Бравые домохозяйки на страже семьи (джен)

Рождественские праздники быстро закончились. Артур, после большой выволочки, наконец закрыл камин от посещений для всех, кроме родственников, и клятвенно пообещал не тащить незваных гостей в дом без ее согласия.

Счастливый сын, прижимая к себе вожделенный подарок и кучу свертков с выпечкой, вернулся в Хогвартс. Что странно, Чарли не сильно горевал от потери грызуна. Чтобы найти Коросту, он попросил отца применить заклинание поиска. Чары показали, что крысы в мире живых нет. Молли втайне опасалась, как чувствительный мальчик отреагирует на эту печальную новость, но тот отнесся к этому удивительно спокойно. Чарли не думал, что крыса могла быть магической, скорее, обычной, а они живут всего три-четыре года. Учитывая, что у нее не было пальца, и вытащил он ее из пасти Жмыра, значит, ей знатно досталось от жизни, пока она к мальчику не попала. Так что прожила Короста по крысиным меркам весьма долгую жизнь. «Видимо, она ушла умирать как многие животные, чувствующие, что их час пришел», — рассудил парень.

— Я специально привез ее домой, чтобы отдать Перси, — сказал он, категорически отказываясь от предложения Молли купить нового питомца. — Тренировки отнимают много времени, мам, я уже не мог уделять Коросте достаточно времени, и она стала скучать. А у нас в гриффиндорской спальне шумно и беспокойно. Перси ответственный, и я подумал, что он сможет хорошо позаботиться о ней вместо меня, а оно, видишь, как получилось. Ничего не поделаешь… Так что к облегчению совести Молли, все закончилось довольно хорошо, и, помимо самой крысы, никто не пострадал.

Важная гостья навестила семейство Уизли спустя пару дней после отъезда Чарли. Артур был на работе, а Молли к назначенному часу как раз покормила детей ланчем, и теперь они организованно одевались, чтобы погулять на улице. Зима в этом году выдалась необычно теплая и снежная, и ребята с удовольствием проводили время в саду, строя снежные фигуры, и катаясь с построенной общими усилиями ледяной горки. Женщина тоже накинула пальто и ненадолго выскочила за ними — обновить чары комфорта, чтобы дети не замерзли. Вернувшись, еще успела убрать со стола и пройтись по гостиной очищающими чарами. Убедилась, что придраться, на первый взгляд, не к чему, расправила платье, и, пребывая в некотором волнении, присела в кресло в ожидании тети — та отличалась завидной пунктуальностью.

Ровно в назначенное время камин вспыхнул зеленью, и на потертый ковер степенно ступила высокая, очень пожилая женщина. Она ничуть не изменилась с того времени, как Молли видела ее в последний раз. Зато при виде хозяйки, которая при появлении гостьи привстала и чуть склонила голову в поклоне, старушка удивленно распахнула глаза.

— Однако, — удивленно пробормотала она, присаживаясь в указанное племянницей кресло. — Изменения гораздо больше, чем я предполагала. — Молли, если бы я раньше знала, что несчастный случай вправит тебе мозги, то сама давно бы тебе его устроила, — с ехидцей выдала гостья, в глазах которой, однако же, искрились смешинки. — Как по мне, так видеть зачатки разума в твоих глазах стоит тех угрызений совести, что я испытала бы, огрев тебя по голове.

— К счастью, вам не придется этого делать, тетя, — иронично ответила Молли, ничуть не обидевшись на это спорное заявление. — Я предусмотрительно все сделала сама, чтобы вам не пришлось тревожить те жалкие крохи совести, что в вас еще остались.

Странно, но раньше женщина уже бы пылала гневом и старательно прикусывала себе язык, пытаясь сдержаться и не запустить новый виток оскорблений, а сейчас поведение тетки и ее поддевки только забавляли. Гостья, видимо, была такого же мнения и неожиданно рассмеялась, задорно и совсем беззлобно.

