ко мне прилетел заметный филин Малфоя. Наследник Малфой еще летом писал мне и приглашал погостить и, похоже, так и не оставил своих попыток.

Его мама выразила горячее желание со мной познакомиться и поблагодарить за спасение. Но я ему деликатно отказала. Нет, мне было бы интересно побывать в магическом поместье и посмотреть, как живут аристократы, но я до ужаса робела перед Абраксасом Малфоем — его отцом и главой рода. Он несколько раз навещал школу в компании Попечителей, и выглядел хоть и ослепительно, но внушительно и сурово. А его тяжелый равнодушный взгляд, бегло проскользнувший по моему лицу, оставил гнетущее впечатление, словно он, походя, смешал меня с грязью за мое происхождение.

В общем, чистокровки оценили жест Люциуса как намек, что род Малфой имеет на меня какие-то виды, и сделали соответствующие выводы. Ведь ни один аристократ не будет иметь дел с грязнокровкой просто так. И пусть официально покровительство озвучено не было, но в случае чего, предполагалось, что я могу прибегнуть к помощи семьи, имеющей вес в магическом обществе. Потому, видимо, ко мне и не лезли, правда Крэбб с той поры постоянно ко мне цеплялся, но как-то слабовато, без агрессии. А Нарцисса Блэк — невеста Люциуса, реакции которой я опасалась больше всего, сохраняла невозмутимость и спокойствие, значит, жених просветил ее по поводу наших дел.

Еще я подружилась с Хагридом, тем самым здоровяком-лесничим, что нес за нашей колонной фонарь в день приезда на первом курсе. Он оказался чрезвычайно добрым, немного недалеким человеком, словно ребенок во взрослом теле, но с потрясающей интуицией. И очень словоохотливым, хотя может это от одиночества. Малышня его боялась, чистокровки брезговали общаться с ним, считая прислугой, а учителя не принимали всерьез и не обращали внимания. Все, кроме директора, которому он был предан как собака, и повсюду восхвалял его доброту и величие. Я не разделяла его убеждений, но мне он понравился, несмотря на его любовь к опасным магическим животным. Было в нем что-то настоящее, чистота, детская наивность и доверие.

Я прогуливалась вдоль Запретного леса, когда ощутила тягу. Лес меня звал. Но защитный барьер не давал ученикам зайти туда без сопровождения, и я попросила Хагрида меня проводить. Так мы и познакомились. Но ходить с лесником по лесу было затруднительно. Это не мой незаметный проводник-индеец. Хагрид своими громкими разговорами постоянно отвлекал меня, и я так и не дошла до нужного места.

А потом, когда мы подружились и я заслужила его доверие, он познакомил меня с огромным говорящим пауком, которого вывел сам. И маленьким фестралом Тенебрусом, чья мама умерла, а соплеменники хотели его съесть. Но лесник спас малыша. Так что с ним было жутковато, но не скучно, хотя проводник из него оказался никакой.

Благодаря этому обстоятельству, я неожиданно подружилась с Ремусом Люпином, попросив его проводить меня в лес в его звериной форме.

Когда он это услышал, то побледнел, затрясся и долго не мог прийти в себя. Оказалось, то, что он оборотень, было секретом, и парень очень боялся, что если тайна откроется, то его выгонят из школы. Я тут же пожалела о своей неделикатности и навязчивости. Кто бы мог подумать, что в Англии оборотни — не дети магии, а опасные твари. Американцы презрительно относились к самим индейцам, однако оборотни являлись уважаемыми членами магического общества.

Я как могла его успокоила и уверила, что не выдам его секрет. Принесла ему кипу комиксов, которые привезла друзьям, и сказала, что таких, как он, в Америке считают супергероями, а не монстрами. И ради силы, нюха, ловкости и звания героя можно потерпеть три неприятных дня в месяц. Мы сблизились, но не афишировали наши отношения, общаясь в основном в библиотеке, чтобы не злить Северуса, который Мушкетеров на дух не переносил. И не раздражать Поттера с Блэком, которые знали тайну Ремуса и обеспечивали ему защиту и дружбу.

