Взгляд Майкрофта (гет)

Гермиона Грейнджер была большой загадкой, а загадки Майкрофт не любил — это была стезя Шерлока. А ещё она была опасной загадкой, то есть худшим видом из всех существующих. Он мог бы пригласить её к себе в кабинет или приехать к дому её родителей, но выбрал самый безопасный вариант — встречу на нейтральной и удалённой от жилых районов территории, которую легко оцепить командой бойцов специального подразделения службы безопасности, подчиняющихся ему лично.

Он приехал на место заранее, за пять минут, убедился, что охраны в полутёмном ангаре не видно, и приготовился ждать. Он не любил стоять неподвижно: сразу начинали болеть ноги, отказывавшиеся держать на себе лишний вес, но пришлось игнорировать боль и, конечно, дать себе слово непременно сесть на диету — совсем скоро, может, даже с сегодняшнего вечера. Сколько таких обещаний он себе давал? Бессчётное количество, ещё начиная со школы, где самым приятным и необидным из его прозвищ было «Гаргантюа».

Шум мотора подъезжающей машины Майкрофт услышал издалека. Перенёс вес на другую ногу и опёрся на зонт-трость и приготовился к разговору. Так или иначе, Гермионе Джейн Грейнджер придётся рассказать, что она сделала с Шерлоком.

Стук каблуков эхом прокатился по ангару, Майкрофт чуть прикрыл глаза. Каблуки — важная деталь, они говорят о характере женщины порой больше, чем одежда или причёска. Каблуки мисс Грейнджер были квадратными и низкими, меньше дюйма, и наступала она на них очень тяжело, печатая каждый шаг.

Свет был установлен так, что причину своих неприятностей последних дней Майкрофт увидел почти сразу, куда раньше, чем она — его. Некрасива, очень густые волосы, которым явно не хватает ухода, мало спит. Мелкие детали, которые были не ясны по смазанному изображению с камеры видеонаблюдения, быстро позволили создать портрет. Живёт одна, но есть любовник, работает на серьёзную организацию, но если учесть, что её данных не было в базе национальной разведки, — организация криминальная. На наркоторговлю не похоже, возможно, незаконный оборот оружия. Майкрофт чуть повёл головой в сторону — едва ли оружие. Поборница порядка и справедливости, характер очень негибкий. Шерлок сказал бы, что она активистка какой-нибудь оппозиционной партии, но, разумеется, ошибся бы. Было что-то ещё, что-то, не связанное с политикой или криминалом. Ему не хватило доли секунды, чтобы довести рассуждение до логического конца.

— Добрый день, мисс Грейнджер, — сказал Майкрофт и изобразил вежливую улыбку — к сожалению, действительно вежливо улыбаться он не умел. Как и Шерлок. Маленькая семейная черта.

— Добрый день, мистер Холмс, — ответила женщина, и Майкрофт убедился в том, что не ошибся: к исчезновению Шерлока причастна именно она. — Не могу сказать, что рада знакомству.

Она и не должна была быть рада. Майкрофт чуть крепче стиснул пальцы на рукояти зонта. Дедукция в этот раз подвела: мисс Грейнджер была связана с криминальной организацией, вероятно, с террористами. И Шерлок был нужен ей для давления на…

Имя Рудольфа Холмса прозвучало всего лишь в третьей её реплике, в ответе на вопрос: «Где Шерлок Холмс?».

Дядя точно знал о пропаже Шерлока, однако ничего не предпринял — почему? Потому что это было делом Майкрофта и потому что он давно устал от проблем, доставляемых младшим племянником. Шерлока взяли как средство давления на дядю Руди, а он, разумеется, предпочёл пожертвовать им, нежели своими интересами. Майкрофт поступил бы так же в любой ситуации, кроме этой. Дело было не в эмоциональной привязанности к брату, ни в коем случае, а исключительно в интересах семьи. Мамуля не переживет, если с её неконтролируемым, самовлюблённым, не способным отвечать за свои действия сыном что-то произойдёт.

Между тем дядя Руди посчитал вызволение Шерлока из неприятностей…

— Затруднительным, — помогла ему подобрать нужное слово мисс Грейнджер.