— Я поняла, что меня ждет нечто интересное, еще когда получила на Рождество добротный копченый окорок и кружевную шаль вместо мешка твоих обычных плебейских кексов и самодельной открытки, — сказала Мюриэль, отсмеявшись. — Но реальность превзошла все мои ожидания. В тебе наконец проснулась кровь Пруэтт, Молли, — добавила она уже вполне серьезно, ободряюще потрепав ее по ладони, — точно такой же, прямой и твердый, взгляд был у твоей матери, Абигейл. Наверное, трудно теперь тебе жить в этом бедламе, дорогая, — продолжила она, — человек, имеющий хоть толику здравого смысла, не выдержит и часа общения с выводком твоих шумных отпрысков.

— Ваши сведения несколько устарели, миледи, — улыбнулась Молли, невольно вспомнив первые дни после возвращения из Мунго, — теперь это очень послушные и славные дети. И, пользуясь случаем, хочу поблагодарить вас за то, что смогли приютить их в мое отсутствие, и за палочку. Она пришлась весьма кстати, — сказала Молли довольной женщине, с нежностью пожимая ее худенькие ладошки, похожие на птичьи лапки. — Может, выпьем чаю? — предложила она, отстраняясь, — обещаю, никаких кексов. — И они снова легко рассмеялись.

— Расскажешь, дорогая, что у вас происходит, — спросила Мюриэль, попивая ароматный напиток из тонкой фарфоровой чашки, — я просто умираю от любопытства. — Вижу, что ты все вспомнила, но при этом совсем не похожа на себя прежнюю. Да и вообще, как ты умудрилась спровоцировать выброс в твоем-то возрасте и при полном отсутствии критического восприятия.

— Ах, тетя, — вздохнула Молли, отставляя чашку, — это ужасная история, на самом деле. Я до сих пор нахожусь в растерянности. Конечно, память вернулась, но не знаю, как теперь относиться к своей жизни.

И она рассказала внимательной слушательнице все произошедшее с ней за это время, а также о своих сомнениях и опасениях.

— Кто бы мог подумать, что дети окажутся умнее и дальновиднее родителей, — печально фыркнула гостья. — Но ты можешь рассчитывать на мою поддержку, Молли, — ответила Мюриэль, — постараюсь объяснить тебе непонятное. Теперь, когда ты готова к диалогу, я помогу вам выйти из того тупика, в который ты загнала свою семью эгоизмом и упрямством.

— Что вы имеете в виду, тетя? — удивилась женщина. Пробежавшись по памяти, она не нашла ни одного случая, когда бы поступила только к своей выгоде. Наоборот, вся ее жизнь — добровольное и бескорыстное служение родным.

— То, что ты сейчас услышишь, навсегда ляжет грузом на твое сердце, — вздохнула Мюриэль, — но без этого знания ты не сможешь понять, что происходит, и двигаться дальше. Из всех твоих проблем — снятие клейма «предателей крови» выполнить легче всего. Но есть вещи, что никогда не изменятся.

— Не понимаю, о чем вы? — взволнованно спросила женщина, в глазах которой была заметна тревога.

— Ты погубила свой род, Молли, — твердо ответила Мюриэль, глядя на племянницу с долей сочувствия, — когда вышла замуж за Артура.

— Как такое возможно? — задохнулась возмущением женщина, протестующе махнув рукой, — я просто ушла из дома и связала свою судьбу с тем, кого любила, а не за полутруп, который выбрали родители. Признаю, что сама виновата в нашей бедности, но брать ответственность за весь род… Да отец ни разу не поговорил со мной с тех пор, — возмущалась Молли, — и даже не знаю, что в маноре происходит. Вы же сами приносили мне новости, иначе я бы даже о смерти матери не узнала.

— Выговорилась? — спросила абсолютно спокойная женщина, пока племянница пылала от возмущения. — А теперь послушай меня, — резко добавила она и опасно прищурилась. — Род, это не просто семья. Чтобы сохранить связь с предками даже через столетия, нужно каждому приложить усилия. Тут нет места эгоизму и упрямству — каждый думает о благе всего рода, а не о собственном благе. Ты была сговорена, почти помолвлена, и сбежала. Без благословения, без контракта, заключенного твоими родителями с родней жениха. В глазах общества ты повела себя как гулящая девка, а груз твоего позора лег на всю семью.