Поттеру, как и обещали, в этом году дали место охотника в команде, от чего его самомнение совсем зашкалило. Правду сказать, что Поттер, что Блэк — мальчишки популярные, веселые и довольно умные, но сильно избалованные. Эти вседозволенность и безнаказанность постепенно делали из классных ребят настоящих отморозков. Страшно подумать, что будет, когда они станут постарше.

Нападали они всегда всем скопом, азартно загоняя жертву, как дикие звери, ведь Блэк вычитал, что львы охотятся стаями. Причем если жертва травли не сопротивлялась и сразу признавала поражение, то отделывалась парой шутливых проклятий, типа дыбом стоящих волос и ватных ног. А кто противился — получал по полной, и его травили, пока он не сдавался.

Руководство школы совсем не обращало на их шалости никакого внимания, просто иногда назначали отработки. Но, как по мне, то нельзя сравнить написание строчек с причинением вреда здоровью, даже если лекарь устранила последствия проклятья. Хотя чему удивляться, учитывая, что Блэки — самый знатный и богатый род Британии, а отец Поттера — глава ОУМО (оперативного управления Магической обороны), и выше него только министр.

В этом году Мушкетеры вышли на новый уровень. Поттер привез из дома плащ-невидимку и аурные очки. Ремус сказал, что это семейный артефакт Джеймса, и в них видны нити магии. Пацаны загорелись идеей создать живую карту Хогвартса и окрестностей и шарили по замку в поисках скрытых помещений, теперь им это было доступно.

Плохо. Значит у Сева в будущем не будет преимуществ перед ними, хотя были и плюсы. Они почти перестали доставать Северуса, отдавшись новому увлечению, да и тренировки Поттера много времени отнимали. Так что для друга этот год выдался самым спокойным.

Мантия-невидимка у Поттера была хитрая. Я не видела ее плетения. Совсем. Если бы мальчишки не набились под нее втроем, так, чтобы ноги торчали и была видна аура, я бы их не заметила. Накинув на себя чары хамелеона, я попыталась бросить на мантию следилку, но она не зафиксировалась, как и все остальные. Похоже, эта вещь инертна к любой магии. Да и бесполезно все это было, ведь Поттер через очки все равно увидит все мои следилки.

Северус, конечно, огорчился и разозлился моим новостям, но быстро нашел выход. Просто бросал впереди себя чары обнаружения, когда поздно один возвращался в гостиную факультета, ведь при свидетелях Мушкетеры не нападали.

В этом году ко мне официально приклеилось прозвище «странная». Как ни удивительно, обидного смысла оно не носило, просто констатация факта, как если бы меня назвали рыжей.

Я была небрежна, и одна из магглорожденных девочек, чей родственник был католиком, заметила у меня крестик и просветила об этом открытии всех остальных. Общество решило, что это странно для мага, но и только.

Первыми меня стали так называть девчонки с первого курса, которым я по традиции помогала с уроками, а потом и остальные подхватили. Это забавляло, ведь в прошлой жизни у меня было точно такое же прозвище. Правда тогда я воспринимала все довольно нервно.

К тому времени у меня в школе сложилась определенная репутация, было много друзей, хотя близко я ни с кем не сходилась. Потому на отношения с другими мои странности никак не повлияли. С вопросами ко мне тоже никто не лез, но любопытство некоторых привело к неожиданным последствиям и подарило мне еще одного друга.

Винсент Крэбб с начала года не оставлял меня в покое. Видимо, на него так подействовал мой ответ на его доклад. Этот увалень неожиданно подловил меня в темном коридоре, когда я задержалась в библиотеке, впихнул в пустой класс и отобрал палочку.

— Ну что, Странная Эванс, — глумливо ухмыльнулся он, пока я оценивала степень опасности, — ходят слухи, что ты верующая. Очень необычно для волшебницы, надо сказать. Вот сейчас я это и проверю…

— И каким образом? — спокойно полюбопытствовала я, — будет интересно посмотреть.