Пойти против дяди напрямую Майкрофт не мог — во всяком случае, ещё не сейчас. Рано или поздно дяде придётся отойти в сторону, тем или иным образом, но пока он Майкрофту был нужен. Майкрофт смотрел чуть выше плеча мисс Грейнджер, а в его голове проносились десятки вариантов развития событий, каждый поворот, каждый ход — не сложнее, чем играть в шахматы в уме, не глядя на доску.

— Боюсь, мисс Грейнджер, — проговорил он осторожно, — что этой информации недостаточно для того, чтобы я мог оценить ситуацию.

Мисс Грейнджер подозрительно крепко сжала левую руку в кулак.

— Я предлагаю вам встретиться ещё раз, — ответила она. — Завтра, в шесть часов вечера, на этом же месте. К этому моменту мой отец должен быть освобождён от всех обвинений и подозрений. В свою очередь, я предоставлю вам исчерпывающую информацию о судьбе вашего брата и о том, как именно вы можете ему помочь.

Майкрофта это не устраивало. Пока её отец сидит за решеткой, мисс Грейнджер будет говорить, хочет этого или нет. Правда, и у него связаны руки, пока Шерлок не на свободе, но мисс Грейнджер знать об этом не обязательно.

Её левая рука сжалась в кулак ещё крепче, а потом резко разжалась. Майкрофт успел ещё увидеть, как на пол ангара падает что-то маленькое и чёрное, а потом прогремел взрыв, и всё погрузилось в непроницаемую черноту, которую не мог прорезать даже луч прожекторного света.

— Перекрыть выходы! — крикнул он, не зная, слышат его или нет, и попытался наощупь, опираясь на зонт, выбраться из липкой черноты, споткнулся и лишь чудом не упал. Гудели свистки, издалека, как сквозь вату, доносились крики спецотряда, лязгали ворота.

Когда тьма рассеялась, стало очевидно, что мисс Грейнджер сбежала.

* * *

Физический контакт с другими людьми вызывал у Майкрофта стойкое отвращение. Особенно контакт, без которого можно было обойтись, не обусловленный чем-то вроде физиологической потребности. Рукопожатие относилось к тем контактам, которых можно было избежать, — и тем не менее, он был вынужден дотронуться до руки Гермионы Грейнджер, влажной и очень горячей. Два часа — ровно столько времени потребовалось мисс Грейнджер, чтобы разрушить его картину мира, по-настоящему испугать и заставить пойти против всех своих принципов.

Сначала она доказала, что существует магия, нарушающая все законы физики и химии. Потом она поставила под угрозу разум Шерлока. И наконец, предложила сделку, по итогам которой дядя Руди лишится репутации и жизни.

Майкрофт сидел у себя дома в кресле и смотрел в пустоту — требовалось навести порядок в сознании с учётом новых данных, а также привыкнуть к мысли о том, что смещение дяди Руди с его поста начнется на семь лет раньше запланированного — и без его на то согласия.

Задумчиво Майкрофт коснулся нагрудного кармашка с ментоловой сигаретой, провёл пальцем по шершавой костюмной ткани. Рот наполнился густой горькой слюной, пульс чуть ускорился. В этот раз Майкрофт действительно хотел закурить — и вытащил сигарету из кармана. Несколько затяжек — не более того.

Майкрофт грустно покачал головой: разве не то же самое говорит себе Шерлок, когда вводит в вену очередную дрянь? «Совсем немного» и «Это не зависимость», — вот любимые слова Холмсов, всех, кроме, разве что, отца, но он был в семье белой вороной, во всех смыслах этого слова. Он не был гениален и не был зависим — иногда Майкрофту казалось, что дядя Руди презирает его не из-за первого, а из-за последнего.

Следом за сигаретой он достал из кармана маленькую зажигалку, чиркнул колёсиком и наконец-то закурил. Прикрыл глаза, полностью останавливая внутренний монолог и сосредотачиваясь на ощущении того, как дым течёт по горлу, вызывая лёгкое першение, проходит в лёгкие, наполняет их, а потом как будто растекается по телу, унимая противную дрожь в пальцах и замедляя сердцебиение.

Сделав ровно пять затяжек, Майкрофт волевым усилием затушил сигарету, открыл глаза и пересел из кресла за письменный стол. Отдых закончился — пора было принимать окончательное решение.

