Взгляд Майкрофта (гет)

2003 год, март

С уходом Гермионы Грейнджер с политической арены волшебники несколько успокоились. Новым связующим звеном между миром магии и миром обычных людей стал некий Эрни МакМиллан, посредственный до зевоты и ещё более простой, чем его предшественница. Если Гермиона отличалась хотя бы крепостью убеждений и почти восхитительной твердолобостью, то МакМиллан напоминал выпускника псевдоэлитной школы, из тех, которые в рекламных буклетах пишут про двести лет качественного образования, а на деле не могут найти средств на ремонт душевых.

Убедившись, что ничего неожиданного от МакМиллана ждать не стоит, Майкрофт задвинул на время весь магический мир в один из глубоких ящиков подсознания, тем более что дел было невпроворот.

Март начался беспорядками в Сербии, а закончился войной в Ираке. Майкрофт лично участвовал в закрытых переговорах с членами международной коалиции и по возможности контролировал риски, однако понимал, что полностью избежать вмешательства в конфликт не удастся.

Самюэль Грейвз, негласно курировавший все вопросы, связанные с применением военной силы, стал почти постоянным собеседником Майкрофта: они оба понимали, что вне зависимости от личных симпатий и антипатий им необходимо координировать действия.

Звонки, переговоры, редкие, но почему-то цепляющие за душу встречи с Её Величеством — больше, чем женщиной, немногим меньше, чем эпохой. Майкрофт почти не появлялся дома, едва обращал внимание на смену времени суток и уж конечно не замечал того, как по-весеннему ярко и обморочно-ароматно меняется Лондон, хотя мамуля звонила и рассказывала, что у них цветёт глициния. «Wisteria sinensis», — готов был поправить её Майкрофт, которому не требовалось выглядывать в окно, чтобы точно сказать, какой именно сорт глицинии цветёт в начале апреля по всей Британии.

— Ты обязательно должен приехать, Майки, — говорила мамуля в трубку, и Майкрофт по привычке кивал, хотя знал, что она не видит его. — И Шерлок, разумеется. Мы с папой так давно его не видели. Он хорошо питается? В последний раз мне показалось, что он похудел.

— Хорошо, мама, — ответил Майкрофт, попутно размышляя, стоит ли и правда добавить в список тех сфер жизни Шерлока, за которыми велось наблюдение, ещё и приёмы пищи.

Когда мама всё-таки положила трубку, он удовлетворённо откинулся на спинку кресла, потянулся, совершенно привычно внося в мысленный план на ближайшее время сброс хотя бы десяти килограммов, а потом поднялся и подошёл к окну.

Там действительно цвела Wisteria sinensis — и ходили люди. Как обычно, в общем-то.

Он опустил жалюзи и поморщился. Человеческая суета была ему неприятна во всех формах и проявлениях: в восторгах, в любовных причитаниях, в болтовне и прочем… шевелении. Он не любил людей.

Дверь открылась без стука, впуская секретаря с кипой бумаг.

— Что там? — спросил Майкрофт почти лениво. На удивление, работать не хотелось. Мамулин звонок сбил весь настрой.

Секретарь зашуршал бумагами, как будто был не в состоянии запомнить, что именно принёс, и начал бодро, преувеличенно чётко и слишком громко докладывать. Майкрофт скривился: ему показалось, что заболел зуб, и он резко спросил, почти не контролируя выражение лица:

— Вас никогда не привлекала служба в министерстве внешней разведки?

— Сэр? — переспросил секретарь.

— Ваши навыки… — мысленно Майкрофт пролистал досье на него, — превосходят требования к позиции секретаря.

— Мистер Холмс, — серьёзно спросил мужчина, — вас не устраивает моя работа?

Жестом Майкрофт показал, что не готов продолжать разговор, а на следующий день потребовал нового секретаря, причём лично расширил список требований и выполняемых обязанностей. Если уж нужно контактировать с живыми людьми, то пусть их будет как можно меньше. Лучше — всего один.