— Но ведь Артур чистокровный, — попыталась возразить Молли, — и мы с ним сразу поженились. Я никогда до свадьбы…

— Да при чем тут это? — раздраженно перебила ее тетка. — Какая наивность. Этим замужеством ты просто спасла остатки своей репутации. Но ты показала, что род Прюэтт не заслуживает доверия. Что слову Главы рода нельзя верить. Ты хоть знаешь, какие отступные пришлось выплатить роду Веллингтон за разрыв брачной договоренности, чтобы уладить это дело, и твоего муженька не прибили на дуэли? Твоему отцу пришлось закрыть особняк, семья стала затворниками и изгоями — и все по твоей вине. Потому что те, кто раньше свободно гостили в маноре, теперь шептались по углам, что дочь семьи — гнилой плод, шлюха. И в гибели братьев тоже только твоя вина, — безжалостно припечатала непримиримая старуха. Молли отшатнулась от нее как от пощечины. Разумом она понимала, что тетка права, но сердце не хотело смириться, а душа требовала оправдаться и снять неподъемную ношу вины.

— Братьев убили на задании в Ордене Феникса, — упрямо возразила она, — и вы очень жестоки, тетя, если хотите меня обвинить в их гибели. Вы же знаете, как я их любила.

— Да что ты говоришь? — злорадно ухмыльнулась Мюриэль. — Они тоже, безусловно, тебя любили, Молли, за что и поплатились. А ты не думала, деточка, почему эти ловеласы и балагуры, которым, кроме охоты, девок и развлечений, ни до чего дела не было, тем более, до политики, вообще вступили в эту странную организацию? Так я тебе скажу. Пруэтты всегда были нейтралами. Мы входим в список священных двадцати восьми, и при любом раскладе нас бы не тронули — слишком ценная и древняя наша кровь. Твоим братьям не было нужды принимать чью-либо сторону. Но, когда аристократы стали распускать про тебя слухи, клеймить позором, а некоторые, особо рьяные, собрались свернуть тебе шею, чтобы самим выжечь заразу, что пятнает элиту магического мира — ведь Уильям не выжег тебя с гобелена — твоим братьям пришлось встать на защиту чести и жизни своей сестры. Я слышала, что, спасая твою шкуру, они сражались одновременно с пятью пожирателями и дорого отдали свои жизни взамен твоей.

Молли сидела, оглушенная горем и придавленная виной, ничего не видящая и не слышащая. Слишком страшны были новости, слишком велико горе. В памяти проносились картины прошлого: общие проказы, розыгрыши, конные прогулки… Веселые и искренние мальчишки — ее первые и единственные друзья. Никогда еще Молли так не сожалела о прошлом и не хотела все исправить. И женщина невольно застонала, прижав холодные ладони к пылающему лицу.

— Ну, полно, полно, — осадила ее тетя, ободряюще проведя по плечу, — вот, выпей горячего, дорогая, станет легче. То дело прошлое — какой смысл о нем горевать, все равно ничего не изменишь, — философски добавила она, протягивая племяннице кружку с чаем. Давай лучше подумаем, как будем спасать твоих детей — им тоже, вашими с мужем стараниями, ничего хорошего в магическом мире не светит.

— Но вы же мне поможете? — с надеждой спросила Молли, которой действительно стало немного легче, — расскажите, как снять клеймо «предателей»?

— Конечно, дорогая, — флегматично ответила Мюриэль, вполне уже оправившаяся от своего негодования на племянницу, — но для начала, тебе следует знать, что это вообще такое.

— Элвин, мой покойный муж, был ученым-исследователем. Изучал магический фон, взаимосвязи магических источников с окружающей средой, магическими животными и магглами. Его беспокоили сохранение магического фона и сохранение биологического разнообразия магических видов флоры и фауны. Магглы зовут таких экологами. Так что, современным языком, он был магическим экологом, а я помогала в его исследованиях. Вот ты, например, знала, что алтарь — это вовсе не камень, а окаменевшая форма гриба? Он чрезвычайно редок и вырастает только в местах силы. Легенды гласят, что гриб этот прорастает корнями из царства мертвых, потому растет, лишь питаясь кровью. Магглы называют такие места силы «гиблыми». В древности там сооружали капища, сейчас строят на них храмы, чтобы единением с высшим перебить их негативное влияние. Или обходят стороной, но любопытных и самонадеянных всегда хватает, чтобы дать ему расти потихоньку. Впоследствии маги стали привязывать камни, создавая родовые алтари и заботясь об их потребностях, а те, в свою очередь, качая сырую магию из источника, подстраивали ее под хозяина и его семью.