Он покачал головой — решение уже принято, оно было принято в тот момент, когда мисс Грейнджер озвучила ему условия. Майкрофт не мог позволить себе потерять Шерлока — и всё. Дело было не в чувствах и не в привязанности, разумеется — только в том, что он не мог допустить, чтобы пострадал ещё и Шерлок. Не после Эвр. Не во второй раз.

Часы показали половину девятого, когда раздался звонок в дверь. Идя открывать, Майкрофт не сомневался в личности визитёра — и действительно, на пороге его ждал Рудольф Холмс собственной персоной.

— Дядя? — в лёгком удивлении Майкрофт приподнял бровь, но посторонился, давая ему войти и приглашая в кабинет. Цепкий взгляд дяди тут же ухватил пепельницу с единственным окурком, на его губах мелькнуло нечто, похожее на улыбку, но не являвшееся ею.

— Как успехи, Майкрофт? — спросил дядя, без приглашения садясь в кресло. Майкрофт остался стоять.

Имелись в виду поиски Шерлока, конечно же. Было бы глупо думать, что дядя не заметит его интереса к Гермионе Грейнджер и, тем более, оставит без внимания сегодняшнее грубое вторжение полиции. Как знать, возможно, именно он навел полицию на место их встречи? Несколько топорно, но очень действенно — а это важнее, чем изящество. Если дядя поймёт, что Майкрофт начинает игру против него, он его уничтожит, и никакие родственные чувства не будут ему помехой.

— Я нашёл кое-что, — произнес Майкрофт медленно и как будто в глубокой задумчивости. «Мы бы стёрли ему память», — так сказала мисс Грейнджер. Если бы она не была заинтересована в их сотрудничестве, сегодня она стёрла бы ему память.

— Кое-что? — дядя сложил ладони перед собой в их общем, семейном жесте.

— Кое-что, — повторил Майкрофт, — чего не должно быть. Я вышел на человека, который связан с исчезновением моего брата, но этот человек…

Майкрофт встретился взглядом с дядей и вместо того, чтобы продолжить, позволил себе чуть нервно сглотнуть и слишком сильно сжать губы. Этого было достаточно, и этому дядя поверил больше, чем словам, как и всегда.

— Мы — не самая властная структура в Британии, — тихо заметил дядя. — Тебе придётся оставить поиски Шерлока.

— Ты ведь понимаешь, дядя, что это невозможно.

Дядя встал из кресла, словно бы случайно, но, конечно же, намеренно смахнув на пол пепельницу, подошел к Майкрофту очень близко, так, что стал слишком сильно чувствоваться парфюм.

— Дорогой племянник, — проговорил дядя Руди, — никогда не пытайся идти против меня. Твоя нелепая привязанность к Шерлоку рано или поздно должна была прекратиться. И она прекратится, если ты не хочешь закончить как он, — дядя отошел назад, отряхнул ничем не испачканные руки и добавил: — Жду тебя завтра у себя в кабинете, возникли сложности с российским делом.

— Хочешь, чтобы я работал переводчиком? — недовольно уточнил Майкрофт (не потому что был недоволен, а потому что должен был об этом спросить).

— Нет, — дядя улыбнулся, — хочу поручить тебе переговоры об обмене агентами.

* * *

Гермиона Грейнджер принесла с собой запах мятной зубной пасты, травяного шампуня и пыли. Она появилась в кабинете ожидаемо, вовремя, и всё-таки неожиданно: пламя камина окрасилось ядовито-зелёным и мягко вытолкнуло её на ковер, осыпав пеплом. Взмахом палочки она очистила и себя, и всё вокруг от сажи.

У Майкрофта заломило в висках, но он постарался не показать этого. Вежливо встал из кресла и отметил, как она внимательно разглядывает чайный прибор.

В этот раз она приложила немало усилий, чтобы добавить себе немного презентабельности, но совершенно не преуспела. Её волосы всё так же отказывались удерживаться в пучке, а на своих низеньких каблуках она чувствовала себя неуютно.

— Чаю? — предложил он, чуть прищуриваясь и добавляя в мысленную картотеку всё новые и новые детали, отчётливо при этом ощущая, что информация ему не поможет. Он не мог играть с Гермионой Грейнджер на равных не потому что она обладала особым интеллектом или влиянием, а потому что находилась за пределами его мира, логичного, рационального и неудивляющего. Она была другой.