В общем-то, кадры всегда были проблемой британского правительства, но Майкрофт никогда в этот вопрос детально не вникал. Дело в том, что нельзя было допустить до секретных материалов человека с улицы. В то же время, нельзя было доверить сложную, требующую полной отдачи работу кому-то из безголовых индюков, уверенными рядами вышагивающих из стен Бейлиола.

Леди Смолвуд со своей протеже появилась тогда, когда Майкрофт задумался о возвращении предыдущего секретаря.

— Я предпочитаю работать с мужчинами, — отмахнулся Майкрофт, но леди Смолвуд тонко улыбнулась и сказала:

— Напрасно.

— Женщины уходят в декрет, — напомнил он.

— А мужчины — в шпионаж и внешнюю политику, — парировала она. И протеже была представлена. Стопроцентная англичанка с удлиненным подбородком, тёмными волнистыми волосами и безупречной биографией. Она ходила в туфлях с крепкими низкими каблуками, владела пятью языками и была почти выносима. Наверняка была готова шпионить для леди Смолвуд — это даже не требовалось обсуждать.

Вторую претендентку нашёл Грейвз. Она мало походила на англичанку — в ней было что-то раздражающее, кричаще-испанское. Она тоже знала пять языков, но носила шпильки и говорила громче, чем требовалось. Зато, по некоторым данным, она не стала бы передавать Грейвзу лишней информации.

Первая была несомненно предпочтительней, но что-то в ней вызывало смутные, почти неуловимые и неосознаваемые ассоциации, которых стоило бы избегать — поэтому назначение получила псевдоиспанка. Её звали Софи Гарнет.

* * *

Сегодня у Майкрофта был необычный день. Его хотели убить (во второй раз в жизни). Это едва не сделала женщина (в первый раз). И он почти на неё не был сердит.

Откровенно говоря, он должен был быть в ярости. Его охрану едва не обвела вокруг пальца какая-то аферистка (пусть и международного уровня), его костюм был безнадёжно испорчен, а вместо ужина, который он планировал завершить в спальне, он был вынужден сначала прятаться под столом, а потом — тратить время на бестолковые разговоры и посещать морг.

Но он не злился. Сидя в кабинете, он откинулся на спинку кресла, положил ноги на тумбочку и прикрыл глаза. Он мог отлично вспомнить и перестрелку, и её последствия, но принципиально не желал этого делать, предпочитая вызывать в памяти вечер старого кино, вкус красного вина и узкие изящные щиколотки несостоявшейся убийцы.

Он, конечно, знал, с кем именно ужинает в ресторане и кого везёт домой — возможно, в этом была особая прелесть: так ясно и отчётливо знать, что совершаешь ошибку, и всё-таки совершать её, наслаждаясь каждым словом и каждым мгновением.

— Мистер Холмс…

Софи вернула его мысли к отрезвляющей рутине. У неё был спокойный голос почти без интонаций, и он отлично подходил для того, чтобы зачитывать выдержки из документов или озвучивать список дел. Она уже доложила ему о тяжёлом ранении шведского министра иностранных дел (впрочем, это было в пятичасовом смс-отчёте) и о расследовании российского теракта (плачевно безуспешном), а потом добавила, как будто не очень уверенно:

— Возможно, вас заинтересует, что объект «А-сто шестьдесят пять-четырнадцать» покинул Великобританию сегодня утром… обычным для него способом и не так давно был замечен нашими французскими агентами в Париже.

— Вот как… — проговорил Майкрофт и отпустил Софи.

Пожалуй, для Гермионы это было лучшим выходом — уехать в другую страну и начать с самого начала, без политики и всего того, что так мало ей подходило. Майкрофт коснулся кольца, оставленного для связи и давно ставшего совершенно бесполезным — едва ли он стал бы тратить время на то, чтобы поддерживать связь с частным лицом, да ещё и таким… незначительным, как Гермиона Грейнджер. От кольца стоило бы избавиться.