Потом поверх камня стали строить маноры. Это было удобно и дополнительно защищало камень и место силы от посягательства других. Но так как сырых источников магии не так много, все, у кого он был, поднялись над другими и стали считаться элитой. Они тщательно хранили алтарь и знания рода, предпочитая родниться с себе подобными, не беря в род пришлых и слабых, а чтобы потомки не забыли заветы прародителей, старейшины собрались и совместно написали Кодекс родов. На тот момент древних родов было около пятисот, но с течением времени не все сохранили наследие предков, смешивали кровь с магглами, совершали другие поступки, нарушая Кодекс. И в итоге численность чистокровных сократилась до двухсот родов. Теперь от тех, первых, осталось только двадцать восемь — тех, кто соблюдал чистоту крови и заветы предков — это основа, костяк, мерило магического общества. Помимо этого, их объединяют древние артефакты — родовые гобелены, которые показывают изменения не только в своем роде, но и в остальных, ведь, по сути, все рода так тесно перемешаны за счет браков, что могут считаться общей семьей, просто под руководством разных Глав. Падших без сожаления выжигают с гобелена, и все остальные по своим гобеленам видят это. Такой становится изгоем, и если не предпримет некоторых действий, то никогда его потомки не смогут наследовать роду. А в старину таких и вовсе уничтожали, хотя особо рьяные поборники крови и сейчас это делают.

— Темный лорд? — поежившись, спросила Молли.

— Да, — невозмутимо ответила Мюриэль, — лорд и его чистокровные приближенные. Вопреки слухам, они не уничтожают всех подряд, а только предателей крови, чистокровок, смешавших кровь с магглами, нелояльных полукровок и самих магглов. Я не говорю, что это правильно, и уж тем более их не поддерживаю. Просто объясняю причины, по которым они это делают — с чего все началось. Тебе повезло, что ты вышла за аристократа, иначе, кто знает, чем бы все могло закончиться. Андромеда Тонкс, бывшая Блэк, до сих пор сидит под Фиделиусом за то, что вышла за магглокровку. А Альфард Блэк, дядя Сириуса Блэка, тоже, говорят, не своей смертью умер. Блэки — настоящие фанатики своей крови, и безжалостно вычищают тех, кто ее предал, — невозмутимо добавила тетка, — думаю, что они и до самого Сириуса бы добрались, если бы того вовремя не посадили в Азкабан. А Цедрелла, твоя свекровь, тоже из Блэков, удачно спаслась, уехав заграницу, когда Септимус свихнулся на своем прогрессе и стал предателем. Но, по сути, предатель крови не несет магического отпечатка — это только обозначение отпавших от рода, нарушивших кодекс. Знак для знающих, чтящих и помнящих, что с такой семьей нельзя иметь дел и родниться, ведь они не сберегли наследие предков. И восстановить имя на гобелене уже невозможно. Но в твоем случае все еще можно исправить, ведь с гобелена тебя не выжигали и от алтаря не отлучили, хотя ты и не можешь пользоваться родовой подпиткой в полной мере, уйдя в род мужа.

— Но, тетя, — возразила Молли, — разве волшебники уже не вымерли бы, если бы не смешивали кровь с магглами.

— Мерлин с тобой, детка, — удивилась Мюриэль, — откуда у тебя такие странные глупые мысли? Хотя не говори, я и так знаю. Даже маглокровки, пришедшие в магический мир, предпочитают вступать в брак с магами. По крайней мере, я не слышала ни разу, чтобы ведьма вышла за маггла, или маг женился на простой женщине. Наши миры слишком разные. Потомки таких пар — чистокровные в первом поколении — уже вполне подходящая пара для брака с аристократом. Их довольно много, и этого вполне хватит, чтобы изредка разбавить кровь.