— Благодарю, — кивнула она и расположилась в кресле. Майкрофт тоже сел, сам разлил чай и волевым усилием ограничился тремя ложками сахара. Гермиона к сахарнице не притронулась вовсе.

Пока она пила свой несладкий чай, Майкрофт мысленно проигрывал диалоги: десятки вариантов вопросов и десятки вариантов ответов — это не сложнее, чем играть в шахматы на трёх досках с закрытыми глазами, простой анализ вероятностей и удержание их в памяти.

Гермиона оказалась предсказуема и пошла по первому из возможных сценариев — заговорила о Шерлоке, разве что выбрала необычные слова.

— Ваш брат, — пауза, во время которой Гермиона пыталась понять, произвели ли эти слова на Майкрофта какое-нибудь действие, — просил вам передать, что совсем рядом восточный ветер.

Самое страшное в жизни Шерлока — это восточный ветер, ужас, имени и лица которого он не помнит. Майкрофт опасался, что рано или поздно ему придётся взглянуть Шерлоку в глаза и сказать: «Я лгал тебе всё время, маленький брат». Шерлок обладал удивительной непереносимостью лжи — удивительной тем более, что сам он лгал постоянно, жонглируя фактами как фокусник мячиками.

Размышляя над этими словами про восточный ветер, Майкрофт в то же время наблюдал за тем, как Гермиона Грейнджер пытается понять, что это за код, тайное послание. Она была, кажется, разочарована, когда Майкрофт произнес задумчиво:

— Мой брат весьма впечатлителен. В детстве он боялся истории про восточный ветер и ассоциировал с ним все свои страхи. В его послании нет тайного кода — только сообщение о том, что он напуган.

— Мне жаль, — пробормотала Гермиона, причём искренне, — что он оказался втянут в эту историю.

Майкрофт чуть крепче сжал ручку чашки, надеясь, что его пальцы не дрогнут. Сантименты не должны были вредить делу, а неприятности Шерлока — просто дело, ничуть не более важное или трудное, чем проведение закрытых переговоров об обмене шпионами с российской ФСБ. Однако Гермионе не стоило знать, что он так легко взял себя в руки — она относилась к породе людей, презираемых Майкрофтом едва ли не больше, чем безмозглые тупицы. Она была… эмоционально вовлечённой.

— Мне тоже, — сказал он тихо таким тоном, словно переживал за Шерлока.

А потом эмоционально вовлечённая некрасивая молодая женщина спокойным голосом начала рассказывать о подрыве самых устоев британского правительства и шантаже тайного совета, отставке самого влиятельного человека в стране и манипуляции информацией о террористических угрозах.

Конечно, устранение дяди Руди было вопросом решённым: сам он не уступит. И действовать придётся быстро — Майкрофт не обольщался насчёт своей способности обмануть самого умного человека в семье Холмсов.

Бумаги, которые принесла Гермиона, стоили дорогого: в них было даже больше, чем в базе МИ-5, и в основном — плохого. Слабости, ошибки, доказательства халатности или корысти. Половины папки мисс Грейнджер хватило бы, чтобы устроить государственный переворот, а она носила её в обычной сумке, как вчерашнюю газету. И ещё небрежно заметила, что это — начало, а более серьёзные данные принесёт позднее.

Майкрофт удержал рвущиеся на язык слова о бездумности и небрежности, недопустимых в политике: ему было выгодно, чтобы Гермиона ошибалась как можно чаще. Если она не будет ошибаться, его собственные перспективы будут незавидными.

— Как мне с вами связаться? — спросил он, отложив папку в сторону: он изучит её позднее, самостоятельно.

Гермиона заозиралась вокруг, как будто надеялась найти подходящее средство связи где-то поблизости. Потом сунула руку в карман и вытащила золотую монету в три раза больше диаметром, чем один фунт. Извлекла из рукава длинную палочку, направила её на монету, и (Майкрофт рефлекторно дотронулся до кармана пиджака, где должна была лежать сигарета, но не нащупал её) монета взлетела в воздух, начала плавиться, меняться, а потом упала Гермионе на ладонь небольшим золотым кольцом без камня и печатки, ничуть не более примечательным, чем обручальное.