Майкрофт снова откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, вспомнил сегодняшний вечер, почти ощутил на языке шелковистый призвук французских духов и подумал, что кольцо — маленькая дань юношеской сентиментальности, не более существенная, чем его сегодняшняя безумная выходка. Поэтому — пусть будет.

Политическая арена Великобритании никогда не была местом приятным, и чтобы держать под контролем всех скачущих на ней хищников, требовалось немало сил и энергии. У Майкрофта они были.

Тайный совет составлял только малую часть того, что требовалось контролировать: продажные чиновники в министерствах, пустоголовые парламентарии, бешеные вояки — все они по отдельности были не более чем досадными неприятностями, но вместе составляли серьёзную угрозу и национальной безопасности, и нервам Майкрофта. Магическое сообщество подливало масла в огонь: преемник Гермионы Грейнджер, Эрни МакМиллан оказался бестолковым до невозможности.

Но со всем этим можно было легко справиться, если бы не две самые большие проблемы, которые, как Майкрофт подозревал, должны были рано или поздно свести его в могилу. Первую проблему звали Шерлок Холмс. Последнюю — Эвр.

* * *

В Шерринфорде было холодно — несмотря на хорошие условия для заключённых, там всё равно было холодно — если не физически, то морально. Поправив шерстяное пальто, Майкрофт легко взбежал по ступенькам, степенным шагом миновал три поста охраны, трижды подтвердил свою личность и был встречен возле четвёртого лично директором. Этого человека назначил ещё дядя Руди — кажется, это было последнее назначение, которое он совершил, и Майкрофт не видел причин его оспаривать.

— Мистер Холмс, — директор низко наклонил голову и сделал приглашающий жест, — хорошо добрались?

Майкрофт оглядел его — скорее даже просканировал — быстрым взглядом, надеясь, что, если он окажется неблагонадёжным, какая-нибудь мелочь выдаст его.

— Сносно, — ответил он. — Пройдемте.

На всём острове только директор мистер Шелдон знал, что Майкрофт Холмс заинтересован в одной из заключённых. Её фамилии не было в документах, о ней не говорили. Ей было запрещено оказывать любого вида психологическую помощь, вызывать психиатров, вступать в любой контакт, и на то были причины.

Майкрофт давно и долго думал, почему Эвр превратилась в то, во что превратилась, о том, что делало её другой, и давно нашёл верный ответ. Теперь требовалось, чтобы этот ответ не пришёл в голову кому-то ещё.

В кабинете, экранированном от прослушивающих устройств, Майкрофт устроился в кресле, а директор остался стоять и принялся чётко, но несколько поспешно рапортовать о состоянии Эвр.

Ничего нового — на этот раз. Ни буйств, ни попыток гипноза — ничего.

— Я взгляну на неё, — сказал Майкрофт, поднимаясь. Мистер Шелдон лично проводил его к камере и привычно оставил.

За толстым стеклом в просторной белой комнате Эвр казалась очень маленькой, хотя ростом она была почти с самого Майкрофта, да и сложением отличалась крепким. Как и всегда, его приход она почувствовала спиной и, не поворачиваясь, сказала:

— Жаль, что тебя не смогли убить. Я бы посмеялась.

— Извини, что испортил веселье и выжил, — отозвался Майкрофт. Не было нужды спрашивать, откуда она узнала про убийство — она всегда знала, вот и всё. Заломило виски.

— Зачем пришёл? — она круто обернулась и бросилась к стеклу, как бешеное животное. Прижалась к нему лицом, расплющивая нос, оскалила белые зубы.

— Узнать, как твои дела, разумеется.

Голова начинала болеть всё сильнее, и Майкрофту пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать этого.

Лицо Эвр исказилось ещё сильнее, что-то злило её и при этом — жгуче интересовало. В чёрных больных глазах горел бешеный огонь, и Майкрофт не выдержал его — развернулся и почти выбежал прочь, выдохнул. Боль отступила сразу же.