— Так что мне теперь делать? — с надеждой спросила Молли, — я не хочу для детей такой страшной участи.

— Все просто, — снисходительно улыбнулась Мюриэль, — вам с мужем нужно откопать алтарь, провести некоторые обряды, условно-запрещенные нашим министерством, и Артуру необходимо принять род. Когда он станет Главой рода, и контракт с алтарем возобновится, печать предателя с вас спадет. Вы отразитесь на гобеленах как восстановленный действующий род. Но нужно торопиться, времени осталось мало.

— Почему мало? — встрепенулась Молли, — и что за обряды?

— Потому, что отец Артура уже умер, и печать перешла на сына, а потом и на его детей, — ответила тетка. — Сейчас Артур пока «из семьи предателей крови», а вскоре семья Уизли станет «семьей предателей крови» — ты поняла разницу? До своей смерти печать нес Септимус, но после она перешла к твоему мужу. Он должен исправить ситуацию и принять род, пока ему не исполнится сорок — магическая зрелость. А если он не согласится, то ритуал проведешь ты, сделав наследником одного из сыновей и став при нем регентом. В таком случае с Артура тоже сойдет печать, и род будет чист, просто Главой он никогда не станет, — пояснила женщина. — Что касается обрядов, это просто подпитка алтаря кровью животных — ничего особенного.

— Но ведь это темная магия, тетя, — испугалась Молли, — нас посчитают темным родом. Артур никогда не согласится на такое.

— Милая, — снисходительно ответила тетка, — открою тебе страшную тайну: все, абсолютно все рода, у которых есть алтарь, — темные. Ведь чтобы вырасти, камню нужна кровь, и отнюдь не животных, а магглов, а желательнее всего — магов. Так рост и подпитка пройдет быстрее. В то время все друг с другом воевали пару столетий, так что проблем с жертвами не было, вот алтари выросли и усилились. После того, как камень вырос, массовые человеческие жертвы ему не требовались, но некоторые продолжали их приносить, усиливая связь и расширяя потоки магии, — вот они-то и стали считаться Темными родами. За вас, дорогие, все уже сделали предки, и осталось только напитать камень для связи и лучшей активации, но в этом случае подойдет кровь животных и немного вашей, для закрепления.

Молли задумалась. По всему выходило не так уж страшно, но главной проблемой был Артур. Сможет ли она заставить его сделать это — пойти против убеждений отца и советов Дамблдора?

— Хочу сказать, дорогая, — продолжила тетка, внимательно отслеживая ее реакцию, — что Дамблдор, который так ратует за равноправие, отмену ритуалов и всеобщее благо, все же не забыл о своем собственном роде и принял его, сняв печать предателя крови.

— Почему вы так думаете, тетя? — удивилась Молли.

— Потому что у магов из семьи с алтарем, без постоянной подпитки, потоки магии деформируются. Они быстрее стареют, начинают болеть и терять магические силы. Это очень хорошо видно на обитателях Лютного. Они хоть и живут на месте силы, но у них нет посредника для безопасного приема сырой магии. Это быстро изнашивает и разрушает их тела. Поэтому они, в своем большинстве, такие уродливые: беззубые, хромые, слепые и в сорок выглядят на семьдесят, да и умирают рано. А вашему любимому Дамблдору давно за сотню перевалило, а выглядит он на пятьдесят, да и магической силой не обижен. Сама посуди, коли глаза есть. Да и вы меньше бы ему в рот смотрели, если бы вас в Хогвартсе чему полезному учили, а не ежа в ужа превращать. А у Дамблдора такие скелеты в шкафу, не чета нашим.

Отец его жену свою, Кендру, из странствий привез, да и женился на этой грязнокровке. Ну, его, понятно, из рода изгнали и предателем крови назвали. Род, хоть в священный список не входил, но тоже чистокровный, не придерешься. Потом на их семью напасти посыпались. Сначала сестру его младшую магловские дети камнями чуть до смерти не закидали. Дальше — отца за убийство этих пацанов в Азкабан посадили, а мать спустя недолгое время внезапно умерла. Говорят, Ариана, сестра его, от испуга мать магическим выбросом убила, а сама магию потеряла и стала сквибом. Там вообще странная семейка. Младший брат к козлам нездоровый интерес питал, да и на сестру странно поглядывал, но Альбус его переплюнул — влюбился, прости Мерлин, в Грин-де-Вальда.