Чтобы как-то оправдать прикосновение к кармашку, Майкрофт сложил руки на груди и убрал с поверхности сознания все посторонние мысли.

Тем временем Гермиона сняла с шеи тонкую золотую цепочку с дешёвеньким кулоном, положила вместе с кольцом на стол, указала палочкой и произнесла:

— Уном оминиум, — беззастенчиво коверкая латынь почти до неузнаваемости. Но Майкрофт всё-таки перевёл: «Единое действие».

Кольцо было прохладным, несмотря на то, что меньше минуты назад металл плавился. Майкрофт изучил его внимательно, отметив, что Гермионе, по всей видимости, не хватило знаний о тонкостях ювелирного дела: во всяком случае, клеймо и пробу она наколдовать забыла.

— Полагаю, — сказал он, закончив изучать кольцо, — функция прослушивания встроена по умолчанию, так же как и датчик перемещения? — Он бы встроил, если бы только знал, что подобное сойдёт ему с рук.

Гермиона шире распахнула и без того большие глаза и смешно помотала головой, как будто сама мысль о слежке казалась ей аморальной и недостойной.

— Нет, — быстро выпалила она, — только связь.

Перед тем, как уйти, она с явной неохотой подала руку для рукопожатия, Майкрофт сделал вид, что улыбается, но дотрагиваться до её руки было очень неприятно, и он пошел на маленькую уступку самому себе: только чуть сжал пальцами её влажную ладонь, не задерживая в своей ни на миг.

Гермиона оправила юбку, кивнула, подошла к камину, бросила в него горсть порошка. Пламя окрасилось зелёным, и Майкрофт понял, что не может вдохнуть не то от страха, не то от естественного удивления. А женщина шагнула в зелёные пляшущие языки и сказала отчётливо:

— Мой кабинет.

Мгновение, шум в трубе — и не было уже ни волшебницы, ни зелёного пламени, только кольцо, которое налезло на мизинец правой руки, напоминало о встрече. И ещё папка с документами, разумеется.

Наливая себе свежего чаю с пятью ложками сахара и приступая к занимательному чтению, Майкрофт подумал, что, пожалуй, ему нужна Гермиона Грейнджер с её эмоциональностью, честностью и совершенной неопытностью. Было бы куда хуже, если бы волшебники прислали к нему кого-то вроде дяди Руди. А так — ещё предстояло посмотреть, на чьей стороне будет победа в этой маленькой партии.

* * *

Воскресные семейные обеды, по скромному мнению Майкрофта, должны были бы быть приравнены к пыткам и запрещены Женевскими конвенциями сорок девятого. В сущности, они мало чем отличались от растягивания на дыбе или вырывания ногтей и были значительно менее гуманны, чем воздействие психотропных веществ.

— Твой брат, — обронила мама, садясь за стол и обращаясь к Майкрофту, — совершенно отбился от рук. Если бы ты присматривал за ним лучше, он сидел бы сейчас здесь, со своей семьёй, а не занимался непонятно чем в Лондоне.

Майкрофт расправил салфетку на коленях и углубился в составление письма российской федеральной службе безопасности, разумеется, про себя. К сожалению, русский, как и любой славянский язык, был слишком простым, чтобы полностью занять его мысли, и краем уха он был вынужден слушать также мамины причитания, адресованные дяде Руди.

— Шерлок всегда был недисциплинированным ребёнком, — сказал дядя с улыбкой и прибавил: — Превосходная индейка, Виолетта.

Боже, дай терпения.

Папа заговорил об охоте на лис и сезонной рыбалке, однако быстро сбился с темы и тоже начал сокрушаться, что за столом не хватает Шерлока. Правда, в отличие от мамы, он не пытался прямо или косвенно показать, что это вина Майкрофта. Впрочем, было бы странно ожидать от него иносказаний и подтекстов.

«Находятся под наблюдением» или «Находятся под нашим неусыпным контролем»? Достать словарь не представлялось возможным, а слово «неусыпный», несмотря на видимую грамматическую правильность, вызывало некоторые сомнения: почему-то казалось, что возле него стояла пометка «устар.», то есть «устаревшее».