— Я читал… читал, что если ударить такую, как ты, по одной щеке, она подставит другую, — выдал парень. — Я просто тебя побью, — добавил он приближаясь ко мне и разминая кулаки.

— Не знала, что ты умеешь читать, Крэбб, — ответила я, отступая к стене, — мой тебе совет, никогда этого больше не делай.

Думаю, он просто хотел меня попугать, ведь агрессии от него я не чувствовала, просто азарт, да и Филч поблизости не маячил. Потому он не обратил на мои подколки никакого внимания и просто, скалясь, пер танком в мою сторону.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы его обездвижить, после чего ко мне в ладонь прилетела моя палочка, и я его спеленала.

— Ты, видимо, читал не те книги, Крэбб, — говорила я, пока трансфигурировала парту в топчан, — лучше бы подтянул зелья, чем лезть в высокие материи.

Я перенесла магией парня на топчан, зафиксировала его магическими путами, и, превратив сломанный стул в пучок розг, пошла на пленника. Мальчишка начал дергаться и, очевидно, орать, яростно вращая глазами.

— Прости, но я боюсь боли, и побои меня не привлекают, так что вынуждена тебе отказать в проверке, — сказала я, зловеще улыбаясь. — И на будущее… такие, как я, вполне могут себя защищать. Просто, когда я буду калечить твое тело за то, что ты посягнул на мое, то не буду чувствовать ненависти к тебе. Я буду ненавидеть себя за то, что сейчас сделаю. Надеюсь, это послужит тебе достойным утешением.

Я огрела парня несколько раз по седалищу и, отойдя к окну, открыла створку и достала из кармана свисток для птиц. Через минуту на подоконник приземлился мой ворон. Демонстративно превратив платок во флакон, я слила туда несколько мерцающих нитей и, склонившись к птице, выпустила ее, а потом повернулась к пленнику.

— Я сейчас сниму с тебя чары немоты, и ты пообещаешь никогда — ни словом, ни делом, ни сам, ни кто другой по твоей просьбе, не причинять мне вред — ни телу, ни душе, ни магии. В противном случае выставлю свои воспоминания о том, что старшекурсника одолела и поколотила второкурсница, на всеобщее обозрение. И не думай, мне ничего не будет, ведь пострадало только твое самолюбие, да и ты сам первый начал. Ну что, согласен?

Красный от злости парень слабо кивнул, и я сняла «силенцио».

— А ты не так проста, Эванс, — процедил он, разминая запястья. — Беспалочковая магия… Ты что, и правда решила, что я тебя бить собираюсь? — внезапно спросил он. — Просто попугать хотел, за наглость.

— Я знаю, Крэбб, — ответила, улыбаясь, — иначе тремя ударами ты бы не отделался, я бы дралась насмерть, поверь мне.

— Ладно, пойдем, я тебя в башню провожу, — буркнул парень, — поздно уже.

— А твои ничего не скажут, если с грязнокровкой увидят? — полюбопытствовала я, внутренне удивляясь.

— Я под чарами пойду, — скривился пацан на мои слова, — да и подальше немного… пойдем.

Он проводил меня до места, и с той поры началось наше странное общение. На людях он все так же меня цеплял, но изредка мы встречались и общались.

Даже странно, что все друзья у меня мальчики. С подругами мне не везло. Все, что интересовало девчонок — это внешность, наряды и мальчики, а разговоры сводились к пустым сплетням и перемыванию косточек друг другу. Я, честно сказать, вышла из этого возраста, потому общалась, дружила, но предпочитала занимать время делами, чтобы поменьше осталось его на разговоры.

Этот год мы с другом тоже закончили в десятке лучших и, облегченно выдохнув, уехали домой.

В июле мое скромное жилище неожиданно навестил Люциус Малфой. В долгой беседе он объяснил мне, почему не стоит отказываться от приглашения подобных ему персон. После чего лично вручил порт-ключ на двоих во Французское поместье, когда я объяснила ему свои затруднения с домовыми эльфами. Похоже, придется ехать.