Спустившись в кабинет директора, он написал распоряжение — увеличить расстояние между входом и стеклом в камере ещё на три метра.

— Мистер Холмс, — проговорил мистер Шелдон, — возможно, стоит привлечь к работе с вашей сестрой специалистов? Сейчас у нас работает отличный практик, он…

— Никаких, — прошипел, наклоняясь через стол, Майкрофт, — специалистов. Никогда.

Шелдон испуганно кивнул, а Майкрофт понадеялся, что теперь, после этого планового визита и разрешения мелких вопросов, он сможет забыть об Эвр ещё на год.

* * *

Январь 2004 года

Был глубокий вечер, медленно переходящий в ночь. Майкрофт читал досье претендентов на кресло президента России. До выборов оставалось ещё два месяца, и ставки всё повышались. Аналитика показывала, что смена политического курса сейчас была бы невыгодна для Британии, но также существовал ряд спорных вопросов.

Майкрофт не любил читать по-русски и ещё меньше любил так или иначе ввязываться в ближневосточные проблемы и конфликты, но его заключения по документам потребовали на самом высоком уровне, отказать было нельзя, поэтому он читал. Не торопился — у него была ещё неделя — но всё-таки старался закончить пораньше.

Цоканье каблуков Софи вывело его из задумчивости. Он, не поднимая головы, приказал:

— Разуйтесь.

— Сэр? — кажется, это был первый случай за полгода их совместной работы, когда она переспросила, прежде чем выполнить указание.

— И завтра же смените обувь. Отвлекает, — он поднял на нее взгляд и с определённым удовольствием проследил за тем, как она наклоняется и разувается. — Сделайте кофе.

Не хватало, чтобы она обнаружила в его словах подтекст любого рода.

Дочитав вторую из четырёх объёмных папок и допив вторую чашку кофе, Майкрофт откинулся на спинку кресла и подумал, что у Софи красивые лодыжки. Это была совершенно отстранённая мысль, которая не вызвала ни в его душе, ни в теле никакого отклика, но разум отозвался на неё благосклонно — как на созерцание произведения искусства.

— Вы устали, сэр, — заметила Софи, убирая грязную чашку и перекладывая прочитанные папки в сейф.

— У нас простой январь, — пожал он плечами в ответ. На самом деле, не считая российских выборов и пары авиакатастроф, всё было очень спокойно: Майкрофт даже лично поучаствовал в раскрытии пары дел, связанных со шпионажем, пользуясь выдавшимся свободным временем.

— Ваш брат с отличием окончил семестр, — невпопад заметила Софи. Майкрофт снова посмотрел на неё. Она выглядела как человек, который стремился… завязать беседу. Не то чтобы Майкрофт это одобрял, особенно с подчинёнными, но он сказал:

— Вот как? — ясно давая понять интонацией, что это сообщение отнюдь не стало для него чем-то неожиданным и, тем более, не содержало ничего важного.

Софи, к счастью, поняла, а потом зачем-то поправила свои чёрные, возмутительно-яркие волосы, которые и так лежали в полном порядке.

Майкрофт считал себя неплохим знатоком человеческой природы: люди были слишком просты, чтобы не понимать их, — поэтому, конечно, он понял все невербальные сигналы, которые подавала ему Софи, и подумал (только потому что это был слишком простой январь, и мозгу не хватало загрузки!), что, пожалуй, в этих сигналах нет ничего неприемлемого.

На всякий случай он приподнял бровь, как бы уточняя, что она имеет в виду этими сигналами. Она невербально ответила, и Майкрофт без малейшего сожаления указал ей на оставшиеся непрочитанными папки.

Она поспешно, но без суетливости убрала их в сейф, закрыла замок, повернулась и выжидательно наклонила голову.

Майкрофт ещё раз прикинул риски и возможные проблемы, а убедившись, что все они не слишком велики и однозначно решаемы увольнением Софи, сказал:

— Вы можете поехать со мной.

К счастью, она была достаточно умна, чтобы не задавать бесполезных вопросов.