— Мне кажется, Руди, ты совершенно не заботишься о себе: похудел и побледнел! Я понимаю, у тебя работа государственной важности, но здоровье потом не вернёшь! Надеюсь, ты не забываешь загружать работой Майка? Уверена, он будет только рад облегчить бремя, которое ты несёшь.

Майкрофт проглотил набившее оскомину: «Меня зовут Майкрофт, мама», — и взял ещё индейки и картошки, отлично понимая, что новый пиджак за это спасибо не скажет. Пожалуй, слово «неусыпный» всё-таки используется в современном русском языке, причём именно во фразеологическом обороте «находиться под чьим-либо неусыпным контролем».

— Он очень… — дядя сделал паузу, — деятелен. Мне повезло, что хотя бы один из племянников показывает себя достойно.

Интересно, дядя ответил бы так же, если бы знал, что его отставка и, возможно, смерть уже спланированы и определены? Скорее всего, так же: он не считал сестру и тем более её мужа достойными конфидентами в вопросах государственной важности.

Мама, разумеется, начала защищать Шерлока, хотя сама ещё несколько минут назад его ругала. Но теперь, разумеется, он был «ещё ребенком», которому требовалось «больше свободы». Поразительная непоследовательность. И, разумеется, крайне ошибочная точка зрения: если бы Шерлок пользовался несколько меньшей свободой, он сейчас не сидел бы под арестом у волшебников, а занимался своими безумными химическими экспериментами. А сам Майкрофт спокойно строил бы карьеру, постепенно поднимаясь всё выше и становясь естественным преемником дяди Руди, а не его, если можно так выразиться, палачом.

После индейки мама принесла свой фирменный грушевый пирог, и, пока папа неуклюже помогал ей поставить его на стол, дядя наклонился к Майкрофту, обдав запахом «Дюны», и заметил тихо:

— Интересный аксессуар.

Он имел в виду, конечно, кольцо на мизинце. Майкрофт сам отнёс его в мастерскую и проследил, чтобы внизу на ободке поставили пробу.

— Спонтанная покупка, — ответил он.

— Или подарок, — Рудольф растянул губы, но на улыбку эта гримаса похожа не была. — Связи могут быть опасными. Особенно если они вызывают сентиментальность и привязанность.

Майкрофт снял кольцо и покрутил в пальцах с видимым равнодушием:

— Могу выбросить вовсе. Правда, я никогда не замечал, чтобы… связи доставляли тебе неудобство.

Майкрофт знал о том, что совсем недавно дядя порвал со своим любовником и ближайшим партнёром Самюэлем Грейвзом, и знал о причинах разрыва, именно поэтому не смог удержаться от комментария — глупого, опасного и бесполезного, но приносящего невероятное удовлетворение.

Дядя понял намёк, но не переставал имитировать улыбку.

— Не стоит. Иногда нам всем нужны маленькие невинные слабости.

Понял ли он, что кольцо — это вещица из мира магии? Угадать было нельзя.

— О чём вы, мальчики? — прервала их мама. — Не вздумайте обсуждать дела за моим столом!

— Что ты, Виолетта, — ей Рудольф адресовал куда более человеческую улыбку, — я всего лишь пытался выяснить, кто одарил моего дорогого племянника этим занятным сувениром, — он кивнул на кольцо, которое Майкрофт так и не надел снова. — Не разбрасывайся такими подарками, Майкрофт. В конце концов, когда ещё получать их, как не сейчас. Эх, молодость…

Надеть кольцо на палец и приступить к десерту Майкрофту помогло двойное отрицание, которое означало согласие и выражалось с помощью двух омонимичных префиксов. Выстраивание «не» и «ни» в правильном порядке заняло его настолько, что он сумел практически не расслышать рассуждений родителей на заданную тему и, кроме того, удержался от второго куска пирога.

* * *

Боже правый. Его хотели убить.

Майкрофт сидел в своём кабинете — маленьком и, к счастью, без окон — и пытался не позволить себе впасть в постыдное состояние паники. У него тряслись руки, зубы стучали так сильно, что он не отваживался сделать глоток джина. Лоб и шею покрывала отвратительная липкая испарина.

Его хотели убить.