— Того самого? — ахнула Молли.

— А то, конечно, того, — подтвердила тетя, азартно сверкая глазами. — Он в то лето к тетке приехал погостить, в Годрикову лощину, туда, где и Дамблдоры жили после изгнания, а Батильда их по дурости и познакомила. Но Геллерт, он из чистокровного рода и ему такое мракобесие неприемлемо, даже если бы и захотел, род бы не позволит. Хотя, зная его изворотливую семейку, могу предположить, что мастерски он чужими чувствами попользовался в своих целях. Альбус явно у него способ манипулирования перенял. Короче, вскружил он парню голову, дав надежду, а сам, под шумок, сестру его соблазнил, — не первый случай, кстати, — его из школы за то же самое турнули со скандалом. Он школьную медсестру испортил. Ее уволили, а его подальше, к тетке отправили, пока слухи не успокоятся. А Аберфорт, выходит, их встречи с сестрой и выследил.

Так что задурил он несчастной голову, наобещал сбежать да пожениться, а она и поверила. Правду сказать, Геллерт тот еще красавчик был — на него всегда девчонки вешались. Конечно, вряд ли бы он свои обещания выполнил, скорее всего, наигрался бы вдосталь, да и бросил дуреху в чужой стороне.

— А разве за нее братья не вступились бы? — спросила шокированная Молли.

— А кто им поверит? — отмахнулась Мюриэль, — они же полукровки и предатели крови. Что их слово против слова аристократа древнего рода. Ты дальше слушай. Так вот, когда они уже почти сбежать собрались и встретились поутру на берегу возле лодки, их Аберфорт и застукал. Шум поднял и начался бой, чтобы, значит, помешать сестру увести. А тут на крики и Альбус подтянулся, и начал их разнимать, пока дуреха вокруг бегала и волосы себе от ужаса вырывала, и кричала отца ее ребенка не трогать.

— А дальше? — затаила дыхание Молли.

— А что дальше? — фыркнула Мюриэль, — дальше Альбус все понял, два плюс два сложил — он никогда дураком не был — и в бой вступил. И Ариана погибла.

— Как? — ужаснулась Молли.

— А вот так, — ответила тетка, расслабляясь в кресле и отхлебывая из чашки. — То ли Аберфорт промазал — целился в Геллерта, а попал в сестру. То ли Геллерт решил Ариану устранить. Нет девчонки — нет обвинения и доказательств. Или сам Альбус сестру-соперницу от ревности убил — сейчас и не узнаешь, кто в нее Аваду кинул. Сам Геллерт сбежал по-быстрому, а Аберфорт нос брату сломал прямо на похоронах и обвинениями бросался — мол, твоя вина, что сестра погибла. И больше они не общаются. Альбус быстро покидал вещички и уехал, вроде как с Фламелем исследования вести. А потом, когда отец в тюрьме умер, принял род, причем, задолго до сорока, как мы видим, раз он цветет и пахнет, а не сверкает гнилыми зубами и лысиной. Так что, милая моя, — наставительно продолжила Мюриэль, — прежде чем смотреть кому-то в рот, убедись, что он сам того не делает, от чего тебя отвращает. Ну ладно, пойду я, — засобиралась женщина, вставая, — для первого раза информации тебе хватит. Сама придумаешь, как мужа уговорить.

— Может, останетесь на обед? — предложила Молли.

— Ну уж нет, — решительно отказалась тетка, — стара я стала для проделок твоих бандитов. Даю тебе две недели. Прощай, Молли, о встрече пришлю сову, — сказала женщина напоследок, войдя в зеленое пламя.

Весь остаток дня Молли была несколько рассеянна и задумчива. Про себя она знала, что будет рыть землю днем и ночью, пока не откопает это подвал, но вот Артур? Захочет ли он? Примет ли решение помочь ей и детям или выберет убеждения отца и Дамблдора? «Вот и посмотрим, — подумала женщина, решительно входя в спальню, — что он выберет — личное благо или всеобщее благо своей семьи».