Собственно, если бы исполнитель был более компетентным, он, Майкрофт Холмс, уже был бы мёртв. Не то чтобы он действительно боялся смерти — что за вздор! Смерть была не более чем прекращением жизненных функций. Это Шерлок был тем, кто приходил в ужас при одной мысли о смерти — не Майкрофт. Конечно, он размышлял о ней — сначала в колледже, как о философской категории. Много позже — как о реальности, зачастую необходимом условии. И бесспорно, он осознавал, что, будучи замешанным в наиболее важных делах внешней политики Британии, принимая участие в устранении террористической угрозы и контактируя с Министерством Магии, он так или иначе рискует быть убитым.

Но интеллектуальные игры не имели ничего общего с потом по всему телу, с тремором, с ледяными от ужаса ступнями — со страхом смерти.

Майкрофт глухо застонал и уткнулся лицом в ладони.

Во рту было совершенно сухо, и в глубине сознания мельтешила мысль о сигарете, которая, наверное, могла бы помочь ему взять себя в руки. Только едва ли он справился бы с зажигалкой — не сейчас, когда руки отказывались слушаться.

Если бы было можно напиться — не выпить тот глоток джина, который он сумел налить (расплескав ещё столько же по столу), а по-настоящему напиться, до отключения сознания, так, как он не напивался никогда в жизни… Было нельзя. Эти минуты в кабинете были передышкой, но долго она не продлится. Покушение сорвалось, и тот, кто задумал его, сделает новый ход.

Майкрофт сцепил пальцы в замок и напряг руки, так, что стало больно. Вдохнул. Выдохнул медленно, через рот. Потом ещё раз. Вдох носом — выдох ртом. Сейчас неподходящее время для слабости. Вдох — выдох.

Он досчитал до ста, после чего расслабил руки, взял стакан и осушил. Достал платок. Аккуратно вытер лицо и шею, чистым краем промокнул губы. Заставил себя встать, подошел к шкафу, где за дверцей было припрятано зеркало. Внимательно изучил своё отражение, с неудовольствием отмечая, что только слепой не заметит его состояния. Перевёл взгляд на часы — они показывали начало пятого. Сорок минут прошло с момента выстрела. Значит, у него осталось совсем немного времени.

Майкрофт хорошо владел своим лицом — это был его небольшой секрет, трюк, о котором мало кто знал. И сейчас, сверяясь с зеркалом, он постепенно расслабил напряженные и закаменевшие лицевые мышцы, выверил взгляд, движения губ и подбородка. Когда-то в детстве он раздумывал о том, чтобы стать актером. Разумеется, это была глупость, но ему было три года, что можно счесть в некотором роде оправданием. Уже в четыре он неплохо понимал, что к чему. Но в том, чтобы играть на сцене, было определенно нечто привлекательное. И сейчас ему предстояла очень непростая игра.

Поправляя галстук и заново застёгивая манжеты рубашки, Майкрофт даже не пытался контролировать поток сознания — текущие спокойно мысли свидетельствовали о том, что ему удалось взять себя в руки, во всяком случае, на некоторое время.

Он кашлянул, с неудовольствием отмечая, что горло сжимается, проговорил вслух: «Здравствуйте, дядя». Повторил ещё трижды с разными интонациями, пока звучание голоса и тон не устроили его окончательно, достал телефон и набрал номер.

— Мистер Холмс? — раздалось на другом конце.

— Боюсь, я лишаю вас спокойного вечера, леди Смолвуд, — сказал Майкрофт. — Но настало время делать ход конём.

Это был простой код, заготовленный на тот случай, если уничтожение Рудольфа Холмса пойдёт не по плану. Изначально у Майкрофта было четыре основных сценария и ещё два запасных. И ни один из них не подразумевал его физического устранения. Но леди Смолвуд не нужно было знать о мелких деталях. И ей определённо не нужно было знать, что развитие любого из этих сценариев Майкрофт планировал не раньше чем через три месяца.

— Ход сделан, мистер Холмс, — сообщила леди Смолвуд и отключилась.

* * *

Когда спецотряд, направленный леди Смоллвуд, а следом и Майкрофт вошли в кабинет, всё уже было кончено.

Всюду валялись какие-то мелкие вещицы, статуэтки, листки бумаги, как будто по кабинету прошёлся порыв ветра.

Гермиона сидела, вжавшись в стул, и стучала зубами так громко, что слышно было от двери. Стук зубов не заглушала даже серебристая липкая лента, отлично выполнявшая роль кляпа. Её руки были плотно связаны прозрачным медицинским жгутом, на лице были заметны следы пощёчин и пара царапин — от любимого кольца Рудольфа. Сам он, жалкий, поломанный, в удивительно нелепом в этой ситуации чёрном костюме с белым галстуком, лежал возле низкого столика, под его головой расползалось едва заметное на тёмном ковре кровавое пятно.

Майкрофт всегда гордился тем, что не терял самообладания на людях. Позднее, наедине с собой, он, вероятно, позволит себе испытать некие эмоции по этому поводу. Но не сейчас.

— Проверьте, — распорядился он, убеждая себя смотреть на тело, а не в сторону, как хотелось.

— Мёртв, — доложил один из сотрудников.

— Освободите её, — по тому, как торопливо были исполнены его распоряжения, Майкрофт определил, что леди Смолвуд в полной мере выполнила его пожелание, передав ему максимум полномочий. Он сказал больше для Гермионы:

— Нелепо и не вовремя, — учитывая, что им ещё работать, будет лучше, если у неё не возникнет повода считать, что Майкрофт убрал Рудольфа её руками. Потом распорядился, равнодушно глядя на тело, бывшее ещё полчаса назад серьёзным противником, а месяц назад — родственником: — Уберите его в соседний кабинет. Инцидент должен оставаться тайным до моего особого распоряжения.

Гермиона начала тихо всхлипывать, отчаянно пытаясь скрыть подступающую истерику.

— У вас слишком слабые нервы и слишком жёсткие моральные принципы для политических игр, — сказал он, и эти слова произвели потрясающий эффект: Гермиона мгновенно взяла себя в руки.

— Почему вы не пришли на встречу? — спросила она несколько более высоким, чем обычно, голосом, но уже не пытаясь зарыдать, что было бы крайне некстати.

Вместо того чтобы объяснять, что он её и не назначал, Майкрофт сказал:

— Меня задержали.

Будет неплохо, если она решит, что Рудольф не только из неё пытался вытрясти сведения. На эту версию отлично работали встрёпанные волосы и некоторый беспорядок с галстуком.

Пока уносили тело, Майкрофт заметил вслух, что теперь придётся многое менять в их взаимодействии. Рудольфа Холмса больше нет, значит, пришло время для выстраивания новых взаимоотношений. Он мог с тем же успехом декламировать стихи или зачитывать «Билль о правах» — Гермиона растеряла остатки самообладания и, едва тело было вынесено и кабинет опустел, приготовилась не то плакать, не то падать в обморок.

По счастью, у дяди Руди был мини-бар в кабинете. Майкрофт достал бутылку и стакан, плеснул виски и протянул Гермионе — она выпила залпом, как воду, закашлялась, утёрла выступившие слезы и выронила стакан.

Когда Гермиона ушла, вернее, по своему обыкновению аппарировала с тихим хлопком, Майкрофт запер дверь своего маленького кабинета, упал в кресло и спрятал лицо в ладонях.

«Нет ничего опаснее сантиментов», — так говорил дядя, и был прав. Майкрофт придерживался той же точки зрения. Можно было бы самому себе объяснить эту слабость слишком сильным нервным и умственным напряжением последних месяцев, но врать себе он не любил. Более того, самообман он считал, пожалуй, не менее опасным, чем сантименты.

Поэтому убрал руки от лица и беззвучно, одними губами проговорил: «Я испуган, растерян, устал».

Это была старая и безупречно действовавшая техника — проговаривание эмоций. Получая точные наименования, они оказывали значительно меньшее влияние. Когда-то Майкрофт пытался научить этому Шерлока, но он всегда был слишком вспыльчивым, «глупым» (как говорил ему Майкрофт), вовлечённым.

Шерлок. Мысль о брате привела Майкрофта в относительный порядок. Если Гермиона сдержит слово (а она должна сдержать: честность была для неё слишком важна), то уже завтра Шерлок вернется.

И хотя Майкрофт не сомневался в том, что первыми его словами при встрече будут: «Думал, что сумеешь от меня избавиться, братец?», — он был этому рад. Не потому что был привязан к нему, безусловно, а потому что отвечал за него.